Эйзенхауэр: неприглядная картина 4 страница

Ачесон попытался выступить в качестве посредника, опасаясь, что военные действия англичан на юге могут спровоцировать советское вторжение с севера. Хотя непримиримость Мосаддыка и разочаровала Ачесона, он сочувствовал положению иранцев. Он убедил Аверелла Гарримана поехать в Тегеран, чтобы разрядить ситуацию. Гарриман сообщил, что «сложившаяся здесь ситуация – трагический пример заочного управления вкупе с ростом национализма во всех слаборазвитых странах»121. Британцы отложили вторжение, решив начать с экономической войны. Они наложили эмбарго на импорт иранской нефти и экспорт товаров в Иран. С одобрения США Банк Англии заморозил счета Ирана и торговлю с ним. Иранская экономика постепенно замерла.

Уинстон Черчилль и его консервативная партия снова пришли к власти в октябре 1951 года и сразу стали требовать военного вмешательства. Черчилль ранее писал Трумэну, что Мосаддык – «сумасшедший старик, которому не терпится привести свою страну к катастрофе и передать ее коммунистам»122. Когда Мосаддык узнал о планах англичан организовать переворот в Иране, он закрыл британское посольство и выслал из страны его сотрудников.

Когда Эйзенхауэр стал президентом, братья Даллес встретились с Кермитом Рузвельтом, внуком Теодора Рузвельта и главным экспертом ЦРУ по Ближнему Востоку, чтобы обсудить устранение «сумасшедшего Мосаддыка»123. Джон Фостер Даллес признал, что Мосаддык – не коммунист, но боялся прихода к власти коммунистов из Народной партии Ирана, которая будет поставлять иранскую нефть Москве. Он утверждал, что скоро и остальная часть ближневосточной нефти окажется под контролем Советов. Когда разразился кризис, Мосаддык сблизился с Народной партией. Новое правительство США изображало Мосаддыка как неуравновешенного экстремиста – «не совсем нормального», по словам американского посла Лоя Гендерсона124.

ЦРУ начало негласно работать, разворачивая операцию «Аякс», которую поручили Рузвельту. Английская разведка MИ-6 оказывала всестороннюю поддержку. Но все пошло не так, как планировалось. Когда резидент ЦРУ в Тегеране выступил против этой грубо задуманной операции, назвав ее вредной для долгосрочных интересов США, Аллен Даллес уволил его. Мосаддык предал гласности участие шаха в подготовке государственного переворота и вынудил того бежать из страны.

ЦРУ тем временем скупало иранских журналистов, проповедников, военных, полицейских и членов парламента, приказывая им подстрекать людей к антиправительственным выступлениям. ЦРУ также оплатило услуги экстремистской организации «Воины ислама» – «банды террористов», согласно истории переворота, написанной ЦРУ125. В августе Рузвельт начал выпускать на улицы толпы наемников, чтобы посеять в Тегеране хаос. Он распространил слухи, что Мосаддык – коммунист и еврей. Его головорезы, прикидываясь членами Народной партии, нападали на мулл и даже разрушили мечеть. Среди мятежников был и будущий лидер Ирана аятолла Рухолла Мусави Хомейни. 19 августа 1953 года, когда в городе царила анархия, Рузвельт извлек из организованного ЦРУ укрытия генерала Фазлоллу Захеди. Захеди объявил, что шах, бежавший в Италию, назначил его новым премьер-министром. После вооруженных столкновений заговорщики арестовали Мосаддыка и тысячи его сторонников. Некоторых сразу казнили. Мосаддык был признан виновным в измене и брошен в тюрьму. Шах вернулся в Тегеран. На заключительной встрече с Рузвельтом шах поднял тост: «Я обязан своим троном Аллаху, моему народу, моей армии – и вам»126.

