А. Священное Писание.

Если Священное Писание, или, как его очень часто еще называют, Библия, в каче­стве источника богопознания имеет такое непререкаемое для нас значение, то прежде всего возникает вопрос: что оно есть по своему существу? Что такое Библия? Несколько слов о наименовании. Библия — не книга, а книги, собрание нескольких священных книг. Название это есть непереведенное греческое τα βιβλια- «книги». В самом Священном Писании, за исключением Ветхого За­вета (1 Макк. 12, 9; Дан. 9, 2), это наименование не содер­жится. Первый же писатель новозаветного времени, у кото­рого оно встречается, есть муж апостольский, св. Климент, папа Римский (+ 101 г.)². Во всеобщее употребление оно вошло со времени знаменитого толкователя Священного Писания и отца Церкви Вселенской св. Иоанна Златоуста. Выражения, употребляемые для обозначения всего кру­га священных книг в самом Слове Божием, можно видеть из следующих цитат: Мф. 21,42; Лк. 11, 28; Ин. 5,39; 10, 34; Рим. 1, 2; 3, 2; 2 Тим 3, 15; Откр. 1, 1 и другие.

1. Библия есть Слово Божие

Священное Писание не есть простое творение рук чело­веческих, подобное — нехорошо и сопоставлять, но что же делать, если богохульно сравнивают, — «Илиаде» Гомера, трагедиям Софокла, «Божественной Комедии» Данте и прочим творениям человеческого гения. Нет, Священное Писание есть Слово Божие.

Один из священных авторов, св. апостол Петр, говорит:

Ни бо волею бысть когда человеком пророчество, но от Святаго Духа просвещаемы глаголаша святии божий человецы(2Петр. 1,21).

Что Библия — Слово Самого Бога, а не слабого челове­ка, доказывают:

• Глубина содержащегося в ней учения.

Истины, которые находятся в Библии, выше человечес­кого разумения. Догмат Св. Троицы, тайна воплощения Бога Слова, Сына Божия, искупительный Его подвиг, ос­нование Церкви и прочее — все это навсегда для гордого разума человеческого останется соблазном и безумием (1 Кор. 1, 18-25;2,6-8).

-54-

Но для того чтобы видеть глубину, надо обладать острым зрением, в данном случае духовным, потому что в злохудож-ну душу не внидет премудрость, ниже обитает в телеси по-виннем греху, говорит Писание (Прем. 1, 4). Если погрузит­ся парод или общество в пьянство, разврат, наживу и прочее, сейчас же это скажется дурно и на восприимчиво­сти его к божественным вещам и, в частности, на благого­вейном, разумном отношении к Библии. Не оценит тогда он по достоинству Библию.

Глубину библейского учения познавали люди, от кото­рых этого можно ожидать всего менее. Так, в известном со­чинении чрезвычайного по таланту и влиянию на своих современников энциклопедиста Жана Жака Руссо «Эмиль, или о воспитании», которое за содержащиеся в нем мысли, опасные для религии и нравственности, бы­ло запрещено французским парламентом и сделалось при­чиною изгнания самого философа из Франции, находятся, однако, следующие строки:

«Признаюсь, величие Писания наполняет меня изумле­нием. Святость Евангелия говорит моему сердцу. Посмот­рите на книги философов со всем их блеском и важностью: как малы они в сравнении с этой книгой!»

И далее чрез это Руссо убеждается в божественном про­исхождении Того, о Ком оно повествует:

«Возможно ли, чтобы столь возвышенная и вместе столь простая Книга была словом человеческим? Возмож­но ли, чтобы Тот, о Котором она рассказывает, был только человек? Гораздо естественнее допустить, что существовал действительно Тот, Кто дал материал для этой Книги, чем предположить соглашение нескольких человек, чтобы со­чинить эту книгу»³.

• Чистота и совершенство заповедей, данных человече­ству для его спасения

Посему нет нигде таких совершенных образцов высоты нравственного поведения человеческих обществ, как толь­ко в христианстве, и в особенности там, где учение Христа сохранилось во всей своей неповрежденности, то есть в православии.

Пример: жизнь монашеских общин в эпоху расцвета ду­ховной жизни Церкви, в IV-V веках по Рождестве Христо­вом⁴, после чего она стала, расслабляемая ересями и всем прочим, спадать, тускнеть и превращаться постепенно в едва тлеющий огонек под пеплом людских страстей и неправоверий, который мы видим теперь.

-55-

«Монастыри в горах были подобны скиниям, наполнен­ным божественными ликами псалмопевцев, — говорит св. Афанасий Великий⁵, — которые занимались рукоделиями для подаяния милостыни, имели между собою взаимную любовь и согласие. Подлинно представлялась там как бы особая некая область благочестия и правды. Не было там ни притеснителя, ни притесненного; не было укоризн от сборщика податей».

Выпишу еще цитату из писаний одного очевидца равноангельной жизни тех веков, из Руфина, пресвитера Аквилейского (конец IV-начало V в.):

«Видел я, воистину видел сокровище Христово, сокры­тое в человеческих сосудах, — писал он в прологе к своей книге Жизнь пустынных отцов. — Да, я видел в Египте от­цов, живущих на земле и проводящих жизнь небесную, и новых неких пророков, воодушевленных как добродете­лями душевными, так и даром пророчества, о достоинстве которых свидетельствует дар знамений и чудотворений... Все они нисколько не заботятся о пище или одежде и тому подобном, ибо знают, что всех бо сих языцы ищут (Мф. 6, 32). Они же ищут правды и Царствия Божия, и все сие, по обещанию Спасителя, прилагается им.

