История реформаторов
Приюты
Приюты возникли в результате светского гуманистического реформаторского движения, которое было на подъеме после войны 1812 г., и сочетали нравственное воспитание со строгой дисциплиной. Эти заведения имели целью изолировать находятся в опасности детей от развращающей среды их домов и ведений для взрослых и отчасти заменить им семью и общину. Считалось, что преступность тесно связана с бедностью. В 90-х гг. 19 в. Иллинойский совет общественной благотворительности предостерегал, что «ребенок, воспитанный в невежестве и пороптавший в результате этого нищим или преступником, в очередь, скорее всего, станет родителем преступников», бедных подвергались наибольшему риску оказаться в гении. Дети иммигрантов считались наиболее подверженными безнравственному влиянию городских гетто. Уже в 1850 г. бедных иммигрантов составляли почти две трети обитателей приютов. Считалось, что эти дети являются жертвами культурного конфликта между старосветскими понятиями и ценностями своих родителей и нормами нового американского общества, в связи с чем возникает, увы, потребность в заведениях по воспитанию нравственности. Хотя согласно идеологии реформаторов целями этих заведений считались воспитание и реабилитация, военный распорядок жизни и суровая дисциплина, царившие в приютах, выдавали их карательную направленность.
Хотя приюты просуществовали недолго, уступив свое место в 60-х гг. XIX в. реформаториям — исправительным заведениям для несовершеннолетних преступников, «в них успела сложиться традиция использовать лишение свободы в качестве наказания за любые виды отклоняющегося поведения» (1. С. 47). Юридическое наследие приютов включает три важных нововведения: 1) законодательство о приютах проводило различие между несовершеннолетними и взрослыми преступниками; 2) эти законодательные акты рекомендовали вынесение неопределенных приговоров; 3) законодательство о приютах расширило сферу действия уголовного правосудия, включив в нее заботу о неисправимых и беспризорных детях. Приютам, этим заменителям семейного очага XIX в., были предоставлены широкие дискреционные права кровных родителей, подкрепленные легитимизирующей силой формального права.
В конце концов приюты утратили общественную поддержку, не сумев должным образом выполнить свою роль как заменителей семейного очага. По мнению Саттона, «в приютах делался слишком большой акцент на суровой дисциплине и наказаниях, и вскоре они стали ни чем иным, как местом изоляции недисциплинированных детей» (1. С. 47). Причину упадка приютов следует искать не только в утрате движущих стимулов, но также в конфликтах между группами реформаторов внутри самого движения сторонников приютов. Упадок приютов наступил в результате обострения противоречия между их воспитательной и общественно-регулятивной функциями. Как пишет Саттон, «в то время как идеологическая легитимность приютов требовала акцента на исправлении несовершеннолетних посредством нравственного воспитания, политическая легитимность требовала усиления акцента на общественной безопасности, дисциплине и надзоре». Проблема юридического обоснования деятельности приютов постоянно довлела над ними до самого конца.
Во второй половине XIX в. реформаторы сочли приюты неэффективными и отказались от них. Но на этом новом этапе сторонники движения «За спасение детей» использовали при разработке программы реформ многие из прежних положений. Они продолжали настаивать на том, что «колыбелью» преступности является семья. В связи с этим для профилактики правонарушений и осуществления программы воспитания и реабилитации требовалось изолировать ребенка от негативного воздействия семьи. Во второй половине XIX в. по требованию сторонников движения законодательные органы по всей Америке приняли постановления, в которых были перечислены категории отклоняющегося поведения, характерные для несовершеннолетних, сфера действия закона была распространена на уголовно наказуемое поведение несовершеннолетних и рекомендовалось создание специальных исправительных заведений для недисциплинированных подростков. Поскольку считалось, что государство действует в лучших интересах ребенка, соответствующей процедуры и процедурной защиты не предусматривалось.