Американские нефтяные компании тоже выразили свою благодарность. Пять американских нефтяных компаний, которые из-за эмбарго лишились прибыли от иранской нефти, теперь получили в собственность 40 % нового консорциума, организованного для добычи иранской нефти. И США открыли шаху свою казну. В течение двух недель после переворота они предоставили Ирану 68 миллионов долларов в виде помощи в чрезвычайной ситуации, а вскоре дополнили эту помощь суммой, превышающей 100 миллионов долларов. США получили союзника и доступ к огромным запасам нефти, но при этом оскорбили гордый народ, чье негодование свержением популярного премьер-министра и восстановлением репрессивного режима еще даст о себе знать. Шах управлял страной больше 25 лет, получая сильную американскую поддержку, подтасовывая результаты выборов и полагаясь на репрессивные силы САВАК – недавно организованной разведслужбы.

ЦРУ, свергнув одно правительство, считало себя способным повторить этот подвиг в другой стране и в последующие годы не раз будет пытаться так поступить. И потому СССР, вместо того чтобы насладиться смягчением американской политики после смерти Сталина, увидел, как США навязали очередное марионеточное правительство стране, с которой у Советского Союза была общая граница протяженностью в тысячу километров, и счел это частью продолжающейся стратегии окружения.

На радостях от «успеха» операции в Иране правительство Эйзенхауэра нацелилось на маленькую, бедную центральноамериканскую страну Гватемалу. Гватемальцы сильно пострадали при правлении жестокого диктатора Хорхе Убико, пользовавшегося поддержкой США, и свергли его в 1944 году. Прежде чем к власти пришло правительство реформ, 2 % населения владели 60 % земли, в то время как 50 % населения зарабатывали на жизнь тяжким трудом на 3 % земли. Индейцы, составляющие половину населения Гватемалы, выживали меньше чем на 50 центов в день. В 1950 году гватемальцы выбрали себе президента – красивого, харизматичного 38-летнего полковника Хакобо Арбенса Гусмана. Это были удивительно честные выборы. На инаугурации в марте 1951 года он заявил, что будет стремиться к социальной справедливости и проводить реформы.

 

 

«Все богатства Гватемалы не так важны, как жизнь, свобода, достоинство, здоровье и счастье самых скромных представителей ее народа… мы должны распределить эти богатства так, чтобы те, кто имеет меньше – а их подавляющее большинство, – выиграли, в то время как те, кто имеет больше – а их так мало, – тоже выиграли, пусть и в меньшей степени. Разве может быть иначе, учитывая бедность, плохое здоровье и нехватку образования у наших людей?»127

 

 

Американские СМИ не стали тратить время зря и обрушились на коммунистическую «тиранию» в Гватемале, начав атаку задолго до того, как Арбенс успел приступить к осуществлению своих реформ. В июне New York Times осудила «гватемальскую опухоль», отметив «чувство глубокого разочарования и крушение иллюзий в отношении тенденций гватемальской политики за два месяца, прошедшие с тех пор, как полковник Арбенс стал президентом». Особенно возмутил редакторов рост влияния компартии. Они жаловались, что «политика правительства или идет параллельно, или стоит во главе продвижения русского империализма в Центральной Америке»128. The Washington Post через несколько месяцев опубликовала передовицу под названием «Красная клетка в Гватемале», где заклеймила нового председателя конгресса Гватемалы как «прямого проводника коммунистической линии», а Арбенса назвала всего лишь инструментом в руках коммунистов129.

 

 

 

Демонстрация в поддержку Мосаддыка в Иране в феврале 1953 года. Мосаддык, чрезвычайно популярный в своей стране и уважаемый во всем мире, был свергнут ЦРУ в 1953 году.

