Электронная библиотека научной литературы по гуманитарным 75 страница

Право, предъявленное до войны в публичном порядке, будучи оспариваемо, легко признается утратившим силу

XIX. Сказанное нами о том, что право, существовавшее до войны, нельзя считать просто утраченным, должно строго соблюдаться относительно прав частных лиц, но в отношении прав государей и народов легче допустить некоторую взаимную уступку, если только слова и не лишенные доказательности предположения позволяют это сделать. Так бывает в том случае, если право, о котором идет речь, не было установлено окончательно, но оставалось спорным. Ведь человеколюбие заставляет предполагать, что поставлено целью устранить самые семена войны.

Тот же Дионисий Галикарнасский, чьи слова я только что приводил, пишет "Не столько надлежит помышлять о поддержании дружбы в настоящем, сколько позаботиться о том, чтобы не быть вновь вовлеченным в войну, ибо мы собрались не для продления, но ради устранения зла" (кн. III). Эти последние слова почти буквально заимствованы из речи Исократа "О мире".

Имущество, захваченное после заключения мира, подлежит возврату

XX. Все захваченное после заключения мирного договора имущество, несомненно, подлежит возврату, поскольку с этого момента же отменено право войны.

Некоторые правила относительно соглашения о возврате имущества, захваченного на войне

XXI. В соглашениях, касающихся возвращения имущества, захваченного на войне, в первую очередь необходимо давать более распространительное толкование статьям, содержащим взаимные обязательства, по сравнению с односторонними (Альциат, "Заключения", V, 17) Далее, статьи, касающиеся возврата людей имеют преимущество перед теми, которые относятся к возврату имущества, а среди последних относящиеся к земельным владениям имеют преимущество перед относящимися к имуществам движимым, статьи, относящиеся к государственным имуществам, - перед относящимися к частным имуществам. Из статей, касающихся частных имуществ, преимущество имеют предписания о возврате имуществ, обладаемых на условиях прибыльных, перед предписаниями о возврате имуществ, обладаемых на условиях обременительных, как, например, в случае наличия закладной на собственность или в случае владения имуществом в качестве приданого (Цицерон, "Об обязанностях", кн. II)

О доходах

XXII. Когда по мирному договору кому-либо уступается имущество, то к соответствующему лицу переходят также доходы со времени уступки, но на за ранее истекшее время. Это правильно отстаивает Цезарь Август против Секста Помпея который после уступки ему Пелопоннесса требовал представления себе одновременно и податей, причитавшихся за истекшие годы (Аппиан, "Гражданская война", кн. V)

О наименованиях областей

XXIII. Названия областей должны приниматься согласно обыкновению настоящего времени11, по обычаю не столько простого народа, сколько сведущих лиц; ибо такого рода дела подлежат обсуждению людей сведущих.

О ссылке на предшествующее соглашение, а также о лице, которое действует

XXIV. Широкое применение имеют следующие правила. Всякий раз, как делается ссылка на предшествующий или старый договор, признаются повторенными все оговорки и условия, выраженные в предшествующем договоре Совершающим действие должно признавать того, кто имел намерение его совершить, если он встретит препятствие со стороны того, с кем у него имелся спор (Квинтилиан, "Речи", CCCXLIII).

Об отсрочке

XXV. Утверждение некоторых о том, что извинительным считается краткосрочное промедление, неправильно, за исключением случаев непредвиденного неминуемого препятствия12. Ибо неудивительно, что некоторые каноны относятся благосклонно к такого рода изъятиям, так как их долг составляет побудить христиан к тому, что способствует взаимной приязни. Но в вопросе толкования договоров мы не добиваемся ни наилучшего, ни даже того, чего требуют от каждого религия и милосердие, но того, к чему возможно принудить, поскольку весь вопрос ставится в пределах права, которое мы назвали внешним.