Многие из них, если и почувствуют нужду в чем-ни­будь необходимом для тела, не к людям прибегают, но, обратясь к Богу и прося от Него, как от Отца, получают просимое. Ибо такова в них вера, что могут и горы пере­ставлять. Посему некоторые из них молитвами останав­ливали стремление волн реки, готовой затопить соседние селения, как по суху переходили по воде, укрощали лю­тых зверей и совершали многие и бесчисленные чудеса, напоминающие чудотворения пророков и апостолов, так что нельзя сомневаться, что их добродетелями стоит мир...»⁶.

Оставляя пока в стороне вопрос о чистоте христианско­го учения по его существу (он будет разрешен сам собою, когда будут прочитаны вторая и третья части моей книги), сейчас приведу только краткое замечание на этот счет ли­ца, которое никак нельзя упрекнуть в зараженности «религиозными предрассудками» или в недостаточно широком кругозоре и уме.

-56-

Гениальный Гете — «язычник» — говорит: «Сколько ни преуспевай умственная культура, сколько ни расти вширь и вглубь естественные науки и сколько ни раздвигайся дух человеческий, ему никогда не подняться над уровнем высоты и нравственной культуры христианст­ва в том блеске, каким сияет оно в Евангелии»⁷. • Сила, заключающаяся в словах Свящ. Писания Так как в Библии заключена благодать Св. Духа, кото­рая является естественною и необходимейшею пищею души, то последняя не может безучастно относиться к ней, но должна или ненасытно алкать ее, если органы восприятия в порядке, или отвращаться, если они расст­роены болезнями (то есть страстями) и не могут перева­ривать даже легкую пищу (ср.: 1 Кор. 3, 2). Душа должна так или иначе выражать свое поведение вблизи источни­ка своей жизни и смерти (и по конечному решению Бога: Ин. 12, 48); она не может, повторяю, быть равнодушной, как не может быть спокойной и оставаться на одном мес­те магнитная стрелка компаса при приближении к ней магнитного бруска, но или будет притягиваться и льнуть к нему, или отталкиваться и убегать от него, смотря по тому, какие полюса мы сближаем. Так добрая и порочная души относятся к Богу и диаволу соответственно.

У благочестивого человека при одном взгляде на Биб­лию проходит вожделение и является страх Божий. В со­стоянии же мира душевного Писание доставляет чуть ли не физическое ощущение сладости. «Коль сладка гортани моему словеса Твоя: паче меда устом моим!» — восклицал пророк Давид при чтении Свящ. Писания (Пс. 118, 103; 18, 11). Что это не риторический или поэтический оборот речи, знают на деле испытавшие то же чувство — те, кото­рые неленостно занимаются очищением своего сердца от страстей.

Совершенно обратное, но не менее сильное действие производит Библия на души врагов ее. Доказывать что-ли­бо и обличать Писанием неверующего — все равно что «го­рящие угли» сыпать ему на голову (Притч. 25, 22; Рим. 12, 20). Нечистый человек совершенно не терпит благодати, и одержимые демонами люди обычно воспринимают ее действие, именно как огонь и горящие уголья. Вот почему бесноватые кричат при приближении святыни или когда начинают за них молиться: «Жжет, жжет!»

-57-

Словеса мудрых якоже остны воловий (τα βουκεντρα, ост­рые палки, которыми на востоке подгоняют животных) и якоже гвоздие вонзено, - говорит еще Слово Божие (Еккл. 12, 11). Таково его действие на совесть человека.

Пусть он не верит рассудком, сердце его развращено, но дух его, хотя и забитый, но не могущий быть оконча­тельно уничтоженным, по самому основному свойству сво­ему (см. выше: Гл. 1. §1), все же чувствует силу Писания, боится и трепещет его. Как животное, ведомое на заклание, еще ничего не видя, упирается, хрипит и не идет дальше, так и человек, уподобившийся ему по поступкам (Пс. 48, 13), никак не хочет приблизиться к Библии и к тому месту, где она читается, потому что глубоко падший дух его чувст­вует, что там ему грозит заклание, там ему предложат рас­пять плоть свою со страстъми и похотъми (Гал. 5, 24). А это тягостно и больно!

— Отсюда все нападки на Библию, и только на нее одну и с таким ожесточением, какое не применяется в отношении к Корану или к Ведам, хотя мусульман и буддистов гораздо больше на земном шаре, чем христиан.

Я не буду здесь говорить об отношении порочных и чи­стых душ к делам и приманкам врага рода человеческого. Читатель может поразмыслить и подыскать примеры сам.

Укажу теперь еще на одно исключительное явление в об­ласти влияния Священного Писания на души людей. Я го­ворю о так называемых «обращениях». Не входя в обсужде­ние вопроса по существу, что будет сделано после, здесь по­ставлю его в связь с некоторыми явлениями мирской жиз­ни, схожими с обращениями из духовной, но не имеющими с последними ничего общего, — именно с переходом в сек­тантство, с уходом, выражаясь термином семидесятых го­дов прошлого столетия, «в народ» и т. п.

1. Как в первом, так и во втором случае старая жизнь бросается и начинается новая. Но есть разница. В первом — жизнь видоизменяется и строится изнутри, из глубины ду­ха (Пс. 129, 1), на началах величайшей евангельской чисто­ты (как ее понимают наши подвижники древнего Востока); во втором же — переменяются только убеждения человече­ские, но грехи остаются все те же, и страсти не умаляются, а иногда даже и увеличиваются (например, когда человек попадает в хлыстовщину, делается убийцей из корпоратив­ных или партийных взглядов и проч.).

-58-

2. В том и другом случае нередко общей сходственной чертой делается подвиг, мученичество, до темниц, пыток и казней включительно. Но — один подвиг исходит из чув­ства смирения, благодарности и любви к Богу, просветив­шему и «призвавшему из тьмы в чудный Свой свет», как пишет св. апостол Петр (1 Петр. 2, 9), другой — весь дер­жится на гордости и тщеславии⁸.