 

 

Не обращая внимания на этих критиков, Арбенс начал модернизировать промышленность и сельское хозяйство Гватемалы, а также добычу полезных ископаемых. Сделать это означало бросить вызов могуществу компании United Fruit , крупнейшего игрока в гватемальской экономике. Получившая от гватемальцев прозвище «Спрут», компания запустила свои щупальца на железные дороги, в порты, торговый флот и банановые плантации. Арбенс объявил о масштабной программе земельной реформы, начинающейся с национализации 100 тысяч гектаров земель United Fruit, больше 90 % которых она не использовала. В целом 222 500 гектаров владений компании представляли приблизительно одну пятую всех возделываемых земель Гватемалы. Арбенс предложил выплатить United Fruit компенсацию в сумме 600 тысяч долларов, рассчитанную исходя из оценки самой компанией – кстати, очень заниженной – стоимости ее земель в налоговых декларациях. Компания потребовала больше. Арбенс предпринял некоторые шаги, чтобы завладеть еще 70 тысячами гектаров. Основоположник пиара и мастер пропаганды Эдвард Бернейс, племянник Зигмунда Фрейда, уже начал кампанию, чтобы заклеймить Арбенса коммунистом. Активных союзников он нашел в New York Times . Бернейс посетил издателя Times Артура Хейса Сульцбергера. Times вскоре стала послушно публиковать статьи о коммунистической угрозе в Гватемале. Ведущие конгрессмены, включая сенатора Генри Кэбота Лоджа, чья семья десятилетиями жировала на United Fruit , осудили растущую коммунистическую угрозу130.

Трумэн тоже опасался предполагаемой коммунистической угрозы, исходящей от Гватемалы. В апреле 1952 года он устроил торжественный обед для диктатора Никарагуа Анастасио Сомосы, который долго был персоной нон грата в Вашингтоне. Сомоса заверил представителей Госдепартамента, что если США обеспечат его оружием, то он и изгнанный из Гватемалы полковник Карлос Кастильо Армас избавятся от Арбенса. Правительство Трумэна решило свергнуть Арбенса в сентябре 1952 года, но пошло на попятную, когда об американской причастности к заговору стало известно131.

У Эйзенхауэра таких терзаний не было. Он назначил послом в Гватемале Джека Перифуа. Перифуа, не знавший испанского языка, служил в Греции, где его роль в восстановления монархии принесла ему прозвище «афинский мясник». Фотография греческой королевской семьи по-прежнему красовалась у него на столе. Его склонность носить на поясе пистолет подсказала его жене другое прозвище: Перифуа с пистолетом132. До событий в Греции он помог произвести чистку Госдепартамента от либералов и левых. Арбенс пригласил на обед нового американского посла с супругой. Они шесть часов спорили о коммунистическом влиянии в гватемальском правительстве, о земельной реформе и отношении к United Fruit . Перифуа отправил госсекретарю Даллесу длинную телеграмму, подробно описывая содержание беседы, которая закончилась «моим глубоким убеждением в том, что если президент и не коммунист, то вполне может таковым стать»133.

С точки зрения Перифуа, это означало быть инструментом Москвы: «Коммунизм насаждается Кремлем во всем мире, и любой, кто думает иначе, не знает, о чем говорит»134. В действительности коммунизм в Гватемале возник на местной почве и Гватемальская партия труда не зависела от СССР. Коммунисты занимали только четыре места из 56 в конгрессе и ни одного поста в кабинете министров. Партия насчитывала около 4 тысяч членов при населении страны в 3,5 миллиона.

Предположить, что у United Fruit были друзья среди сильных мира сего в правительстве Эйзенхауэра, было бы преуменьшением. Юридическая фирма братьев Даллес Sullivan and Cromwell составила соглашения 1930 и 1936 годов между United Fruit и Гватемалой. Предшественник Аллена Даллеса в ЦРУ, заместитель госсекретаря Уолтер Беделл Смит, в 1955 году станет вице-президентом компании. Помощник госсекретаря по межамериканским делам Джон Мурс Кэбот был ее крупным акционером. Его брат Томас Дадли Кэбот, занимавшийся вопросами международной безопасности в Госдепартаменте, был раньше президентом United Fruit, глава СНБ генерал Роберт Катлер – председателем правления. Джон Макклой раньше был членом правления. А американский посол в Коста-Рике Роберт Хилл войдет в правление немного позднее.

