Возрасты духовной жизни.

Священное Писание и святые отцы двумя образами поясняют, что есть разные воз­расты духовной жизни, но в обоих случаях одинаково признают, что человек, всту­пивший на путь спасения, проходит три степени в своем духовном развитии. В первом случае они различают: рабство, наемничество и сыновство (Лк. 15, 17, 31; Ин. 8, 35; 10, 12; Гал. 4, 7)¹, во втором — младенчество (новоначалие), юношество (средний возраст, «преуспеваю­щие») и мужество — старчество (совершенство) (1 Кор. 13, 11; 1 Ин. 2, 12-13; Еф. 4, 13-14)². Такова наиболее часто встречающаяся терминология, но иногда находим и другие наименования для сих возрастов духовной жизни³. Я при изложении предмета оба эти образа совмещу в один общий. Но прежде чем перейти к их раскрытию, сделаю несколько замечаний.

Нужно сказать, что как вообще невозможно явления ду­ховной жизни укладывать в треугольники (или иные гео­метрические фигуры) и требовать, чтобы их можно было решать чуть ли не младенцам, да еще с помощью четырех правил арифметики, так, в частности, нет никакой возможности провести точную границу, демаркационную линию, выражаясь военным языком, между вышеуказанными со­стояниями внутренней жизни. Но если незаметен переход из одного состояния в другое, то нельзя того же сказать об общей картине в целом. И мы всегда легко можем по признакам, которые будут указаны ниже, определить, в каком мы, так сказать, классе находимся или в какой школе: низ­шей, средней или высшей. Такой экзамен время от времени необходимо себе устраивать, ибо может случиться, что хотя мы уже долгое время ходим в училище спасения и как буд­то нам пора уже быть чуть ли не в духовном университете, на деле выйдет, что мы сидим еще на азах и не затвердили даже спасительного алфавита⁴.

Дальше. Как мы видели и еще не раз увидим, каждая страсть имеет свои степени развития, равным образом и со­ответствующая ей добродетель. Иными словами, в одном возрасте духовной жизни страсть и добродетель одним об­разом действует в человеке, в другом — по-другому, так что

-261-

новоначальному не перенести искушений зрелого возраста, не вместить и дарований его. Но кроме этих частных при­знаков, посредством которых очерчиваются возрасты ду­ховной жизни, есть еще и общие, с помощью коих мы легко можем определить, кому работаем, Богу или диаволу. Они заключаются, главным образом, в обладании теми или иными дарованиями Божиими и требуют большой осто­рожности при своем применении. При пользовании ими надо остерегаться увидеть в себе нечто, тогда как на самом деле мы — ничто, ибо многие принимали свет бесовский за свет Божественный и уклонение от страданий за настоящее бесстрастие. Однако приведу выписку из св. Иоанна Лест-вичника⁵, показывающую, как нам должно поступать и в данном случае.

«Во всех твоих начинаниях и во всяком образе жизни, в подчинении ли ты находишься или неподчинении, види­мое ли твое делание или духовное, — говорит преподобный отец, — да будет сие тебе законом и правилом: испытывай, истинно ли они Бога ради совершаются! Например, если мы, будучи новоначальными, делаем что-нибудь с приле­жанием, но от сего делания не умножается в душе нашей прежде снисканное смирение, то не думаю, чтобы труд наш был по Богу, мал ли он или велик. Ибо в нас, младенчест-венных, признак того, что делание наше согласно с волею Бо-жиею, есть успеяние в смирении; в средних — прекращение внутренних браней; а в совершенных — умножение и изоби­лие божественного света».

Другие отцы сравнивают новоначального с человеком, ходящем при тусклом свете звезд. Видны только общие очертания громадных предметов (обычных страстей и пря­мых добродетелей), но и при всем том грозит постоянная опасность упасть в яму или даже бездну. Потому требуется зрячий во тьме путеводитель — старец.

Кто подвизается в среднем чине, тот подобен человеку, шествующему при полной луне. Он видит то, чего не ви­дит идущий в потемках, и может последнему до некоторой степени предсказать грядущее падение, если заметит ров, к которому тот приближается. Но в то же время подвизаю­щийся в среднем чине сам еще требует большого попече­ния. Даль для него сливается в сплошную темную полосу; мелких камешков, а может быть, и драгоценных вещей он по дороге не видит.

-262-

Наконец, достигший совершенства, очистивший внут­ренние очи сердца от страстей при помощи благодати, видит вокруг себя ясно, как человек с чистыми глазами в яркий солнечный день. Всякому приходящему он может сказать, что его ожидает на пути спасения не сегодня, а на несколько лет вперед, ибо весь путь вопрошающего освещен совершен­ному Солнцем Правды — Христом. Ничто, скрытое для дру­гих тьмою страстей и пороков, не укрывается от него.