В случае сомнения толкование направлено против того, кем навязаны условия

XXVI. Сомнительный смысл предпочтительно толковать против того, кто поставил условия13, что обычно свойственно более могущественному (Ганнибал говорит, что диктует условия мирного договора тот, кто дарует мир, а не тот, кто о нем просит). Сходным образом толкование направлено против продавца, ибо он виноват в том, что выражается неясно (L Veteribus. D de ipactis).

Другая сторона ввиду многозначности толкований вправе принять то, что ей выгодно. Этому не противоречат слова Аристотеля "Где дружба существует ради пользы, там польза принимающей стороны бывает мерилом должного".

О различии между созданием новой причины войны и, нарушением мира

XXVII. Повседневный интерес представляет вопрос о том, когда следует считать мир нарушенным. Это то, что греки называют "нарушением доверия". Ведь не одно и то же - подать новый повод к войне и нарушить мир, ибо имеется весьма значительная разница между тем и другим как относительно наказания, которому должен подвергнуться правонарушитель, так и в отношении освобождения потерпевшей стороны от соблюдения верности.

Мир нарушается тремя способами: или действием, противоречащим тому, что предусматривается всяким миром; или действием, противоречащим тому, что явно выражено в мирном договоре: или же действием, противоречащим тому, что надлежит заключать из особой природы мира.

Каким образом мир нарушается попранием существенных условий любого мирного договора?

XXVIII. Противоречит тому, что присуще всякому миру. совершение враждебного действия вооруженной силой, особенно когда отсутствует какая бы то ни было новая причина войны. Если же возможно привести здесь какое-либо приемлемое оправдание, то предпочтительнее предположить наличие правонарушения без вероломства, нежели с вероломством. Едва ли есть надобность напоминать следующие слова Фукидида "Нарушают мир не те, кто отражает силу силой, а те. кто первый совершает нападение"14.

Установив это положение, необходимо рассмотреть, причиненное кем и против кого вооруженное нападение расторгает мир.

Что предпринять, если союзники причинят насилие?

XXIX. Мне известно, что существуют авторы, которые полагают, что если что-либо подобное совершают союзники, то мир тем самым нарушен. Я не отрицаю возможности заключения соглашения с подобными пунктами, не с тем, чтобы за чужое деяние был ответственен другой, но с тем, чтобы мир считался заключенным не окончательно, а лишь под условием отчасти произвольным, отчасти случайным.

Однако не следует предполагать, что мир был заключен именно таким образом, если только это не представляется очевидным. Соответствующее предположение противно правилам и не согласуется с общими пожеланиями заключающих мир сторон. Следовательно, те, кто совершит враждебные действия без помощи других, ответственны за расторжение мира; и против них, а не против других будет обращено право вести войну. Это противоположно тому, что фивяне некогда возражали против союзников лакедемонян (Павсаний, кн. IX).

Что если то же совершат подданные, а также при каких условиях следует считать их образ действий одобренным государством?

XXX. Если нападение вооруженной силой совершают подданные без повеления государства, то необходимо будет исследовать, возможно ли деяние частных лиц признать одобренным государством.

Для этого требуются, как видно из сказанного выше, троякие условия: осведомленность о деянии, власть наказывать и оставление деяния без последствий (кн. III, гл. XXI, II и ел.). Осведомленность удостоверяется фактами явными или обнаруженными. Власть наказывать предполагается, поскольку не установлено, что было восстание. Истечение промежутка времени, требуемого обычно в каждом государстве для наказания преступлений, свидетельствует о непринятии мер государством. Такая небрежность имеет силу распоряжения власти. И не должно понимать иначе сказанное у Иосифа Флавия Агриппой о парфянском царе, а именно - что последний считал бы мир нарушенным, если бы его подданные выступали в поход против римлян.

Что если подданные служат другим державам?

XXXI. Нередко возникает вопрос, имеет ли место указанное правило, если чьи-нибудь подданные не сами по себе начнут военные действия, но станут на службу к другим, ведущим I дойну. Несомненно, цериты у Тита Ливия снимают с себя ответственность, ссылаясь на то, что их сограждане не имели соизволения государства на участие в военных действиях (кн. VII). Таково же было самооправдание родосцев (Геллий, кн. VII. гл. 3).

