II. О движении помыслов и борьбе с ними

Следующие причины возбуждают движение помыслов в душе человека.

Физиологические. Так, зловредное действие телесной страсти (блуд) очень часто рождается от тех или иных ощу­щений. «Часто худые помыслы, — читаем в досточудной Лествице преподобного Иоанна²¹, — получают вход в сердце от приятного взгляда, или от осязания руки, или от обоня­ния благовония, или от слышания приятного голоса». Здесь возгорание чуть ли не всех пяти чувств является ближай­шей причиной и проводником для блудных помыслов, воз- буждаемых любимым или посторонним человеком. Если бы наши чувствия были, как у совершенных людей, обучены долгим учением в рассуждение добра и зла, как говорит бо­жественный Павел (Евр. 5,14), то ничего бы плохого с нами не случилось. Но доколе мы находимся в страстях, дотоле на нас будут действовать страстно и окружающие мирские предметы²², сами по себе иногда не могущие действовать активно на человека. (Например, золото, предметы роско­ши, будучи неодушевленными, конечно, не могут возбудить в нас такую же страсть, как живой человек; святые видят в золоте просто материальную вещь, подобную булыжнику или навозу²³, а не относятся к нему, как к предмету, за кото­рый можно купить славу, почет, положение и т. д.²⁴)

Вот почему все святые в один голос настаивают, чтобы подвизающийся, в первую голову, удалил от себя причины (залоги) страстей, то есть внешние предметы, имеющие си­лу в плотских и новоначальных людях возбуждать неза­конное движение помыслов²⁵.

Этим часто пользуются ловкие кокетки и опытные во­локиты, что еще и Ювенал с Овидием чуть не до Рождества Христова отметили.

-251-

Это и внешней наукой зафиксировано. Французский психиатр Флери, между прочим, говорит об этом в своих лекциях: «...посмотрите, что подсказывает ей [кокетке] в таких случаях безошибочный женский ин­стинкт. Прежде всего, чтобы выставить в полном блеске все свои чары, она начинает наряжаться; затем устраивает так, чтобы почаще видеться с предметом своих мыслей, по­чаще попадаться ему на глаза: нужно, чтобы ее присутствие сделалось для него привычным и, следовательно, необхо­димым, нужно, чтобы, ожидая встретить ее и не встретив, он удивлялся и страдал. Наконец, она старается возбудить чувство ревности, дать вам понять, что она — неоценимое сокровище, которым могут завладеть другие, если вы во­время не протянете за ним руку...»

Впрочем, нет нужды приводить много неполезных сви­детельств; в каждом обществе их достаточно, хотя про­стушки-барышни и «скромницы» не способны, к счастью, использовать подобные приемы в полном объеме. Это дело героинь психологических романов. Здесь же у меня про­стое констатирование фактов и называние вещей своими именами. Речь ведь идет о женщинах особого класса и притом как об орудиях греха, а не о женщинах вообще. И тот

же Даниил Заточник, ругавший «злых жен», не менее нас знал, кому, начиная с Богоматери и всего сонма ветхо- и новозаветных женщин, он обязан благодатной жизнью.

Психологические.Помыслы могут возникать в нас и без всякого внешнего возбуждения²⁶, произвольно, то есть под­чиняясь и управляясь изнутри своими собственными зако­нами, и непроизвольно, рождаясь под влиянием добрых или лукавых духов.

1. В первом случае мы имеем воспроизведение помыс­лов по законам некой тесной связи между собою (так назы­ваемой в психологии «ассоциации представлений»)²⁷.

Здесь вся задача подвижников всегда состояла и состоит в стремлении разрушить в себе засилье худых мыслей и вос­ставить на их место новые, чистые и добродетельные. Сподо­бившиеся получить это благодатию Божиею чрез большие труды достигают того, что те предметы, которые раньше вли­яли на них дурно, теперь совсем не производят никакого впечатления или производят только одно хорошее.

Об этом именно говорит следующее место из небошест-венной Лествицы²⁸:

-252-

«Боголюбивые души, когда слышат пение мирских или духовных песен, исполняются чистейшего утешения, люб­ви божественной и слез; между тем как в сластолюбивых возбуждаются совсем противные чувства». Св. Иоанн и пример приводит: «Поведал мне некто об удивительной и высочайшей степени чистоте. Некто, увидев необыкновен­ную женскую красоту (св. Нонн преподобную Пелагию, когда она была еще блудницею. — Еп. В.)²⁹, весьма просла­вил о ней Творца и от одного этого видения возгорел любо­вью к Богу и пролил источник слез. Поистине удивитель­ное зрелище! Что иному могло быть рвом погибели, то ему сверхъестественно послужило к получению венца славы»³⁰.