Вот как говорит об этом состоянии преп. Исихий, пре­свитер Иерусалимский⁶:

«Когда, возмогая о Христе Иисусе, начнем мы тещи в трезвении твердо установившемся, тогда сперва является нам в уме как бы светильник какой, держимый нами рукою ума и руководящий нас на стези мысленные; потом как бы луна в полном свете, вращающаяся на тверди сердечной; наконец, как солнце, — Иисус, подобно солнцу, сияющий правдою, т. е. показующий Себя Самого и Свои всесветлые светы созерцаний».

Теперь перейдем к подробному выяснению возрастов духовной жизни каждого в отдельности.

I. Новоначальный возраст, или состояние раба.Всякий, начинающий работать Богу после пробуждения от долгого греховного сна, неминуемо оказывается на этой первой ступени. И на ней нужно ему надолго задержаться и пора­ботать. Перескочить прямо на вторую — я уже не дерзаю сказать на последнюю — невозможно. Тот, кто, прельщае­мый заманчивостью такого скачка, решается на это, попа­дает неминуемо в прелесть. Однако мы очень и очень часто наблюдаем в жизни явления, когда человек, будучи желто­ротым птенцом, требующим младенческой пищи, начинает присваивать себе права следующей ступени и пытаться тво­рить дела, свойственные подвизающимся среднего чина. И получается только вред для духовной жизни. Но об этом я скажу подробнее в конце параграфа.

Состояние новоначального прежде всего характеризу­ется рабским страхом. Он дрожит от ужаса перед той геен­ной, которую уготовал себе своими делами, боится того страшного ответа, который ему надлежит дать перед Пра­ведным Судией. Страх смерти всюду его преследует. Он не смеет ни на что надеяться — в прошлом у него одни грехи, будущее неопределенно, а в настоящем он еще не сделал

-263-

ничего. Только в минуты отчаяния он призывает на помощь себе надежду на милосердие Божие, чтобы бес страшного уныния и тоски, который нередко встречает в начале спаси­тельного пути подвизающегося, не потопил душу в глубине безнадежности. Об этом еще и пророк Давид молился (Пс. 68, 15-16). Страх за свои ежедневные поступки, вплоть до мелочей, боязнь ответственности, которую придется нести за них, увеличивается еще оттого, что новоначальный видит, что ничего не видит. Правда, это уже много, ибо валяющие­ся в сластях в миру и того не видят, а считают себя всезнай­ками, непогрешимыми, обладают крайним самомнением, но все же это мало их утешает.

Подобные настроения вызывают в человеке соответст­венные добродетели и соответственное поведение, может быть, миру и домашним не совсем приятное или даже сов­сем неприятное, но всячески любезное спасающемуся. Хотя это иго ему и режет плечи, однако других способов предохранить себя от искушений он не видит. Если бес­пристрастно взглянуть на дело, то каждый поймет, что иных поступков, чем нижеуказанные, и нельзя ожидать от человека, охваченного чувством страха.

Так как новоначальный, как показывает самое наиме­нование, только начал спасаться, то ясно, что духовной си­лы и разума у него нет. А раз нет духовного устройства и царствует еще беспорядок в душе, то нет и не может быть духовных добродетелей. Поэтому все дело спасающихся, находящихся на этой ступени, ограничивается телесными трудами, а из духовных — теми, которые составляют осно­ву подвижнической науки, но и то, понятно, в масштабе немощного, недавно воспрянувшего духа.

По какие же именно это добродетели и признаки, по ко­торым можно узнать законно спасающегося? Как узнать, на правильный путь человек встал или на ложный? Так как нужно учиться по наилучшим образцам, хотя бы они были и недостижимы для многих, то приведу таблицу добродетелей, которую воплощали в своей жизни, когда были моло­дыми послушниками, наши Серафимы Саровские, Сергии Радонежские, а также Антонии, Макарии и иные великие. Если не все, то в малой степени от каждого делания нечто заимствовать все же надо. А коль мы не принесем и «двух лепт» (Мк. 12, 42), то на что можем надеяться? Хотя бы по своей силе, но и мы нечто должны дать.

-264-

Итак, что же дать?

«Превосходный алфавит для всех есть следующий, -говорит преп. Иоанн Лествичник (дополняю его в скобках краткими своими замечаниями)⁷:

(*Нумерация принадлежит еп. Варнаве. — Прим, составителя.)

1*. Послушание.

[Оно лежит в основании всего.]

2. Пост.

3. Вретище.

[Худая одежонка много значит. Совсем иное настроение у нас, когда мы разодеты или когда нас застанут в рва­ном домашнем платье. Если возникающие от перемены одежды настроения новоначального урегулировать и подчинить известным аскетическим правилам, вернее законам, получится большая польза. И притом дело это необходимое.]

4. Пепел.

[Многие подвижники, подражая ветхозаветным правед­никам, посыпавшим главу пеплом во время поста, печа­ли, горестных событий и поневоле евшим его, когда он сыпался с их головы за трапезой (Пс. 101, 10), следова­ли им в этом⁸, иногда заменяя пепел простою пылью. По крайней мере, воздержание от омовений и бани и спанье на голой земле вполне давало возможность подражать библейскому обычаю и поневоле. А об авве Исааке, пре­свитере из Келий, рассказывали, что он ел хлеб свой с пеплом из служебного кадила⁹.