В своей «Динамике инноваций» Саттон дает блестящий статистический анализ связи между процессами создания реформаториев и принятия законодательства о неисправимых несовершеннолетних преступниках и беспризорниках во всех 50 штатах. Саттон установил, что создание реформаториев в США опережает или совпадает по времени с принятием законодательства, распространяющего юрисдикцию суда на малолетних беспризорников и неисправимых преступников. Такой вывод указывает на то, что реформаторий «был фактором, сыгравшим решающую роль в изменении юридического статуса детей в XIX в.» (1. С. 101). Реформаторий способствовал осознанию подростковой преступности как особой категории отклоняющегося поведения, включающей проступки.
Энтони Платт, видный специалист по движению «За спасение XIX в., дал наиболее ясный анализ движущих сил этих реформ системы правосудия по делам несовершеннолетних и классового характера движения и его институтов. Одним из наиболее существенных моментов в его работах является глубокое исследование основных действующих лиц этой социально-политической драмы. По мнению Платта, «движение «За спасение детей» было движением средних слоев общества, основанное обеспеченной неработающей категорией граждан для содействия тем, кто оказался на более низкой ступени социальной иерархии».
Возникшее в основном по замыслу образованных женщин из средних и высших слоев движение давало им доступ в общество, которого они были лишены в соответствии с традиционными представлениями о рамках социальной активности женщин. «Они энергично защищали добродетели традиционной семьи», хотя дома изнывали от скуки. Участие в движении «За спасение детей» позволило им обрести цель и открывало простор для деятельности, не выходящей за рамки социально приемлемых видов деятельности женщин. Ведь, в конце концов, они просто занимались проблемами детей! Платт пишет: «Участники движения осознавали, что побудительной причиной их заботы о таких социальных аутсайдерах как иммигранты, бедняки и дети, являются не только высокие идеалы равенства и справедливости. Филантропическая деятельность позволяла им заполнить вакуум в собственной жизни, который возник как следствие заката традиционной религии, незанятости по работе и скуки, подъема общественного образования и упадка общинной жизни в обезличенных перенаселенных городах» (4. С. 77).
В идее реформатория, принятой на вооружение преобразователями пенитенциарной системы в конце XIX в., были учтены последние крупные достижения юридической мысли о природе и цели лишения свободы. Высказывалось мнение, что помещение в исправительные заведения наиболее благотворно сказывается именно на несовершеннолетних. Трудные подростки будут изолированы от взрослых в «закрытых приютах», где на них не будет сказываться разлагающее влияние городской жизни и взрослых преступников. Поскольку считалось, что государство действует в лучших интересах ребенка, требовалось соблюдение лишь минимальных юридических требований. Поскольку назначением реформаториев должно было быть не наказание, а реабилитация, судебное разбирательство не проводилось. Поскольку целью было исправление, считались приемлемыми неопределенные приговоры. Чтобы не создавалось впечатления о снисходительно-сентиментальном отношении к воспитанникам, в программу реформаториев были включены строевая подготовка, физкультура, профессиональное обучение, общеобразовательные и религиозные предметы. Одним словом, воспитанникам прививались ценности средних слоев и профессиональные навыки, необходимые представителям низших слоев, и тем самым они готовились занять свое место в производственной сфере американского общества. Предполагалось, что наказания предназначаются только для непокорных.
Американцы из средних и высших слоев общества были глубоко озабочены массовым притоком в американские города иммигрантов и теми обычаями, которые они привозили с собой. Потребность в деятельности по «спасению детей» выросла до невиданных размеров. Во второй половине XIX в. приток иммигрантов еще более вырос, а с ним углубились такие проблемы как бедность, безработица и социальная нестабильность. Платт отмечает, что движение «За спасение детей» было «составной частью более широкого общественного движения, которое не ограничивалось реформой организационных форм и ставило перед собой задачу возрождения и спасения общества» (4. С. 55). Итак, потребность в «спасении детей» выросла до невиданных размеров. Одно из главных обвинений Платта в адрес движения заключается в том, что оно способствовало распространению государственного контроля на целый ряд явлений в жизни несовершеннолетних, борьба с которыми не велась или велась неформальными методами, а именно проступки, характерные для детей бедняков: тунеядство, попрошайничество, бродяжничество, половая распущенность, невосприимчивость к воспитанию, пьянство, прогулы. Проводимые движением «За спасение детей» «реформы имели целью определить и упорядочить зависимый статус несовершеннолетних» (4. С. 99).
