Грех первородный.

Понятие о грехе и важность его. Оброки греха.

Зло нравственное. О грехопадении прародителей.

Как мы видели в предыдущем параграфе, человек создан прекрасным, разумным, свободным. «Пока в нем пребывали Сло­во Божие и заповедь, — говорит святой Макарий Великий (Египетский)¹, -имел он все. Ибо само Слово было его наследием; Оно было одеждою и покры­вающею его славою, Оно было учением... Как в пророках действовал Дух, и научал их, и внутри их был, и являлся им совне, так и в Адаме Дух, когда хотел, пребывал с ним, учил... И Адам, пока держался'за­поведи, был другом Божиим». Но он был все-таки человек, существо ограниченное, у которого возможность принятия зла всегда присутствова­ла. Иначе и нельзя. Один Бог обладает всесовершенной, благой свободой. Требовать, чтобы у человека была отнята самая возможность грешить, значит желать, чтобы он был вторым Богом, что логически невозможно, поскольку все-совершенное и неограниченное существо может быть только одно. Однако невозможность грешить нельзя смешивать с возможностью не грешить², а последнее нельзя сравни­вать с нашим нынешним состоянием постоянного тяготе­ния к греху.

У нас теперь душа и тело растленны со дня рождения, и потому нам трудно бороться с искушениями, а у Адама природа душевно-телесная была вначале целостна, чиста и невозмутима. Не грешить для него было легче, чем гре­шить, потому что в первом он имел уже навык, а второе было для него грозная и опасная (Быт. 2, 16-17) новость, неизведанное дело. Но при всем этом, если бы он пожелал нарушить заповедь Божию, то, в силу данной ему свободы, препятствия он не встретил бы. Переход из светлого в тем­ное состояние произошел бы мгновенно, хотя, может быть, и не без борьбы душевной. И человек пожелал — и пере­шел во мрак; была, как увидим ниже, и борьба.

Попутно разрешу здесь сперва несколько недоуменных вопросов³.

Спрашивают: зачем Бог дал человеку самую свободу, дар опасный и оказавшийся таким гибельным? — Потому что «благоугодно Ему было в тварях не только рабское, бессознательное служение необходимости, но и духовное служение любви...

-215-

Существенные черты образа Божия и вместе величия человеческого составляют сила ума и сила свободы. Существо разумное... не может быть несвобод­ным... Поэтому требовать, чтобы Бог создал тварь созна­тельную и разумную, но не давал бы ей свободы, значит требовать, чтобы Бог истины, Которому невозможно со­лгать (Евр. 6, 18), оставил Свою тварь в постоянном само­обольщении и обмане... Следовательно, роптать на Бога за дар свободы значит роптать на Него за то, что Он слишком благ и милостив к человеку, — роптать, зачем Он так возвы­сил человека и зачем не уравнял с животными». И стран­ное дело, в государственной и личной жизни мы требуем везде и всегда свободы, но когда нас требуют к отчету, уп­рекаем в своих собственных поступках тех, кто нам даровал ее. Говорим: хоть бы ее не было.

Но если, говорят, свобода есть столь высокое и сущест­венное достояние человеческого духа, то зачем же Творец дал ей возможность зла? Разве Он не мог создать свободу без этой гибельной возможности?

«Потому же, — отвечает святой Василий Великий, -почему и ты не тогда признаешь служителей исправными, когда держишь их связанными, но когда видишь, что доб­ровольно выполняют пред тобою свои обязанности. По­этому и Богу угодно не вынужденное, но совершаемое до­бровольно. Добродетель же происходит от произволения, а не от необходимости...»

А если от необходимости — это уже не добродетель. «Какая честь огню, что он жжет? — продолжим словами св. Григория Богослова, доказывающего, что невольное цело­мудрие скопцов — не добродетель. — Жечь — природное его свойство. Или — воде, что течет вниз? Это свойство да­но ей от Творца. Какая честь снегу, что он холоден? Солн­цу, что светит? Оно светит и поневоле. Покажи мне, что желаешь добра...»