3. Наконец, замечается сходство по цели: там и здесь ищется истина, справедливость, добро. Но одни видят их в чувственных благах, земных (начиная от хлыстовских радений сектантов, «земного рая» социалистов и кончая мистическим экстазом йогов), другие — в бескорыстном служении одному Христу, отгоняя от себя всякую мысль о какой-либо даже небесной награде. (См.: Отдел III. Гл. 7. § 1. Добродетели естественные и сверхъестественные.) Не лишнее привести в заключение этого отдела несколько отрывков из сочинений светских писателей, ушедших из дома Отчего на страну далече (Лк. 15, 13) и после сознав­шихся в могущественном действии на них Слова Божия, когда оно вдруг живительным лучом осветило их тьму и показало, где истина.

Генрих Гейне — чья общеизвестная ненависть к христи­анству лишь подчеркивает ценность тех строк, которые вынудила его написать несокрушимая сила Священного Писания при помощи болезненного одра, — в предисловии ко второму изданию первой части своей книги О Германии («К истории религии и философии в Германии») делится с читателями следующим признанием относительно при­чины перемены своих взглядов на Божественные вещи (auf gottliche Dinge).

Но прежде всего — что, конечно, понятно в положении таких гордецов и богохульников, — Гейне никак не может за­явить открыто, что видит здесь и сам чудесное воздействие, а не естественную случайность. Поэтому, чтобы прикрыть ложный стыд, он сперва, по свойственной ему язвительнос­ти, кощунствует и насмешничает по адресу некоторых «бла­гочестивых» душ, которые с «христианской» навязчивостью (mit christlicher Zudringlichkeit) все допытываются-де у не­го, как это произошло, что он вдруг заговорил по-другому (в Романсеро), и хотят-де во что бы то ни стало, чтобы он «навязал им какое-нибудь чудо» (dass ich ihnen irgend ein Mirakel aufbinde)...

-59-

Потому что, действительно, только чудом можно было объяснить это «просветление» (Erleuchtung) в мозгах Гейне. Пропуская кощунственные ос­троты последнего, так как и сам поэт ими пользовался толь­ко для того, чтобы затушевать свое «превращение» (Umwandlung), которое произошло в его душе относительно религиозных убеждений, — подобно тому, как старается прикрыть чем-нибудь свое смущение полуверующий чело­век, когда его застанут за молитвой_знакомые люди, — перей­ду прямо к словам Гейне о чудесной силе Библии.

«Своим (душевным) просветлением я всецело обязан простому чтению одной книги, — говорит Гейне, думая, что от этих слов действительно дело станет очень «просто» (einfach) и чудо несколько умалится. — Одной книги? Да, и это старая простая книга, скромная, как природа, и есте­ственная, как естественна природа, книга, которая делови­то (werkeltagig) и просто выглядит, как солнце, которое нас греет, как хлеб, который нас питает... — и эта книга, коротко говоря, есть Библия⁹. Совершенно справедливо называют ее Священным Писанием. Кто потерял Бога в душе своей, тот может снова найти Его в этой книге, а кто никогда его не знал, на того повеет от нее дыханием Божественного Слова»¹⁰.

Нет нужды приводить в пользу Библии еще больше от­зывов (которых вообще немало)¹¹. И этого, вышедшего из уст такого кощунника, как Гейне (одна его знаменитая фраза при последнем издыхании чего стоит!), достаточно разумному человеку для преклонения пред благодатной силой Слова Божьего.

-Так как человек не может освободиться от того или иного влияния Библии, хотя бы этого и желал, то есте­ственно, что в нормальном состоянии она для него дела­ется необходимой. Это новое качество Библии как Слова Божьего — необходимость — связано с другим — всеобщ­ностью распространения ее, несмотря ни на какие пре­пятствия.

Многие светские авторы, даже из еретиков, хорошо вы­ясняют это. «Лучшие книги, — говорит Studemund, — пере­водятся на европейские языки: на немецкий, английский, французский, итальянский, русский, пожалуй, также и на датский, шведский и нидерландский языки. Редко случает­ся, чтобы сочинение какого-нибудь знаменитого писателя было переведено на десять языков, между тем Библия переведена более чем на 400 языков, и с каждым годом число переводов увеличивается...

-60-

Никому бы в голову не пришло переводить Гете или Шекспира для кафров или эскимосов, и переводы эти не читались бы... Некоторые даже из куль­турных людей чуждой нам культуры (автор разумеет ин­дийцев. — Еп. Варнава) не в состоянии войти в духовный мир этих великих поэтов»¹².

Другой западный автор A. Cordes обращает внимание на то, что «по своей жизнеспособности Библия представляет нечто исключительное в истории. Ни на одну книгу в мире не выпало столько оскорблений, преследований и прокля­тий, как на нее, — и все же она не погибла. Множество книг умирают от внутренней своей несостоятельности сами со­бою, а об эту книгу, как о скалу, разбиваются предрассудки и равнодушие, огненная ненависть и злоба неверия. Библии нечего бояться конкуренции на книжном рынке: много "бессмертных" произведений человеческого гения появи­лось после Библии, но Библия продолжает стоять между ними все на том же первом месте. Вольтер предсказывал, что в конце XIX столетия Библию забудут и что она сдела­ется редкостью, которую можно будет найти только у старь­евщиков и в музеях древностей; а на деле XIX век оказался временем чрезвычайного распространения Библии, какого мир прежде не видел, и, как говорят, в самом доме, где не­когда Вольтер писал свое пророчество, помещается теперь Лондонское Библейское Общество!»¹³

• Все вышеуказанные признаки Библии как Слова Божия все же являются до некоторой степени естественными.

