Дерзость.

Содержание, которое обычно подразумевается под этим понятием у нас в общежи-

тии, гораздо уже того смысла, который вкладывается в наименование той же страсти у святых отцов. Дерзостью у по­следних называются не грубые резкие слова, с которыми человек обращается иногда к своим ближним, не наглый бесстыдный поступок, а особый целокупный образ поведе­ния, а именно — вольный (вольное поведение).

I. Какой вред от дерзости ?

Ни одна, кажется, страсть не подвергается у святых от­цов таким гневным нареканиям, как эта, о существовании которой мир и не знает, несмотря на то, что она составляет главное содержание его жизни¹.

Я приведу здесь первые пришедшие на память цитаты из их творений.

Дерзость губит любовь и рождает ненависть. «Если ви­дим, что некоторые любят нас о Господе, — говорит св. Ио­анн Лествичник², — то перед ними мы наиболее должны сохранять скромность; ибо ничто так не разоряет любви и ничто столь скоро не производит ненависти, как вольность в обращении».

«Свобода в обращении с ближними — причина всех зол в человеке», — предостерегает св. Варсонофий Великий³.

Она — «матерь всех страстей», — вторит сему великому его ученик и «единодушный сын»⁴, преп. Иоанн Пророк⁵.

«Это совершенная погибель», — вслед за последними двумя отцами постановляет их блестящий и бессмертный ученик и послушник — авва Дорофей⁶.

Посему —

«Уклоняйся от вольности в речах, как от смерти», — за­ключает духоносный Исаак Сирин⁷.

II. Виды дерзости

«Дерзость бывает многообразна: можно быть дерзким и словом, и осязанием, и взором. От дерзости иной впадает в празднословие, говорит мирское, делает смешное и побуж­дает других к непристойному смеху. Дерзость и то, когда кто прикоснется другого без нужды. Когда поднимет руку на кого-либо смеющегося, толкает кого-нибудь, вырвет у

-268-

него что-нибудь из рук, бесстыдно смотрит на кого-нибудь, — все это делает дерзость, все это происходит от того, что в душе нет страха Божия, и от сего человек мало -помалу приходит и в совершенное нерадение. Посему-то, когда Бог давал заповеди закона, Он сказал: благоговейны сотво­рите сыны израилевы (Лев. 15, 31), ибо без благоговения и стыда человек не чтит и Самого Бога и не хранит ни одной заповеди. Поэтому хорошо нам, братья, иметь благогове­ние, бояться вредить себе и другим, почитать друг друга и остерегаться даже смотреть друг другу в лицо, ибо и это, как сказал некто из старцев, есть вид дерзости»⁸.

О некоторых видах дерзости, сильно распространенных в нашем быту, не лишне сказать поподробнее, привлекши к ответу и светские источники.

• «Игра глазами»

Это один из важных элементов кокетства, которое у де­вушек и женщин, в свою очередь, само составляет три чет­верти всей страсти (дерзости). По внушению диавола, до­чери Евы открыли у себя эту способность очень рано. Мы видим ее уже в библейские времена, и пророк Исайя почти за 800 лет до Рождества Христова, обличает современных ему кокеток за то, что они «ходят, подняв шею и обольщая взорами» (עינים ומשקרות — буквально «и кругом поводя глазами, окидывая взором»: Ис. 3,16) — разумеется прохо­дящих мужчин. Переводя же речь пророка на современный язык, несомненно увидим здесь обвинительный приговор увлечению женщин (как видится, всех наций и времен) «строить глазки молодым людям». Пророк Исайя не оди­нок в своих обличениях. Ветхозаветный же мудрец, Приточник, «зрак прелюбодейничь»* (прелюбодейный взгляд (церк.-слав.)) перечисляет в числе глав­ных приманок жены-блудницы. Картина, нарисованная им с откровенностью, дозволительною лишь для священного автора, очень хорошо показывает, к чему это приводит (Притч. 7,10 и след.).

Страшно наказание Божие, постигающее таких дев и женщин (Ис. 3, 17).

