III. Реализм Библии, церковно-богослужебных книг и аскетических творений

Литература

Самое дорогое у человека — слово, и оно предается рас­тлению, проституируется. Начиная с любого уличного лист­ка и кончая «серьезными» произведениями искусства, вы встретите одну и ту же тему о флирте, ухаживаниях, увлече­ниях, половых сношениях, о «любви»... Не оставляют в по­кое ни малышей, ни отроков, ни подростков, ни безусых юношей, ни незрелых, несформировавшихся девиц. И писа­тели наши, посвятившие свой талант, если подходит тут это слово, описанию порока во всех его подробностях и срамоте, еще хвалятся этим и, захлебываясь от удовольствия, с диким цинизмом и в похотливо-истеричном экстазе выкрикивают к читателям, как В. Розанов в своих «Опавших листьях»:

«Дураки вы этакие, все мои сочинения замешены не на воде и не на масле даже, — а на семени человеческом: как же вам не платить за них дороже?»

Можно, конечно, втаптывать в грязь достоинство чело­века и честь читателей, но не настолько же. Нет посему ни-

-62-

чего удивительного, что даже «видавшие всякие виды» светские критики, и те не выдержали. И один из них88 так откликнулся на страницах периодической печати:

«Нет прощения, нет забвения проститутам от литерату­ры».

Падение литературы столь велико, что даже женщины принялись писать непристойности. Получается вдвойне гадко и нечистоплотно. И удивительней всего то, что дамы-писательницы сами это сознают. Мария Яничек89 так начи­нает, например, предисловие к своей сверхскабрезной кни­жечке: «С Богом (к чему Его тут задевать? — Еп. Варнава), моя книжечка! Не робея, ступай вторично в свет! Опять осудят тебя, как и в первом издании, и... все-таки раскупят». Грустно становится от этого грубого мужицкого цинизма и бесстыдства в устах «нежных, хрупких созданий» и от это­го: «Все-таки раскупят». Действительно, раскупят.

Понятно теперь возмущение талантливого Лео Берга90. «В наше время, — говорит он, — когда женщины требуют всех прав, даже права ездить на двухколесной непристой­ности, именуемой велосипедом, они должны иметь право и на цинизм. И уже находятся такие, которые весьма широко пользуются им. Скоро придется запретить холостым муж­чинам читать книги подобных писательниц, и в критичес­ких заметках будет значится: "Это не для молодых людей". Итак, уважим и это право».

В этой же книге Лео Берг, рассказав о неудачных попыт­ках создания образа сверхчеловека в творчестве женщин, а также о проявлениях — под вывеской чистой объективнос­ти — эротизма в некоторых «дамских» произведениях, и не отыскав в них ничего больше дельного и умного, наконец замечает: «Ряд непристойностей — еще не психология жен­щины, необходимо при этом и немножко честности».

В противоположность всему этому, каким благоухан­ным целомудрием веет от строк св. Григория Нисского о преп. Макрине, о ее воспитании, о чтении и изучении ею не срамной светской литературы, а Священного Писания и боговдохновенной Псалтири! Поистине есть разница даже и во внешнем облике между святыми женами и современ­ными женщинами!

«Мать же старалась обучить дочь свою, — говорит бла­женный брат о святой сестре91, — но не тем мирским и об­щепринятым наукам, которыми большею частью напиты-

-63-

ваются первые возрасты чрез чтение стихотворений; она почитала постыдным и совершенно непристойным, чтобы нежная и удобообразуемая впечатлительная природа изу­чала те [или иные] трагические страсти, которые, происхо­дя от женщин, дали повод и предмет для сочинения поэтам, или бесстыдные комические сцены и некоторым образом оскверняла себя бесстыдными сказаниями о женщинах. Но что из Богодухновенного Писания казалось более легким для первого возраста, то составляло предмет учения для от­роковицы, особенно же премудрые речения Соломоновы, и из них больше то, что относится к нашей нравственной жизни. Но и в писаниях Псалмов не была несведуща... ибо вставала ли с постели, принималась ли за работу и прекра­щала оную, приступала ли к пище и выходила ли из-за сто­ла, отходила ли ко сну и становилась ли на молитву, всегда имела псаломскую песнь, как некую благую спутницу, ни в какое время ее не оставляющую».

