Чревоугодие.

Кормление грудью

Это первая и важная обязанность молодой матери-хри­стианки в отношении новорожденного. И исполнять ее она должна сама, подражая в этом великим библейским женам Сарре, Анне-пророчице, матери пророка Моисея и другим (Быт. 21, 7-8; 1 Цар. 1, 23; Исх. 2, 7-9; 3 Цар. 3, 21; 1 Фес. 2, 7).

Причем аскетика, со своей стороны, здесь должна ука­зать на крайнюю необходимость для кормящей матери соблюдать себя в удалении от всяких страстей — сладост­растия, печали, уныния, ревности, гнева и всего прочего, ибо на ребенка все это действует.73

-97-

 

Глава 2. Плотские страсти и их противоядия.

«Началом всему худому служат упокое­ние чрева и расслабление себя сном», — говорит св. Исаак Сирин1, потому что, как объясняет преп. Иоанн Лествичник2, «насыщение есть мать блуда... Впадшие в ров беззаконий, о которых я не хочу го­ворить, понимают, что я сказал». И «в какой мере кто работает чреву, в такой лишает себя вкушения духовных благ»3. Поэтому-то св. Василий Великий и гово­рит4: «Видел я, что многие, одержимые страстями, исцелялись, но не видал меж­ду ними ни одного, привыкшего есть тайно от других, или чревоугодника».

Обжорство отвратительно. Во-первых, с внешней сто­роны: вечные заботы и суетня, почти всегда с обременени­ем собственной совести и своих ближних лишними труда­ми. Еще св. Григорий Богослов5 осмеивал пресловутые «нравственность» и «воздержание» греческих богов, на­перегонки «бегущих с прочими демонами» на «тучный пир, на запах тука и возлияний». Наши писатели, классики и рядовые, чуть ли не каждый из них, тоже немало страниц уделили описанию чревоугодия. Стоит только припомнить всем известную Обломовку Гончарова, Петра Петровича Петуха во втором томе «Мертвых душ» Гоголя, «Сирень» Чехова и так далее вплоть до Тэффи6, автора (не без талан­та) юмористических журналов недавнего времени. Во-вто­рых, так как обжорство, подобно блуду, только в меньшей степени, принижает человека, низводя ум7 его в плоть и гной8, и приравнивает тем самым к скотам, то, естественно, оно отвратительно и изнутри. Неуменье «культурными» людьми вкушать пищу9 (чему учит, прежде всего, внутрен­ний страх Божий, которого у них нет), проявляющееся да­же внешне в антихудожественной форме, говорит об еще более антихудожественном10, то есть порочно-грешном, внутреннем содержании. Этого не могут не замечать и они сами, почему и стыдятся своей еды.

Так, мистер Монтфорд в «Идеальном муже» Оскара Уайльда ответил г-же Марчмонт на ее предложение поси­деть с ним за столом, пока он будет ужинать, и быть зритель-

-98-

ницей: «Я, знаете, не особенно люблю зрителей, когда я ем...» А все, что нелепо, неуправлено, непрекрасно в духовном отношении, есть тем самым грех, расстройство души, ее бессилие. И так как дух непосредственно связан с плотью, то последнее переходит на все: на самих людей, которые от непомерного своего жранья делаются дряблыми, болез­ненными, на их дела, слабые и непостоянные, на пищу, вредную и часто являющуюся для людей ядовитою. На­против, воздержание сообщает благодать пище и вкушаю­щим ее. Воздержник силен духом и крепок в немощном своем теле, у него нет расслабления, аще и что смертно испиет, не вредит ему (Мк. 16, 18). «Простой хлеб с трапезы непорочного, — говорит св. Исаак Сирин11, — очищает душу ядущего от всякой страсти12. Трапеза пребывающего всегда в молитве — сладостнее всякого благоухания от мускуса и благовония от мира13; боголюбивый вожделевает оной, как бесценного сокровища».

Гений русского народа проникновенно изобразил все это в своих былинах. В них характерной чертой идеального, духовного человека является воздержание, а плотского, страшного по умственно-бесовской силе представителя за­морской культуры — каковой в народном сознании вопло­щается в «проклятое чюдишше» — характеризует, наоборот, жадность ко всякой похоти (в широком смысле).

Замечательно особенно то место, где главный вопрос, интересующий представителя этой культуры, был вопрос о количестве еды для «калики перехожей», под видом кото­рого скрывался русский богатырь Илья Муромец.

Говорит проклятое чюдишшо:

«Ишша много ле он хлеба к выти* съес?» (*то есть за один раз. — Еп. Варнава.)