Богохульничают еще неверы и так: сравнивают Бога с отцом, который, чтобы испытать сына, намеренно вводит его в искусительное и опасное состояние. Но, говорит свя­той апостол Иаков, брат Господень, Бог не искушает ни ко-гоже (Иак. 1, 13). А Адам, как говорит святой Макарий Египетский (см. выше), обладал великими дарами благода­ти Св. Духа. И Господь оградил его со всех сторон, остава­лось Адаму только пожелать добра.

-216-

Если же требовать, чтобы Бог еще создал в нем Сам и это желание добра, то что же остается на долю свободного человека? Не значит ли это сокрушать эту самую свободу и спасать насильно? Итак, не было ни искушения, ни насилия.

«Но к чему, говорят, заповедь? Зачем среди рая древо познания, искушение, случай греха?.. — Что касается до древа познания, то оно было простое средство, которым свобода могла обнаружить принятое ею направление к до­бру или ко злу. В пустыне при Синае евреи, не имея из че­го сделать идола, слили его из золотых серег, которые они взяли из ушей своих жен и дочерей (Исх. 32, 2-4). Не жен­ские же украшения были причиною идолопоклонства. Ив раю человек, возмечтавший быть равным с Богом и незави­симым от Него, нашел бы и иное средство, которым бы об­наружил свое отпадение от Бога, если бы не было запре­щенного древа».

Но зачем заповедь? «Затем, — отвечает святой Григо-рий Богослов, — чтобы, сохранив ее, заслужить славу. Дана не потому, что Бог не знал будущего, но потому, что Он по­становил закон свободы». «Заповедь, — говорит святой Иоанн Златоуст, — для того, чтобы человек, возносясь ма­ло-помалу мыслью, не подумал, будто все видимое сущест­вует само собою, и не возмечтал высоко о своем достоинст­ве, а чтобы, напротив, помнил, что и у него есть Господь, по благости Которого он пользуется всеми благами»⁴.

«Заповедь не только не затрудняла свободу на пути до­бра, но, наоборот, как и все заповеди Божий, была светом, просвещающим очи человека (Пс. 18, 9)». Она определяла истинное направление всей его жизни, то есть послушание, повиновение воле Божией.

«Но, говорят, известно, что запрещение раздражает же­лание». Действительно, это и святые признают⁵, и даже са­мо Священное Писание (Притч. 9, 17; Рим. 7,8). Но последнее же и объясняет, в чем, собственно, дело (Рим. 7,7,9-13). Св. Иоанн Златоуст так объясняет этот последний текст:

«Когда питаем к чему-либо вожделение, и нам воспре­щают, — то тогда огонь вожделения возгорается сильнее. Но это происходит не от закона; он запрещал с тем, чтобы отвесть от вожделения. Грех же, то есть твоя беспечность, твоя злая воля, самое добро употребили во зло. А в худом употреблении лекарства виновен не врач, а больной. Бог не для того дал закон, чтобы им воспламенять похоть,

-217-

но для того, чтобы угашать ее. Хотя вышло противное, но виновен в том не закон, а мы. Несправедливо было бы винить того, кто больному горячкою, который рад непрестанно пить хо­лодное, не дает много пить и тем усиливает в нем столь па­губное для него вожделение. Дело лекаря только запретить, а воздерживаться должен сам больной. Что из того, ежели грех получил повод посредством закона? Худому человеку и доброе приказание служит часто поводом сделаться по­рочнее. Так диавол погубил Иуду, ввергнув в сребролюбие и соделав вором принадлежащего нищим. Но не вверенный ему денежный ящик был причиною погибели, а худое рас­положение воли»⁶.

«Но с какою же целью, — снова спрашивают, — допущен в рай искуситель, и притом столь хитрый и сильный во зле?.. — Бог не возбраняет диаволу искушать человека по тому же, почему не возбраняет и человеку сорвать смерто­носный плод с древа познания. Для этого Богу надлежало бы ограничить их свободу, даже отнять ее у них, но нерас­каянна дарования Божий (Рим. 11, 29). Адам — не ребенок, чтобы насильно отводить его от искусителя и укрывать от него опасные предметы; диавол является в рай не как при­теснитель человека, но как обольститель, действовавший орудиями, которые хотя могут действовать на свободу, но не могут ее принудить, стеснить, приневолить».