• Диавол со всех сторон нападает на Церковь. Через от­торгшихся от нее людей нападает он и на чистейшее солнеч­ных лучей Слово Божие. Отпавшие обвиняют Библию в безнравственности92. Нужно кое-что сказать нам и об этом.

1. Язык Библии — язык Древнего Востока, язык образ­ный, и к нему нельзя прилагать наши европейские мерки. Каждому образованному человеку известно, что такое в подлиннике или хотя бы во французском шестнадцатитом­ном переводе арабские сказки Шехерезады «Тысяча и одна ночь». Где еще сыскать такую порнографию? Однако «куль­турные» люди считают их высочайшим художественным произведением и перлом мировой поэзии. И в настоящее время арабы говорят в высшей степени картинно и образно.

2. Если Библия называет вещи своими именами, то дела­ет это кратко, сжато, в двух словах, не разжигая воображе­ния. Некоторая грубость выражений сама по себе служит для чистых душ немалым предохранением от возбуждения чувственности.

3. Библейский язык не может никого соблазнить, а раз­ве только оскорбить воспитанное в салонах ухо. Все равно как о некоторых делах и поступках, и притом довольно ри-

-64-

скованного характера, в деревне скажут вам в лицо совер­шенно свободно; этим детям природы и в голову не придет, что здесь есть что-нибудь «неприличное». А произнесите вы в гостиной то же слово — все ахнут. Не Библия, следова­тельно, виновата, а наши испорченные, прогнившие души.

4. Самое главное заключается в источнике и в цели: Библия есть Слово Самого Бога, а наши литературные про­изведения — плоды творчества развратного человека; Биб­лия говорит о пороках, чтобы исправить людей и дать им надежду на покаяние, наши книжонки смакуют грех сам по себе и видят в нем, как было показано выше, самодовлею­щую ценность. Посему Библия ведет смиренных к раская­нию, гордых — к ропоту; романы же писателей приводят лишь к растлению души и тела. Последние только изобра­жают срамные вещи, но не умеют научить, как от них изба­виться. И потому, когда доходит дело до выводов, то ты, пи­сатель, научи, что надо было сделать твоему герою, чтобы не пустить пулю в лоб, а твоей героине, чтобы не пойти на ули­цу, — вместо этого автор, не слушая вас, оканчивает книгу или бросает холодное и, во всяком случае, неразумное: «Жизнь этого не показывает, я рисую действительность».

• Церковь в своих службах, канонах, стихирах, тропа­рях, акафистах предлагает вниманию молящегося самый смелый в разбираемом отношении материал. Но посмотри­те, как чисто, целомудренно он выражается, в каких непо­рочных образах преподается. Все дети и девы его распева­ют, и никому не приходит в голову из-за него краснеть. А чего тут только нет!

«Дева раждает, и утроба не истлевает — μητρα ου φθειρεται».

«Рождеством девство печатствует – δια του τοκου παρθενιαν σφραγιζει'» (глубокий философско-богословский антитетический оборот!).

«В Деву же всельшееся Слово, и плоть приемшее, прой­де сохраньшее нетленну. Егоже бо не пострада нетления ης γαρ ουχ υπεστη ρευσεως, (ибо как оно само не подверглось тлению, так и), Рождшую сохрани неврежденну».

«Величай, душе моя, по закону плотию обрезавшагося Господа — ταρκι περιτμηθεντα».

«Глаголет нетленная Отроковица ко Архистратигу... не бо познах сласти — ηδονην, — браку семь непричастна».

-65-

«Сохранив цела знамения, Христе, ключи Девы невредивый в рождестве Твоем».

«Сниде в преисподняя земли, в ложесна Твоя, Чистая, сшедший».

«Како не дивимся богомужному рождеству Твоему, Пречестная? Искушения бо мужескаго — πειραν γαρ ανδρος - не приемыши, Всенепорочная...»

«Из боку чисту — εκ λαγονων αγνων (недр чистых; λαγονες, — собственно, "пахи"), — Сыну како есть родитися мощно?»

«О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь... ложесна бо Твоя престол сотвори, и чрево Твое пространнее небес содела»93.

Целые службы посвящены всестороннему прославле­нию и описанию зачатия человеческого (см., например, службу праздника Зачатия св. Анною Пресвятой Богоро­дицы, 9 декабря).