Хотя риторика представителей движения временами имела направленность в защиту интересов детей и их благополучия, основная идеология соответствующих заведений, наследие Зебулона Бр'окуэя, главного идеолога движения сторонников рерорматориев и директора первого реформатория, была «жесткой и бескомпромиссной. Подавление и муштра были неотъемлемыми элементами программы «воспитания»... Строевая подготовка, «тренировка воли», многочасовой утомительный труд заставляли сущность схемы, по которой строилась жизнь в Реформаториях» (4. С. 73).
Как справедливо отмечает Платт, «движение «За спасение и» не ограничивалось преобразованием организационных форм системы общественного контроля над несовершеннолетними. Оно имело также символическое значение, так как претендовало на роль защитника священных общественных устоев: семьи как элементарной ячейки общества, сельской общины, постулата о превосходстве протестантов, родившихся в Америке, над другими гражданами, представления о назначении женщины как хранительницы домашнего очага, необходимости строгого семейного воспитания и ассимиляции иммигрантов» (4. С. 74).
Таким образом, функция содействия общественному прогрессу оказалась тесно увязанной с задачей жесткого контроля.
Учреждение суда по делам несовершеннолетних
По мнению Платта, при учреждении суда по делам несовершеннолетних проблема преступности несовершеннолетних рассматривалась авторами этой идеи как социальная, а не как политическая. В связи с этим обсуждались в основном методы «лечения» этого социального недуга, а не вопросы перераспределения власти в целях решения проблем безработицы, бедности и расстройства социального организма.
Однако политический характер проблемы преступности несовершеннолетних проявился в методах проведения реформ и теоретическом обосновании принимаемых мер. В Чикаго, где был принят Акт об Иллинойском суде 1899 г., женщины-реформаторы под руководством Люси Флауер из Чикагского женского клуба и Джулии Латроп из организации «Халл Хауз» призвали широкие круги мужчин-политиков и интеллигентов оказать поддержку предлагаемым ими реформам, предусматривавшим учреждение суда по делам несовершеннолетних.
В 1898 г. в коллегию адвокатов была внесена резолюция, и коллегия, совместно с главным судьей окружного суда и видными представителями движения «За спасение детей», разработала проект закона о суде по делам несовершеннолетних. Законопроект был внесен в Палату представителей и Сенат в феврале 1899 г. В марте состоялось слушание, на которое были приглашены лишь мужчины-представители движения «За спасение детей» и чикагской коллегии адвокатов. В последний день сессии при содействии губернатора штата и спикера Палаты представителей был принят акт, «регулирующий обращение и надзор над находящимися на иждивении запущенными и склонными к правонарушениям детьми». Классовый характер этого закона проявился в том, что его создатели исходили из псевдонаучных теорий второй половины XIX в., обосновывавших представления о врожденной неполноценности определенных социально-этнических групп.
Согласно традиционной исторической интерпретации факта принятия закона об Иллинойском суде по делам несовершеннолетних 1899 г., реформаторы исходили из высоких побуждений и ставили перед собой задачу наиболее полного удовлетворения интересов ребенка. Однако более поздние исследования указывают на то, что движение реформаторов выражало корпоративные интересы господствующего социального класса, которому было нужно сохранить контроль над развивающимся и принимающим все новые формы движением рабочего класса, теоретические воззрения которого обогащались опытом, полученным иммигрантами из стран Европы у себя на родине.