И правильнее заключить об отсутствии дозволения подобного образа действий, если только обладание разрешением I да него не будет доказано достаточно убедительными доводами. Это иногда случается по древнему примеру этолиян, у которых считалось законным из всякой добычи получать себе часть15.

Сила приведенного обычая, по словам Полибия, была такова16: "Хотя не сами они ведут войну, а другие - их друзья или союзники. - тем не менее этолиянам угодно без государственного разрешения объединяться с обеими воюющими сторонами17 и грабить обе стороны" (кн. XVII). О них же Ливии пишет следующее: "Они дозволяют своему юношеству сражаться против своих союзников; такой обычай лишен только санкции государственной власти. И враждующие войска обеих воюющих сторон нередко имели в своем составе этолийские вспомогательные отряды. Некогда этруски, отказав жителям города Вейи в военной помощи, не чинили препятствий своим юношам добровольно идти на эту войну" (Ливии, кн. V).

Что если подданным причинен ущерб? Проводится различие

XXXII. 1. В свою очередь, следует считать нарушением -мира, если вооруженное нападение производится не только против всего организма государства, но также против его подданных, конечно, при отсутствии к тому особого основания. Ведь мир заключается ради безопасности всех граждан, поскольку он есть государственный акт в интересах целого и его частей. Мало того, если возникнет новая причина войны во время мира, полагается защищать себя и своих граждан. Ибо естественно, как говорит Кассий, отражать военную силу силой (L. vim vi. D de vi et vi arm.) Оттого нельзя легковерно предполагать отказа от враждебных действий между равными. Прибегать же к отмщению или добывать силой отнятое имущество дозволено не иначе, как после отклонения предложения прибегнуть к третейскому суду. Последнее ведь влечет за собой отсрочку, тогда как первое не влечет.

2. Если же преступный образ действий чьих-либо подданных станет столь повседневным и противным природе18, что можно ожидать постоянного повторения таких поступков, то следует предполагать, что это делается с одобрения их правителей; при этом, когда обратиться против подданных в суд нет возможности, как в случае морских разбойников, у них дозволено добывать обратно отнятое имущество и воздавать отмщение, как сдавшимся на милость победителя. Но нападать на том основании вооруженной силой на других, невинных, есть нарушение мира.

Что если ущерб причинен союзникам? Опять-таки проводится различил

XXXIII. 1. Нападение вооруженной силой на союзников тоже нарушает мир19, но лишь нападение на таких союзников, относительно которых имеются указания в условиях мирного договора, как мы показали при рассмотрении спорного вопроса о Сагунте (кн. II, гл. XVI, XIII). Подчеркивают это и коринфяне в речи, приведенной у Ксенофонта в шестой книге "Греческой истории", в словах: "Все мы вам всем поклялись".

Если сами союзники не заключили мира, но вместо них это сделали другие, то тем не менее должно прийти к тому же решению с момента, когда установлено, что союзники утвердили мир; ибо пока не известно, пожелают ли они утвердить его. они остаются на положении врагов.

2. Что же касается прочих союзников, например, связанных кровным родством и свойством, которые не состоят ни в числе подданных, ни среди упомянутых в мирном договоре, то они находятся в иных условиях: нападение на них не может рассматриваться как расторжение мира (Цеполла, "Заключения", DCXC; Децио, "Заключения", DXXXI). Тем не менее отсюда не следует, как мы также сказали выше, что война по этому основанию не может возникнуть, но такая война возникает по новой причине.

Каким образом нарушается мир деянием, противоречащим тому, что предусмотрено в мирном договоре?

XXXIV. Мир расторгается, как мы отметили, и деянием, противоречащим тому, что предусмотрено в мирном договоре. Под таким деянием разумеется также и несовершение надлежащего действия в надлежащее время.