Характерно, что народный эпос, мировая художествен­ная литература, пластические искусства и быт согласно по­казывают, что порок этот, действительно, свойствен скорее

-269-

женщинам легкого поведения (если не просто публичным), а никак не честным женам и девам строгих правил.

Приведу несколько примеров, расположив их в порядке возрастания описываемых ими гнусностей.

Уже у Гомера женщины в совершенстве обладают тай­ной «управлять глазами», и даже молоденькие девушки специализируются в этом.

В стихе

Πριν γ απο πατρι η ψιλω δομεναι ελικωπιδα κουρην*(*«...прежде чем дочь не вернем мы отцу — быстроокую деву...» (Перевод Н. М. Минского. М., 1896.) — Прим, составителя.)

(Илиада I, 98)

слово ελικωπιδα означает «с подвижными, весело глядя­щими глазами»⁹, от глагола ελισσω — «вертеть кругом, вращать, кружить, быстро двигать». Эти значения глагола хорошо говорят о том, в чем состояла неутомимая дея­тельность обладательницы таких глаз.

В нашем эпосе славились глаза «с поволокой», под ко­торой разумеется плавное движение глаз из стороны в сторону, или «призывающее и нежно стремящееся движе­ние взоров» (Буслаев). (Может быть, они заключают в себе и значение, содержащееся в греческом το υγρον — об этом ниже; во всяком случае, это новая разновидность того же самого «искусства».)

Но особенно «грешными», «многообещающими» глазами, по признанию мирских знатоков этого дела (из поэтов и ху­дожников), являются таковые с ленивым, «томным», «зату­манившимся» (от «знойной» страсти), «влажным» взором.

Торквато Тассо¹⁰ заметил это у своей возлюбленной Армиды:

Qual raggio in onda, le scintilla un riso

Negli umidi occhi tremulo e lascivo...

Stassi l'avaro sguardo in se raccolto,

e i tesori d'Amore e i suovi nasconde**.

(Глаза горят истомой наслажденья;

Так светлый луч в воде кристальной блещет...

Под веками опущенными взор,

Скупясь, дары любви и неги прячет. (Перевод В. С. Лихачева. СПб., 1910.)

«... как луч по волне, искрилась и трепетала роскошная улыбка в влажных очах ее». (Перевод Ф. Буслаева.) — Прим, составителя.)

-270-

То же самое подтверждают и классические скульпто­ры, придавая указанное выражение очам не кого иного, как богини этого искусства — Афродиты. Страстность в выражении влажных (το υγρον) глаз ее скульптор передает через несколько приподнятое нижнее веко. Подобные же глаза имеет и индийская богиня Срия (равно, как и вообще индийские прелестницы, например Дамаянти). За них ее называют «иаталочана», то есть имеющая продолговатые глаза. Филологический анализ дает, по-видимому, возмож­ность прийти все к тем же, вышеуказанным, результатам. Ибо иата— причастие от глагола иам — то же, что у нас при­частие ятый от глагола им-аю, ем-лю («хватаю»); лочана — «глаза», от глагола лоч — «видеть»¹¹. Другими словами, речь идет о глазах, старающихся поймать своей госпоже как можно больше тех, кого ей надобно.

Наконец, если обратиться к специальной литературе, например к древней анакреонтической¹², то такие выраже­ния, как υγρον βλεμμα — «влажный, томный взгляд», υγρα δεπκεσθαι οπαν — «иметь томный взгляд, смотреть томными глазами» там попадаются довольно часто.

Аристотель и Полемон (в своем «Руководстве по физи­огномике», II. 9, 1) согласно считают «бегающие» глаза и «томный» (υγρον), притом «вызывающий» (ιταμος) взгляд признаками развратного человека. И Петроний — имя ко­торого, несмотря на данный ему титул arbiter elegantiae*,(*законодатель изящества (лат.)) не заслуживало бы упоминания в этой книге¹³ — подчеркива­ет «oculorum mollis petulantia»** (**дерзость чувственных глаз (лат.))y таких субъектов.

