Индийская мистика

Католическая мистика

Выше уже были указаны случаи ненормального духов­ного устроения католических святых²⁵. Здесь я еще укажу на некоторые черты из жизни одного из самых знаменитых подвижников Запада, именно — Франциска Ассизского. В нем соединились вместе указанные крайности: необуздан­ное тщеславие и самомнение, с одной стороны, и чудовищ­ная мечтательность и воспаленное воображение — с дру­гой. (Стоит оговорить здесь, что в действительности часто совмещаются оба вида прелести и разделяют их в аскетике так для удобства описания и для более легкого наблюдения за самим собой.)

Итак, Франциск Ассизский начал свой подвиг со следу­ющих гордых слов²⁶: «Знаете ли, что будет день, когда весь мир преклонится передо мною?» Чем дальше, тем эти стра­сти (тщеславие и гордость) росли в нем все больше. Через пять приблизительно лет после вступления на стезю, которая должна была привести к его прославлению, 14 сентяб­ря 1224 года, на рассвете, находясь около своей кельи, Франциск так уже молится ко Христу: «...я прошу Тебя только о двух милостях... Первая — это, чтобы я... мог ду­шою и телом пережить все те страдания, которые Ты испы­тал... И вторая милость... чтобы... я мог почувствовать всем существом моим ту неограниченную любовь, которою горел Ты, Сын Божий...» Если просьба вторгается в мир сказок, то было бы странно, если бы она не исполнилась. Ибо, как в сказках, так и в прелестном состоянии, все желания чело­века исполняются, ибо там и здесь заправилы одни — бесы, всегда охочие угодить страстям и мечтаниям человеческим. И мы видели уже²⁷, что Франциск получил, как ему каза­лось, то, о чем он молился...

Что касается деятельности его воображения, то в этом отношении Франциск превзошел всех своих предшествен­ников: он мог свободно силою воображения, сосредоточен­ного на крестных страданиях Спасителя, разгонять свою кровь по соответствующим направлениям, то есть к местам язв Господних на руках, ногах и правой стороне груди; так что кровь наконец пробивалась наружу и образовывала шрамы, получившие названия «стигматов».

Представление в уме событий из жизни Христа привело к тому, что Франциск даже стал внешним образом копироватъ²⁸ их. Что, конечно, есть дело гордостное. Наконец, он

-310-

скончался со словами: «Я исполнил то, что должен был ис­полнить... Я возвращаюсь к Богу; да умилосердится Он над вами»²⁹. А сам как будто бы уже не нуждался в милосер­дии?..

Хотя она не христианская, и даже настроена враждебно по отношению к христианству, но я позволю себе сказать несколько слов по поводу ее учения о способах развития в человеке внутренней силы, потому что всеми подобными учениями, родственными между собою, слишком сейчас увлекаются, а люди времен антихристовых, к которым нам нужно готовиться, едва ли не будут воспитаны целиком на этой мистике оккультистов, представляющей полную про­тивоположность христианской.

У индийских йогов (особенно этому учит Раджа-Йога)³⁰ все дело заключается в развитии воображения и фантазии. «Воображение — это та способность, которая больше всего имеет значения в индийской мистике», — говорит писатель, взявшийся в свое время распространять оккультные идеи в русском обществе³¹. Столь выдающаяся роль воображения с практической стороны объясняется очень просто. При от­сутствии идеи Личного, Живого, Любящего Бога, что же ос­тается делать человеку, когда на него надвигаются события, которые он не в силах предотвратить? Верующий христиа­нин поплачет, помолится, и Бог совершит для него, если нужно будет, и чудо. А так как йоги, при всей их близости к демонам (о которой имеющим низшую степень посвящения не сообщается), не в силах изменить определения Божий, зависящие от покаяния человека и наличия у него правой веры, то они измыслили свое «спасение», — именно, — за­щищаются от несчастий, во-первых, верой в фатализм («что будет, то будет, ничего не поделаешь, нечего заранее посему и волноваться») и, во-вторых, воспитанием своего духа та­ким образом, чтобы при возможных ударах судьбы (эпиде­мии, войне, личном несчастье, приближении смерти) не растеряться и постараться замкнуться в своем внутреннем мире, наглухо отгородясь от внешнего. Этот мир фантазии дает йогу, благодаря долгому самовоспитанию, иллюзию внутреннего спокойствия³². Понятно, что на высших степе­нях посвящения, когда йоги входят в непосредственные от­ношения с демонами и «активная» или «пассивная» кон-

-311-

центрация³³ переходит в состояние погружения в нирвану, прелесть сообщает человеку полную нечувствительность к миру. И они этим довольны, говоря о сем, как о чем-то вели­ком.