Следует ли проводить различие между статьями мирного договора?

XXXV. Я здесь не стану приводить разделения статей мирного договора на имеющие большее и меньшее значение. Все статьи, включенные в мирный договор, должны, по-видимому, иметь достаточно большое значение, чтобы подлежать соблюдению. Человеколюбие, преимущественно христианское, снисходительно отнесется к более легким провинностям, в особенности если они сопровождаются раскаянием, так что применимо следующее изречение

Кто кается в содеянном, почти невинен тот

(Сенека, "Агамемнон").

Но чтобы возможно лучше обеспечить соблюдение мира, рекомендуется к статьям меньшего значения добавить примечания о том, что противоречащие им деяния не нарушают мира20 (см выше, кн. II, гл. XV, XV), или о том, что прежде чем прибегнуть к оружию, должно обратиться к третейскому судье. Последнее по словам Фукидида, было предусмотрено в Пелопоннесском мирном договоре (кн. VII).

Что если предусмотрено также наказание?

XXXVI. По моему мнению, существует такое соглашение, если предусмотрено какое-нибудь специальное наказание21, я так считаю не потому, что я не знаю, возможно ли договориться, чтобы тот, кому нанесена обида, имел право выбора между наказанием и расторжением соглашения, но потому, что природа сделки требует того. что я сказал. Так оно на самом деле и есть и уже установлено нами выше (кн. III, гл. XIX, XIV), да и подтверждено авторитетом истории, что мира не нарушает тот, кто после заключения соглашений не соблюдает последних, если они нарушены другой стороной; ибо он связан ими только под условием взаимного соблюдения их.

Что если необходимость создает препятствие?

XXXVII. Когда в каком-нибудь деле непреодолимая сила препятствует исполнению одной из сторон данного обещания, например, в случае гибели или похищения вещи, или невозможности возврата ее вследствие какого-либо случайного обстоятельства, тогда мир не будет считаться расторгнутым; ибо, как мы заявили, он обыкновенно не зависит от случайного условия. Но другая сторона может или выждать, если имеется какая-либо серьезная надежда на исполнение обязательства, или согласиться на возмещение стоимости вещи, или освободиться от соблюдения других взаимных или равноценных условий.

Мир остается в силе, если это угодно потерпевшему

XXXVIII. Разумеется, даже после нарушения соглашения невиновной стороне принадлежит право соблюдать мир, как поступил Сципион после совершения карфагенянами многих вероломных деяний (см. выше, кн. III, гл. XIX).

Никто не освобождается от исполнения обязательства путем нарушения последнего. И даже если оговорено, что в силу соответствующего деяния мир считается нарушенным, такая оговорка должна толковаться в интересах невиновной стороны, которая может пожелать ею воспользоваться.

Каким образом мир нарушается деянием, направленным против того, что составляет отличительную особенность мирного договора?

XXXIX. Наконец, мы сказали, что мир расторгается действием, противоречащим особой природе мира.

Что подпадает под наименование союза дружбы?

XL. 1. Если что-нибудь совершено против дружбы, то расторгается мир, заключенный под условиями дружбы, ибо то, что между другими лицами требует обязанность одной только дружбы, здесь должно быть выполнено также в силу договора. И сюда - но отнюдь не ко всякого рода миру (ибо ведь бывают и договоры не ради союза дружбы, кал нас учит Помпоний. - L. Postliminii. D. de capt) - я отношу многие вопросы, касающиеся правонарушений без применения вооруженной силы, а также вопросы причинения ущерба, представляющие предмет рассуждений ученых юристов; подходит сюда следующее положение Цицерона: "Если наносится оскорбление после примирения, то это рассматривается не как случайность, а как преступление и признается не неосторожностью, а вероломством" ("В защиту Габиния"). Однако в таком случае, насколько возможно, не следует усматривать в деянии злостного характера.