Здесь пепел может означать — особенно в отношении к нам — негнушение грязью и небеганье от нее. Многие в миру, не понимая дела, соблазняются, читая или слыша подобные вещи про подвижников. Но грязь, допущенная только по неряшливости, должна претить нам и вызы­вать осуждение, а кто не моется (по крайней мере долго, если не совсем) ради подвижничества, то есть чтобы при­обрести себе смирение, которое составляет его корень, тот поступает хорошо, полезно и как следует. Ему нужно подражать. Итак, в одном случае за грязь — наказание, в другом — награда. В этом необходимо разбираться.]

5. Слезы.

6. Исповедание.

[Разумеется помыслов и злых дел. Важнейшая статья

-265-

при подвижническом делании. В частности, речь идет и о генеральном исповедании своих грехов пред вступле­нием на путь спасения. В древнее время исповедовались публично, пред всеми¹⁰.]

7. Молчание.

[Это средство, как и все предыдущие, ведет все к той же цели, к смирению; ср.: Ис. 66, 2 (слав.).]

8. Смирение.

9. Бдение.

10. Мужество.

11. Стужа.

12. Труд.

13. Злострадание.

14. Уничижение.

15. Сокрушение.

16. Непамятозлобие.

17. Братолюбие.

18. Кротость.

19. Простая и нелюбопытная вера.

20. Беспопечение о мире.

21. Непорочная ненависть к родителям.

22. Беспристрастие.

23. Простота с незлобием.

24. Произвольная худость».

Все вышеперечисленные 24 «буквы» — добродетели, со­ставляющие духовный алфавит, с помощью которого мож­но уже довольно бегло читать духовную грамоту, — должны быть хорошо изучены новоначальным. Как без буквенного алфавита нельзя научиться читать и, следовательно, закрыт самый доступ к учению и науке, так и без духовного «алфа­вита» невозможно приобрести истинный разум. Поэтому названные добродетели могут служить не только хорошим экзаменационным средством для определения, на какой ступени спасения каждый находится, но и как своего рода программа, с которой надо начинать спасение и которую должно положить в его основу. Понятно, осуществлять ее необходимо каждому по своим силам, потому что Бог смо­трит не на количество трудов, а на количество усердия.

II. Средний возраст, или состояние наемника.Предшест­вующее состояние новоначального можно охарактеризо­вать как время непрестанной борьбы, сжигания за собой

-266-

всех кораблей — мирских привязанностей (чтобы никакого возврата к ним не было), как войну против приобретенных привычек и обычаев, ведущую к уничтожению старого по­рядка жизни и установлению нового. Вся энергия уходила у новоначального на эту борьбу и противоречие своей са­мости во всем. А «благоприобретенных» привычек у него может быть много. В миру заведено вставать поздно, а в духовном обиходе — рано (Пс. 118, 62). В миру любят по­кушать плотно, вкусно, а в лике спасающихся считается неприличным и думать даже о принятии пищи (Пс. 101, 5). В общежитии тот славен, кто умеет «постоять за себя», а у Христовых учеников, наоборот, первый — всем раб (Мк. 10, 44). И так — во всем. Но когда человек, при помощи Бо-жией, объявит беспощадную войну привычкам, несоглас­ным с законом Божиим (что ж если и люди заметят это — от них не укроешься, Мф. 5, 14), то постепенно, в конце кон­цов, не без великого труда сможет привести свой внешний порядок жизни к благочинию и грубые вспышки страстей заставить замолчать или в значительной степени утишить. Но — и только. Хотя, по мирским понятиям, и то много, и зачастую достаточно для прославления, но это лишь нача­ло спасения. Это только расчистка почвы под будущий по­сев — освобождение земли сердца от булыжников, камней, сучков и прочих страстных приражений. Никто ведь не по­хвалит земледельца, если он после распашки и боронения поля сложит руки и бросит все дело, но ждут от него даль­нейших и не меньших, чем прежде, трудов. Так и здесь. Требуется удобренную плачем, слезами, поношениями, скорбями, телесными немощами душу засеять семенами добродетелей.

К этому теперь располагает и душевное самочувствие спасающегося. Раньше он трепетал за свою участь, иногда чуть ли не отчаивался в своем спасении, ничего не видел, кроме своей обреченности геенне, а теперь для него забрез­жила надежда. Он уже много раз, при нападении искуше­ний, видел на себе явную милость Божию, видел, что его, достойного всех казней адских, годного лишь на то, чтобы разверзлась под ним земля и поглотила его живым, Господь до сих пор щадит, даже больше — милосердствует, помога­ет, утешает, подает токи спасительной благодати и умиле­ния. Значит, еще есть надежда на спасение и не померк еще свет Божий. Усиливает в нем надежду и пройденный тер-

-267-

нистый путь. Как-никак, по мучения совести уже уменьше­ны вполовину — человек мучится еще за сделанные когда-то прегрешения, а не за сознательно творимые вновь, от которых он всемерно воздерживается, и если падает, то по немощи и недальновидности. Человек, таким образом, пе­реходит в состояние наемника. Он уже не раб, он не боится наказаний, ибо после доброго исповедания грехов получил прощение. Живет же новою, чистою жизнью и надеется по­лучить — это понятно — награду (спасение), как бы плату за подвиги.