По крайней мере, неверующие в свое оправдание могут ссылаться на большое распространение и своих книжек среди общества, могут говорить о могущественном дейст­вии научных произведений на состояние умов человечест­ва и на самую культуру; наконец, не только могут не нахо­дить никакой святости в учении библейском, но и видеть в нем одну только безнравственность¹⁴.

Возможность подобного отношения к предметам, его не заслуживающим, всем нам еще в детстве показал знамени­тый И. А. Крылов в своих баснях «Петух и жемчужное зер­но», «Мартышка и очки», «Свинья под дубом».

Но есть еще некоторые качества у Священного Писания, которые по их внутренним свойствам должны быть отнесе­ны к сверхъестественным, а по внешним обнаружениям -быть неуязвимыми, даже если человек иногда в ослеплении и «прет против рожна», по выражению Самого Христа (Де-ян. 9, 5).

-61-

Только сознательное упорство противится им без всяких серьезных доводов и основательных возражений. Я говорю о чудесах и пророчествах.

Надо сказать, что верующая душа их ждет от Библии вполне естественно. Если последняя есть Слово Божие, ес­ли истинный Автор ее — Святой Дух, то надо же как-ни­будь выявиться этому более ощутительным образом, чем все упомянутые до сих пор свойства Священного Писания. Сам человек жаждет чудесности для лучшего своего удос­товерения в истине Божественных Писаний. Не желать ее и мучиться ею (чудесностью) могут только гордецы, живу­щие лишь грубыми построениями рассудка, а не все прони­цающей, непорочной верой. И Бог не оставил без утешения верующую душу и окружил тысячелетнее происхождение Библии многими чудесами и пророчествами.

Что Библия, по самому существу своему, есть боговдох-новенное слово святых пророков — чудо, произведенное Духом Святым, говорит св. апостол Петр:

«И притом мы имеем вернейшее пророческое слово, -пишет он верным в своем Втором Послании (1, 19-21), ссылаясь в доказательство истины преображения Господня на Священное Писание, — и вы хорошо делаете, что обра­щаетесь к нему как к светильнику, сияющему в темном ме­сте, доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших, зная прежде всего то, что никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле чело­веческой, но изрекали его святые Божий человека, будучи движимы Духом Святым».

О самих чудесах и пророчествах будет сообщено после.

II.. Богодухновенность Священного Писания

Если Библия есть Слово Божие, то что это значит? Все ли в ней божественно до последней буквы и запятой или есть что принадлежащее и человеку? И в какой степени?

Божественный апостол законополагает обо всем этом ясно, точно и определенно, не позволяя иметь двух мнений.

Все Писание, — говорит он,— богодухновенно, θεοπνευοτος (2 Тим. 3, 16).

Здесь две мысли, на которых зиждется не только весьобраз мыслей, еретический или православный, но и весь уклад жизни, поскольку он зависит от первого.

-62-

Положения эти следующие: во-первых, все, в полном объеме, до по­следнего слова, Писание — богодухновенно; во-вторых, Автор его — Св. Дух. Святые отцы разобрали этот вопрос все­сторонне с единодушным согласием и обычной ясностью, которая нам теперь уже не под силу, когда мы хотим сами по себе изъяснять что-либо. Начну со второго положения.

Писание, говорит св. Григорий Богослов, есть «книги, которые Дух начертал языком святых мужей»¹⁵. Легко каждому припомнить, что и пророк Давид уверяет нас в том же, когда божественною благодатию изрекает: Язык мой — трость скорописца (Пс. 44, 2).

Но тогда — как же? На долю человека ничего не остает­ся? Воля его связывается, как в гипнозе, и он произносит слова в бессознательном состоянии, как прорицательница языческая Пифия или как «пророк» в хлыстовских радени­ях, на которого «накатил» дух? Прочь такое богохульство.

Веруй, если не владеешь сам даром пророчества и не знаешь на собственном опыте, как оно действует в челове­ке, что здесь и Святой Дух изрекал всецело Свою волю, и человек не стеснялся в своей свободе мышления, чувства и воли, но сохранял нетронутыми все характерные черты своей личности.

И дуси пророчестии пророкам повинуются, — говорит апостол Павел (1 Кор. 14, 32), а не наоборот; не надо ду­мать так, что будто бы, например, пророк Давид в преды­дущем случае был простым, механическим орудием, «тро­стью», пером в руках Св. Духа. «Видишь ли? — обращая, по обыкновению, внимание на каждый оттенок мысли, указывает св. Иоанн Златоуст. — Самое дарование пови­нуется тому, кто его получил. Духом же здесь он называет действие Его»¹⁶.

Подробнее выясняет вопрос о свободных взаимоотно­шениях между Духом Божиим и человеческим св. Василий Великий¹⁷.

«Некоторые говорят, что они (священные писатели) пророчествовали в исступлении, так что человеческий ум затмеваем был Духом, — пишет святой отец. — Но против­но обетованию Божия наития — богодухновенного делать изумленным, так чтобы он, когда исполняется божествен­ных наставлений, выходил из свойственного ему разума и, когда приносит пользу другим, сам не получал никакой пользы от собственных своих слов.

-63-

И вообще, сообразно ли сколько-нибудь с разумом, чтобы Дух премудрости делал человека подобным лишенному ума и Дух ведения уничто­жал в нем разумность? Но свет не производит слепоты, а напротив того, возбуждает данную от природы силу зре­ния. И Дух не производит в душах омрачения, а напротив того, возбуждает ум, очищенный от греховных скверн, к со­зерцанию мысленного. Посему нет невероятного, что лука­вая сила, злоумышляющая против человеческой природы, приводит разум в слитность; но нечестиво говорить, что то же самое действие производит присутствие Божия Духа. Притом, если святые мудры, то как им было не постигнуть того, о чем пророчествовали? Ибо сказано: сердце премуд­рого уразумеет, яже от своих ему уст, во устнах же носит разум (Притч. 16, 23)».