Смехотворство, шутки, балагурство, болтовня

Господь Иисус сказал: Глаголю же вам, яко всяко слово праздное — слово, с делом несообразное, ложное, пустое, смехотворное, гнилое, бесстыдное, бесполезное, ненужное, — еже ащерекут человецы, воздадят о нем слово, то есть от­вет, в день судный¹⁴(Мф. 12, 36).

Поэтому и апостол предупреждает: Слово ваше да быва­ет всегда во благодати, солию растворено... (Кол. 4, 6).

Оно должно быть «не смешливо и шутливо, но разумно и назидательно»¹⁵. Как соль предохраняет пищу от гние­ния, так и эта назидательность и благоразумие должны за­страховывать ваши слова от заразы греха.

-271-

И еще сказал апостол: Всяко слово гнило да не исходит из уст ваших... и сквернословие, и буесловие, или кощуны... но паче благодарение (Еф. 4, 29; 5, 4).

«Сквернословие — αισχροτης — собственно срамотность — срамные приемы, взгляды, движения, одежда, все поведение срамотное, или распущенность, свидетельствующая о нечис­тоте и к ней соблазняющая. Но, конечно, преимущественное проявление этой срамотности есть срамословие — срамные речи, с которых и начинаются обычно срамные дела¹⁶. Буес­ловие — μωρολοια — глупые, безумные, пустые речи. Кощу­ны — ευτραπελια — страсть острить, шутить, смехотворить». «Не пристало нам так поступать, — стыдит епископ Феофан Затворник. — Обещали жить свято, со страхом Божиим со-девая свое спасение. Как могут быть уместны такие речи?!. Пусторечие и смехотворство стоят в прямой связи с похо­тью. Св. Иоанн Златоуст говорит: "Не произноси слов, ни шутливых, ни постыдных — и ты угасишь пламя, ибо слова ведут к делам". ...Но паче благодарение, то есть да выражает­ся в слове и да слышится. Вот чем должна быть полна бесе­да христиан!.. Из уст наших должно исходить преимущест­венно благодарение Богу Отцу и Господу нашему Иисусу Христу со Святым Духом за спасение, нам даруемое и дей­ствующее в нас, если не мешаем ему своим неразумием»¹⁷.

Действительно, слово — великая вещь. Его надо хранить. «Господствуй над языком, — сказал св. Антоний Великий, — и не умножай слов, чтобы не умножить грехов твоих. Нало­жи перст на уста твои и узду на язык твой: многоглаголивый человек никогда не оставит в себе места во обители Свято­го Духа»¹⁸.

Небрежное обращение со словом показывает бедность содержания души. Уже по одним словам легко определить, что за человек — духовный ли, плотской ли, умный или глупый, рассудительный или только притворяющийся бла­гочестивым. Впрочем, последнее различить не всякий может.

Слово — это тот главнейший и существеннейший при­знак, по которому устанавливается непреодолимая граница между человеком и скотом. Оно — о непостижимое таинст­во! — одно из имен Самого Бога, Второй Ипостаси Святой Троицы, Господа Иисуса Христа.

И после всего этого — христианин втаптывает его в грязь, поганит, короче говоря, со словом обращается «бес­словесно» (употребляю последнее понятие в святоотечес-

-272-

ко-церковном смысле)! В настоящее время можно, пожа­луй, уже говорить о настоящей проституции словом как особом виде блуда через извращение цели и существа ре­чи¹⁹, через пристрастие к нелепейшим «слововывертам», особенно срамного характера²⁰; или — в самом невинном случае — можно говорить о расточении духовных сил и бо­гатства чрез преступно легкомысленное обращение с этим божественным даром, роднящим нас с Самим Божеством и данным на святейшее и чистейшее употребление.

В качестве примера продолжу объяснение вышеуказан­ных апостольских слов*.(*«...пустословие и смехотворство не приличны вам» (Еф. 5, 4))

Начну со смехотворства. Пошутить, посмеяться, даже похохотать, как говорят, «здоровым смехом» у нас не счи­тается зазорным. Но не так смотрели на это святые и Сам Господь, Которого плачущим видели часто, а смеющимся никогда.