Так как воспроизведение прежних впечатлений проис­ходит посредством памяти, то понятно, что святые ее охра­няли всеми способами и силами. Раз они вступили на путь спасения, то зорко следили за собой, что должно им запо­минать из встречающегося в жизни и чего не должно, и ес­ли добрый помысл приходил на ум, принимали его, а если нет, то раньше, чем он обозначался ясно в поле сознания из сокровищницы памяти, гнали уже его всеми силами обрат­но или брались тотчас же за усиленную молитву к Богу, чтобы он не вспоминался и не появлялся. Пример первого отношения представляет Арсений Великий, который на просьбу прибывшей к нему издалека знатной девицы помо­литься о ней ответил словами: «Молюсь Богу, чтобы изгла­дилась из сердца моего память о тебе». Старец хотел этими словами, не понятыми сперва ею, сказать, что он всячески постарается уничтожить в своем уме ее внешний облик, но будет помнить о спасении ее души³¹. (О том, как обращать-ся с приходящими помыслами, будет сказано ниже.)

Но как уничтожить в себе худые воспоминания? Един­ственное и верное средство — это насадить в душе у себя память смерти³² и память Божию³³. Но нужно знать, что этим можно только устранить представление о прежних впечатлениях из поля сознания, но не изгладить их начис­то из памяти. Этого нельзя сделать хотя бы потому, что всякие наши дела и помыслы записаны не только в нашей собственной памяти (которая, как всем известно³⁴, в мину­ту, например, смертельной опасности, может в одно мгно­вение представить пред мысленным взором человека всю его предшествующую жизнь), но и у ангела-хранителя на­шего,

-253-

и у того демона, который приставляется, со своей стороны, сатаною для соблазна человека. Когда человека по­сле смерти поведут по мытарствам, все это соединится вме­сте: бесы будут напоминать ему об его худых поступках с целью оклеветать, ангел — о добрых, чтобы оправдать, а сам человек будет безмолвным зрителем тех и других, вспоми­ная и с запозданием раскаиваясь в соделанном.

Наряду с памятью важную роль играет, при воспроизве­дении умственных образов, воображение. В некоторых слу­чаях границы их так тесно соприкасаются друг с другом, что трудно отличить, где кончается одна и начинается дру­гое. Начнет человек что-нибудь рассказывать, например, как он видел на улице такого-то и о чем с ним говорил, и тут же, припоминая, воображает несуществующие фразы, сочиняет на ходу отдельные мысли, и получается совер­шенно или отчасти ложный факт, причем рассказчик вовсе не думал лгать или клеветать на своего собрата. Так рожда­ются всякие «утки» (газетные), «верные слухи», «молва» о чем-либо. (Я не говорю здесь про злостные деяния.)

Для спасающихся деятельность воображения опасна в двух случаях: 1) когда направлена в молитве на предметы, к которым обращено внимание³⁵ и 2) когда вырождается в свой низший вид — фантазию.

У молодых девиц («барышень») последняя вошла в по­говорку. Строить «воздушные замки», «романы» с участи­ем «его» и проч. — вот в чем проходит у многих большая часть дня. Это — очень вредная вещь, называется в аскети-ке праздномыслием, и за нее человеку придется великий отчет Богу дать.

Мечты, или мечтательность нашли себе отклик в лите­ратуре и живописи. Многим известны картины Савицкого («Мечты»), G. De Songhe («Meditation») или описание этой страсти у Полежаева:

Тогда краса ленивцев праздных,

Один, не занятый ничем,

Смотря и ничего не видя,

И как султан на лавке сидя,

Я созидаю свой эдем

В смешных и странных помышленьях.

Мечтаю, грежу, как во сне,

Гуляю в выспренних селеньях —

На солнце, небе и луне;

Преображаясь в полубога,

Сужу решительно и строго

Мирские бредни, целый мир,

Даруя счастье миллионам...³⁶

-254-

Нужно прибавить здесь несколько слов еще об одной способности нашего рассудка, в связи с которой только и возможно ясное рассмотрение в своей душе появляющих­ся помыслов, — о внимании. Особенно оно имеет значение во время молитвы, но и при всякой борьбе с помыслами не­мало значит.

«Внимание так должно быть связуемо и неразлучно с молитвою, как связано и неразлучно тело с душою, — гово­рит св. Симеон Новый Богослов³⁷. — Внимание должно ид­ти вперед и сторожить врагов, как некий страж; оно первое пусть вступает в борьбу с грехом и противостоит злым по­мыслам, входящим в душу, а позади внимания пусть следу­ет молитва, которая истребляет и побивает тотчас все те злые помыслы, с которыми пред этим вело брань внимание: ибо одно оно не может их побивать.