Обратимся теперь к другой мысли апостола.

«Все (πασα)¹⁸ Писание, — говорит он, — богодухновенно».

Если бы божественный Павел и не добавил этого слова все, то и тогда всякий верующий в Бога как должно необхо­димо пришел бы к мысли, что раз Библия богодухновенна, то — в полном составе и никак иначе.

Действительно, если бы священные писатели обладали только человеческим умом, хотя бы и гениальным, то не могли бы всего предусмотреть, нигде не ошибиться, там на­писать более блестяще или глубоко, здесь — менее. Но сила Божия не такова: она не умаляется, все равно взвешивает, за всем надзирает, ничего, даже самого малого, не упускает.

Затем, в человеческом произведении, каково бы оно ни было по глубине и серьезности, всегда можно и должно на­ходить важное и неважное, более духовное и более плот­ское, все постольку, поскольку человек тяготеет к двум по­люсам — страстному и бесстрастному, к земле или к Небу. Но в Слове Божием — все важно, и оно учит только о Небе и, говоря о самых грубых пороках (Песнь Песней) или о ничтожном цветке (Евангелие от Матфея о лилии), по­стоянно имеет целью направить нашу мысль от тленности всего земного и от грязи к Богу и чистоте.

Поэтому-то величайшие светила Церкви относились с таким благоговением к Священному Писанию и вдумы­вались в каждое его слово.

«В богодухновенных словах нет ничего напрасно сказанного, даже и до единого слова», — говорит св. Василий Великий¹⁹.

-64-

«Полагаю, что заключающееся в Писании не без цели написано, — вторит ему его несравненный друг, украшение Церкви Божией, св. Григорий Богослов²⁰, — и не одна куча слов и предметов, собранная для развлечения слушающих, не какая-нибудь приманка для слуха, служащая только к за­баве. Такова цель баснословии и тех эллинов, которые, не много заботясь об истине, очаровывают слух и сердце изяществом вымыслов и роскошью выражений. Но мы, тщательно извлекающие духовный смысл из каждой черты и буквы, нимало не согласны думать (сие было бы и неспра­ведливо), чтобы и самые малозначительные деяния без ка­кой-либо цели были и писателями подробно описаны, и до сего времени сохранены на память. Напротив того, цель их — служить памятниками и уроками, как судить в подоб­ных, если встретятся, обстоятельствах, чтобы мы, следуя сим примерам как некоторым правилам и предначертанным образцам, могли одного избегать, а другое избирать».

Для нас же, во всем колеблющихся и не выработавших в себе духовного строя мышления, апостол прибавил слово «все»: все Писание...

Из приведенных рассуждений св. Григория видно, что Слово Божие богодухновенно и по содержанию, и по форме. Но как же приписывать все в Библии внушению Св. Духа, когда многие находят в ней столько противоречий, разно­гласий, преувеличений, ошибок и прямо безнравственных вещей? Сколько нашли в ней несообразностей одни естест­венные науки в наше время?..

Что касается последнего — пресловутой науки, то нет ничего во всем мире более неустойчивого и сомнительного. Это, позволю себе выразиться языком самих законодате­лей ее, можно утверждать уже a priori, потому что Христос сказал: Не может древо зло плоды добры творити. Еда объемлют от терния грозды, или от репия смоквы? (Мф. 7, 15-19.) Раз ум человеческий источен сомнениями, страстями, растлен и колеблется туда-сюда, думая найти опору в ежедневно меняющихся «рабочих гипотезах» и преходящих, друг друга разрушающих «данных опыта», а не в Боге, неложном и неизменном Источнике всего сущего, то что он может дать? Ничего, кроме плода по роду своему, такого же сомнительного, неверного, лживого, как он сам.

-65-

Вот примеры из разных, не связанных ничем одна с дру­гой, но имеющих отношение к Библии, областей.

Наука одно время настаивала на том, что евреи в Египте никогда не были, но потом, с открытием египетских памят­ников, с разборкой иероглифов и с изучением всего матери­ала по египтологии, пришлось утверждать обратное.

Наука еще до недавнего времени говорила, что материя вечна, теперь же самые левые ее представители не допускают и мысли о вечности и безначальности внешнего мира или о самобытном происхождении всего сущего и движущегося²¹.

Наука до самого последнего времени не давала слова сказать никому из тех, кто осмеливался защищать возмож­ность вращения небесного свода вокруг неподвижной зем­ли. Теперь же все основы старого мнения поколеблены. Вопрос не так прост, как кажется²².

Прав был св. Василий Великий, обладавший гениальным умом и отточивший его в тонких диалектических вопросах философии так, что «легче было выйти из лабиринта, неже­ли избежать сетей его слова, когда находил он сие нужным», по отзыву св. Григория Богослова²³, — а философия, то есть высшее достояние человечества, не ушла теперь дальше философии тех времен, — прав был св. Василий Великий, когда называл науку «паутинной тканью», «многопопечи­тельной суетой», «ученым пустословием» и «объюродевшей и чертежной мудростью»²⁴.

Гораздо серьезнее обвинение в нечистоте библейского учения. Но чтобы сделать этот упрек, надо знать, что есть чистота, надо самому показать на себе образец чистоты, на­до иметь не запорошенные житейскими привязанностями глаза. Я пропущу нападки на Библию по причинам, кото­рые уже самой светской литературой осмеяны (крыловское «Зеркало и обезьяна»), и приведу два примера, из подоб­ных которым некоторые выводят, что виноваты не читате­ли, а сама Библия.