И он усиливает свои подвиги. Он с ревностью и любо-вию довершает начатое и более того — подражая подвиж­никам, с радостью принимает всякую находящую скорбь, а если скорбь не приходит, то сам себя оскорбляет, мучит, смиряет. Он всеусильно старается подражать всякому до­брому деланию, о котором слышал, что его проходили древние отцы, или видел, что его проходят современные ему ревнители благочестия.

После того как он, будучи новоначальным, установил себя в известном чину и укрепился в добром образе жизни, его задача — окончательно уничтожить в себе страсти и насадить в душе противоположные им добродетели. Ибо без искоренения страстей невозможно стяжать чистоту ума и сердца, без которой никтоже узрит Господа, как сказал апостол (Евр. 12, 14), а без приобретения добродетелей не­возможно самое уничтожение страстей. Да и бесполезно. Только за исполнение евангельских добродетелей, как бы они ни были непонятны или противны миру, сходит на че­ловека благодать Божия. Иже не собирает со Мною, расто­чает, — сказал Господь (Мф. 12, 30). В быту мы не всегда замечаем это. Многие, имея капитальчик, храня его в банке и не желая пускать его в торговый оборот, не расточают его. И всякий, не гоняющийся за приобретениями, тем самым не теряет нажитое, разве только на пропитание расходует его. Но в духовной жизни не так. Кто не творит добра, тот уже грешит (Иак. 4, 17; 11с. 33, 15).

Итак, человеку предлежит в среднем состоянии вели­кий подвиг: ему нужно уничтожить в себе все страсти и укоренить всякую душевную добродетель. И все-таки это еще не совершенство. Сильны (1 Ин. 2, 14) подвижники в этом возрасте и побеждают на всех путях сопротивника-ди-авола, но еще не могут сказать вместе с апостолом Павлом:

-268-

Вся могу о укрепляющем мя (Иисусе) Христе (Флп. 4, 13). Это — дело зрелых мужей, а не юношей¹¹. Но все же эта ступень очень высока, и как новоначальный возраст отли­чает борьба и жестокая война, так этот последний характе­ризует прекращение браней. В душе человека теперь — мир и сладостный «радостотворный»¹² плач о содеянных когда-то великих грехах.

Что касается самих добродетелей, совершаемых в этот период духовной жизни человеком, то они, в сравнении с таковыми же в первом периоде, отличаются большей тонко­стью, изяществом и духовностью. Там все действия челове­ка были, выражаясь мирским языком, эгоистичны, а здесь они — альтруистичны¹³. Тогда человек думал, как бы толь­ко себя спасти, «погибни все, лишь бы выплыть» (ср.: Быт. 19, 17, слав.); теперь же он начинает — это у него выходит естественно, само собой, а не насильственно, под влиянием «прогрессивных», «филантропических», «альтруистических» идей, как в миру, — оказывать ласку и любовь другим. Это и понятно. В новоначальный период человек подобен бросившемуся, после кораблекрушения, в бурное, открытое море. Где тут мечтать о том, чтобы других спасать, дай Бог, самому выплыть и стать на твердом берегу. А в среднем воз­расте человек уже стоит на этом берегу, лучше же сказать, на скале или камне, Который есть Христос (1 Кор. 10, 4). Естественный страх за свою жизнь не подавляет его чувств и разума, он ищет случаев и способов подать помощь и дру­гим. Но делает это еще умеренно, не с полным самоотверже­нием, потому что не имеет достаточно сил.

Приведу теперь самые добродетели, и опять по препо­добному Иоанну Лествичнику¹⁴; продолжу выдержку из него (со своими замечаниями)*. (*Нумерация принадлежит еп. Варнаве. — Прим, составителя.

«Указание и признаки преуспевающих, — говорит он, - суть:

1. Отсутствие тщеславия.

2. Безгневие.

3. Благонадежие.

4. Безмолвие.

[Раньше было молчание уст — телесная добродетель, а теперь молчание помыслов, самого ума¹⁵.]

5. Рассуждение.

-269-

[Надо знать, что рассуждение рассуждению рознь. Ино­гда и в отношении новоначальных можно встретить у святых отцов выражение, что те имеют рассуждение, но последнее надо понимать в узком смысле, ибо, по суще­ству, они его, конечно, не имеют.

Итак, «рассуждение в новоначальных есть истинное по­знание своего устроения душевного; в средних оно ест ь умное чувство, которое непогрешительно различает ис­тинно доброе от естественного и от того, что противно доброму...»¹⁶ А что такое рассуждение в собственном смысле, как божественный дар у совершенных, будет сказано в ином месте¹⁷.] 6. Твердая память суда.

7. Милосердие.