Св. Антоний Великий, будучи спрошен, позволительно ли иногда смеяться, отвечал:

«-— Господь осуждает смеющихся. Восплачетеся и воз­рыдаете вы, — сказал Он Своим ученикам, — а мир возра­дуется (Ин. 16, 20). Истинному монаху не должно сме­яться, — должно плакать о тех, которые ругаются Богу, преступая Его закон, и о тех, которые проводят всю жизнь в творении грехов. Будем рыдать и плакать, непрестанно умоляя Бога, чтобы не попустил им пребыть в греховной жизни, чтобы не восхитила их смерть прежде, нежели они успеют принести покаяние»²¹.

А вот что говорит златословесный вития Церкви о на­шем пристрастии к так называемым невинным шуткам:

«Что пользы сказать шутку? Только возбудишь ею смех. Скажи мне, сапожник возьмется ли за какое-нибудь дело, не принадлежащее к ремеслу его, или станет ли при­обретать какой-нибудь ненадлежащий инструмент? Никак — потому что чего мы не употребляем, то ничего для нас не стоит. Пусть не будет ни одного слова праздного, так как от празднословия можно перейти к неприличному разговору. Теперь время не увеселения, но плача, скорбей и рыданий. А ты шутишь? Какой боец, вышедши на арену, оставляет борьбу с противником и произносит шутки? Близ тебя ди-авол ходит вокруг, рыкая, чтобы поглотить тебя, все воз-

-273-

двигает и все обращает на твою голову, замышляет, как бы выгнать тебя из твоего убежища, скрежещет зубами, воет, раздувает огонь против твоего спасения, — а ты сидишь и произносишь шутки, пустословишь и говоришь неприлич­ные речи? Можешь ли ты успешно одолеть его? Мы забав­ляемся по-детски, возлюбленные! Хочешь узнать образ жизни святых? Послушай, что говорит Павел: три лета нощь и день не престаях уча со слезами единаго когождо вас (Деян. 20, 31). Если же он употреблял такое попечение о милетянах и ефесянах, — не шутки говорил, а со слезами преподавал учение, — то что ты скажешь о других? Послу­шай, что он говорил и к коринфянам: от печали бо многия и туги сердца написах вам многими слезами (2 Кор. 2,4)... По­слушай, что он говорит еще в другом месте, ежедневно, так сказать, желая переселиться из мира: ибо и мы, сущий в хра­мине, воздыхаем (5, 4). А ты смеешься и забавляешься? Время войны — а ты занимаешься тем, что свойственно плясунам?.. Шутишь и забавляешься, говоришь остроты, возбуждаешь смех и нисколько не думаешь о деле? Сколько от шуток происходит клятвопреступлений, сколько вреда, сколько сквернословия! Но, говорят, эти шутки не таковы. Однако, послушай, — апостол изгоняет всякие шутки... В те­перешнее время вовсе не может быть места смеху, потому что это — время мipa. Послушай, что говорит Христос: мiр возрадуется, вы же печальна будете (Ин. 16, 20). Христос распялся на кресте из-за твоих злодеяний, а ты смеешься? Он потерпел заушения и столько пострадал из-за твоих бедствий и объявшей тебя бури, а ты веселишься? И разве не тем более ты этим Его раздражаешь? Но так как иным это дело кажется безразличным и таким, от которого трудно уберечься, то рассудим немного об этом и пока­жем, насколько велико это зло. Это дело диавола — нера-деть о безразличных поступках. И во-первых, если бы это и было безразлично, и в таком случае не должно этим пре­небрегать, зная, что от этого происходит много зол, кото­рые возрастают и часто оканчиваются любодеянием. А что это не безразлично, видно из следующего. Посмотрим, откуда этот порок происходит. Или лучше, посмотрим, каков должен быть святой. Он должен быть тихим, крот­ким, скорбящим, плачущим, сокрушенным. Следователь­но, кто говорит шутки, тот не святой, и такой, будь он хотя и эллин, смешон. Это позволительно только играющим на