• Этот откровенный язык даже необходим в церковно-богослужебных книгах, потому что описывает события, чрез которые мы получили спасение. Как же их не сла­вить?! Церковь устами своих чад, как устами малых детей, не понимающих половых отличий и явлений, на все лады прославляет все, что относится к нашему спасению. Ее ра­дость и благодарность Богу несказанны. Как ребенок — а ведь такими Господь повелел быть всем нам, — она тысячу раз возвращается к одному и тому же вопросу, занимающе­му ее, радуется всякому новому обороту, выражению, сло­ву, как бы играя ими. Все ее занимает, без разделения на постыдное и непостыдное, потому что св. Церковь — Неве­ста Христова, непорочная и бесстрастная. Любовь ее к Бо­жественному Жениху велика и чиста. Все в Нем ее трогает, начиная с рождения Его и кончая смертью.

Посмотрите, какой неизменною любовью горит ее сердце в изображении «Песни песней» Соломона! Только человек, совершенно оплотяневшии, не вкусивший никогда духовно­го и сладостного веселия на молитве, может видеть здесь страстную любовь какой-то Суламиты. Стоило ли такой незначительный эпизод из жизни Соломона — сколько у него их было при гареме в тысячу женщин (3 Цар. 11,3)!- помещать в канон священных ветхозаветных книг? Нет, духовное веселие и не умещающаяся в сердце радость

-66-

Церкви по поводу избавления своего из рук врага-ненави­стника (Песн. 5, 7 и след.) искрится в любовных словах Суламиты. Только язык страстной любви мог отчасти дать некоторое представление страстным людям о том великом божественном пламени, которое в истинно христианской душе переливается тысячью огнями нетленного вожделе­ния к Своему Спасителю. А так как такую душу страсти не беспокоят, то она и в телесной жизни Жениха видит только поводы для духовной радости. И каждый член тела Жениха

- свят, чист, непорочен. Все в Нем славно и досточудно. Так же и в Его Божественной Матери все достойно прослав­ления, и те телесные органы, чрез которые мы получили Христа и которые питали Его человеческую жизнь, требуют вечного песнотворчества и прославления!

Пусть никто не удивляется подобным словам. Для на­стоящего христианства, для Церкви всегда дороги как ду­ша, так и тело. И как душа должна быть свята и непорочна у верующего во Христа, так и тело. И как в душе нет ни ма­лейшей части постыдной, так и в теле. Не весте ли, яко храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас? Аще кто Божий храм растлит, растлит сего Бог, — писал св. апостол Павел к Коринфянам (1 Кор. 3, 16-17; см. также 6, 19). И еще о заботе и об охране членов тела: ...ихже мним безчестнейших быти тела, сим честь множайшую прилагаем и так далее (1 Кор. 12, 22-24). И опять: Вземь ли убо уды Христовы, со­творю уды блудничи? (1 Кор. 6, 15). Понятно, что и здесь речь идет о половых органах, о надлежащем употреблении их, «ибо никто другим членом не соединяется с блудницей, — продолжу дальше словами одного древнего толкователя* божественных творений, св. Симеона Нового Богослова. (*Слова эти составляют примечание сего толкователя (по рукописи Патмосской библиотеки XIV века), сделанное им к приведенной нами ниже цитате из «Божественных Гимнов» св. Симеона Нового Богослова.)

- И так как Христос был совершенным человеком, то, имея и эти члены, Он удостоил их нетления и обожения чрез самое соединение и общение. И те, которые от св. крещения облеклись во Христа и сохранили образ Божий или возвратили его чрез покаяние, имеют эти члены, дето­родный уд, говорю, и ятра, мертвыми для греха, чрез живо­творную мертвость, и самих удостоенными Божественного естества».

-67-

Приведу еще два свидетельства на эту же тему великих столпов Церкви, постигших ее тайны настолько, насколько вообще доступно это для человеческой природы, если не считать самих святых апостолов, конечно. Я разумею св. Афанасия Великого и преп. Симеона Нового Богослова.