Говорит калика перехожая:

«От ковриги краюшецку откушаёт,

А и той краюшкой троё сутки живет».

На это заморский «сверхчеловек» с бесстыдством и пре­зрением отвечает:

«По сторублевому быку да я ведь к выти ем!»

Народ, видевший красоту подвига в воздержании и же­лавший ее находить даже в своих богатырях, по достоинству

-99-

оценил скотские наклонности «проклятого» представителя цивилизации. Калика говорит:

«У нас, у попа была коровушка обжориста,

Да много жорила, ей и розорвало!.,»

В конце концов, по былине, эта сила религиозного подви­га побеждает иноземную культуру; по крайней мере, серд­це русского народа говорило ему, что только в этой силе его спасенье от последней14.

Но что же такое само чревоугодие? Что значит прини­мать пищу по прихоти, чревоугодию и что — по требованию естества?

«По прихоти — значит хотеть принять пищу не по теле­сной потребности, но для угождения чреву, — объясняет св. Варсонофий Великий. — Если же видишь, что иногда есте­ство охотнее принимает какой-либо из овощей, нежели со­чиво, и не по прихоти, а по легкости самой пищи, это надо различать. Одни, по естеству своему, требуют сладкой пи­щи, другие соленой, иные же кислой; и это не есть ни страсть, ни прихоть, ни чревообъядение. А любить какую-нибудь пищу (особенно) и похотливо желать ее — это есть прихоть, служительница чревообъядения. Но вот из чего познавай, что ты одержим страстью чревообъядения, — ког­да она обладает и помыслом твоим. Если же противишься сему и благочинно принимаешь пищу, по телесной потреб­ности, то это не есть чревообъядение»15.

Физиологическая страсть чревоугодия сказывается в сильном действии слюнных желез («слюнки начинают течь»), мучительно-сладострастных спазмах гортани, в осо­бой требовательности вкусовых нервов языка и даже скул16.

Чтобы было понятнее, в чем состоит эта страсть, пока­жем, в каких формах она борет человека. Их — пять (по св. Григорию Великому, Moralium libri XXXI, 27).

«Чрево искушает нас таким образом:

1. Иногда побуждает нас без нужды есть ранее установ­ленного времени.

2. Иногда, хоть не прежде времени, но чрево желает пищи более дорогой, лакомой.

3. Иногда не разбирает пищи, какова бы она ни была, только желает, чтобы лучше была состряпана.

4. Иногда погрешает в количестве пищи, превышает меру потребности. Это бывает чаще всего.

-100-

5. Иной ест с жадностью всякую грубую пищу; слишком торопливо или часто»17.

Некоторые из святых виды проявления этой страсти сокращают до трех или даже до двух.

Таким образом, можно дать следующую схему разветв­лений этого «запрещенного древа».

I. Плоды:

1) Еда прежде времени

2) «Разносолы и деликатесы»

3) Все равно, что есть, но лишь бы «повкуснее и послаще»

4) Еда «до отвала»

5) «Жранье», «прожорливость», «ест инда давится», « за скулами трещит»

II. Листья181) «До законного часа». 2) «Лакомство, 3) «Наполнение чрева».

любовь к смачному».

III. Ветви191) «Гортанобесие» (лемаргия). 2) «Чревобесие» (гастримаргия).

IV. Корень: 1) Чревоугодие.

История и наука жестоко бичуют все виды чревоугодия, жития же святых передают вещи, которые должны приво­дить богобоязненную душу в великий страх. Вот несколько примеров.

Относительно многократной еды в течение дня европей­цев еще в «Корабле дураков» Гейлера фон-Кейзерсберга (1445-1519) приводятся следующие стихи:

Qui semel est deus est, bis homo, sed bestia qui ter,

Est daemon quater, quin quies est sua mater.

Тот бог, кто ест на день однажды,

Человек — кто ест дважды,

А трижды кто — скот,

кто четырежды — бес,

А пять — его матерь лишь ест20.