-274-

сцене. Где гнусность, там и шутки; где безвременный смех, там и остроты. Послушай, что говорит пророк: работайте Господеви со страхом и радуйтеся Ему с трепетом (Пс. 2, 11). Шутливость делает душу слабою, ленивою, вялою; она возбуждает часто ссоры и порождает войны... Играть комедии несвойственно христианину. Притом охотнику до шуток необходимо терпеть сильную вражду со стороны осмеиваемых им, присутствуют ли они при этом или услы­шат со стороны... Много зол гнездится в пристрастной до шуток душе, большая рассеянность и пустота: расстраива­ется порядок... отсутствует благочестие. У тебя язык не для того, чтобы передразнивать другого, а чтобы благодарить Бога... Изгоните, умоляю вас, из душ своих это непривлека­тельное удовольствие: это дело паразитов²², мимических актеров, плясунов и публичных женщин»²³.

Не забудем того, что св. Иоанн Златоуст не монахам эти поучения давал, а обращался с церковной кафедры ко всем православным христианам.

И все-таки это, скажут, очень строго. И, может быть, иной попытается даже оправдать свою распущенность ссылкой на некоторых из великих подвижников, даже схи­монахов, которые каламбурили, шутили, рассказывали анекдоты и не переставали быть чудотворцами и не теряли свой дар прозорливости. Из нынешних времен я сам укажу на старца Оптиной пустыни, иеросхимонаха Амвросия, ко­торый был именно таким человеком. В прошлом столетии, после преп. Серафима Саровского, это был, кажется, следу­ющий великий подвижник земли Русской, и как раз он-то и отличался в обращении шутливыми разговорами²⁴.

Но пусть не дерзает сей дерзкий несмысленный прирав­нивать себя к таким людям. Они десятками лет внутренне­го плача, безропотного и непорочного послушания, великих подвигов приобрели себе право беспристрастно повелевать смеху и веселью, и те их слушаются, как покорные рабы.

Когда св. Иоанн, спостник преп. Симеона, Христа ради юродивого, прощался с ним в пустыне, перед уходом по­следнего в мир, то как друг наказывал ему: «...Храни бе­режно свое сердце от того, что будешь видеть в мире, и пусть не содействует тому, что будешь ты делать перед людьми телом, вместе и твое душевное расположение. Но когда к чему-нибудь прикоснется рука твоя, душа пусть не прикасается к тому, и в то время, как уста твои заняты едой,

-275-

сердце да не усладится ею, и вместе с ногами да не воспля-шет и внутренний покой... Пусть все, творимое вовне, не ощущается внутри, и ум твой да пребудет безмятежным...»²⁵

И когда человек силен делается на такое житье, то про­водит его по повелению Божию, а не сам собою. Ибо где найдется столь безумный человек, да еще схимник и ученик духоносных старцев, чтобы стал растрачивать самочинно в пустых, смехотворных разговорах то, что приобретал с та­ким трудом в пустыне в продолжение нескольких десятков лет? Допустить, хотя на мгновение, такую мысль — для это­го нужно самому превратиться в безумного. Нет, не пустые то речи и не для балагурства говорятся они подобными людьми, а для того, чтобы прикрыть ими тот нестерпимый для грешных и завистливых глаз блеск благодати и вели­чайших даров прозорливости и чудотворения, которыми они обладают.

Этим же объясняется та площадная брань, с которой нередко обращались к приходящим знаменитые дивеев-ские блаженные²⁶, и их неприличные поступки, которыми по невежеству соблазняются люди и описание которых, конечно, они не преминут поместить где-либо в печати. Но величайшие из святых, например Андрей, Христа ради юродивый (память 2 октября), сподобившийся быть при жизни в раю и видеть в храме Пречистую Деву (откуда и берет начало праздник Покрова), не терпящую никакой скверны, — сей Андрей блаженный и другие еще и не то де­лали²⁷. К сожалению, об этом надо читать в подлиннике, ибо у нас в житиях их все соблазнительное для не имеющих духовного разума выпущено. Но так как у меня в «Аскети-ке» вопросы ставятся и разбираются с принципиальной сто­роны, я не считаю позволительным их замалчивать. Что святые, когда совершают мирские и двусмысленные по­ступки, совершают их только внешне, как бы надевая маску и являясь хорошими актерами, нисколько не воспринимая их страстно сердцем и делая это во исполнение заповеди апостола и в подражание ему самому (1 Кор. 9, 19-22), не одна вышеприведенная цитата из жития преподобных Иоанна и Симеона доказывает. Из многих свидетельств приведу еще следующие.