Беспокойство об интересах United Fruit усилило и без того глубокий антикоммунизм министров Эйзенхауэра. В августе 1953 года представители администрации решили свергнуть Арбенса посредством тайной операции. Один американский чиновник предостерег: «Если вдруг станет известно, что США пытались повторить в Гватемале чехословацкий вариант, это повлияет на наши отношения в Западном полушарии, а возможно, и во всем мире… пагубным образом»135. Но такого рода предупреждения на Аллена Даллеса не действовали, и он попросил организатора переворота в Иране и главного резидента ЦРУ на Ближнем и Среднем Востоке Кермита (Кима) Рузвельта возглавить операцию «Успех», однако Рузвельт отказался, опасаясь, что название операции совершенно не отражает возможного развития событий. Тогда Даллес остановил свой выбор на полковнике Альберте Хейни, бывшем резиденте ЦРУ в Южной Корее, и поручил ему руководство операцией на месте, а Трейси Барнса назначил командовать психологической войной. Как указывает Тим Вейнер в своей истории ЦРУ, у Барнса была классическая биография сотрудника ЦРУ той эпохи. Детство он провел в поместье Уитни на Лонг-Айленде, где было частное поле для гольфа, затем окончил частную школу Гротон, Йельский университет и юридический факультет Гарварда. Во время Второй мировой войны служил в УСС, тогда же взял в плен немецкий гарнизон, заработав Серебряную звезду. Но поскольку Барнс заслужил репутацию путаника, наблюдать за операцией поручили бывшему директору ЦРУ Уолтеру Беделлу Смиту, протеже Даллеса136.

 

 

 

Гватемальский президент Хакобо Арбенс Гусман обращается к своим сторонникам в 1954 году. После того как его реформа нанесла ущерб прибылям компании United Fruit, его заклеймили как коммуниста, а в 1954-м отстранили от власти в ходе переворота, осуществленного военной хунтой по планам ЦРУ.

 

 

В конце января 1954 года просочилась информация, что США сотрудничают с полковником Кастильо Армасом, который готовит войска для вторжения. Тогда гватемальское правительство обратилось к Чехословакии с просьбой о поставке оружия. США громко осудили вмешательство Советов в дела Западного полушария. Председатель сенатской комиссии по иностранным делам Александр Уили назвал «предположительно масштабную поставку оружия» «частью генерального плана мирового коммунизма»137. Спикер палаты представителей счел это «атомной бомбой на заднем дворе Америки»138.

New York Times удивительным образом сменила свое мнение на прямо противоположное, и корреспондент Сидни Грусон начал освещать в газете разворачивающийся гватемальский кризис, очень точно передавая народное возмущение произволом и голословными обвинениями американцев. Грусону только что разрешили въезд в страну: в феврале его выслали с формулировкой «нежелательный элемент»139. 21 мая он написал, что американское давление «вернулось бумерангом», вызвав «большую степень национального единства, чем имела [Гватемала] в последнее время». Даже гватемальские газеты, «которые обычно находятся в постоянной оппозиции, – продолжал он, – сплотились, чтобы защитить деятельность правительства». «Обе газеты, – отметил он, – резко раскритиковали то, что они назвали готовностью США вооружить правых диктаторов в нашем полушарии, при этом отказываясь выполнить законные требования Гватемалы»140. В другой статье, размещенной на следующий день на первой полосе, Грусон подробно изложил утверждение гватемальского министра иностранных дел, что Госдепартамент помогал эмигрантам и диссидентам внутри страны, пытающимся свергнуть правительство. Он сообщил, что Госдеп оказывал давление на Гватемалу, требуя увеличить компенсационные выплаты United Fruit до 16 миллионов долларов, и процитировал утверждение министра иностранных дел, что «Гватемала – не колония США и не ассоциированная страна, которой нужно разрешение американского правительства для приобретения всего необходимого ради обороны и безопасности; она отвергает претензии [США] на контроль над законными действиями суверенного правительства»141. 24 мая Грусон заверял читателей, что Соединенные Штаты настаивают вовсе не на том, на чем следовало бы, и только провоцируют «резкий всплеск национализма и антиамериканизма»142. С этого момента дни Грусона как репортера Times в Гватемале были сочтены. За обедом Аллен Даллес поговорил со своим другом, коммерческим директором Times, а тот передал его жалобы издателю Сульцбергеру. Грусону пришлось паковать чемоданы и переезжать в Мехико143.