8. Страннолюбие.

[У новоначальных братолюбие сводилось к чувству благорасположенности ко всякому ближнему. А теперь оно приняло активную окраску, теперь старается про­явить себя вовне и на деле показать границы своей силы. Вот только когда дозволяется благотворить ближним и «служить обществу», «человечеству» (как говорят в ми­ру люди, старающиеся показать, что они проповедуют нечто высокое и разумное). После великих подвигов и приобретения духовного разума. Да и то в меру. На первой же ступени требуется лишь упорядочивать свою собственную душу, ей одной служить и благотво­рить. А кто не вступил еще и на первую, о том не знаю, что и сказать... Слова-то их, может быть, хороши, ибо у нас наворованы, а понимание этих слов и приложение к делу нелепое. Впрочем, Бог смотрит на намерение че­ловека, и совершаемое ради Бога, хотя и неправильно, всегда приносит пользу, а какую, это уже иной вопрос: в полной мере узнаем на том свете.]

9. Приличное вразумление.

[Надо хорошенько запомнить мирским и новоначаль­ным: учить других раньше времени и не имея дара рассуждения — нельзя. Неуместное слово и без плода остается, и нашу собственную душевную жизнь расстра­ивает. Потому-то и дана была выше заповедь молчания.]

10. Бесстрастная молитва.

11. Несребролюбие».

Итак, вторая ступень, как видно из всего предыдущего,

-270-

есть преддверие святости. Все, кажется, уже сделано, стра­сти уничтожены, добродетели взращены, душа всячески упорядочена, но не достает в ней самого главного — Св. Духа. Пришествие Его завершает дело и является целью всякого разумно подвизающегося. Но если при всех пре­дыдущих подвигах нечто зависело и от наших усилий, то стяжание Духа Святого не от нас зависит, а всецело от Не­го Самого. Насильно Его не привлечешь. Будет Его святая воля — придет Он к нам, а не будет — никакие подвиги не помогут, хотя нельзя отрицать и того, что смирение, и одно оно, сильно привлекает на человека Его благодать. Однако, в конечном счете, она, как и само смирение, есть совершен­нейший дар Божий, чтобы и в этом нельзя было человеку возгордиться. В приводимых ниже словах преп. Симеона Нового Богослова читатель найдет еще одно объяснение этого вопроса¹⁸.

В заключение этих двух отделов скажу еще несколько слов, причем длиннота примечания, думается, с избытком искупится его важностью. Сделать это надо для предотвра­щения смущений и недоразумений со стороны немощных, которые, подпавши под влияние некоторых сумбурных и лесчих учений, и сами начинают идти по ложному пути (а значит и неправо мыслить). Разговоры же, сбивающие их с толку, похожи на следующие: «В чем же заключается ваше христианство, когда вы все эгоисты, думаете только о сво­ем личном спасении, молчите, от всех бегаете, лица имеете пасмурные? Кому это нужно? Во всем сказывается ваш эгоизм: в лучшем случае, если вы работаете Богу не из стра­ха перед адом, то, конечно, из-за награды и надежды на Царство Небесное... Опять эгоизм. Нет чтобы делать добро ради самого добра, без корыстных расчетов». «А посмотри­те, как у нас, — прибавляют наиболее бесстыдные и безум­ные из этих людей, — нравственность отделена от религии, потому что можно добро ради самого добра совершать, без всякого Бога. Дело чистое, без всякой тени эгоистических пристрастий...» и так далее и тому подобное.

Этот бесовский набор благочестивых как будто слов ча­сто производит на только что вступивших на путь спасения и потому совершенно неопытных и незнакомых ни с поло­жениями аскетики, ни с догматами и канонами церковными впечатление чего-то очень умного, дельного, основательно­го, великого, блестящего, «идейного», чистого, светлого,

-271-

бескорыстного, прекрасного. На самом же деле, подобные доводы — богохульство и извращение всех основ христиан­ства и спасения, хотя отголоски их можно встретить и в книгах ученых, так называемых «богословов». Но ревную­щему о своем спасении не нужно теряться ни пред какими титулами. Что из того, что «ученый»? Дал Бог талант, вот и пишет. Но что он пишет, надо еще сверить с учением нашей матери, св. Православной Церкви. Пушкин, имея талант, возвратясь после пьяного дебоша домой, одинаково успеш­но и легко мог писать как «Пророка», так и «Гаврилиаду».

Итак, здесь мы видим обычный прием тайных и явных последователей сатаны: брать свое лживое учение, облекать его в христианскую форму и преподносить простецам как самое чистое, не извращенное «попами», евангельское уче­ние. Или, наоборот, то неправильное понимание христианства, которое Церковь порицает и исправляет, приписывают ей самой как непогрешительное и истинное, и защищаемое ею. Но раскроем всю ложь таких приемов и обвинений...