И опять без конца допытываются бесстрашные люди: «Зачем же Бог создал существа, о которых знал, что они не устоят в добре и погибнут? Не больше ли было бы благости вовсе не давать им жизни, чем дать ее на погибель?» На это можно ответить следующими словами св. Иоанна Дамаскина: «Если бы для тех, которые, по благости Божией, предназначены к бытию, послужило препятствием к полу­чению бытия то, что они по собственному произволению сделаются злыми, то зло победило бы благость Божию». Но думать так нечестиво и кощунственно. «Движимый беспредельной любовью, Бог воззывает к бытию существа Себе близкие и подобные, сознательные и свободные, на­значает целью их бытия участие в Своем собственном бла­женстве, провидит их падение, но и предопределяет их спасение. В предвечном совете Св. Троицы определено как сотворение человека, так и искупление его. Посему-то Спаситель наш и называется Агнцем закланным прежде сложения мира (Откр. 13, 8)».

-218-

Таким образом, грехопадение человека ничего не изменило в вечных и благих планах Божиих, потому что и самому человеку не служит кам­нем преткновения для получения райского блаженства. Вся разница только в том, что раньше, до грехопадения, путь человека к бессмертию и блаженству шел чрез послу­шание сладостное и легкое, а теперь — чрез острое, мучи­тельное, скорбное, кратко сказать, через Голгофу — хотя и свою маленькую, человеческую — страданий...

Что же касается до гибели некоторых людей оконча­тельной, вечной, то отчасти (понять всего этого мы своим умишком не можем) это положение разъясняют следующие слова св. Иоанна Златоуста:

«Бог знал, что Адам падет, но видел, что от него про­изойдут Авель, Енос, Енох, Ной, Илия, произойдут проро­ки, дивные апостолы — украшение естества, и богоносимые облака мучеников, источающие благочестие».

Но скажут: каждый дорог сам себе. Не только себе, но и Богу. Сам Господь уверяет нас, что на небе великая бывает радость и об одном грешнике кающемся (Лк. 15, 7). И чего Бог не сделал и чего не делает, чтобы грешник не погибал в грехах, а покаялся и обратился? «Но перестанем, — говорит святой Василий Великий, — перестанем поправлять Пре­мудрого. Перестанем доискиваться того, что было бы луч­ше Им сотворенного. Хотя сокрыты от нас причины част­ных Его распоряжений, однакоже утвердим в душах своих следующее положение: от Благого не бывает никакого зла».

Итак, зло, существующее в мире, не есть дело рук Божи­их, но самосозданное произведение человеческой свободы. Начало всякого зла на земле есть падение, или преступле­ние Адамово, к которому сейчас и обратимся.

Грехопадение первых людей. Непогрешимым Адам был только в единении с Богом, при помощи благодати Его, а без нее, если бы и хотел не грешить, это было бы не в его си­лах. Благодать же любит смирение, послушание, веру, лю­бовь и все прочие прекрасные добродетели. Как только че­ловек уклоняется от них в сторону (то есть попадает в грех, ибо вне добродетелей тьма и грех) — сейчас обнажается от покрова Божьего и падает. А если не уклоняется, то — мо­гущественен, и никто его победить не может. Правда, воля его свободна уклоняться к добру или ко злу, но она послед­него не хочет, потому что при ней благодать, и благодать при ней потому, что она не хочет уклоняться ко злу. Ибо самое хотение-то добра и зла предоставлено Богом свобод­ной воле человека.

-219-

Диавол хорошо знал все это и потому возбуждает в пер­вых людях гордость и прочие страсти. Этим он обнажает их от добродетелей и благодати. А когда последняя отходит от человека, то он, как беззащитный, падает. Он видит теперь себя нагим не только по духу, но и по телу, чего прежде не видел, потому что носил духовное одеяние Славы Божией. Оно облекало красотою его душу и преображало тело (Быт. 2, 25; 3, 7).

Хотя рассказ о грехопадении наших прародителей всем известен, но я вкратце разберу его снова, чтобы пояснить предшествующие мысли.