Тем временем Перифуа и другие американские чиновники вели активную пропаганду и кампанию по распространению дезинформации как в Гватемале, так и в соседних с ней государствах, чтобы дискредитировать правительство Арбенса и ослабить его. В июне 1954 года подготовленные ЦРУ наемники напали на Гватемалу с баз в Гондурасе и Никарагуа. Их поддерживала американская авиация. Когда первая атака не увенчалась успехом, Эйзенхауэр предоставил Кастильо Армасу дополнительные самолеты. Даже англичане и французы отказались от участия в такой откровенной агрессии. Генри Кэбот Лодж, американский посол в ООН, высказал своим английскому и французскому коллегам недовольство и пригрозил отозвать американскую помощь Англии из Египта и с Кипра, а Франции – из Туниса и Марокко, если они не поддержат США относительно Гватемалы144.

27 июня Арбенс, считая сопротивление бесполезным, передал власть военной хунте, возглавляемой начальником штаба армии. Вечером он в последний раз обратился к народу по радио и заявил: «Ответственность за происходящее лежит на United Fruit и правящих кругах США». Он также предупредил о «двадцати годах кровавой фашистской тирании»145. В тот вечер резидент ЦРУ и один из агентов посетили главу хунты и сказали ему: «Вы просто не соответствуете требованиям нашей внешней политики»146. Когда он отказался уйти, ЦРУ сбросило бомбы на главную военную базу и на правительственную радиостанцию. Кастильо Армас, прошедший обучение в Форт-Ливенуорте (штат Канзас), прилетел в Гватемалу на самолете американского посольства и возглавил новое правительство. 30 июня Даллес обратился к американскому народу и поздравил его с победой «демократии» над «советским коммунизмом». Он объявил, что ситуацию «спасли сами гватемальцы»147. Один английский дипломат, потрясенный лицемерием Даллеса, заметил по поводу этого выступления: «В некоторых местах слышались интонации Молотова, говорящего о… Чехословакии, или Гитлера – об Австрии»148.

Вскоре Кастильо Армас посетил Вашингтон и заверил Никсона в верности хозяину. «Скажите мне, что вы хотите, чтобы я сделал, и я это сделаю», – пообещал он вице-президенту149. За оказанную помощь США в следующие два года ему выплатили 90 миллионов долларов – в 150 раз больше, чем правительство реформ получило за десятилетие. Он установил жесточайшую военную диктатуру и был убит три года спустя. United Fruit вернула свои владения.

Даллес сказал, что Гватемала спасена от «коммунистического империализма», и объявил о начале «новой и великолепной главы в великой традиции американских государств»150. Отставной полковник морской пехоты, принимавший участие в перевороте, позднее писал: «Наш “успех” привел к репрессивному режиму военной хунты и гибели более 100 тысяч гватемальцев»151. Реальный список убитых, возможно, включал в два раза большее число жертв. Похоже, Арбенс был весьма оптимистичен, когда предсказывал «двадцать лет кровавой фашистской тирании». Кровавая фашистская тирания в Гватемале на самом деле продолжалась целых сорок лет.