На этой брани внимания и молитвы (с помыслами) ви­сит жизнь и смерть души. Если вниманием храним молит­ву чистою, то преуспеваем, а если не внимаем... но оставля­ем неохраняемою и она оскверняется злыми помыслами, то бываем непотребными и безуспешными».

Картинно изображает первое делание внимания (то есть когда оно следит за помыслами) св. Иоанн Лествичник.

«Стережет видимую мышь кошка, — говорит он³⁸, — а мышь невидимую — мысль безмолвника. Не отвергай сего сравнения; если же иначе, то ты еще не познал, что такое безмолвие».

И еще:

«Сидя на высоте, наблюдай, если только знаешь это; и тогда увидишь, как и когда, откуда, сколь многие и какие тати хотят войти и окрасть твои грозды»³⁹.

Здесь говорится о безмолвниках, прозорливым оком следящих, как подкрадываются к ним невидимые воры-бе­сы. Еще эти не подступили близко, а уж первые провидят все их козни и намерения. Но и от новоначальных требует­ся с раннего утра трезвение и зоркое наблюдение над свои­ми помыслами.

Преподобный Диадох где-то говорит:

-255-

«С раннего утра стой у дверей сердца и следи, кто вхо­дит, если неприязненный — отсекай ему голову...»*.( Если угодно, есть подобные же, как у Диадоха, цитаты у Исихия Иерусалимского. «К Феодулу», 6, 8 // Святоотеческие настав­ления о молитве и трезвении... М., 1899. С. 220, 221; см. также: Добротолюбне. Т. 2.)

Относительно того, до какой высоты в усовершенство­вании этой добродетели доходили святые, я из многих при­меров приведу только один, сообщаемый преп. Нилом Си­найским:

«Одному святому мужу, безмолвствовавшему в пусты­не, когда он прилежно молился, явились демоны и в про­должение двух недель играли им, как мячиком, — бросали вверх и подхватывали на рогожу. Однако же никак не мог­ли отвлечь ум его от пламенной молитвы»⁴⁰.

Отсюда следует, что противоположная вниманию рассе­янность (в отношении добрых дел, конечно) — великий по­рок. Преподобный Пимен Великий выразил это словами:

«Начало зол — рассеянность⁴¹

Однако унывать маломощному не должно. «Непрестан­но борись с парением (рассеянием. — Еп. В.) твоих мыслей, — обнадеживают святые отцы, — и когда ум рассеялся, со­бирай его к себе, ибо от новоначальных послушников Бог не ищет молитвы без парения. Потому не скорби, будучи расхищаем мыслями, но благодушествуй и непрестанно воззывай ум ко вниманию»⁴².

2. Непроизвольными представлениями (второй случай) можно назвать такие, которые возникают в нас под воздей­ствием ангелов или бесов.

Прежде всего нужно сказать, что всякая добрая мысль, которая может принести в будущем пользу человеку, несо­мненно, есть внушение нашего ангела. И чем человек боль­ше преуспевает в очищении сердца, тем больше и этих мыс­лей световидных и божественных в его душе становится. Но и каждый христианин должен зорко присматриваться к своим духовным впечатлениям и чувствам, чтобы не про­глядеть прихода ангела-хранителя или не принять его вну­шения за порождение своего собственного хода мыслей. Об этом назидательно говорил в одной из своих проповедей знаменитый Филарет, митрополит Московский.

-256-

«Как в видимых своих явлениях св. ангелы нередко принимаемы были человеками за подобных человеков (Суд. 13, 3, 6, 8; Тов. 5, 4), так легко случиться может, что и невидимые их действия человек примет за собственные че­ловеческие или обыкновенные естественные действия. Не случается ли, например, что среди недоумения или некоего бездействия ума вдруг, как молния, просиявает чистая, святая и спасительная мысль, что в обуреваемом или хлад­ном сердце мгновенно водворяется тишина или возгорает­ся небесный пламень любви к Богу? Если всякое явление по роду своему свидетельствует о присутствии действую­щей силы, то сии внутренние явления души нашей не сви­детельствуют ли о присутствии небесных сил, по челове­колюбию бросающих лучи свои в наш ум и искры в наше сердце? Не суть ли это действия ангелов, по изречению пророка Захарии, глаголющих в нас? (Зах. 1, 9.) Как до­стойно сожаления, если мы не примечаем сей ангельской помощи! Ибо не примечая, не приемлем ее, как должно, и не пользуемся ею; не пользуясь, остаемся неблагодарными и виновными, не приготовляем себя к другим подобным посещениям и таким образом удаляем от себя хранителей наших»⁴³.