Буду краток. Достаточно сказать, что христианство и не учит вовсе тому, в чем его обвиняют, и безбожные выводы, делаемые автономистами, исповедующими безрелигиоз­ную мораль, возможны только при тех лживых предпо­сылках, на которых они строятся. Если бы Христос, дейст­вительно, учил тому, чтобы мы работали Ему лишь из-за страха геенны и из-за желания получить в награду Царст­во Небесное, тогда можно бы было искать иного, лучшего, более «бескорыстного» учения. Но Господь учит о любви и нашем сыновнем отношении к Богу, при которых нет мес­та для страха или корыстолюбия (Мф. 5, 9, 45; Мк. 13, 38; Ин. 12, 36; 13, 34; 15, 9, 10, 13; 17, 26; 1 Ин. 4, 18).

Итак, как нельзя мотивы, движущие верующими на не­совершенных ступенях духовного развития, считать прин­ципиальными для христианства, так нельзя отрицать и их воспитательного значения для маломощных. Силу их ис­поведует (и до того, что увеличивает их привлекательность с каждым днем!) самый мир: призы, награды, ордена, чины, венки, подношения, с одной стороны, и тюрьмы, пытки, казни — с другой хорошо говорят об этом. Не миру бы, сле­довательно, делать такие упреки христианству.

Но меня более понуждает необходимость поправить не­правильные взгляды и поступки некоторых спасающихся, и даже в чину иноческом, которые сбиваются на подобную

-272-

же ложную дорогу. Из ответа им и новоначальные могут почерпнуть для себя соответствующие уроки и увидеть, как смотрят на сущность христианства истинные вырази­тели церковного учения, представители Церкви, которых она сама, а не ученое учреждение (разница!), наименовала преимущественным именем «богослов».

Искушение же состоит в том, что спасающиеся, после то­го как достаточно поработают Богу и подвигами приобретут себе добродетели, успокаиваются на достигнутом, считая это вполне достаточным для спасения — они-де великие по­движники, работают Господу и надеются оправдаться сво­ими делами. Таким-то отвечаю не я, а св. Симеон Новый Богослов. (Предварительно делаю краткое необходимое замечание: преподобный отец называет «рабом» не ново­начального, а как раз наоборот, совершенного человека, и обращается не к мирским, а к монахам, и не только новона­чальным, а уже находящимся на средней ступени, и разъ­ясняет, насколько нужно быть осторожным в собственном о себе мнении.)

«Так как мы думаем, что мы христиане по тому одному, что приняли божественное крещение, хотя не делаем дел христианских, — начинает св. Симеон свое «Слово»¹⁹, -так как думаем, что мы — верные, потому что веруем во Отца, Сына и Святого Духа и в воплощенное домострои­тельство Господа нашего Иисуса Христа, и таким образом просто по привычке говорим, что мы рабы Божий и, пиша к другим письма, помещаем это в подписи: "раб Божий та­кой-то", не зная, может быть, что такое раб Божий, и кто есть, и кто достоин именоваться рабом Божиим, — то я ре­шился растолковать это слово и показать: кто таковы рабы Божий и из чего познаются и каковы дела, делаемые ими для Бога, чтобы всякий по делам своим мог определитель-но познать, кому угождает он делами своими и кому рабо­тает, и уразумел, кому угождал и кому служил доселе, дабы не случилось иному почитать себя рабом Господа, тогда как он работает себе самому...

Почему, когда кто постится, или бдения совершает, или томит себя алчбою и жаждою, или спит на голой земле, или слезы проливает, или переносит поношения и другие иску­шения находящие, пусть не думает, что он (по тому самому) уже служит Богу или пользует такими подвигами другого кого, но только себя самого, если терпеливо проходит их и

-273-

особенно, если при том блюдет смирение и действует с ду­ховным разумом; ибо если не таким образом он проходит их, то и себе самому не приобретает чрез то никакой пользы...

Как же так? — спросит кто-нибудь. — Кому угодно, тот может найти объяснение сему в Божественных Писаниях. Я же имею в намерении показать только то, что ни те, которые проходят еще покаяние (возраст новоначальных. — Еп. Вар­нава), ни те, которые долгое уже время подвизались в доб­родетелях (средний возраст. — Еп. Варнава), не Господу еще служат, а только самих себя пользуют. И если находи­те то благословным, подтвердим слово наше примерами...

Что делаем мы, облекшиеся уже в монашеское одеяние и вступившие в поприще покаяния и подвижничества? Пла­чем? Но для чего? — Для того, чтобы получить отпущение грехов наших и очиститься от скверн, причиненных нам грехами. Постимся? — Для того, чтобы укротить буйство и стремления плоти нашей и сердце свое сделать более мяг­ким и удобосокрушительным. Совершаем бдения и поем псалмы? — Для того, чтобы не распложались злые помыслы и ум наш не блуждал туда и сюда. Молимся? — Для того, чтоб не уводил нас враг в мысленный плен и мы могли со временем помышлять об одном добром и полезном и мо­литься всегда и непрерывно в сердце своем. В сердце со­крушаемся? — Для того, чтобы приять радость и утешение, которые порождает сей плач сердечный. Одеваемся в сми­ренные, власяные одежды? Спим на голой земле, и большая часть из нас носит вериги?²⁰ Для чего? — Для того, конечно, чтоб обуздать и укротить это тело буйное, чтоб оно, не быв удерживаемо уздою, не бросилось, подобно необузданному мулу, в стремнины и не извергло и себя и ездока своего, ум, в ров пагубы и огня вечного. Делая же все сказанное, какое благо доставляем мы тем, которые нас видят? Конечно, ни­какого. Но если мы никакого не делаем блага для тех, кои нас видят, то тем паче ничего не делаем мы для Бога, давше­го нам и мудрость, и силу к самосохранению²¹.