Вот что пишет св. Варсонофий Великий о том, каким быва­ет внутреннее состояние святого, когда он принимает посеща­ющих его:

-276-

«Совершенные бывают и совершенно внимательны к себе, подобно художнику, который в совершенстве знает свое художество; он хотя беседует с кем-нибудь в то время, как занят своим делом, но беседа не мешает ему делать то, что требуется художеством, и тогда как он беседует с теми, которые у него находятся, ум его бывает всецело обращен к предлежащему занятию. Так и беседующий с другими дол­жен показывать им лицо и слово веселое, внутри же себе иметь помысл воздыхающий. О сем писано: воздыхание сердца моего пред Тобою есть выну»²⁸.

Всеми предыдущими рассуждениями не исключается, конечно, для немощных умеренная веселость²⁹; причем, по­нятно, должно принимать во внимание конкретные обстоя­тельства: время, место беседы, то, с кем мы ее ведем. Об этом будет еще говориться в другом месте³⁰.

Но и простая болтовня наносит не меньший вред духов­ному здоровью. Если больно сердцу слышать на улице звонкий смех проходящей «барышни» с «кавалером», смех, который открывает пред вашим духовным взором черную бездну душевной ее пустоты, то не менее больно и стыдно за человеческое достоинство, когда, сидя в вагоне трамвая или железной дороги, видишь, как растлеваются молодые души бессодержательной болтовней, отсутствием страха Божьего и стремлением превзойти друг друга в «тонких» намеках, остротах и наборе «изящных комплиментов».

Если наши юноши и девы — христиане, то не должны оп­равдываться молодостью, а если они готовят себя к честной женитве и ложу нескверну (Евр. 13, 4), то должны блюсти себя еще строже тех, что готовятся в монахи, поскольку для последних в будущем открывается постоянное время покаяния. (Прошу читателя из моих слов не выводить обрат­ного заключения — что так как-де последним предстоит «постная», если уж не «постническая» жизнь, то наперед позволительно им хорошенько «заговеться», да так, чтобы все оставшееся время жизни вспоминалось это «заговенье».)

Такова ли должна быть подготовка к серьезной супру­жеской жизни? И чему тут удивляться, что через год, ме­сяц, неделю, даже через день (вернее ночь) молодые уже расходятся навсегда! Обычно у нас уже до брака юноши и девы обрывают все цветы и розы невинности в своем саду, и когда приходится им жить вместе, опустошенный преж­девременно сад наводит на них только уныние, отвращение

-277-

и ненависть. А нужно бы наоборот — не тайком, наспех и с жадностью воровать яблоки, а срывать их в свое время, не стыдясь людей, как свои собственные...

И неужели нет серьезных тем для разговоров? Неуже­ли, юноша, так трудно отдать себе отчет в том, что, если проведешь время только в «салонной» или «бульварной» болтовне, ты не сможешь узнать, оценить, полюбить, нако­нец, душу человека? Даже о домашних способностях буду­щей жены не узнаешь. И если скажешь, что это «проза», то спрошу и я: «Не те ли уж разговоры наших барышень, ко­торые слышишь повсюду, — поэзия?»