Диавол, войдя в змия⁷, старается возбудить в Еве ка­кое-либо нарушение закона (1 Ин. 3, 4), какую-либо страсть. И он возбуждает в ней сомнение: точно ли слово Божие она слышала от мужа? Может быть, это ее собст­венная личная догадка или просто суеверие, что нельзя есть плодов от древа познания? Ева позволила себе быть настолько невнимательной и несобранной, что не только не спохватилась о том, что слушает первые лживые слова в своей жизни и против кого же — против Бога, — но еще и открыла чужому лицу данную им от Господа заповедь, что делать и теперь не позволяют старцы своим ученикам⁸. Но заповедь передала неточно, прибавила от себя слова «и не прикасайтесь к ним» (плодам) (Быт. 2, 16-17; 3, 2-3). Змий-диавол понял, что яд его подействовал растлевающе. Правда, он возбудил не то, что хотел, но все-таки возбудил нечто худое — вместо чувства любви к Богу и благогове­ния к Нему как Законодателю, в Еве действовал уже страх, если не животный, то, во всяком случае, рабский. Чувство дочернего достоинства в Еве затмилось, она уже, следова­тельно, сильно поколебалась в духовном устроении. И са­тана видел, что дальше ему будет уже легче убеждать ее в своем обольщении. Заметив, что Ева держится еще за за­поведь только потому, что боится смерти, он направляет удар прежде всего сюда и старается успокоить ее в этом от­ношении: «Нет, — говорит, — не умрете»⁹. Потом начинает прокладывать себе путь дальше. Цель его — как можно больше запутать Еву и затемнить ее сознание ложью, ибо ложь помрачает чистоту душевных очей. Поэтому дальше он старается нагромоздить ложных слов как можно больше.

-220-

Он уверяет, что дело совсем не так обстоит, как Ева его понимает, наоборот, не только она с мужем не умрет, но да­же больше, они достигнут через вкушение от запрещенно­го древа новой степени совершенства, самой божественно­сти. Знал-де это Бог, и потому скрыл от них правду... «Две мысли могло возродить такое описание древа познания: или ту, что Бог по зависти возбранил его, чтобы не иметь причастников Своего естества, или ту, что Адам извратил истинный смысл Божией заповеди. Одна другой выгоднее была для искусителя, но в Еве удобнее предполагать мож­но последнюю»¹⁰.

Цель была достигнута — Ева окончательно потеряла путь к истине, то есть к заповеди Божией, забыла про нее и стала взирать на древо запрещенное уже с новой точки зрения, с той, с какой предлагал ей посмотреть на него ис­куситель. Она добровольно, возбужденная любопытст­вом, недоверчивостью, предвкушая то чувство наслажде­ния, которое испытает, если сорвет запрещенный плод, позволяет себе желание прибавить к обладанию всем раем еще и это древо, хотя такое же, как и другие, по природе, но до сих пор запрещенное. Наконец, сосредоточивает свои мысли на обещанном искусителем всезнании и рав­ном с самим Богом достоинстве. За возбуждением трехча-стной похоти (1 Ин. 2, 16) следует самый грех, несмотря на то, что благодать, конечно, всячески внушала Еве оста­новиться и не переступать заповеди Божией. Ибо не за уг­лом ведь все это происходило, а пред очами Невидимого, но Всевидящего Бога. Но Ева предалась уже внутреннему влечению и от плода яде. И даде мужу своему с собою, и ядоста (Быт. 3, 6).

Так произошло преступление, больше которого не было уже в последующей истории человечества, ибо, чтобы за­гладить его, понадобилась смерть Самого Единородного Сына Божия! «Здесь были, — говорит блаж. Августин, — и гордость, потому что человек восхотел находиться во влас­ти более своей, нежели Божией; и поругание святыни, по­тому что не поверил Богу; и человекоубийство, потому что подвергнул себя смерти; и любодеяние духовное¹¹, потому что непорочность человеческой души нарушена убеждени­ем змия; и татьба, потому что воспользовался запрещен­ным древом; р любостяжание, потому что возжелал боль­шего, нежели скольким должен был довольствоваться»¹².

-221-

Что такое грех? При легкомысленном отношении к описанию самого факта грехопадения, занимающему в Библии всего один стих (Быт. 3, 6), можно принять преступление Адама за детский поступок. Но не так посмотрел на это Господь, и не таков он на самом деле. Адам был из­гнан из рая, 930 лет нес на земле труды и скорби, возделы­вая ее и сидя «прямо рая, и свою наготу рыдая плакаше»¹³, вкусил в наказание самую смерть, после того как предназ­начен был к бессмертию, и наконец пошел душою и телом в землю, от которой взят был, и все же — умер не примирен­ный окончательно с Богом¹⁴. Нужно было еще пять тысяч лет страданий его потомков, для того чтобы пришел в мир Примиритель (Быт. 49, 10) и для того чтобы человечество почувствовало всю необходимость в Нем. Вот к чему привело грехопадение прародителей!