Не желая разрушать цельность темы, сообщу здесь, вме­сто того чтобы говорить об этом в следующем отделе, еще о мыслях добрых, но внушаемых бесами. Про хитрость эту вражескую нужно знать спасающимся, потому что многие из-за нее идут неправильным путем и погибают.

Сказано было, что «не всякое доброе желание входит в сердце от Бога, но. только то, которое полезно»⁴⁴. «Иногда человек желает доброго, но Бог не помогает (а у нас еще ча­сто ропщут: «Молился, но Бог не слушает!» — Еп. В.), по­тому что какое-нибудь подобное сему желание входит и от диавола и почитается служащим в помощь, а между тем не­редко бывает не по мере человеку. Сам диавол умышляет сделать человеку вред и понуждает его взыскать желаемо­го, когда или не достиг еще он соответствующего тому жи­тия, или желание чуждо образу жизни его, или не пришло еще время, когда можно исполнить оное или начать его ис­полнение, или человек недостаточно силен делом, или ве­дением, или телом, или не способствуют нам в том обстоя­тельства времени. И диавол всяким способом, как бы под личиною этого доброго дела, или смущает человека, или наносит вред его телу, или скрывает сети в уме его»⁴⁵.

-257-

Отсюда вытекает необходимость старчества, то есть вопрошания опытных о каждом даже добром по виду по­мысле, и усердной молитвы к Богу, чтобы Он помог нам различить, действительно ли это истинно доброе дело, и если доброе, то чтобы оказал нам помощь для его совер­шения. Понятно также, почему святые молились всегда словами: «Да будет воля Твоя...»⁴⁶

Помыслы, исходящие от демонов, бывают простые - скороспелые, легко приходящие и нетрудно прогоняемые - и навязчивые (называемые в психиатрии idees fixes).

Первые — без конца прибывают каждому в голову и убывают, и сделать так, чтобы их не было, запретить бесам искушать нас, конечно , невозможно.

Пришел один брат к авве Пимену Великому и говорит ему:

— Авва, у меня много помыслов, и я в опасности от них.

Старец выводит его на воздух и говорит:

- Раскрой свою пазуху и не впускай ветра!

- Не могу этого сделать, — отвечал брат.

- Если этого не можешь сделать, — сказал старец, — то не можешь остановить и прилива помыслов; но твое дело противостоять им⁴⁷.

Рассматривать их здесь в подробности из-за громаднос­ти и сложности материала нет никакой возможности и не­обходимости. На протяжении всей книги будут попутно разбираться те или иные бесовские козни. Тем более что и действуют бесы, пользуясь обычными законами движения помыслов. Я упомяну только два момента, относящихся к трактуемой теме, к развитию у нас представлений, имею­щих большое практическое значение в духовном «умном» делании. Особенно это нужно сказать про первый.

Необходимо, чтобы самая первая мысль, как только мы утром проснемся и придем в себя, была о Боге⁴⁸. Если же мы дозволим себе увлечься чем-либо посторонним, то уже с большим трудом и только спустя более или менее продол­жительное время сможем наладить ум наш на обычную Иисусову молитву. Кто упускает из виду это простое есте­ственное правило, тот доставляет себе много излишних хлопот в борьбе с явившимися посторонними помыслами, которых бы совсем не было, не прозевай он дать с самого начала своему уму удобоваримую, то есть душеспаситель­ную, пищу. Ибо бесы — это сколь удивительно, столь и грустно! — завладевают нами с помощью нас же самих...⁴⁹ Припоминаю два наиболее характерных святоотеческих замечания на этот счет.

-258-

Однажды один брат спросил св. Варсонофия Великого:

- Изъясни мне, авва мой: утром, в продолжение часа, а иногда и двух, нападают на меня помыслы, и не знаю, отче­го это случается со мною?..

- Брат! — ответил ему святой. — Когда кто-либо бывает празден, то занимается приходящими ему помыслами. Ког­да же занят делом, то не имеет времени принимать их. Итак, с раннего утра держи жернов (то есть ум. — Еп. Варнава) в своей власти и будешь молоть пшеницу твою — хлебы в пи­щу. Если же соперник твой предупредит тебя, то вместо пшеницы будешь молоть им (жерновом-умом) плевелы⁵⁰.

Говорит об этой же хитрости мысленных врагов и св. Иоанн Лествичник:

«Есть между злыми духами бес, называемый предвари-тель, который тотчас по пробуждении является искушать нас и оскверняет первые наши мысли. Посвящай начатки дня твоего Господу; ибо кому прежде отдашь их, того они и будут. Один -искуснейший делатель сказал мне сие достой-ное внимания слово: "По началу утра, — говорил он, — пре­дузнаю я все течение дня моего"»⁵¹.