Много ли «поэзии» у наших девушек, которые, подобно Леночке (знаменитому «кисейному созданью» Помялов­ского)*, (*См.: Помяловский Н. Г. Полное собрание сочинений. СПб., 1889. Мещанское счастье / Повесть. — Прим составителя.) с замечательным искусством и легкостью могут перебегать от одной темы к другой, без всякой остановки, нигде не зацепляясь? Начнет такая говорить о цветах, пе­рейдет к новому костюму, тут же с увлечением расскажет, что у них новый дьячок — и какой смешной!.. Затем ловко переведет разговор на то, что она любит пенки и духи «Ча­руй меня» и совершенно терпеть не может мышей и пауков. Наконец, упомянув мимоходом, как утром чуть не попала под трамвай, вдруг огорошит вас сообщением, что она спа­ла только половину ночи, стараясь уразуметь «Капитал» Маркса!..

Не все, скажут, такие. Я не про всех и говорю. Но много ли не «таких»? Если они «серьезны» по-мирскому, то есть читают «научные» и «ученые» книжки нашего времени, то разница между «серьезной» собеседницей и легкомыслен­ной невелика — она касается только внешней направленно­сти интересов, а не их существа. Взгляды и мысли, которых они набираются в подобных книжках, ложны, а отсюда раз­говоры на эти темы опять-таки вредны. А если девушки (или юноши) эти взялись за ум от чтения духовных и рели­гиозных книг, то они и вовсе должны избегать разговоров, потому что брать темы для болтовни за чаем из Писания и святых отцов — это явление, для определения которого трудно подобрать слова. Хотя, при руководстве старших, здесь все же можно бы что-нибудь полезное выкроить, по крайней мере для тех, кто не способен к строгой, внутрен-несобранной жизни наедине, к крепкому молчанию и вну-

-278-

треннему плачу. Таким образом, то, что для достигших определенного уровня духовного развития является злом, может принести для любящих развлечения и рассеяние относительную пользу. Но болтовня совершенно не поз­волительна.

Что я не говорю о каких-либо исключительных вещах и не навязываю какой-либо непосильной морали обществу и что сказанное мною не относится только к молодежи, но и к зрелым, и даже ученым мужам, и прославленным художе­ственным талантам, доказывается легко тем, что наука, литература, фольклор³¹ и даже некоторые факты из исто­рии осуждают болтовню, и однако она так распространена и укоренена в нашем культурном обществе.

И мало того, что не борются с этим злом, но и всячески еще поощряют его, с детства воспитывают в нем человека, в зрелом возрасте хвалятся искусностью в нем, и изредка невольно сами себя обличают.

Кто не знает слов поэта Мея (если не изменяет мне па­мять — к своей будущей жене), в которых он ядовито вы­смеивает светскую манеру с пеленок учить детей салонным тонкостям и извиняется, что сам он якобы не знает, как приняться за разговор:

С чего начать?

Давно уж в моде

Беседу с дамой заводить

Намеком тонким о погоде,

А уж потом и говорить...

И говорить о всем об этом,

Что говорится целым светом,

На что с самих пеленок мать

Учила дочку отвечать...*

(*См.: Мей Л. А. Полное собрание сочинений. Т. 1: Стихотворе­ния. СПб., 1911. С. 198. Забытые ямбы. — Прим составителя.)

Поучительно рассуждает также в своей «Диэтетике духа» доктор Шольц (директор лечебницы для душевнобольных в Берлине). Вот несколько строк из его книги:

«Случаи и формы маниакальной раздражительной слабос­ти могут быть очень разнообразны... Очень часто встречается тип болтуна. Разновидностью такого болтуна... будет фразер».

Шольц подробно разбирает это явление, встречающееся и между людьми общества, а не только среди сумасшедших

-279-

его лечебницы. С другой стороны, некоторые сумасшедшие только тем и отличаются от так называемых здоровых, что не могут сдерживать бешеных проявлений своих страстей.

«Болтуны, — продолжает Шольц, — бывают также и между высокообразованными людьми, учеными и худож­никами, у которых предмет болтовни всегда интересен и поучителен»³².

Так как у этого ученого примеров не хватает, то я приве­ду их сам. Рассказывает поэт Полонский в своих «Воспо­минаниях» о нашем известном писателе Тургеневе:

«Однажды Тургенев прочел в "Новом времени" извес­тие, что он пишет детские повести, а я у него гощу в деревне.