«Все творения Божий добры и чисты, потому что Слово Божие не сотворило ничего неблагопотребного или нечис­того, — пишет св. Афанасий Великий94 к монаху Амуну по поводу некоторых братии, опорочивавших законное упо­требление естественных свойств тела. — Ибо мы, по апосто­лу, Христово благоухание есмы в спасаемых (2 Кор. 2, 15)... Вся убо чиста чистым (Тит. 1, 15), а у нечистых и совесть, и все осквернено. Но дивлюсь ухищрению диавола; сам он - мерзость и пагуба, а внушает, по-видимому, помыслы о чистоте... Скажи мне, возлюбленный и благоговейнейший, что греха или нечистого в каком-нибудь естественном из­вержении? Захочет ли кто ставить в вину выходящие из ноздрей мокроты или изо рта слюни? А можешь указать еще и на важнейшее сего — на извержения чрева, которые живому существу необходимы для поддержания жизни. Притом, если веруем, что человек, согласно с Божествен­ными Писаниями, есть дело рук Божиих, то от Силы чис­той могло ли произойти какое оскверненное дело? И если, по сказанному в божественных Апостольских Деяниях, род есмы Божий (Деян. 17, 28), то ничего не имеем в себе не­чистого; тогда же только оскверняемся, когда совершаем злосмрадный грех. А когда не по нашей воле бывает ка­кое-либо естественное извержение, тогда, по естествен­ной необходимости, как сказали мы уже, и это терпим вместе с прочими нуждами... Да и врачи (пристыдим их свидетельством внешних) скажут в защиту сего, что живо­му телу даны необходимые некоторые исходы, которым каждый у нас питаемый член отделяет от себя излишнее: таковы, например, излишества головы — волосы и отделяе­мые из головы влаги, а также извержения чрева и избытка в семенных волокнах. Поэтому, боголюбивейший старец, какой в этом грех пред Богом, когда Сам Владыка создал живую тварь, восхотел и сотворил члены эти, чтобы имели такие исходы? Но поелику должно предупредить возраже­ния людей лукавых, которые могут сказать: "Следователь­но, истинное употребление не есть грех, как скоро телесные орудия созданы Творцом", то заставим их молчать, сами

-68-

предложив такой вопрос: какое разуметь употребление -законное ли, каковое дозволил Бог, говоря: раститеся и множитеся и наполняйте землю (Быт. 1, 28), одобрил и апостол, сказав: честна женитва и ложе нескверно (Евр. 13, 4), или употребление, хотя и естественное, но совершаемое тайно и прелюбодейно?.. Блажен, кто, в юности вступив в свободный союз, естественные силы обращает на чадоро­дие. А если делает это по сладострастию, то блудников и прелюбодеев ожидает изображенное у апостола наказание (1 Кор. 6, 9-10). Ибо в этом отношении два пути в жизни: один — умеренный и житейский, разумею супружество, дру­гой — ангельский и трудно проходимый, т. е. девство. Если кто изберет путь мирской, т. е. супружество, то он, хотя не за­служит порицания, однако же не получит и стольких дарова­ний... А если кто возлюбит путь чистый и премирный, то, хо­тя последний в сравнении с первым суров и труден, однако же идущий им приобретает чудные дарования...»

Но особенно сильно и доказательно, красочно и благого­вейно, непорочно и возвышенно говорит о чистоте, красоте и достоинстве обоженной плоти человека дивный созерца­тель тайн Божиих, св. Симеон Новый Богослов. Вот слова на этот предмет из его «Божественных Гимнов»:

«Мы делаемся членами Христовыми, а Христос наши­ми членами. И рука у меня несчастнейшего и нога моя -Христос. Я же жалкий — и рука Христова и нога Христова. Я двигаю рукою, и рука моя весь есть Христос, ибо Божест­венное Божество, согласись со мною, нераздельно; двигаю ногою, и вот она блистает, как и Он. Не скажи, что я бого­хульствую, но приими это и поклонись Христу, таковым тебя содевающему. Ибо если и ты пожелаешь, то сделаешь­ся членом Его. И таким образом все члены каждого из нас в отдельности сделаются членами Христовыми и Христос — нашими членами; и все неблагообразные члены Он сдела­ет благообразными, украшая их красотою и славою Божест­ва Своего; и мы вместе с тем сделаемся богами, сопребывающими с Богом, совершенно не усматривая неблагообразия в теле своем, но все уподобившись всему телу — Христу, а каждый из нас — член Его — весь Христос есть.