Другое мысленное искушение со стороны бесов состоит, по определению святых отцов, в «набеге мысли».

«Просвещеннейшие и рассудительнейшие из отцов, - говорит досточудный Лествичник, — приметили еще иной помысл, который утонченнее всех вышепоказанных*.(* У преподобного перед этим шла речь о степенях развития страсти, начиная от еле заметного прилога и кончая самым делом. У меня об этом подробно изложено ниже в этой главе в § 4. Грех по его развитии в человеке.) Его называют набегом мысли; и он проходит в душе столь быстро, что без времени, без слова и образа мгновенно представляет подвизающемуся страсть. В плотской брани между духами злобы ни одного нет быстрее и неприметнее сего. Он одним тонким воспоминанием, без сочетания, без продолжения времени, неизъяснимым, а в некоторых слу­чаях даже неведомым образом, вдруг является своим при­сутствием в душе. Кто плачем успел постигнуть такую тонкость помысла,

-259-

тот может нас научить, каким образом одним оком, и простым взглядом, и осязанием руки, и слы­шанием песни, без всякой мысли и помысла душа может любодействовать страстно»*. ( Лествица. 15, 74.)

Так как сам святой пришел уже в совершенную степень плача**, (** См.: Бщ. Отдел III. Гл. XI. § 4. Самоукорение. Плач.) то, очевидно, только по смирению не хочет рас­пространяться о сем предмете дальше, да и не полезно, главное, не вкусившим дара плача и рассуждения говорить о внутренней природе вещей, которых они не достигли и не понимают.

Как всегда с заносчивостью всезнайки из деревни наука и здесь сделала «открытие». Ученые психологи, совершен­но невежественные в аскетике, которую им следовало бы изучать по долгу, хоть в качестве «отрицательной» литера­туры (говорю с их точки зрения), и нимало не подозреваю­щие, что все их «новые» теории или давным-давно известны, или опровергнуты (что чаще бывает) уже 1000-1500 лет тому назад, недавно с важностью поведали миру, что, оказывается, действительно бывает мышление «без слов и образов». Две тысячи лет ученые всего мира хвалятся изучением души человеческой и до сих пор не приметили крыловского «слона»!..

Без лишних слов приведу выдержки об этом -«откры­тии» ученых, хотя и приходится краснеть, слушая, как вам с таинственным видом сообщают, как нечто новое, таблицу умножения...

«Несмотря на свою важность и обширность, этот вид мышления стал известен в психологии лишь в самое не­давнее время — менее десяти лет назад⁵², — преподносит читателю проф. Сикорский. — Природа новых фактов еще далеко не выяснена и не поддается краткой формулиров­ке... Все психологи (Marbe, Messer, Buhler, Watt, Erdmann), занимавшиеся вопросом, единогласно утверж­дают, что высшее мышление совершается без посредства "слов" и "образов" - это мышление бессловное и почти бесплотное (безматериальное); оно также не сопровожда­ется процессом ассоциаций...»⁵³

Таким образом, столь поздно открытая новая сторона в рассудочной деятельности человека с первых же дней своего существования начинает уже колебать устои государственности в материалистически поставленной за последнее вре­мя науке.

-260-

Ученым вместо материи приходится признавать существование «бесплотного» духа, «не поддающегося», как говорил — на этот раз совершенно верно — ученый профес­сор, «психометрическим расчетам и, вероятно, стоящего вне границ их»⁵⁴. А кто не хочет этого признавать, автоматичес­ки зачисляется в ряды отсталых и ограниченных.

[Писано это давно, в молодости, и потому приношу извинения читателю за резкость выражений.

То, о чем говорит проф. Сикорский и все эти Меsser'ы, Watt'ы и tutti quanti*,( все прочие (итал.))

— конечно, только один из аспектов поставленной проблемы, и притом не касающийся самого существа ее.

Вопрос же сложный. Он имеет многотысячелетнюю ис­торию. Преломляется многоцветными гранями в мистике различных религий, до языческих включительно. Дело идет о мышлении не только без слов, но и против всякой логики. Разумеется земной, плотской логики (включая и «научную»). Но не против истинной. Это особое, и то не постоянное, мышление святых, не сравнимое с нашим дис­курсивным и даже интуитивным познанием; оно превыше всякого земного понятия. Но оно знакомо даже язычникам, именно тем из них, которые жизнь свою готовы положить, для того чтобы его достигнуть.

Пробегу, подобно пианисту по клавишам, по некоторым точкам всемирной истории мистики.