— А что, — сказал я шутя, — если напечатают, что я дою гвоздь, а ты добиваешься меду из ржавой подковы?

— Нет, — возразил он, хихикнув, — ты доишь гвоздь, а я держу шайку»³³.

...Да, болтовня есть зло, и зло величайшее, так как спо­собна не только рассеивать наши мысли, но и приводить ум в совершенное исступление и бездействие. Да что я говорю про наш ум — дикие звери чумеют от женской болтовни.

Локвуд Киплинг в очерке о ловле дикого гепарда и спосо­бе его приручения туземцами Индии между прочим говорит: «Пойманного гепарда сейчас же начинают приручать. Для этого его крепко увязывают... на голову надевают повязку, со­вершенно скрывающую от него свет... Затем с ним постоянно разговаривают, и женский язык считается, по мнению всех, лучшим средством, чтобы не дать пленнику заснуть. Нет та­кого животного, которое могло бы противостоять голоду, бессоннице и женской болтовне, и несчастный гепард стано­вится не только ручным, но даже забитым, боязливым»³⁴.

Если, по словам естествоиспытателей, женская болтов­ня способна укротить хищное дикое животное, чуть ли не тигра, то понятно, что Адаму и его сыновьям «до сего дне» трудно устоять перед болтовней дочерей Евы. Это и святая Церковь отметила в достопамятный день Прощеного вос­кресения в стихире за вечерней: «Адам изгнан бысть из рая преслушанием, и сладости извержен, женскими глаголы прельщенный, — γυναικος τοις ρηματιν απατωμενος».

• Вольные поступки и движения

Дерзость может сказываться и во всем внешнем поведе­нии и даже виде человека. Сюда относятся: встреча глазами;

-280-

пожатие или задерживать рук при прощании; хождение под руку; разговоры «по душам», на «сердечные темы»; ис­кание случаев быть друг с другом наедине, например в про­гулке по лесу, по саду, по дороге, на уроках, то есть когда один бывает учителем, а другая ученицей; пешеходные путешествия куда-либо двух или нескольких лиц мужского и женского пола, с ночлегами в поле; вход в комнату к неоде­тым или полуодетым лицам другого пола, хотя бы к брату или сестре; служение постороннему больному с прикосно­вениями к обнаженному телу, когда ухаживающего можно было бы легко заменить лицом того же пола, и, во всяком случае, уход требовалось бы обставить другими средствами; непрекращение тотчас знакомства и встреч с таким челове­ком, к которому уже начинается плотское влечение³⁵; обра­щение на «ты», называние другого полуименем («Маруся», «Гошка», «Ваня», «Шурочка»), когда люди не имеют на то родственного права, но совершенно чужие по крови; допу­щение такого поведения в кругу своих знакомых, как будто человек находится среди членов своей семьи, что иные еще и поощряют («будьте как дома», «ведите себя запросто»); поз­воление себе бранить другого, будто любя; поглаживать по руке, по плечу, по ноге, по голове во время беседы; громкий разговор; крикливые возгласы³⁶; небрежные и неприличные размахивания руками при разговорах, ходьбе и за всяким делом; сидение на стуле или диване, положив одну ногу на другую³⁷; привычка вмешиваться во все со своим мнением; разговор с лицами, занимающими более высокое положе­ние в духе ложной свободы, с развязностью³⁸, о чем вздума­ется, или старанье безвременно повидаться с ними³⁹, или дозволение себе садиться с ними в обществе рядом (напри­мер на один и тот же диван), как будто с равными (когда знаешь, что они нас любят); особая манерная походка, свойственная ловеласам и кокеткам; кричащая прическа; неряшливость в одежде во время домашней уборки, мытья полов, стирки белья; употребление таких костюмов, кото­рые производят впечатление, что вот-вот спадут с плеч, или каким-либо иным образом напоминают человеку о том, о чем ему не надобно знать и напоминать и прочее, и прочее, чего нельзя ни рассказать, ни перечесть.