Пока представители правительства Эйзенхауэра праздновали победу, укрепившись в убеждении, что тайные операции можно использовать для свержения популярных правительств, другие извлекли из произошедшего совсем другие уроки. Среди свидетелей «смены режима» в Гватемале был молодой аргентинский врач по имени Эрнесто Че Гевара, живший в столице Гватемалы и наблюдавший старания Арбенса проводить реформы. Он написал своей матери из аргентинского посольства, где нашел убежище во время резни, последовавшей за сменой власти. Арбенс совершил одну серьезную ошибку, утверждал Че Гевара: «Он мог бы вооружить народ, но не захотел – и мы видим результат». Несколько лет спустя, когда придет время защищать кубинскую революцию, Че не повторит эту ошибку152. Революция столкнулась с главным контрреволюционным вызовом в 1961 году, когда вторгшаяся в страну армия эмигрантов, поддерживаемая США, потерпела сокрушительное поражение на Плайя-Хирон в заливе Кочинос (в переводе с испанского – залив Свиней). Кое-кто из тех, кто сыграл ведущую роль в гватемальском перевороте 1954 года, также отличились в фиаско 1961-го, и среди них – посол Уильям Поули, сотрудники ЦРУ Говард Хант и Ричард Биссел, Трейси Барнс и Аллен Даллес.

В это время во Вьетнаме разворачивались события еще большего значения. В апреле 1954 года крестьянская освободительная армия Хо Ши Мина под командованием генерала Во Нгуен Зиапа, а также их сторонники-крестьяне протащили чрезвычайно тяжелые зенитные орудия, минометы и гаубицы через, казалось бы, непроходимые джунгли и горы и взяли в осаду растерянные французские войска в Дьенбьенфу. Невероятно, но факт: США покрыли 80 % затрат французов, чтобы помочь колонизаторам удержать власть. В августе 1953 года Эйзенхауэр объяснил действия правительства: «Когда Соединенные Штаты выделяют 400 миллионов долларов в помощь одной из сторон военного конфликта, мы вовсе не занимаемся благотворительностью. Мы выделяем средства на самый дешевый способ предотвратить возникновение ситуации, которая имела бы катастрофические последствия для США, нашей безопасности, нашей власти и способности получить то, что нам нужно, из богатств Индонезии и Юго-Восточной Азии»153. Он опасался цепной реакции, того, что страны этого региона станут одна за другой попадать в руки коммунистов, вплоть до Японии, что падут одна за другой, как костяшки домино. Никсон с ним согласился: «Если Индокитай падет, Таиланд окажется в почти немыслимом положении. То же справедливо и для Малайи, а она богата каучуком и оловом. То же справедливо и для Индонезии. Если этот огромный кусок Юго-Восточной Азии окажется полностью под контролем коммунистов или хотя бы попадет под коммунистическое влияние, Япония, торгующая с этим регионом (а она должна с ним торговать, если хочет выжить), будет неизбежно ориентироваться на коммунистический режим»154. Журнал US News and World Report отказался от красивых слов о борьбе за свободу угнетенных народов и заметил: «Тому, кто победит в Индокитае, будет открыт один из богатейших регионов мира. Вот что на самом деле так тревожит США… олово, каучук, рис, ключевое стратегическое сырье – вот за что на самом деле ведется война. США считают, что этот регион необходимо удержать – любой ценой»155.