Но, скажешь, мы с благодарностью переносим поноше­ния, осуждения, находящие скорби, не позволяя оставаться в сердце и следу страсти, тем возбуждаемой? — Но и этим опять мы себе самим делаем добро, а не другому кому. Слушай, что говорит Господь: аще не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших (Мер. 6, 15). Удостоверься же, что если, когда нас по-

-274-

носят и насмехаются над нами, или когда бьют по ланитам и оплевывают, или другое что оскорбительное причиняют нам, мы переносим то с благодарностью, от всей души сожа­лея о тех, которые подвергают нас таким искушениям; то мы чрез то самим только себе благодетельствуем, удостаива­ясь за это получить отпущение наших пред Богом согреше­ний. Если же удержим при сем в сердце страсть неприязни к ним и будем разные употреблять способы к отмщению им, то и самим себе не стяжем добра, а напротив, повредим, став сами для себя причиной того, что грехи наши останутся не прощенными нам...

Все мы бедны, голы, изранены и немощны разными не­мощами, и сидя в келиях своих (уединенно) или живя в монастырях, будто лежим в разных больницах и странно-приимницах и вопием, плачем и рыдаем, призывая Самого Врача душ и телес наших (которые, т. е., пришли в чувство и ощутили боль от ран и страстей своих; ибо иные столь несмысленны, что не сознают и не чувствуют немощей своих и страстей, кои над ними господствуют), да приидет и уврачует сокрушенные сердца наши... Итак, находясь в таком бедственном состоянии, можем ли мы дерзнуть когда-либо сказать... или хоть подумать, что работаем Господу? Нет, не работаем мы Господу, но (если восчувствуем, в ка­кую глубину зол ниспали) просим, как я сказал, и молимся, да уврачует нас Врач душ и телес от всех немощей наших. Потом, когда получим уврачевание и сбросим с себя мало-помалу всякую немощь, как какую-либо ветхую одежду, изо­дранную и испачканную, и облечемся в здравие, как в некое царское одеяние, светлое по всему телу, с головы до ног²²; тогда и мы, если послужим другим и поврачуем их, возлагая елей на раны их и другие употребляя врачевства и пластыри, - тогда, говорю, и мы можем быть причисляемы к тем, кои работают Господу рекшему: понеже сотвористе единому сих братии Моих меньших, Мне сотвористе (Мф. 25, 40). Если же не будем мы прежде уврачеваны, но, будучи еще немощ­ны и страстны, покусимся врачевать других немощных, то Господь скажет нам: врачу, исцелися сам (Лк. 4, 23).

А ты, слыша мои слова, что душевное здравие есть некое царское одеяние светлое, смотри, не истолкуй криво сего речения по непониманию дела и не подумай, будто я гово­рю о здравии телесном. Нет, не о телесном говорю здравии, а об ином некоем, бестелесном, духовном, божественном,

-275-

которое обыкновенно не врачебными травами доставляет­ся и не собственными нашими трудами достигается, чтоб кто не вздумал хвастаться им. Как подбирающий и при­крепляющий мертвые кости к костям и сустав к суставу (костями и суставами я называю добрые дела и добродете­ли) не делает никакой пользы, если не сможет облечь их мясом (мускулами) и нервами; но если и это сделает, если свяжет суставы жилами и мертвые те кости покроет мясом и кожею и из всего сделает целое тело, то и при сем опять напрасно он трудится без всякой пользы, если тело это ос­танется без души, которая оживляла бы его и двигала; так это же самое представляй себе бывающим и с душою, кото­рая была умерщвлена грехами. Пусть в ней все уже члены восстановлены, т. е. имеются все добродетельные деяния, как-то: пост, бдение, долулегание, нестяжательность, непо-щадение тела и подобное, — которые набираются, как мерт­вые кости, последуя одно за другим, подлаживаются между собою и, связуясь, составляют некоторым образом цельное тело души. Но что пользы от них, если это тело души лежит бездушно и бездыханно, по той причине, что еще не всели­лся в нее Дух Святой? Ибо только когда Он войдет и все­лится в нас... соделывает нас новыми и живыми из ветхих и мертвых, каковы мы сами по себе. Другим способом невоз­можно ожить и жить душе...