Но предел скотоподобного состояния человека показа­ли нам римские комики и сатирики. Они беспощадно бичу­ют разных лукуллов, тримальхионов своего времени и блюдолизов-гостей при их чудовищных столах, давая им позорные клички «мух», «котов», «паразитов», «саранчи». Гладиаторов и борцов не только за физическую силу, но и

-101-

за обжорство называли саркастически «непобедимыми, не­преодолимыми». И действительно, Милону Кретонскому, знаменитому атлету древности21, нужно было в день двад­цать фунтов мяса, столько же хлеба и без малого два ведра вина. Император Максимин (235-238), известный гони­тель христиан, мог в один день выпить пять с половиной ведер вина и съесть пуд мяса. Нечего удивляться поэтому, что он одним ударом кулака перешибал ногу у лошади и пальцами растирал в порошок камни22. Но, кстати сказать, получил и законное возмездие в седалищах этих своих страстей за преследование христиан. Где удовлетворяется чрево, там и подчревность ублажается; так и у Максимина было. И вот, говорит св. Григорий Богослов в обличитель­ной речи на гонителей христиан, он потерпел «ужасную казнь, гнусную язву телесную (как известно, Максимин умер от зловонных ран на половых органах. — Еп. Варна­ва), которой знаки изображены, как на позорных столбах, на его статуях, стоящих и доныне в публичных местах»23. Хороши же были и культура, и общество, допускавшие та­кие статуи!

В новое время известные психиатры взяли под свою опеку в этом отношении и записали, как выражается один из них, «под рубрикой очень лестной, хотя и безжалостной — вырождение высшей интеллигенции», — даже таких знаме­нитых личностей, как Виктор Гюго, Шопенгауэр24 и другие.

Всякая страсть от демонов. И в предыдущих примерах, конечно, не без их внушения дело обстояло. Но иногда, в наказание за грехи, страсть становится уже настоящим тер­занием человека со стороны демона, вселившегося в него.

Так, в «Лавсаике»25 рассказывается, как однажды к преп. Макарию Великому (Египетскому) был приведен бесноватый юноша. «Демон, обитавший в нем, имел такую силу, что съев три меры хлеба и выпив киликийское ведро воды, то и другое извергал и обращал в пар». Съеденное и выпитое им было истребляемо как огнем, а когда он не полу­чал достаточного количества пищи, то часто ел свое изверже­ние и пил свою мочу. «Макарий, взяв к себе юношу, усердно помолился о нем Богу, — и через день или два демон перестал мучить его. Тогда святой Макарий сказал матери юноши: "Сколько, хочешь, чтобы ел сын твой?" Она отвечала: "Молю тебя, вели ему есть по десяти фунтов хлеба". Святой, сильно упрекнув ее за то, что она назначила много, сказал: "Что ты

-102-

это сказала, женщина!" Помолившись об юноше семь дней с постом и изгнав из него лютого демона многоядения, святой определил ему меру пищи до трех фунтов хлеба, которые он должен был употреблять, делая свое дело».

«Итак, кто желает очиститься от грехов своих, — скажу словами преп. аввы Дорофея, — тот должен с большим вни­манием остерегаться и избегать сих видов чревоугодия; ибо ими удовлетворяется не потребность тела, но страсть, и ес­ли кто предается им, то это вменяется ему в грех. Как в за­конном браке и блудодеянии действие бывает одно и то же, но цель составляет различие дела, — ибо один совокуп­ляется для рождения детей, а другой для удовлетворения своего сладострастия, — то же можно найти и в отношении пищи: есть по потребности и есть для услаждения вкуса — дело одинаковое, а грех заключается в намерении»26.

Если бы дело было только в указанных видах чревоуго­дия, тогда спасение было бы очень просто — завел себе оп­ределенный час, определил известный род пищи, простой и неблазнительной, назначил меру для нее и успокоился. Но в том-то и дело, что если человек положил себе таковой порядок ради Христа (а не ради сбережения здоровья, хо­рошего пищеварения и тому подобного), то демоны ни за что не дадут ему его выполнить сразу. Нужно много слез пролить, Бога просить, подвизаться, всегда быть начеку, контролировать каждый помысл свой, прежде чем сесть за стол, — тогда только будешь в состоянии победить сию страсть. А сколько людей на свете, которые и не подозре­вают даже, что они одержимы чревоугодием! Но не о них у нас речь; ты же, досточудный, содержи в памяти следую­щие козни врагов, которыми они тщатся обманным обра­зом вовлечь спасающегося в ров этой пагубы.

Говорит св. Иоанн Лествичник27:

1. «Когда пришел странник [гость], чревоугодник весь движется на любовь, подстрекаемый чревонеистовством, и думает, что случай сделать брату утешение есть разреше­ние и для него. Пришествие других считает он за предлог, разрешающий пить вино, и под видом того, чтобы скрыть добродетель [то есть чтобы не сочли его постником и по­движником], делается рабом страсти».

2. «Часто тщеславие враждует против объедения... Объедение понуждает разрешать, а тщеславие внушает показывать свою добродетель...»