Французы попросили помощи. Хотя Эйзенхауэр отказался отправлять в Индокитай американские наземные войска, они с Даллесом рассматривали различные возможности предотвратить грозящее французам поражение. Чиновники Пентагона составляли планы операции «Гриф» – кампании бомбардировок позиций Вьетминя[81]. Обсуждали и возможность применения двух-трех атомных бомб. Уже после этого начальник штаба ВВС генерал Натан Твайнинг отмечал:

 

 

«Мы [с Рэдфордом] считали, что следует сделать вот что – а я до сих пор считаю, что это была неплохая мысль, – взять три небольшие тактические атомные бомбы… местность-то весьма изолированная… Там целый день можно раздумывать, куда именно сбросить бомбу – чтобы уже точно не ошибиться и сбросить ее именно туда, куда надо. Никакого сопротивления. Вымести оттуда всех коммунистов – и все, оркестр может играть “Марсельезу”[82], а целые и невредимые солдаты – стройными рядами выходить из Дьенбьенфу. А коммунисты еще и подумают: “Ну, эти ребята могут снова провернуть такое дельце. Нужно быть с ними поосторожнее”»156.

 

 

Эйзенхауэр обсуждал применение атомных бомб с Никсоном и Робертом Катлером из СНБ 30 апреля 1954 года. Министр иностранных дел Франции Жорж Бидо и другие французские представители сообщили, что Даллес еще неделю назад предложил им две атомные бомбы. Позже Эйзенхауэр и Даллес обсудили такую возможность, но применение атомных бомб в то время, конечно, шло бы вразрез с американской политикой. Ни англичане, ни французы не считали это разумным или выполнимым. Существуют доказательства и того, что на «новое оружие» наложили вето, поскольку позиции Вьетминя в Дьенбьенфу располагались слишком близко к французским солдатам, и при атомном ударе те неизбежно пострадали бы. Так Эйзенхауэр сказал Уолтеру Кронкайту в 1961 году: «Мы не хотели применять оружие, способное уничтожить территорию на многие мили вокруг, в том числе и разрушить сам город Дьенбьенфу»157.

Многие ученые верят в правдивость слов Эйзенхауэра и Даллеса о том, что они не одобряли применение ядерного оружия, но предложение США упомянуто в дневниках и мемуарах французского генерала Поля Эли, министра иностранных дел Жоржа Бидо и генерального секретаря МИД Жана Шовеля. Министр внутренних дел Франции просил премьер-министра Ланьеля обратиться с запросом о предоставлении бомбы158. Макджордж Банди тоже считает вполне вероятным, что Даллес поднял данный вопрос с Бидо – кстати, это утверждает и сам Бидо, – частично из-за того, что предполагаемое предложение в точности совпало с сообщением Даллеса в НАТО о необходимости превращения ядерного оружия в обычно применимое. В конце апреля Совет по планированию политики СНБ снова обсудил перспективу применения ядерного оружия во Вьетнаме. Когда Роберт Катлер поднял вопрос на встрече с Эйзенхауэром и Никсоном, как свидетельствуют документы, они снова рассмотрели предоставление французам нескольких единиц «нового оружия». Несколько лет спустя Эйзенхауэр вспоминал все совершенно иначе. Он сказал своему биографу Стивену Амброзу, что ответил Катлеру: «Да вы, ребята, должно быть, свихнулись. Нельзя применять эти жуткие штуки против Азии во второй раз за десятилетие. Господи!»159

Хотя в то время ядерное оружие и не применили, Эйзенхауэр все же одобрял рекомендацию КНШ: в случае вмешательства китайской армии США ответят атомной бомбой, а не наступлением сухопутных войск160.

Накануне пресс-конференции, где Эйзенхауэр развил свою «теорию домино», сенатор от штата Массачусетс Джон Ф. Кеннеди выступил в сенате против предлагаемого вмешательства армии США. Он отмахнулся от оптимистической болтовни, которой американские и французские деятели кормили общественность в последние три года, включая недавние гарантии французской победы, озвученные Артуром Рэдфордом и госсекретарем Даллесом: «Никакая американская военная помощь в Индокитае не сможет одолеть врага, который одновременно присутствует везде и нигде; “врага народа”, пользующегося сочувствием и тайной поддержкой народа»161. Сенатор Линдон Джонсон незадолго до этого сказал, что он «против отправки американских солдат в индокитайское болото, где они будут проливать кровь, чтобы увековечить колониализм и эксплуатацию народов Азии»162.