Нам все кажется малым и незначительным оно потому, что мы не отдаем себе отчета в том, Кого мы оскорбляем! Однако мы можем несколько правильнее представить дело, если примем в рассуждение, что незначительный просту­пок, допущенный нами в отношении незначительного че­ловека совсем не то же, что подобное деяние, совершенное публично в отношении главы государства. Но ведь тут, все-таки, по существу, разницы между заинтересованными ли­цами нет, а есть только различие по их общественному по­ложению. Разница же между нами и Богом, пред Которым вся вселенная и ecu языцы аки плюновение вменяются, то есть и плевка не стоят, как говорит пророк Исайя (40, 15), — несоизмеримая. Как же страшны, глубоки и велики наши преступления (грехи) против Него!

Адам, следовательно, удовлетворяя свою самость, по­хоть и гордость, не то только сделал, что на одно лишь яб­локо или какой-либо другой плод (в Библии не сказано) убавил их громадное количество в раю, а допустил себя поставить нарушением Господней заповеди (фзт рбсбкпЮт, «ослушанием», «непослушанием», Рим. 5, 19) во враж­дебное отношение к Богу (ср. у апостола: врази бывше... потому и: примирихомся Богу смертию Сына Его, Рим. 5, 10; надо было, следовательно, не простое посредничество, 1 Тим. 2, 5, но примирение, да еще чрез позорную смерть Единородного Сына!), в очах Которого малая песчинка и пламенеющий серафим одинаково несовершенны и огра­ниченны!..

-222-

Разбирая вопрос о грехе с общей точки зрения, по его внутренней стороне, уже из предыдущих слов блаж. Авгус­тина мы можем видеть, какая язва этот грех. Рассмотрим это подробнее.

Что же такое грех? Грех есть беззаконие (η αμαρτια εστιν η ανομια), — так определяет его святой апостол Иоанн Бого­слов (1 Ин. 3, 4).

Здесь в греческом тексте обращает на себя внимание член, поставленный как при подлежащем, так и при сказу­емом. По свойству греческого языка это означает, что апос­тол под словом η αμαρτια разумеет не одно из многих пре­грешений, но именно грех как таковой, как совокупность всего греха, сущего в мире, грех в его метафизическом кор­не, как грех. Равным образом, η ανομια «значит не одно из беззаконий, не беззаконие вообще, а беззаконие, по пре­имуществу заслуживающее это название, — то, что несет в себе самое начало беззаконности», деяние, в высшей степе­ни соединяющее в себе все то, за что отдельные беззакония называются беззакониями, — само Беззаконие. Все вместе показывает, что грех есть извращение закона, «того Поряд­ка, Который дан твари Господом, того внутреннего Строя всего творения, которым живо оно, того Устроения недр твари, которое даровано ей Богом, той Премудрости, в Ко­торой — смысл мира»¹⁵.

Грех есть не немощь какая-нибудь человеческая¹⁶, не следствие ограниченности человека¹⁷, не простое влечение чувственности¹⁸, а сознательно-добровольное отторжение от Бога в сторону самолюбивой, гордостной самозаключен­ности и самообожествления.

Он имеет, как мы увидим при дальнейшем изложении, свои степени развития. Теперь же достаточно сказать, что на небе крайнюю степень зла осуществил первый из блажен­ных духов, падший Денница, сатана — он человекоубийца бе искони (απ αρχης, от начала) и исперва (απ αρχης, от начала) согрешает (Ин. 8, 44; 1 Ин. 3, 8); на земле во всей широте и глубине проявит грех один из последних нечестивых пред­ставителей людского рода при конце мира — человек безза­кония, противник и превозносяйся паче всякого глаголема-го Бога или Чтилища, якоже ему сести в Церкви Божией, аки Богу, показующу себе, яко Бог есть (2 Фес. 2, 4). Это ан­тихрист¹⁹. Тот и другой есть насыщенная, нераскаянная, ожесточенная гордость. Один в духовном мире в начале его бытия, другой — в материальном, плотском при его конце.