По мнению Платта, традиционные представления о гуманном характере движения «За спасение детей» не соответствуют действительности. «Участников движения ни в коем случае не следует считать сторонниками свободы или гуманистами» (4. С. 134). Движение «За спасение детей» и созданный им суд по делам несовершеннолетних изначально имели консервативную направленность и выражали интересы средних слоев общества.
Суд по делам несовершеннолетних и соответствующее законодательство несли на себе печать авторитаризма. Дело изображалось таким образом, что дети нуждаются в дисциплине и надзоре. Теперь, если семья принадлежала к низшим слоям общества, то священные родственные узы, связывающие родителя и ребенка, могли оказаться под контролем государства. У родителей, признанных неспособными выполнять свои обязанности в соответствии с требованиями государства, отбирали детей. Стирание грани между детьми, «находящимися на иждивении» и «склонными к правонарушениям» давало государству право наказывать детей, еще не совершивших правонарушений или имевших несчастье родиться в бедной семье.
В основу закона о суде по делам несовершеннолетних был положен принцип, предоставляющий государству широкие дискреционные права. Предполагалось, что вместо родителей о детях будет заботиться суд. Поскольку конечной задачей суда по делам несовершеннолетних провозглашалось е наказание, а реабилитация и отправление правосудия при соблюдении индивидуального подхода, судебного разбирательства и процессуальной защиты не предусматривалось. Зависимый статус несовершеннолетних являлся достаточным основанием для произвольного вмешательства в жизнь детей. В духе этих представлений высказался в 1899 г. совет общественной благотворительности: «Любой ребенок находится в зависимом положении. Зависимость — это его естественное состояние». Такие же взгляды на несовершеннолетних были высказаны судьей Уильямом Ренквистом в 1984 г. в его заключении по делу «Шелл против Мартина», где он от имени большинства призывал к профилактическому содержанию несовершеннолетних под арестом: «Несовершеннолетние, в отличие от взрослых, всегда в той или иной форме находятся под опекой».
Следует отметить, что Акт о суде по делам несовершеннолетних не представлял собой существенного отступления от идеологии сторонников приютов первой половины XIX в. Напротив, учреждение судов по делам несовершеннолетних во всех штатах кроме двух к 1928 г. было попыткой унификации •существующей судебной практики и создания формальной юридической структуры, в которой все больше использовались неформальные, сомнительные с точки зрения конституции методы работы.
Протесты в судебном порядке против этих методов стали обычным делом после 1870 г., когда отец Дэниэла О'Коннела обратился в Верховный суд с требованием рассмотреть вопрос о законности содержания сына в чикагской исправительной школе. Судья Торнтон постановил, что решение о помещении мальчика в исправительную школу было неконституционным, поскольку принималось без судебного разбирательства, хотя данное заведение имело статус «исправительного дома для детей» и представляло собой «неизбежное зло, соседства с которым порядочные люди стремятся избежать».
В своем определении, побудившем сторонников движения «За спасение детей» начать борьбу за принятие законодательного акта, обеспечивающего движению легитимность, Торнтон писал: «Может ли государство иметь более широкие права, чем родители, в каких-либо случаях, кроме тех, в которых существует необходимость наказания за преступление? Действующее законодательство предусматривает «надежный присмотр» за ребенком: они требуют поместить его в соответствующее заведение, и только отпускное удостоверение или произвольное решение опекунского совета могут дать заключенному подростку возможность вдохнуть воздух свободы вне стен своей тюрьмы, почувствовать при соприкосновении с беспокойным миром вкус к взрослой жизни... Заключение может продолжаться от 1 года до 15 лет в зависимости от возраста ребенка. Несовершеннолетний не может быть освобожден из-под стражи по амнистии, так как не нарушал закона. Закон о неприкосновенности личности, призванный быть надежным гарантом свободы, здесь не срабатывает, поскольку неограниченные полномочия государства обусловливают окончательность судебного решения о лишении свободы. Такое ущемление естественного права на свободу есть произвол и притеснение. Если при отсутствии факта преступления, без установления вины за совершенное правонарушение юные граждане нашего государства лишаются свободы «в интересах общества», тогда было бы лучше вернуть общество в прежнее состояние и признать крах свободной формы правления... Благополучие и права ребенка должны обязательно учитываться... Даже преступника нельзя осудить без надлежащего судебного разбирательства» (4. С. 104).