Итак, узнав, что таковы все, ты не устрашился или не постыдился признать, что и палец мой — Христос, и дето­родный член? — Но Бог не устыдился сделаться подобным тебе, а ты стыдишься стать подобным Ему? — Не Ему пo-

-69-

добным стыжусь я сделаться, но чтобы Он стал подобным постыдному члену; я заподозрил, что ты изрек хулу. — Ху­до, следовательно, ты понял меня, ибо не это — постыдное. Члены Христовы суть и скрытые члены, ибо они бывают покрываемы; и потому они важнее прочих (1 Кор. 12, 22-24), как незримые для всех, сокрытые члены Сокровен­ного, от Которого в божественном сочетании дается и семя Божественное, ужасно вообразившееся в Божественный образ, дается от Самого Божества, ибо от всего Божества весь Бог тот, Кто соединяется с нами, — о страшное таин­ство! — и поистине бывает брак, неизреченный и Божест­венный... Итак, если ты облекся во всего Христа всею сво­ею плотию, то ты без стыда будешь помышлять о всем том, о чем говорю я. Если же вовсе нет, или ты душою своею только облекся в малый покров пречистого хитона, Хрис­та, говорю, то все прочие члены, будучи в ветхом одеянии, в одном, конечно, месте и стыдятся. Имея же совершенно нечистое тело, или лучше — облекшись в нечистое, как ты не будешь краснеть? Когда я говорю это ужасное о святых членах, и вижу великую Славу, и просвещаюсь умом; ког­да даже и плоть моя несмысленная радуется, ты видишь свою плоть оскверненною, припоминаешь свои непристой­ные деяния, и ум твой, как червь, всегда пресмыкается в них. Потому ты и приписываешь Христу и мне стыд и гово­ришь: не стыдно ли тебе говорить о постыдном, лучше же — низводить Христа в постыдные члены? Я же снова говорю тебе: усмотри Христа и в женских ложеснах и помысли о том, что в ложеснах, и о Том, Кто вышел из ложесн, кото­рые прошел и Бог мой, изойдя оттуда»95.

«Теперь обдумайте вы слова мои и рассудите, истинны ли они. Я же с дерзновением возглашаю, что если я не мудрствую и не говорю, что говорят и мудрствуют апосто­лы и святые отцы, если не повторяю только Божиих словес, сказанных во св. Евангелии... да будет на мне анафема от Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа чрез Духа Святого как на человеке, учащем инаково от того, чему учили божественные апостолы, — и вы не заткните только уши свои, чтобы не слышать слов моих, но побейте меня камнями и убейте, как нечестивого и безбожного»96.

Как эти рассуждения святых отцов — аскетов, монахов — недосягаемо высоки, чисты, величественны и отстоят да­леко от пресмыкающихся по земле интеллигентских рас-

-70-

суждений по «половому вопросу».Как все у последних грубо, убого, пошло, затасканно, замусоленно, цинично. Возьмите сальные (или засаленные, все равно) книжки Ро­занова и К°: начать их читать после Иринеев, Мефодиев, Афанасиев, Симеонов — то же, что войти с благоуханного «Луга»97 ярким солнечным днем в темный вонючий чулан или загаженный закоулок. А еще упрекают монахов в извра­щении светлых идеалов Христовых, Его радостного учения! Обвиняют в ненависти к плоти, в бегстве от природы! Да что может быть извращеннее интеллигентского миропони­мания и отношения к природе? Сам бывший интеллигент, позже принявший духовный сан, известный священник П. Флоренский98, философ, математик, историк — кратко ска­зать, энциклопедист, и не только широкий, но и глубокий, пишет об интеллигентском мировоззрении и нечувствии:

«Ни есть, ни, тем более, вкушать интеллигент не умеет, - не знает даже, что значит вкушать, что значит священная еда: не "вкушают" дар Божий, ни даже "едят" пищу, а "лопают" химические вещества. Совершается лишь животная, го­лая "физиологическая функция", — мучительностыдная; и "функциею" этою брезгуют, ее стыдятся. Стыдятся и дела­ют; вот почему интеллигент цинично ест, бранится цинич­но, с вызовом, с оскорблением стыдливости своей и чужой».

• Обвиняют еще святых отцов-аскетов в том, что их тру­ды переполнены описаниями блудной страсти, что похоть, которая их мучила неестественно целую жизнь, придает-де их творениям совершенно психопатологический характер. На это нужно сказать следующее.

1. Говорящие так совершенно не понимают, ни что такое подвиг и борьба с диаволом (по опыту не знают, конечно, а не понаслышке), ни что такое монашество, ни что значит целомудрие. Целомудрие святых и истинных монахов мо­жет в глазах мирских людей показаться крайним развра­том, но оно, несомненно, выше всякого плотского мудрова­ния, и человеческой природы, и всего мира; и не мирянам нужно монахов, то есть святых, учить, а наоборот, монахам мирян. «Свет монахов суть ангелы, — говорит величайший из рассудительных святых отцов", — а свет для всех человеков — монашеское житие».