-223-

Это заклятые враги Божий, стоящие на предельных гранях первого миробытия и имеющие соединиться воедино. (Сата­на войдет в антихриста, и последний будет бесноватый, но только сидеть в нем будет не маленький бес, как в нынешних одержимых, а сам глава демонов и владыка ада.) В них скон­центрировано и соединено, как в фокусе, все то, что в отдель­ных лицах находится только частично.

Но и осуществляемый частично, и не только делом, но даже и мыслью, грех все же, как в некоем малом семени, но­сит в себе все возможности того страшного, непостижимого для самой человеческой мысли, зла, конкретное осуществ­ление которого мы только что видели на примере сатаны и антихриста. Грех всегда сказывается как некая чудовищная по своей природе противоположность всему Божественно­му, всему истинному, всему доброму, всему прекрасному. Грех есть дело диавольское, ложное, нечестивое, гнусное. Бог есть жизнь (Ин. 14, 6), грех есть смерть (Иак. 1,15; Рим. 6, 23); Бог есть Любовь (1 Ин. 4, 8), грех есть ненависть (1 Ин. 3, 14-15); Бог — Сущий (Исх. 3, 14), грех есть не сущее (Пс. 9, 36)20.

Грех есть величайшее зло. Вот как мыслит об этом свя­титель Тихон Задонский²¹.

«Всяким грехом величество Божие оскорбляется... Гре­хом закон Божий, вечный и непременяемый, разоряется... Когда грешит человек и закон Божий преступает, то он раз­рушает тое Божие установление и узаконение, которое веч­но нерушимо и цело должно быть; и тако человек разоряет тое, что Бог установил... Диавольское дело есть противить­ся Богу и не покоряться Ему (1 Ин. 3, 6, 10; Ин. 8, 44)... Грешник, творящий грех и не хотящий каяться, сего князя тьмы, как сын отца своего, нравами в себе изображает и са­мым делом показует, что он от того скверного отца есть... Внимай всему всяк и рассуждай, чей еси сын, хотя и имя Христово на себе носиши».

«Грех есть преступление и разрушение вечного и непре-меняемого Божия закона, ослушание и противление святой Божией воле», — говорит немного выше тот же святой отец²².

Оброки греха. Оброцы греха смерть, — глаголет божест­венный апостол (Рим. 6, 23). Иначе не мыслят и святые от­цы. «Всякий грех есть смерть души», — отмечает святой Григорий Богослов²³. «Грех есть смерть», — вторит ему и преп. Симеон Новый Богослов²⁴.

-224-

Смерть есть разрушение, разложение, тление, уничто­жение. Как чрез дуновение Божие²⁵ в лицо первого чело­века в нем заблистала не одна жизнь, а целая радуга разно­цветных жизней (נשמת־חייסнишмат хайим: дыхание жизней) — жизнь растений, жизнь животных, жизнь ан­гельская, жизнь временная и вечная, жизнь по образу ми­ра и по образу Божию²⁶, — так и чрез тлетворное дыхание сатаны, то есть через грех, в человеке воцарилась смерть в обеих частях человеческого существа, духовной и телес­ной. А с человека, как некая зараза, перешла и на все окру­жающее. И до чего коснулась она своею костлявой рукой — позволю себе это поэтическое сравнение, — все то обратилось в прах и тлен, разрушилось, разложилось, уничто­жилось, погибло. Таким образом, та же свобода, которая явилась причиною греха, сделалась и причиною наказа­ния человека (2 Петр. 2, 19). И в этом сказалась великая милость Божия. «Бог попускает смерть, но делает ее кон­чиною греха, ею же наказует грешника, ею же и милует. Всякий ум возблагоговеет пред непостижимою премудро-стию, которая, попуская зло, как дело свободы, нисколько не стесняя свободы, обращает зло в добро, и все горькие следствия зла, не отнимая у них горечи, в которой — нака­зание греха, растворяет живописною и сладостною силою любви и милосердия к грешнику»²⁷.

Итак, ряд жизней сменился рядом смертей²⁸. Человек весь растлился по телу и по душе, растлилась из-за него и природа. В деталях эта картина представляется так.