Вот греческий представитель неоплатоник Плотин. У него мы читаем в трактате «Об умопостигаемой Красоте» (Эннеада V, кн. 8): «И каждая часть там всегда происходит из целого, и есть в одно и то же время и часть, и целое»⁵⁵. «И жизнь там есть мудрость; мудрость, не полученная про­цессом рассуждения...»⁵⁶

Вот простой сапожник из Герлица, Яков Беме, но у него есть вещи поумнее, чем у любого профессора (конец XVI века). Например: «Когда ты... запрешь на замок воображе­ние и внешние чувства, тогда Вечный Слух, Зрение и Речь откроются в тебе» («Диалоги»).

Можно еще упомянуть о «беззвучном звуке» и «голосе безмолвия» в индусской йоге, о мистических сказаниях ки­тайца Лао-цзы (VI в. до Р. X.) и так далее⁵⁷.

-261-

У последнего, например, есть в знаменитом трактате «Дао де цзин» такое выражение: «Учение без слов и безде­ятельность полезнее всего существующего между небом и землею» («Трактат о нравственности», XLIII)*. (У меня дан перевод японского ученого Д. Конисси, помещен­ный в «Вопросах философии и психологии», 1894. Май. Кн. 3 (23). С. 367, 396.)

«Учение без слов» можно понимать, конечно, не только в отвлеченно-мистическом смысле, но «метафизика» (я употребляю это слово вместо «богословия») Лао-цзы, а также и этика — выше всех языческих философов мира до Рождества Христова. Даже Платон, которого окрестили «христианином в язычестве», не может идти с ним в срав­нение хотя бы потому, что китайский мудрец достиг этого личным подвигом мысли (не принимая в расчет Божест­венного Откровения среди язычества, которое всегда было и есть), а греческие мыслители пришли к своим выводам и «богословским» прозрениям в процессе длительных сово­купных усилий и в порядке исторического роста. (Но взгляды бывают разные и очень странные. Ср.: И. Коростовец. Китайцы и их цивилизация. СПб., 1898.)

Также и понятие «бездеятельности» требует своего ис­толкования. Вообще, вся фраза может быть понятна в свете одного места нашего подвижника-мистика Исаака Сирина, места, правда, тоже вызвавшего когда-то много споров в бо­гословской нашей печати, но я его приведу как оно есть, не вдаваясь в подробности о последних. «Бездейственность безмолвия возлюби паче, нежели насыщение алчущих в ми­ре и обращение многих народов к поклонению Богу» (Слово 56).

Но я закончу прекрасной и глубокой цитатой из Кли­мента Александрийского (II в. по Р. X.):

«Нам кажется, что в картинах живопись охватывает все поле зрения, видимое в представляемых сценах. Но, на самом деле, она дает ложное изображение вида, дейст­вуя согласно правилам искусства и употребляя средства, вытекающие из условий линий видения. При помощи этих способов сохраняется отношение высших и низших точек вида и точек, лежащих посредине; и этим же дости­гается, что некоторые предметы кажутся стоящими на пе­реднем плане, и другие на заднем, и третьи в стороне, — и все это на ровной и гладкой поверхности. Точно так же и философы изображают истину по образу живописи».

-262-

«Климент Александрийский указывает здесь на очень важную сторону истины, именно на ее невыразимость в словах и на условность всех философских систем и форму­лировок. Диалектически истина изображается только в перспективе, то есть неизбежно в искаженном виде...»

Если бы люди поняли это и, следовательно, перестали бы насильно вколачивать другим свои постулаты как свя­тую истину, от скольких страданий и мучений избавилось бы человечество.

Приведенный отрывок из «Extracts from the Writings of Clement of Alexandria» и комментарий к нему взяты из книги П. Д. Успенского «Tertium Organum» (СПб., 1911). На русском языке урезанный перевод Климентовых сочи­нений вообще был изъят из продажи, так как знаменитый учитель Церкви, внесенный даже в некоторые диптихи, будучи руководителем Александрийской катехизаторской школы, имел неосторожность, вопреки мнениям некото­рых должностных лиц нынешних времен и не спросясь их, изложить в своих лекциях кое-какие неудобь выразимые вещи по анатомии половых органов. Но я скажу в защиту его (хотя сочинения, сумевшие дойти до нашего времени, после Священного Писания и мужей апостольских, пер­выми, то есть пройти через все гонения на Церковь, и не нуждаются в этом), что Климент Александрийский не сде­лал больше того, что позволяли себе те же профессора Ду­ховной академии перед революцией, которые на семинаре по сектоведению знакомили своих студентов (и из мона­хов) с этими «преподобными членами» (выражение св. Исаака Сирина, Слово 43) по анатомическому (правда, то­же запрещенному цензурой) атласу (в натуральную вели­чину в цветных фото). Что же, не хотели ли таковые любители ультракатолических индексов «librorum prohibito-rum»* (*запрещенных книг (лат.) этим сказать, что студенты и все прочие должны изучать данные объекты «за углом и в натуре»?.. Такая опека известна из истории папства: было время, когда сту­дентов-медиков заставляли изучать спланхнологию жен­щин на ватных манекенах, только не по той причине, по которой это делают теперь некоторые гинекологи, которых мне случилось наблюдать в одном советском вузе.]