Вот одно из смущающих мест в изъяснении св. Василия Великого: «Сказанное же в сотом псалме: во утрия избивах вся грешпыя земли, как всякому видеть можно, сказано зага­дочно и прикровенно. Это не значит, что при начале каждо­го дня осквернял я руки человеческой кровью. Не то говорит пророческое слово. Это, кроме того что гнусно, было бы и не­имоверно. Ибо как мог бы он каждое утро избивать своею рукою всех грешных на земле?

-66-

Невозможно было бы одному превозмочь всех, потому что, как вероятно, согрешивших было много. Если бы преодолел их на войне, то, конечно, из­бил бы в одно утро всех, а не в каждое утро стал избивать их. Посему что же значит: во утрия избивах вся грешныя земли, еже потребити от града Господня вся делающих беззаконие (Пс. 100, 8)? Выслушаем сказанное с лучшим разумением, чтобы не сказать чего вопреки пророческому слову, что и непозволительно. Град Господень есть совокупность чело­веческого состава; а грешные земли — не иные кто, но те, о которых говорит Спаситель, что извнутръ от сердца исхо­дят помышления злая, зависти, убийства, прелюбодеяний татьбы, лжесвидетельства и тому подобное (Мф. 15, 19; Мк. 7,21). Сих-то грешных земли, происходящих от земной плоти, очищающий себя уничтожает в собственном своем составе, при каждой мысли о Боге. Посему в душе бывает утро при каждом восхождении спасительного учения; и в сие-то утро должны быть уничтожаемы все помыслы, производящие беззаконие. Ибо, если не пресечены в душе первые движения к пороку, то помышления необходимо пе­рейдут в дело. Например, помысл, внушающий прелюбоде­яние, есть грешный земли; он побуждает воззрети на жену, ко еже вожделети ея (Мф. 5, 28). Посему, если острым и уничтожающим страсти словом, как бы некоторым мечом, не будет убит он в душе и не будет это совершено утром, то есть по изведении его наружу, то после прелюбодеяния в сердце поведет он человека к большей степени сего греха, вызывая его на грехопадение телом. Думаю, что согласно с сим сказанное у Иеремии: проклят творяй дело Господне с небрежением и возбраняяй мечу своему от крове (Иер. 48, 10). Кто желает избегнуть тяжести сей клятвы, тот не дол­жен духовному мечу давать покоя от крове подобных греш­ников»²⁵.

Кто сам занимается духовным деланием, тот знает, что подобные толкования пишутся святыми отцами не для тонкой забавы ума, не в целях простого оправдания риско­ванных выражений Библии и не выдвигаются ими в каче­стве остроумной защиты последней от якобы основатель­ных выпадов со стороны неверующих. Истина не нуждает­ся в защите с чьей-либо стороны, она сама всем является на помощь. Святые отцы излагали в подобных случаях суще­ственнейшие делания духовной жизни,

-67-

скрытые от оскорбления презирающих и не верящих им под образом дейст­вий таких же страстных и плотских людей²⁶ (Мф. 13, 10-15).

Затем указывают еще на темноты в Библии, слишком человеческие выражения о Боге и о Его святых, преувели­чения, разногласия и т. п. Подобные заявления имеются с первых дней существования Библии как законченного со­става богодухновенных книг, принятых Церковью к точно­му и беспрекословному исполнению и руководству верую­щими. И св. Василий Великий²⁷ так отвечал на них:

«Если же кто поставит в вину Божественному Писанию, что оно не научает тому и не производит того, что может доставить пользу, то пусть рассмотрит он весь порядок дел человеческих... Тогда увидит, что всепромыслительная Си­ла даровала бессловесным удобные средства к жизни, гото­вую пищу, самородный покров, одежду из волос и перьев; человека же изведя на свет нагим, в замену всего дала ему ум, которым изобретены промышленные искусства, как-то: домостроительство, ткачество, земледелие, кузнечество, и недостающее для тела душа восполняет присутствием ума. И как в сем случае Творец наш не по зависти к нам не соизволил, чтобы так же, как у бессловесных, все удобства жизни рождались вместе с нами, но устроил так, чтобы не­достаток необходимого вел к упражнению разума, так и в Писании намеренно допустил неясность, к пользе ума, чтобы возбуждать его деятельность. И, во-первых, нужно, чтобы занятый сим ум отвлекаем был от худшего, а сверх сего приобретенное с трудом почему-то более к себе привя­зывает, и чрез долгое время производимое бывает более прочным; а что легко приобретается, тем и наслаждаться не вожделенно, потому что находящееся под руками пренебрегается и обладающий не почитает сего достойным какого- либо охранения».

Прекрасно также говорит преп. Исидор Пелусиот (+ ок. 436 г.)²⁸: «Божественная и пречистая Сила, источник пре­мудрости, начало, причина и корень всякого разумения и всякой добродетели, восхотев в древнейшие писания вло­жить предречения о будущем, совершила дело сие премуд­ро, превыше всякого слова и всякой похвалы. Если когда встречалось нечто такое, что могло вместить в себе образ бу­дущих благ, то в этом иное очертывала только, иное же уяс­няла красками, и черты образа делала светлыми и живыми.

-68-

Из сего-то произошли две выгоды: первая, что изрекаемое и древним не казалось странным, и не смеялись они над этим, потому что из сказанного могли извлекать нечто по­лезное, а вторая, что потомки постигают непреложность пророчества. При сем поклоняться и удивляться должно божественной благодати, что такое трудное дело совершила удобно. Поэтому и толкователям, если возможно объяснить все без натяжки, надлежит делать это с усердием, а если сие невозможно, не объяснять, чего не следует, с натяжками, чтобы и в местах, требующих объяснения, не породить по­дозрения в искажении смысла, а иудеям, эллинам и ерети­кам не подать повода ко Христу относить и что-либо уничи­жительное и низшее Его достоинства; но уничижительное проходить мимо или почитать приличествующим вочелове­чению, если может принять соответствующие сему черты, о высоком же соглашаться, что сказано сие относительно к одному достоинству, если же что сказано в рассуждении совершившегося в то самое время, соглашаться, что о сем именно изречено сие, и не делать неприличных натяжек».