2. Поэтому причинение вреда лицу, хотя и связанному узами дружбы со стороной в мирном договоре или являющемуся ее подданным, не будет считаться совершенным против самой стороны, если только такое деяние совершено не с явной целью нанести ей оскорбление.

Римские законы следуют этому правилу естественной справедливости в случае проявления по отношению к рабам жестокости (L item si cui, D de iniur Instit servis eod. tit.; Александр, "Заключения", II, 3). Прелюбодеяние и посягательство на невинность приписываются скорее вожделению, чем желанию порвать дружбу; и захват чужой собственности влечет скорее обвинение в новом акте алчности, чем в нарушении доверия.

3. Разумеется, угрозы насилием, не вызванные никакой новой причиной, противоречат дружбе. Сюда я отношу возведение пограничных крепостей в целях не обороны, а нападения; а также чрезвычайный набор войск, если явно видно, что такие приготовления производятся для нападения на область не кого-либо иного, но того, с кем заключен мир.

Является ли деянием, противоречащим союзу дружбы, принятие подданных и изгнанников?

XLI. 1. Принятие отдельных подданных, которые пожелают перейти из одного подданства в другое, не противоречит дружбе22. Ведь это - не только естественная, но и полезная свобода, как мы сказали в другом месте (кн. II, гл. V, XXIV)

К этому же я приравниваю предоставление изгнанникам убежища. Ибо у государства нет уже никаких прав в отношении его изгнанников, в связи с чем мы выше приводили выдержку из Еврипида. Персей у Тита Ливия (кн. XLII) разумно говорит: "К чему открыт простор изгнания, если у изгнанника на свете нигде нет прибежища?". А Аристид во второй речи "О Левктрах" заявляет: "Предоставление убежища изгнанникам - общее право людей".

2. Разумеется, не дозволено принимать под свою власть ни целые города, ни большие скопления людей, входящие составной частью в другие государства, как мы указали раньше23. Не разрешается принимать тем более тех, кто благодаря принесенным клятвам или по иной причине обязан службой или рабской покорностью. Выше было упомянуто о том что у некоторых народов введено сходное правило правом народов для тех, кто стал рабом в силу войны. Что же касается выдачи лиц, которые, не будучи изгнаны, уклоняются от законного наказания, то мы также говорили об этом в другом месте (кн. II. гл. XXI, III и сл.).

Каким образом война может быть прекращена жребием?

XLII. Ставить исход войны в зависимость от игры случая - жребия не всегда представляется дозволенным. Это разрешается лишь тогда, когда речь идет об имуществе над которым мы имеем полную собственность. Ибо охрана жизни подданных, их невинности и тому подобного составляет столь ответственный долг государства и забота о благе государства столь важна для государя, что никак нельзя упустить тех мероприятий, которые наиболее естественны в целях защиты себя самих и прочих. Если тем не менее тот, кто подвергся несправедливому военному нападению, настолько явно уступает противнику, что не оказывается никакой надежды на успешное сопротивление, то, по-видимому, ему остается возможность предложить решить дело жребием, дабы избегнуть неминуемой опасности. Это, действительно, составляет наименьшее зло.

Каким образом она может быть прекращена условленным сражением и дозволено ли это?

XLIII. 1. Далее следует весьма спорный вопрос о сражениях определенного числа лиц, когда о них договариваются в целях окончания войны, например, о сражениях по одному от каждой стороны, как между Энеем и Турном, Менелаем и Парисом; по двое от каждой стороны, как между эголиянамн и элейцами; по трое с обеих сторон, как между римскими Горациями и альбанскими Куриациями; по триста с обеих сторон, как между лакедемонянами и аргивянами (Павсаний, кн. V).