-263-

О навязчивых идеях будет сказано в следующем отделе, так как они не подчиняются общим законам ассоциации представлений.

...Из того, что существуют помыслы, которые внушают нам бесы, следует — может быть, читатель догадался уже и сам, о чем я хочу сказать? — что с ними (хотите — с помыс­лами, хотите — с бесами) можно разговаривать, а те, в свою очередь, будут нам отвечать. Обычно в этом занятии, в разговоре с бесами, у мирян и у не имеющих внутри себя приснодвижимой и приснодвижной молитвы Иисусовой и вообще памяти Божией, проходит целый день с утра до ве­чера, хотя большинство из них и не догадываются, что, собственно, они совершают умом и с кем имеют дело. Но я лично хочу говорить здесь не об этих бесовских разговорах людей, нерадящих о своем спасении, — за это праздномыс­лие, как сказано выше, человека ожидает геенна огненная,

- ао том мысленном противоречии демонам, о котором упомянул Пимен Великий в беседе с братом о помыслах. И наперед скажу, брат этот был уже не новоначальный, и по­сему ответ Пимена подходит не всякому.

Как есть три устроения подвизающихся — новоначаль­ное, среднее и совершенное⁵⁸, — так соответственно этому есть и три различных делания у них, в данном случае в от­ношении обращения своего с помыслами. «Иное дело мо­литься против помыслов, иное — противоречить им, а иное - уничижать и презирать их»⁵⁹. На все эти делания есть указания и в Священном Писании, как, конечно, и на вся­кое душевное и духовное движение, ибо святые отцы не от себя говорят, хотя я в своей книге часто цитаты из Библии ради краткости и опускаю (Пс. 69, 2; 118, 42; 79, 7; 38, 2, 10; 118,51).

Люди, достигшие средней степени подвижничества, ча­сто при нападении на них помыслов прибегают к первому способу, то есть к молитве, по причине своей неготовности быстро отразить вражеское искушение. Но новоначальные и недавно только взявшиеся за спасение не имеют еще си­лы вторым способом прогонять бесов (помыслы), посред­ством противоречия им, о чем именно говорил авва Пимен Великий. Это и понятно. Человек весь, целиком, находится во власти бесов, поскольку страсти, то есть бесовские зало­ги, цветут в нем махровым цветом:

-264-

слепец в духовной жизни и изворотах и кознях бесовских — и вдруг хочет проти­воречить, состязаться с демонами! Это невозможно. Его собственная страстная плоть первая же предаст его в руки последних; она, как я сейчас сказал, горит у него еще огнем страстей, и демоны, конечно, возьмут ее с собой на подмогу против несчастного птенца-ума, который силится набро­ситься на них орлиным полетом, и — победят⁶⁰. Но достиг­ший третьего устроения совершенно презирает бесов; все их обольщения, соблазны, убеждения для него игрушки⁶¹. Захочет — впустит в дом сердца своего какие-либо помыс­лы, позволит себе разглядеть их неблазненно и потом выго­нит их так, что и следа не останется. Но на первых ступенях это сделать невозможно. Ибо если кто позволит себе побе­седовать, например, со срамным помыслом, не принимая его (как ему кажется), то он, этот помысл, скоро завладеет всем его сознанием и только после сильной, слезной мо­литвы уйдет, причем оставит после себя в клети души мно­жество кала, навоза и вони. (А то осквернит и тело.)

Итак, мы должны знать, что самый верный, безопасный, потому что несет смирение⁶², путь к победе нашей над по­мыслами — это молитва к Господу и откровение помыслов старцам⁶³. Как появился соблазнительный помысл, напри­мер «брось дело, ступай навести такого-то, время-то удоб­ное» или «купи на платье, хорошенькая материя подверну­лась», не нужно ему отвечать, что-де такая-то заповедь го­ворит то-то и то-то и это грех, несвоевременно, неполезно и т.д. Чем дальше в лес, тем больше дров. И в конце концов, начав с убеждения, что внушаемая мысль нехорошего свой­ства, мы придем (иногда через месяц и больше) к тому, что непременно ее надо совершить, что она не так плоха, что поступок имеет свои извинения, что мы «ошибались» и «строго» очень на него смотрели. Происходит падение.