Итак, поелику мы мертвы и только Он [Христос, в Коем мы возрождаемся и оживляемся Духом Святым]²³ есть веч­ная жизнь, то прежде чем соединимся с Ним и жить станем Им, да не глаголем, что работаем Господу. Ибо как возмож­но, чтобы мертвые когда-либо работали кому? Пока сознательно не облечемся во Христа, как в царское одеяние, да не думаем, что освободились совершенно от душевных на­ших болезней или от страстей, тяготящих нас. Ибо как не отходит тьма, если не приходит свет, так не изгоняется бо­лезнь души, если не придет Тот, Кто болезни наши носит, и не соединится с нами...»

Итак, из всего вышесказанного следует, что как ни тща­тельно вели бы борьбу со страстями новоначальные и ка­кое бы бесстрастие ни стяжали средние, плоды всего этого относительны и несовершенны. Только в отношении к то­му пагубному состоянию, в котором пребывают мирские, одержимые всеми похотями, можно говорить о высоте по­двига несовершенных, но в отношении к возрасту мужей

-276-

совершенных дела даже средних людей требуют еще мно­гого. Они победили страсти и демонов посредством рачи­тельной жизни, но дразнить их еще не могут²⁴, так как еще не стали небожителями, а остаются все теми же жителями земли, хотя и стоят на ней только одной ногой. Незаметно для них вещество мира в них еще тлеет.

Но если так строги святые к настоящим подвижникам, то что сказать о пустой болтовне современных людей об «эгоизме» и отсутствии «альтруизма» у монахов и спасаю­щихся христиан? Ведь обвинители, употребляя эти слова, даже не понимают, что, собственно, им соответствует в хри­стианской духовной жизни, какие страсти и добродетели. А с другой стороны, если у нас сами же учителя подвижниче­ского искусства обличают учеников даже за тень от этих страстей, то чего стоят рассуждения упомянутых «филосо­фов»? Но простим невежество простецов, порицающих не только плохих христиан за эгоизм, но по какой-то странной логике даже и самое христианство, а ученых, сознательно совращающих мозги у первых, предоставим суду Божию.

III. Совершенный возраст, или состояние сыновства.По­рядок требует, чтобы мы сказали что-нибудь и о последней, высшей степени духовной жизни (хотя это и ненасущно для новоначальных, да и у автора нет для этого сил).

В этом возрасте человек работает Богу уже не из каких-либо внешних побудительных причин, а ради Него Самого, и делает добро ради самого добра, только, конечно, не как у автономистов это мыслится, а творит его, опять-таки, в Бо­ге и для Бога. Это и понятно. Его прошлые грехи прощены, новых нет (1 Ин. 3, 6, 9), Царство Небесное принадлежит ему неотменно в будущем и уже находится в нем в настоя­щем (Лк. 17, 21). Как сын, будучи единственным наследни­ком отцовского имения, угождает родителю не для того, чтобы получить в награду имущество, ибо оно ему и так принадлежит по праву, но из желания угодить отцу, поч­тить и успокоить его, так и праведник работает Богу уже не из страха и не в надежде на загробное воздаяние в раю, а ис­ключительно потому, что любит Бога. Авва Антоний Вели­кий говорил: «Я уже не боюсь Бога, но люблю Его...»²⁵

Пытаться взойти на эту ступень сразу, не пройдя две предшествующие, то есть пытаться воспитать в себе чувст­ва совершенных, перескочив через ступень, на которой за-

-277-

поведи исполняются из страха наказаний и из желания на­грады, — безумно. Это дело прелести и сатанинской гордо­сти, в лучшем случае крайнего недомыслия. Если мы уви­дим или услышим о человеке, который не исполнил делом ничего из такового, о чем было говорено выше, не начал с самоукорения, беганья людей, плача, смирения, боязни как богословских рассуждений, так и споров на религиозные темы, якобы с целью обращения грешника от заблуждения пути его (Иак. 5, 20), с одной стороны, и если мы хотим се­бе искренно преуспеяния в духовной жизни и пожинания в свое время духовных плодов (даров Духа Святого) — с другой, то заткнем уши и закроем глаза и убежим от этих извратителей божественного порядка, увлекающих под видом «любви к ближнему» в ров празднословия, рассея­ния, духовной развинченности, вплоть, наконец, до блуда в подлинном смысле этого слова²⁶.

Говоря о добродетелях святых, приходится быть крат­ким, ибо предел нашим рассуждениям полагает немощь ес­тества человеческого.

Конец таблицы преп. Иоанна Лествичника²⁷, которую я приводил выше, таков:

«...непленяемое сердце, совершенная любовь, источник смиренномудрия, восхищение ума, Христово вселение, не-окрадывание света и молитвы, изобилие осияния Божия, желание смерти, ненависть (к бренной) жизни, отчуждение от тела, молитвенник о мире, как бы насильно преклоняю­щий Бога на милость, сослужебник ангелам, бездна разума, дом таинств, хранилище неизреченных откровений, спаси­тель человеков, бог бесов, господин страстей, владыка тела, повелитель естества, чуждый греха, дом бесстрастия, под­ражатель Владыки помощию Владыки».

-278-

Глава 7. Внутреннее делание спасающегося человека (при помощи Благодати Божией (продолжение)