2. Если иметь в виду только внешнее право народов, то не подлежит сомнению, что такого рода состязания дозволены, ибо ведь это право дозволяет умерщвление любых врагов. Если придерживаться мнения древних греков, римлян и прочих народов о том, что каждый - с полным правом хозяин своей жизни, то указанные сражения не встречают порицания даже со стороны внутренней справедливости. Но мы уже сказали, что подобное мнение противно здравому разуму и господним заповедям (кн. II, гл. XIX, V, и гл. XXI, I [ XI]). А что против любви к ближнему погрешает тот, кто ради сохранения имущества, без которого можно обойтись, убивает человека, это мы также доказали в другом месте и доводами рассудка, и авторитетом святых пророчеств (кн. II, гл. I, XII и сл.).

3. Добавим теперь, что погрешает и против себя, и против бога тот, кто так низко оценивает жизнь, дарованную ему богом как великое благодеяние. Если вопрос ставится о деле, достойном войны, как, например, о спасении многих невинных, то тогда необходимо сражаться всеми силами. Прибегать же к условленному сражению как к свидетельству справедливости дела или орудию суда божьего - тщетно и чуждо истинному благочестию (Фома Аквинский, II, II, вопр. 95, ст. 8; Каэтан, на это).

4. Существует одна только вещь, которая может узаконить и оправдать подобного рода состязание, а именно - если иначе должно ожидать неизбежной победы того, кто питает преступные замыслы, влекущие за собой великое побоище невинных. Нельзя, стало быть, ничего вменить тому, кто пред-; почтет прибегнуть к поединку на таком основании, если это обещает ему наиболее вероятную надежду на успех. Но верно также и то, что хотя некоторые неблаговидные действия не встречают одобрения со стороны других, однако они дозволены во избежание более тяжких бедствий, которых иначе невозможно избежать (Каэтан, там же) Так, во многих местах терпимы и взимание ростовщических процентов, и проституция женщин.

5. Как замечено нами там, где речь шла о предупреждении войны (кн. II, гл. XXIII), если двое государей, между которыми идет спор о короне, готовы между собой решить вопрос поединком, то народ может это допустить во избежание большего бедствия, угрожающего в противном случае; то же самое нужно сказать применительно к необходимости положить конец войне (Эгидий Регий, спор 32, сомн. вопр. 2, 18). Таким образом Кир вызывал на бой ассирийского царя24; и у Дионисия Галикарнасского Меций полагает, что не противоречило бы справедливости, если бы государи народов сами разрешали спорные дела между собой оружием25, когда предмет спора составляет вопрос власти и достоинства их самих, а не их народов (кн. III) Так, мы читаем о том, что император Ираклий26 сражался на поединке с сыном персидского царя Хосроем

Обязывает ли деяние государей в таких случаях народы?

XLIV. Впрочем, те, кто ставит разрешение споров в зависимость от исхода указанных сражений, могут отчуждать только принадлежащее им самим право; в царствах, которые не состоят в вотчинном владении, не может быть передачи права тому, кто не обладает им. Поэтому для действительной силы соглашения необходимо изъявление согласия как народа, так и тех, кто имеет права наследования, если соответствующие лица уже родились. В феодах, которые не являются свободными, требуется также согласие сюзерена или сеньора.

Кого следует признавать победителем?

XLV. 1. Часто в таких сражениях возникает вопрос, кого из двух следует признать победителем27. Могут считаться побежденными лишь те, кто пал смертью или же был обращен в бегство. Так, у Ливия признаком побежденного является отступление в свои пределы или в свои укрепленные места28 (кн. III).

2. У трех выдающихся историков - Геродота, Фукидида и Полибия предложены три спорных вопроса относительно победы, из коих первый относится к условленному сражению. Но если хорошенько разобраться, то окажется, что исход всех этих сражений не приводил к решительной победе. Ибо аргивяне не отступили как обращенные в бегство Отриадом, а отошли ночью, считая себя победителями, намереваясь объявить об этом своему народу (Геродот, кн. I). И коринфян не обратили в бегство коркиряне, ибо коринфяне после удачного сражения, завидев сильный афинский флот, отступили, не рискнув своими силами померяться с афинянами (Фукидид, кн. I). Что касается Филиппа Македонского, то он, захватив лишь корабль Аттала, покинутый экипажем, отнюдь не обратил в. бегство флот. Вот почему, как замечает Полибий, он скорее выдавал себя за победителя, нежели сознавал себя победителем (кн. XVI).