Приведу на все три случая, уже без всякого объяснения, примеры из святоотеческого быта. Все — в отношении блудной страсти как наиболее губительной и широко рас­пространенной.

1. Брат спросил одного из отцов:

— Отчего это помысл мой постоянно склоняется к блудодеянию, не дает мне покоя ни на один час, и душа моя возмущается?

- Если демоны посевают в тебе помыслы, — отвечал святой, — не предавайся им, ибо им свойственно постоянно

-265-

соблазнять. И хотя они никогда этого не оставляют, но принудить тебя не могут: твоя воля — слушать их или не слушать. Знаешь, что сделали мадианитяне? Они украси­ли дочерей своих и поставили их на виду израильтян; но никого не принуждали, а только желающие падали с ними, а другие, негодуя на это, грозили и убивали их (Числ. 2, 25). - Что ж мне делать? Я слаб, и страсть меня побеждает.

- Наблюдай за ними, — ответил святой, — и когда они начинают в тебе говорить, не отвечай им, но встань, молись, пади пред Богом, говоря: Сыне Божий, помилуй мя!

Брат сказал ему:

- Я забочусь об этом, авва, но нет сокрушения в моем сердце, потому что я не знаю силы этих слов.

- Ты только заботься, — утешил его старец. — Я слышал, что авва Пимен и многие из отцов говорили: заклинатель не знает силы своих слов, но змея слышит, понимает силу его слов и повинуется. Так и мы, хотя и не знаем, какую силу име­ют наши слова, но демоны слышат и отступают со страхом⁶⁴.

2. Св. Ефрем Сирин описывает одно из искушений де­монских, наносимых брату или сестре и встречающее со стороны последних отпор.

...Влагает лукавый мысль, говоря:

- Вот ежечасно тревожит тебя блудный помысл: долго ли будешь нести это беспокойство и терпеть?

- Пока не призрит Господь на смирение мое и на труд мой и не простит всех грехов моих, — отвечает брат.

Лукавый продолжает:

- Чтобы не быть тебе в борении, удовлетвори один раз похоть и после покаешься. Это — не важное дело...

- Нет мне нужды учиться у тебя покаянию, ибо знаю, что человеку даже до последнего его издыхания, по велико­му Божиему человеколюбию, возможно покаяние. А если говоришь, будто дело это неважно, то, если пред моим Бо­гом и в этом малом деле окажусь неискусным, во сколько раз больше буду неискусным, когда придет на меня иску­шение, большее этого?

- И это неважно, потому что и опять нужно только по­каяться.

— А кто мне скажет, — противоречит брат или сестра де­мону (помыслу), — что если растлю свое тело, то найду вре­мя к покаянию? Да и не то ли же это будет, как взять меч и самому себя убить?

-266-

- Удовлетворение похоти ничего не значит, — настаи­вает демон, - это дело одного часа, которое тотчас и миновалось.

Брат отвечает:

— Послушай, враг жизни и противник душ, какая честь уготована от Бога тем, которые, по благочестию, препобе-дили это, как ты называешь, маловажное, и какое наказание уготовано Богом для тех, которые побеждены этим мало­важным! Как высок целомудренный Иосиф! Препобедил он эту страсть и не восхваляется ли из рода в род на небе и на земле? А позор египтянки всегда подвергается осмея­нию. Подобно и блаженная Сусанна... а старцы и судьи на­родные побиты камнями... Не знаешь разве, дьявол, что зверь, если привык к плотоядству, чаще удовлетворяет этой страсти? А ты хочешь меня уверить, говоря: если од­нажды удовлетворишь похоть, не будет она более трево­жить. Господь Бог, давший Духа Своего Святого, запретит тебе, потому что строишь мне козни, намереваясь чрез грех, подобно льву, поглотить душу мою. Но Спаситель наш Христос не даст тебе к тому случая, потому что Он челове­колюбив, силен и милостив.

- Вовсе ничего не значит это дело, — продолжает тот, — о чем же скорбишь теперь?

- Скорблю о том, что обольщаешь людей, ибо сладкое твое — горько...

На этом я окончу их разговор⁶⁵.

3. Однажды брат пришел к авве Пимену Великому и го­ворит ему:

- Что мне делать, отец? Меня мучит блудный помысл. Ходил я к авве Ивистиону; он сказал мне: "Не позволяй этому помыслу долго оставаться в тебе"..

Пимен ответил:

— Авва Ивистион, — дела его высоки, он с ангелами и не знает, что у нас с тобою есть блудные помыслы. Если монах будет воздерживать свое чрево и язык и будет жить, как странник, то поверь, он не умрет⁶⁵.