-103-

«Однажды, когда я был еще молод, пришел я в один го­род или селение, и там во время обеда напали на меня вдруг помыслы объедения и тщеславия. Но, боясь исчадия объе­дения, я рассудил лучше быть побежденным тщеславием [то есть преподобный решил: пусть называют его лучше особенным постником], зная, что в юных бес объедения весьма часто побеждает беса тщеславия. И это неудиви­тельно: в мирских корень всех зол есть сребролюбие, а в мо­нахах — объедение».

3. «Чревоугодник... во время поста считает, сколько осталось до Пасхи, и за много дней до нее приготовляет снеди. Раб чрева рассчитывает, какими снедями почтить праздник, а раб Божий помышляет, какими бы дарования­ми ему обогатиться».

4. «Видал я престарелых священников, поруганных бесами, которые юным, не находившимся под их руко­водством, благословением разрешали на вино и прочее на пиршествах. Если они имеют доброе о Господе свидетель­ство, то можем с их позволения немного разрешить; если же они нерадивы, то нам не должно в этом случае обращать внимание на их благословение; а особенно, когда мы еще боремся с огнем плотской похоти».

Приведу еще кое-что из преп. Нила Синайского28:

5. «Если кто воздерживается от яств и питий, но воз­буждает в себе раздражительность лукавыми помыслами [что у христиан часто бывает, когда пост начинается, и по­говорка составилась даже — «чего поститься, еще злей бу­дешь»], то подобен он кораблю, который переплывает мо­ре, имея кормчим демона. Потому, сколько есть сил, должно обращать внимание на этого нашего пса [то есть гнев] и обучить его терзать одних волков [разумеется де­монов и всеваемые от них злые помыслы], но не поедать овец [наших близких], оказывая всяку кротость ко всем человеком (Тит. 3, 2)».

Вообще нужно заметить, что бесы часто перепродают работающих им друг другу, вследствие чего человек сейчас горит как в огне от какой-либо страсти и не видит выхода из нее, но через минуту забыл и думать о ней, увлекшись другим, еще худшим29.

Упомяну еще об одной козни вражеской:

6. «Когда демон чревоугодия после великих и усильных борений не возможет» расстроить уже налаженного чина

-104-

умеренно воздержной жизни, «тогда ввергает ум в вожделе­ние высочайшего подвижничества». Внушает спасающему­ся, что все, что он делал доселе, мало, мизерно, ничтожно жалко в сравнении с подвигами великих святых, что и ему нужно подражать им. Не разобрав, с какой стороны ветер дует, многие после этого взялись за непосильные подвиги те­лесные, подвизались в них некоторое время, а после принуж­дены были, по расстройству здоровья, отказаться от них и спуститься даже ниже того состояния, в каком были рань­ше. Демону остается только радоваться30.

Поэтому св. Исаак Сирин31, сам величайший подвиж­ник, постник и воздержник, предостерегает всячески дру­гих: «Остерегайся, чтобы не изнемогло слишком тело твое и от того не усилилось против тебя нерадение и не охлади­ло в душе твоей вкуса к ее деланию. Всякому надлежит как бы на весах взвешивать житие свое».

И преп. Серафим Саровский32 также говорит: «Если са­мовольно изнурим свое тело до того, что изнурится и дух, то таковое удручение будет безрассудное, хотя бы сие дела­лось для снискания добродетели. Буде же Господу Богу угодно будет, чтобы человек испытал на себе болезни, то Он же подаст ему и силу терпения. Итак, пусть будут бо­лезни не от нас самих, но от Бога».

Но, конечно, отсюда далеко еще до того, чтобы при пер­вом телесном утомлении нарушать посты, установленные святой Православной Церковью, бояться отказать себе во всяком лишнем куске, опасаться, как бы не повредить здо­ровье, не нажить малокровие33 и прочее.

Окруженный множеством демонских козней и имея на-ветницей даже собственную плоть, человек должен крепко вооружиться против невидимых врагов и предохранить себя от них средствами, которые в силах были бы его защитить. Святые отцы указывают для сего следующие правила (по­нятно, здесь я могу привести только самое существенное):

1. Прежде всего, желая вступить в подвиг борьбы, нуж­но установить определенное время для еды и не дозволять себе вовсе, «без какой-нибудь уважительной причины»34, принимать пищу прежде назначенного срока и общего ча­са обеда. Да и по окончании обеда не дозволять себе хоть сколько-нибудь брать из пищи и питья35.