Не говорят об отсутствии богодухновенности и такие выражения Писания, как «прочим же аз глаголю, а не Гос­подь», «о девах же повеления Господня не имам, совет же даю» и т. п. Святые отцы считали их, на основании слов самого же апостола, не иначе, как «законоположениями Божественными».

«Не принимай слов апостола за человеческие, ибо он го­ворит: мнюся бо и аз Духа Божия имети» (1 Кор. 7, 40). Так учит св. Иоанн Златоуст.

«Сие: Аз глаголю значит: Не нашел я, чтобы закон сей написан был в Свящ. Евангелии (предан был от Господа), но постановляю оный теперь, — толкует блаж. Феодорит. — А что законы апостольские суть законы Владыки Христа, сие явно для сведущих в божественном. Ибо апостолом сказано: понеже искушения ищете глаголющаго во мне Хри­ста (2 Кор. 13, 3) и: не аз же, но благодать Божия, яже со мною (\ Кор. 15, 10); и еще: благодатию давшеюся мне (Рим. 12, 3). Так и здесь дает закон, потому что вещает чрез него Святой Дух»²⁹.

Вообще сколько бы ни умножать недоуменных вопросов, ответы на них заключаются в одном: «Одежды души вашей вымойте сперва слезами покаяния и очиститесь, и после то­го уже входите в святая святых Писания» (Числ. 31, 24).

-69-

Тогда будет все ясно и понятно, и противоречия исчезнут, найдя себе объяснение в личном опыте подвизающегося. А больной, у которого во рту горько, может ли находить вкус в самых лучших, тонких и сладких блюдах?..

Теперь несколько слов о внешней стороне Священного Писания. Если Божественная Сила, давая людям послед­нее, преследовала великие цели, которые иногда благоволи­ла даже скрыть под покровом тайн и приточных гаданий, то, очевидно, Она следила и за их внешней формой. Если Бог повелел поучаться в Библии день и ночь, дабы в точности исполнять все, что в ней написано (Нав. 1, 8), то, конечно, небезразлично для сохранения этой точности такое, напри­мер, слово, а не иное. Кто живет духовной жизнью и нахо­дится в полном послушании у старца и своего духовного отца или, по крайней мере, знаком с подвижническими пи­саниями, то на своем опыте, или чужом, знает очень хорошо, как диавол старается заставить нас видоизменить и хоть что-нибудь привнести от нашего собственного толкования и понимания в полученную заповедь: будто бы старец ошибся, неточно выразился и т. п. И горе бывает всегда дерзнувшему сделать хотя бы и чуть-чуть по-иному, «по­править» дело, потому что в словах старца была истина, еще не изведанная неопытным сердцем послушника (ср.: Числ. 20, 8, 11, 12; 4 Цар. 13, 18, 19; 1 Цар. 10, 8; 13, 8-14).

В Слове же Божием, тем несравнимо более, священные писатели по внушению Духа каждому понятию придали ту, а не иную форму с известною целью и намерением, кото­рую (форму) люди считают большею частью за дело неваж­ное, а иногда и ошибочное. Но зато Сам Бог считает это важным (хотя бы люди и относились легкомысленно к сво­ему спасению) ради немногих избранных и потому успоко­ил последних в неповрежденности текста Библии от кого бы то ни было до самого конца мира.

Аминь бо, глаголю вам, — сказал Господь, — дондеже прейдет небо и земля, йота едина, или едина черта не прей­дет от Закона (Мф. 5, 18).

Исходя из общей целости Писания, Церковь всегда при­водила свои догматы и положения уверенно, точно, свобод­но и побивала еретиков, не имеющих под собою подобной устойчивой почвы. И часто, действительно, йота одна или маленький хвостик³⁰ у буквы давал иное направление все­му делу.

-70-

Поэтому же столпы Церкви Христовой, ее святые отцы, утвердили такую заповедь, которую передаю словами св. Афанасия Великого³¹:

«Никто да не облекает написанного в Писании речени­ями внешнего красноречия, да не пытается переделывать и вовсе изменять выражения, но пусть неухищренно так читает и поет написанное, как оно сказано, чтобы послу­жившие нам в этом святые, узнавая свое, вместе с нами мо­лились, лучше же сказать, чтобы Сам Дух, вещавший во святых, видя те самые слова, какие Он внушил святым, соделался нашим Помощником. Ибо в какой мере жизнь свя­тых лучше жизни других, в такой же и об употребленных ими речениях справедливо можно сказать, что они лучше и сильнее сочиняемых нами».

Приведу примеры достодолжного отношения к тексту Библии в вышеуказанном смысле.

Величайший толкователь Священного Писания, св. Ио­анн Златоуст, толкователь буквального текста Библии, а не переносного, потому и обладает проникновенностью и глу­биной толкования, что почерпает и вычитывает их в каж­дой букве Писания. Он поворачивает, осматривает, изучает со всех сторон каждое его выражение. Пропуская самое толкование, приведу только образец его стиля в изъясне­нии, например, стиха из Послания к Галатам (1, 2). «Церк­вам Галатийским... Не сказал Апостол: "возлюбленным", не сказал также "святым", но — Церквам Галатийским... Не прибавил даже "Церквам Божиим", но просто сказал: Церквам Галатийским». Таких примеров, даже более точ­ных и в то же время тонких, можно у него вычитывать во множестве на каждой странице.