Прежде всего, с удалением от Бога Адама постигла смерть духовная (Быт. 2, 17; Иез. 33, 12).

«Удаление души от Бога есть смерть для нее, — учит святой Симеон Новый Богослов вслед за всеми древними от­цами. — Как тело умирает, когда отделяется от него душа, так и, когда от души отделяется Дух Святой, душа умирает»²⁹.

Отсюда же искажение образа Божия в человеке. Про Адама сказано, что Господь «по подобию Божию создал его» (Быт. 5, 1), но про сына Адама сказано уже по-иному в Библии : «...и родил Адам (сына) по подобию своему (и) по образу своему...» (Быт. 5, 3). Это означает, что образ-то Бо­жий в человеке остался — ибо он в существе своем неунич-тожим³⁰, — но светлость его затмилась и красота исказилась. Адам прибавил к нему нечто «свое», то есть грехи...

-225-

Помрачение душевных сил и способностей (Быт. 3, 8). Здесь слово «скрылся» (Адам от лица всевидящего Бога) очень наглядно объясняет это горестное положение.

Смерть телесная. Здесь разница от предыдущего состо­яния смерти (духовной — см. выше) та, что тело сперва рас­тлилось и потом (через 930 лет) умерло, потому что вышла из него душа. Но с душою было не так: она прежде умерла, потому что отошла от нее божественная благодать, а потом растлилась³¹.

Изгнание из рая (Быт. 3, 23).

Болезни, скорби, страдания (Быт. 3, 16-17, 19).

Проклятие земли (Быт. 3, 17-18).

Непослушание животной, бессловесной твари. Только часть ее осталась в подчинении человеку — и то не добро­вольно, если можно так выразиться (потому что воли у ней и нет), но по повелению Творца, — именно те животные, в услужении которых человек наиболее нуждается (те, кото­рых неведающая Бога наука, по невежеству, называет «при­рученными», а правильнее, «домашними») (Рим. 8, 20)³².

Первородный грех.

«Первородный грех, — учит и верует святая Православ­ная Церковь³³, — есть преступление закона Божьего, дан­ного в раю прародителю Адаму... Сей прародительский грех перешел от Адама во все человеческое естество, поели­ку все мы тогда находились в Адаме; и таким образом чрез одного Адама грех распространился на всех нас. Посему мы зачинаемся и рождаемся с сим грехом...

Первородный грех не может быть заглажен никаким покаянием; он изглаждается только благодатиею Божи-ею, чрез воплощение Господа нашего Иисуса Христа и пролитие Честной Крови Его. Действие сие совершается в таинстве святого крещения. Посему кто не крестился, тот не освободился от сего греха, но подлежит гневу и вечной казни, по словам: Аминь, аминь глаголю тебе, аще кто не родится водою и Духом, не может внити в Царст­вие Божие (Ин. 3,5)».

От самого греха надо отличать его следствия.

«А бременем и следствиями падения, — пишут восточ­ные Патриархи в своем Послании о православной вере (при­сланном нашему Священному Синоду в 1723 году),

-226-

— мы называем не самый грех... но удобопреклонность ко греху и те бедствия, которыми Божественное правосудие наказало человека за его преслушание, как-то: изнурительные тру­ды, скорби, телесные немощи, болезни рождения, тяжкая до некоторого времени жизнь на земле, странствования и напоследок телесная смерть»³⁴.

Таким образом, человек - возьмем взрослого для большей ясности — выходит из купели крещения чистым от грехов, но это не значит, что купель вместе с грехами отняла у него и тяготение к ним. Нет, оно остается. Стремление к страстям уничтожается долгим подвигом, чрез насаждение в себе противоположных им добродете­лей, при помощи благодати Христовой. Когда Дух Святой вселится в человека, тогда сожжет все терния и уничто­жит всякое земное пристрастие. Для этого-то, для оконча­тельного избавления от страстей, Господь и попустил раз­виться многообразным следствиям греха. Внимательное отношение к ним, соединенное с благодарением Бога, сильно облегчает человеку борьбу с грехом.

О первородном грехе говорят следующие места Свя­щенного Писания: Иов. 14, 4-5; Пс. 50, 7; Притч. 20, 9; Ин. 1,29; 3,3; Рим. 5, 12, 15, 17,19.