2. «Тело, изможденное подвигами или болезнями, долж­но подкреплять умеренным сном, пищею и питием, не на-

-105-

блюдая даже и времени. Иисус Христос, по воскрешении дщери Иаировой от смерти, тут же повелел даты ей ясти (Лк. 8, 55)»36

3. Если здоровье (а не мнительность наша!) нуждается и в более частом приеме пищи, чем это принято уставом цер­ковным (два раза в день), то смиримся и снизойдем к нему. «Давай телу столько, сколько ему нужно, и не получишь вре­да, хотя бы ты ел и три раза в день. Если человек и один раз в день ест, но безрассудно, то какая ему от того польза?»37

4. Можно человеку перенести время <приема пищи> ради гостеприимства. «Старцы говорят, что успокоить ближнего есть добродетель, и притом великая, особенно же когда кто сие делает не потому, чтобы побеждаем был чрево­угодием38, или не по невоздержанию»39. Преподобный Ио­анн Кассиан передает, что по всему Египту в его время свя­тые отцы нарушали свой пост ради прихода гостя. И когда преподобный, придя туда с братиями, спросил у одного из них, «почему они так равнодушны к ежедневным постам [нельзя смешивать с нашими церковными!], то тот отвечал на это так: "Пост всегда со мною, а вас не могу навсегда удержать при себе. Притом, хотя пост полезен и непре­станно нужен, впрочем он составляет приношение произ­вольного дара, а дело любви есть необходимое требование заповеди, которое должно исполнить. Посему, принимая в вас Христа, я должен напитать Его; по отпуске же вас, сделанное ради Его снисхождение могу вознаградить строжайшим постом; ибо не могут сыны брачнии постить­ся, дондеже Жених с ними есть..." (Лк. 5, 34-35)»40.

Не лишнее будет указать, как умеренно и воздержно ве­ли себя святые при приеме гостя. Некий старец, угощая одного из пришедших, просил его еще немного поесть. Тот отказался, сказав, что не может. На это старец сказал: «Во время прихода разных братии я уже шесть раз предлагал пищу и, угощая каждого, со всеми принимал пищу и еще чувствую голод, а ты теперь однажды поел и говоришь, что больше не можешь»41.

5. Нужно наблюдать также за родом пищи. «Отсечем, прежде всего, утучняющую пищу, потом разжигающую, а после и услаждающую42. Если можно, давай чреву твоему пищу достаточную и удобоваримую, чтобы насыщением отделываться от его ненасытной алчности и чрез скорое пе­реварение пищи избавиться от разжжения, как от бича.

-106-

Вникнем и усмотрим, что многие из яств, которые пучат живот, возбуждают и движение похоти»43.

6. Особенно грешно выделяться. Что подали, то и ешь. «Древнейшие отцы говорили, что кто употребляет пищу не такую, какую все употребляют... тот заражен тщеславием и гордостью»44. Ибо он выставляет свое дело воздержания и поста как бы всем напоказ, а добродетель требует, наобо­рот, чтобы последние были, сколь возможно, скрыты от людей (Мф. 6, 16-17).

7. Наконец, надо умеючи есть, чтобы избежать возбуж­дения страсти. Если последняя борет в самый момент при­нятия пищи, то бросать тотчас же есть не должно (св. Варсонофий Великий), но нужно постараться сперва побо­роть помысл вожделения помышлением о будущем огне, о смерти, о Страшном Суде, об оцте и желчи нашего Влады­ки, добровольно вкусившего их за нас, грешных, между прочим и ради того, чтобы избавить нас от страстей45, о том зловонии, в которое обращается пища46. «Когда же страсть одолеет тебя так, что не в силах будешь есть благочинно, то оставь пищу; а чтобы другие, сидящие с тобою, не замети­ли, принимай понемногу. В случае голода ешь хлеб или дру­гую пищу, к которой не чувствуешь брани»47.

8. Но если ты и поползнулся, «употребил ли пищи мно­го или что другое подобное сему, сродное слабости челове­ческой, сделал, не возмущайся сим и не прилагай ко вреду вред, но мужественно подвигни себя ко исправлению, а между тем старайся сохранить мир душевный, по слову апостола: блажен не осуждаяи себе, о немже искушается (Рим. 14, 22)».48

А как боролись со страстью чревоугодия, прежде чем победить ее, сами святые — это подвиг выше разумения на­шего слабого века. Довольно сказать, что они подвизались до смерти и не уступали врагу ни одной пяди. Посему борь­ба их со страстью нередко сопровождалась чудесными зна­мениями, откровениями, явлениями самих демонов и так далее. Это была не простая мысленная борьба, а великая война, о которой больше нигде нельзя прочитать или уз­нать, как только в жизнеописаниях святых. И почитать о ней хотя бы только для того, чтобы, восстенав из глубины своего сердца, укорить себя, как ничего не сделавшего, и чрез то смириться, — очень полезно49.

-107-