Еще упомяну о строгом отношении к букве Писания св. Спиридона, Тримифунтского чудотворца. Но особенно яр­кий пример того, что никак не безразлично, употребить ли точно или неточно выражение Священного Писания, при­вести ли, как оно есть, или заменить другим, каждый веру­ющий может видеть в заклинаниях над бесноватыми. Де­моны боятся только подлинных священных выражений, а не наших «красно-хитро-сплетенных» с крыловского «Парнаса».

Приведу объяснение из св. Афанасия Великого³²:

«Слышал я от мужей мудрых, что в древности у изра­ильтян чтением только Писания изгоняли демонов и обличали козни, чинимые ими людям.

-71-

А потому достойны всякого осуждения те, которые, оставив это и сами сочи­нив себе отвне заимствованные красивые речи, за это са­мое именуют себя заклинателями. Ибо они более ребяче-ствуют и отдают себя бесам на посмеяние, что и было с упоминаемыми в Деяниях иудеями, сынами Скевы, ко­торые таким образом вознамерились заклинать демонов. Поэтому демоны, слыша о таковых заклинаниях их, изде­ваются над ними. А слова святых страшны бесам, и они не могут выносить их, потому что в изречениях Писа­ния — Сам Господь, Которого не терпя, вопияли демоны: молюся Tu, не мучи мене прежде времени (Лк. 8, 28). Ибо, видя присутствие Господне, были они сжигаемы. Так и Павел повелевал нечистым духам, так и ученикам по­корствовали бесы. Так и ныне тоже пусть читают над страждущими».

Но, как и выше, позволительно задать вопрос, тем более, что пытливые люди его постоянно задают: что же здесь ос­тается на долю самого человека? — Все: язык, обучение, ка­чество речи, ошибки и проч.

И надо сказать, как в первом случае благодатное воз­действие Святого Духа на душу библейских писателей не возбранило им сохранить полную индивидуальность со всеми ее особенностями и понятиями своего времени, так и здесь грубая иногда простота речи, ошибочные выраже­ния, не оправдываемые ни буквальным, ни иносказатель­ным толкованием, нисколько не мешают благодати Духа сопутствовать тексту Писания и делать его священным и богодухновенным. Так же, как благодати священства ни­что худое не препятствует действовать в порочных свя­щеннослужителях, пока они находятся в Церкви, и сила совершенных ими таинств остается всецелой.

«Но чтобы не продолжить письма более надлежаще­го, — повторю словами преп. Исидора Пелусиота³³, — ска­зав то, что не только не повреждает смысла Писаний, но устанавливает оный, делает твердым и незыблемым, разрешает кажущуюся неясность, кончу этим, советуя бу­дущим читателям взирать на сие без любопрительности, и если что сказано правильно, воздать благодарение Богу, а если неправильно, не лишать извинения написавшего, который сказал это нерешительно, но предоставил приго­вор будущим читателям».

-72-

Так учат нас святые относиться с благоговением и стра­хом Божиим к святости Библии.

Из всего вышесказанного о богодухновенности Свя­щенного Писания следует:

1. Если чрез авторов его говорил Дух Святой, следова­тельно, то, что Он говорил, свято, есть Слово Божие, а не человеческое, то есть Писание все богодухновенно.

2. Если непосредственное Откровение Божие какому-либо священному писателю и отличается по способу пере­дачи и силе впечатления от его восприятия слушателями или читателями этого автора, то оно нисколько не умаля­ется по силе своего достоинства, истины, значимости и влияния.

3. Таким образом, различие между богодухновенностью и собственно Божественным Откровением может иметь ин­терес только теоретический для «книжников» XX века. С практической же точки зрения христианин должен прини­мать слова Писания так, как бы их слышал непосредственно от Самого Бога. К этому его обязывают вещавший в апосто­лах Дух Святой и поведение их самих, не различавших Пи­сания от личных повелений Самого Господа. Сравните: Гла­голет Писание фараоновы (Рим. 9, 17) и еще удивительнее: Писание провидя... благовествова Аврааму (Гал. 3, 8).

4. Навлекают на себя подозрение в пантеизме те, кото­рые, избегая утверждения, что Божественное воздействие всецело простирается на полный объем Библии (из-за бояз­ни поставить себя якобы в необходимость приписывания Богу тогда и всех человеческих недосмотров и ошибок), за­являют, что Библия богодухновенна в главных (только) и основных пунктах, а не в частях. Они забывают, что Бог непричастен немощам человеческим, потому что всегда премирен, трансцендентен им, как выражаются филосо­фы³⁴, и потому бояться за Бога нечего, так же как и кощун­ственно упрекать Его в незнании греческой или еврейской грамматики, ощибки против которой пытаются выискивать нынешние семитологи и эллинисты. Свободно поэтому можно пользоваться и любым термином — «богодухновенный» или «боговдохновенный», потому что ни тот, ни дру­гой не в силах охватить истинный смысл понятия, но один хочет выразить его со стороны воздействия Духа Божьего, а другой — со стороны восприятия Божественного Открове­ния человеком.

-73-

5. Вопрос о богодухновенности, по самому существу сво­ему трудно передаваемый на словах и требующий для свое­го выражения антиномичных понятий, однако, вполне ясен и определен для церковного самосознания и каждого, участ­вующего в нем. Недостаток слов возмещается здесь легко и без остатка данными религиозного опыта.

6. Всякое иное истолкование вопроса должно отвер­гаться верующим христианином как еретическое, потому что идет против согласного мнения всех святых отцов, вы­ражающих голос Церкви. Нелепо хотеть еще какого-нибудь соборного определения на сей счет.

Если человек всего этого не понимает, нужно ему же­лать покаяния и очищения от гордости и прочих страстей и не спорить с ним, а молиться о нем.

III. Скрытое таинственное содержание Библии