Сам состав первого в США суда по делам несовершеннолетних в Кук-Каунти, штат Иллинойс, выдает его карательную направленность и поставленную перед ним задачу установить государственный контроль над рядом сторон жизни молодежи, в отношении которых ранее использовался неформальный подход: в штат суда входили 21 сотрудник по работе со школьниками-прогульщиками, 16 офицеров полиции, 36 частных граждан, привлекавшихся время от времени для надзора за условно осужденными, и одна «цветная женщина», занимавшаяся работой с негритянской молодежью. Основной костяк в суде составляли офицеры полиции и сотрудники по работе со школьниками-прогульщиками, настроенные в пользу ускоренного рассмотрения дел несовершеннолетних на основе законодательства, стирающего различия между судебным решением законом. Анализируя протоколы заседаний суда за первые периоды его работы, Платт выяснил, что «свыше 50% дел о правонарушениях были возбуждены на основании обвинений в нарушении общественного порядка», «прогулах», «аморальном поведении», «бродяжничестве» и «невосприимчивости к воспитанию» (4. С. 140).
Акт о суде по делам несовершеннолетних способствовал увеличению числа исправительных заведений для подростков, но почти ничего не изменил во внутренней жизни этих заведений. По словам Саттона, «учреждение суда по делам несовершеннолетних не предполагало существенных изменений в юридическом статусе детей и не сопровождалось целенаправленным выделением людских или финансовых ресурсов. Суд выполнял в первую очередь функцию юридической ширмы, за которой штаты укрепляли и законодательно оформляли свою приверженность дискреционному социальному контролю над детьми» (1. С. 197).
Критика суда по делам несовершеннолетних по конституционным мотивам как не обеспечивающего необходимой процедурной защиты была недостаточной. Саттон упоминает о выступлении Дж. Мэрфи в одном социологическом журнале с критикой в адрес суда в связи с 30-летием его учреждения. В умеренных тонах Мэрфи обвинил суд в тех самых недостатках, на которые нам открыли глаза социологи и историки ревизионистского направления 60-х и 70-х гг. XX в.: — «несправедливости, дискриминации, перегруженности делами, недостаточной укомплектованности кадрами, имперском характере и явной неспособности предотвратить преступность несовершеннолетних и оградить детей от заведений, оказывающих на них вредное влияние» (5, 1).
Акт об Иллинойском суде по делам несовершеннолетних 1899 г., ставший образцом законодательства при разработке аналогичных актов в других штатах, выполнил задачу формализации, упорядочения, упрощения и распространения на всех подростков процедуры, которая в некоторой степени уже существовала до принятия данного законодательства.
Опираясь на представления, коренящиеся в пуританском осознании Америкой обязанностей детей, родителей и государства, одно поколение реформаторов за другим «видоизменяли эту основную идею с учетом текущих политических потребностей, задач исправления практических промахов и сохранения положительных результатов институционной деятельности предыдущего поколения» (1. С. 240). Реформаторская деятельность усиливалась в годы социальной нестабильности в ответ на рост обеспокоенности общества относительно социальных беспорядков. Хотя система в том виде, в каком мы ее сегодня знаем, не выполняет задачу реабилитации, предотвращения отклоняющегося поведения, восстановления социального порядка, морали и т.д., она продолжает разрастаться, поглощая все больше ресурсов, с возрастающим профессионализмом вовлекаясь в политический процесс оправдания своего существования и проникая своими щупальцами в жизнь все большего числа детей. Какое значение имеет вышеприведенный исторический обзор для нашего понимания современной ситуации?