2. Люди, достигшие бесстрастия, — а таковы все святые монахи, взявшие с благословения Божьего на себя труд пи-

-71-

сать об этих вещах, — если пишут, то, понятно, не для соб­ственного удовольствия. Даже светские писатели, отводя этот упрек от себя, говорят, что они пишут для того, чтобы предостеречь общество от заразы. Итак, или сознайтесь, что вы, писатели, находите наслаждение, и притом сквер­ного рода, в изображении действительно развратных сцен, раз святых отцов упрекаете за раскрытие уловок блудного беса как за бесчестное занятие, или признайте за ними пра­во писать об этих вещах, как признаете его за докторами, юристами и, наконец, даже за собой.

3. Святые не стыдятся говорить, что в свое время были одержимы блудной страстью. Их заслуга в том, что они ее победили. Этой борьбой с демоном блуда и победой над ним достойно — сказать по-нашему, по-грешному, — и похва­литься. Святые же, победив и демона тщеславия, воздают лишь славу Богу, поборовшему диавола в них и за них. Они хотят показать, что может сделать человек при помощи благодати Божией, и тем самым хотят спасти от отчаяния маломощных, желающих спастись и пребыть в целомуд­рии, небрачными, но терпящих насилие от плоти и диаво­ла. А светские писатели чем могут похвалиться в этом от­ношении100 и что могут в своих романах преподать другим против тонких помыслов сего демона? Они этих вопросов не ставят, да им их и не суметь поставить.

4. Чего же хотят эти обвинители монахов? Чтобы душа человеческая, душа народная гнила заживо от смрадной за­разы? И была оставлена гнить? Не сами ли они упрекают как белоручек тех, кто боится «замараться» от рассмотре­ния подобных вопросов? Христос не среди блудниц ли вра­щался, не с ними ли разговаривал при всех, не в обществе ли, сидя «в гостях» — следовательно, открыто — принимал услуги от самых «известных» в городе (Лк. 7,37 и след.)? О, какое окаянное ложное целомудрие и окаменевшее для до­бродетели сердце! Сами сгнили от разврата и венерических болезней, а упрекают других в нечистой жизни. А все — де­ло бесов, которые не хотят, чтобы многие получили пользу от этих духовных хирургических инструментов, которыми исторгаются корни сластолюбия и которые можно приобре­сти даром у опытных врачей, святых отцов-аскетов.

5. Еще несколько слов по поводу современной жизни. Наш век весьма изолгался. Всем можно писать по полово­му вопросу. Даже женщины, как мы видели, решили не от-

-72-

ставать. И лишь пастырь церковный — которому, собст­венно, одному только и дело-то до этого — молчит. Но что всего страннее, даже и это молчание кажется людям недо­статочно молчаливым. Хотя пастыри и молчат, «урезав» и подчистив откровенные места в творениях самых славных и знаменитых святых отцов и учителей Церкви, прицепив кое-где «фиговые листочки», — тем не менее, пусть вполго­лоса, но древние подвижники все еще говорят. Уж, кажет­ся, донельзя стеснили святоотеческую литературу, всего два-три десятка книжек в обращении ходит, и те изданы макулатурно, тогда как порнографические светские сочи­нения издаются на голландской или японской бумаге и не­сут на себе печать внимательности и любви издателей, но и этого мало — всячески стараются еще досадить святым от­цам. Вот сколь велики их сила, влияние и значение! Демо­ны это знают хорошо. А почему бы нашим предстоятелям церковным, если они сами не могут говорить в меру древ­них святых отцов, не издать дешево, общедоступно, прилич­но, соответственно технике XX, а не XVI века, полностью творения святых отцов, которые стоят непереведенные!101 По всякому ремеслу за ничтожную плату можно получить руководство в изящном издании, только руководства по спасению души не считают нужным издавать, а если изда­дут, то, конечно, так, что никто в гостиную на стол не поло­жит, постыдится. А ведь можно хотя бы видом привлечь, а там человек, может, и внутрь заглянет... Но закончу на этом. Сколько ни написать, все мало будет, а благоразум­ный человек с двух слов тебя поймет, — даждь премудрому вину, сказано в Писании, и премудрейший будет (Притч. 9,9).