3. Прочие факты, как-то: собирание трофеев, передача убитых на погребение29, вызов на повторное сражение, которые можно найти в указанных местах и кое-где у Ливия (кн. кн. XXIX и XL) в качестве несомненных признаков одержанных побед, сами по себе еще ничего не доказывают, поскольку не свидетельствуют наряду с прочими признаками о бегстве неприятеля. Конечно, в сомнительном случае приходится признать обращенным в бегство того, кто отступил с поля битвы. А если нет твердых доказательств одержанной победы, то все остается в том положении, которое было до сражения; и, следовательно, необходимо прибегнуть или к войне, или к новым соглашениям.

Каким образом война оканчивается третейским судом; причем, такого рода третейский суд не допускает обжалования

XLVI. 1. Прокул учит нас, что существует двоякого рода третейское посредничество (L. societatem. D. pro socio). Одно - это то, когда мы должны подчиняться как справедливому, так и несправедливому решению, что, по словам Прокула, имеет место постольку, поскольку к третейскому посредничеству обращаются при наличии взаимного соглашения о подчинении его решениям. Другое посредничество касается таких дел, когда следует обратиться к посредничеству справедливого мужа; пример такого рода мы имеем в заключении Цельса: "Если вольноотпущенник обещает клятвенно исполнить любую услугу в такой мере, в какой сочтет нужным патрон, то решение патрона вступит в силу только в том случае, когда это решение будет справедливо для вольноотпущенника" (L. si libertus. D. de op. lib.).

Хотя подобное толкование клятвенного обещания и могло быть установлено римскими законами, тем не менее оно не соответствует простоте слов, рассматриваемых самих по себе. Однако остается правильным то, что третейское посредничество может быть допущено как тем, так и другим способом. В задачу посредника может входить только примирение, что" мы читаем об афинянах, как посредниках между родосцами и Димитрием; или же посредник выступает в качестве судьи, решению которого должно подчиняться во всяком случае. Последний вид и есть тот вид посредничества, о котором мы ведем здесь речь и о котором кое-что нами уже сказано выше, когда мы говорили о способах избежания войны (кн. II, гл. XXII [гл. XXIII]).

2. Хотя внутригосударственный закон и может предусматривать условия обращения к такого рода посредникам и в некоторых странах установил, что их решения дозволено обжаловать вследствие их несправедливости, тем не менее это не может иметь места в отношениях между царями и народами30. Ибо ведь здесь не имеется никакой высшей власти, которая могла бы как утверждать, так и расторгать узы данного взаимно обещания. Стало быть, должно соблюдать безусловно постановления посредников, будь то справедливо или несправедливо. Так что тут уместно привести следующее место из Плиния: "Каждый, кого кто-либо изберет судьей по своему делу, есть судья верховный" (предисловие к "Естественной истории"). Одно - исследование вопроса об обязанностях третейского посредника, другое - об обязательствах сторон, заключивших соглашение о посреднике.

В сомнительном случае нужно считать" что постановление третейских суден должно сообразоваться с правом

XLVII. 1. Говоря об обязанностях третейского посредника, необходимо различать, выбран ли он в качестве судьи или же с более широкими полномочиями. Последнее Сенека считает как бы свойственным третейскому посреднику, заявляя: "Судьба правого дела кажется более надежной, если оно передано судье, а не третейскому посреднику; ибо первый связан формулой, которая устанавливает ему определенные границы, коих он не должен нарушать, тогда как второй свободен и совесть его не стеснена никакими узами: он может ограничивать и расширять свое решение и выносить его не в соответствии с законом и правилами справедливости, а по внушению человечности и милосердия" ("О благодеяниях", кн. III, гл. 7).