Через 56 дней, 7 мая, французский гарнизон сдался. Представители США, Франции, Англии, СССР и КНР встретились в Женеве. Даллес пробыл там недолго, но достаточно для того, чтобы его неудовольствие стало очевидным. Он отказался обмениваться рукопожатием с министром иностранных дел КНР Чжоу Эньлаем или сидеть рядом с делегатами-коммунистами и вообще отказывался от всего, что ему предлагали, так что позднее секретарь британского министра иностранных дел Энтони Идена опишет его «почти патологическую гневливость и мрачность»163. Несмотря на то что Вьетминь контролировал большую часть страны и считал себя вправе управлять ею целиком, его представители уступили советскому и китайскому давлению и приняли предложение, которое ненадолго отсрочит объединение Вьетнама и позволит Франции сохранить лицо. Стороны договорились временно разделить Вьетнам по 17-й параллели: войска Хо должны были отступить на север, а войска, поддерживаемые французами, – на юг. В окончательном варианте декларации четко говорилось: «Военная демаркационная линия является временной и не может быть истолкована как являющаяся в какой-либо мере политической или территориальной границей»164. В соглашении также предусматривалось, что ни одна из сторон не позволит иностранным государствам создавать военные базы на данной территории и не будет вступать в военные союзы.

Вьетминь согласился с текстом документа в основном потому, что на июль 1956 года были запланированы всеобщие выборы, которые должны были объединить страну. США отказались подписывать соглашения, но обещали не противиться их выполнению. Однако на самом деле США нарушили свое обещание в тот самый момент, когда представитель США генерал Уолтер Беделл Смит произносил его.

Пока у власти на юге оставался Бао Дай, США никак не могли бы удержать Вьетнам за собой. Крестьяне не знали Бао Дая, интеллигенция презирала его как французскую марионетку, в то время как Хо воспевали как борца за национальное освобождение и спасителя страны165. Пока французские войска готовились к выводу из страны, американцы плели интриги, спеша сменить Бао Дая и поставить на его место Нго Динь Дьема – католика и консерватора, только что вернувшегося в страну после четырех лет изгнания; Бао Дай назначил его премьер-министром. Благодаря помощи Эдварда Лэнсдейла Дьем не стал тратить время зря и принялся сталкивать конкурентов между собой, а также начал волну репрессий против бывших членов Вьетминя на юге. Последних казнили тысячами.

В 1955 году Дьем провел референдум и попросил жителей юга выбрать между ним и Бао Даем. С помощью Лэнсдейла Дьем победил, «получив» 98 % голосов избирателей. Американские покровители Дьема создали организацию «Американские друзья Вьетнама». Среди поклонников Дьема были кардинал Фрэнсис Спеллман, Джозеф Кеннеди, сенаторы Майк Мэнсфилд, Губерт Хэмфри и Джон Ф. Кеннеди. Ослепленные неприятием коммунизма и верой в то, что этот аскет, католик и борец за независимость сумеет переломить ситуацию, несмотря на численное превосходство противника, они не стали обращать внимание на то, что было очевидным для таких наблюдателей, как Ганс Моргентау – политолог и специалист по внешней политике из Чикагского университета. После посещения Вьетнама в начале 1956 года Моргентау так отзывался о Дьеме: «Человек… действующий с хитростью и жестокостью восточного деспота… будучи государственным деятелем, живет за счет своей оппозиции коммунизму, но при этом создает точную, до мельчайших деталей, копию того тоталитарного режима, против которого выступает». Моргентау в общих чертах обрисовал ситуацию, не позволявшую действовать открыто девяти из 11 оппозиционных партий: «Свободы печати не существует», и «никому не известно, сколько людей и при каких обстоятельствах расстреливают каждый день верные режиму военные»166.