Интеракционные единицы дискурс-анализа

Минимальной единицей коммуникативного взаимодействия следует считать двустороннюю единицу: обмен, интерактивный блок, простая ин-

теракция, элементарный цикл [Сусов 1984: 7; Зернецкий 1987: 92; Кучинский 1985; Клюканов 1988; exchange, elementary inter­action — Sinclair, Coulthard 1975; Coulthard 1977; 1985; Stubbs 1983; Stenström 1994: 30; Ninio, Snow 1996: 23ff] и др.]. В конверсационном анализе и некоторых, преимущественно этнометодологических работах по прагматике дискурса, осо­бенно при описании мены коммуникативных ролей, часто фигурирует тер­мин смежная пара [adjacency pair — Schegloff, Sacks 1973: 295; Sacks 1995; ср.: Brown, Yule 1983: 230; Levinson 1983: 303], фактически соответствующий широ­ко употребляемой категории диалогическое единство. Все они обозначают явление, состоящее из стереотипного обмена репликами, точнее, — ходами. Поэтому здесь и далее предпочтение отдано термину обмен (exchange).

Структурно обмены подразделяются на элементарные или простые (двухкомпонентные, двухшаговые обмены типа вопрос — ответ, просьба — обеща­ние, приветствие — приветствие и т. п.) и сложные или комплексные (типо­вые структуры, объединяющие три, четыре и, реже, больше реплик, напри­мер, вопрос — ответ — подтверждение или вопрос — переспрос — уточняю­щий вопрос — ответ ). Во многих работах для обозначения таких сложных структур пользуются тем же термином обмен [exchange — Sinclair, Coulthard 1975; Coulthard 1977; 1985], в других для единиц, связывающих три-четыре репликовых шага, вводится термин, который не так просто перевести на русский

язык, — interchange [ср.: Stubbs 1983: 131—132; Owen 1983: 35; Goffman 1981 и др.]. Принципиального терминологического значения число шагов в подоб­ного рода моделях обмена не имеет, поэтому мы с полным основанием можем применять ко всем ее разновидностям (двух-, трех- и четырехместным) еди­ный термин обмен, уточняя его объем прилагательными простой (для двух-шаговых структур) и сложный (для трех- и четырехместных структур).

Именно простой обмен репликами признается большинством исследо­вателей основной структурной единицей языкового общения [Сусов 1984; Кучинский 1985; Макаров 1990а; Sinclair, Coulthard 1975; Coulthard 1977; 1985; Edmondson 1981; Brown, Yule 1983; Stubbs 1983; Francis, Hunston 1992; Sin­clair 1992].

Более проблематичным выглядит выделение единиц дискурс-анализа, пре­вышающих по объему сложные обмены. Некоторые авторы считают, что об­мен — это уже высшая единица языкового общения, потому что к собственно дискурсивному уровню они относят только акт, ход и обмен [Sinclair, Coul­thard 1975; Coulthard 1977]. Ранее включавшаяся в этот ряд реплика была изъята из схемы

акт => ход => (реплика) => обмен,

потому что репликовый шаг выделяется на другом основании [Coulthard 1977: 100].

Тем не менее, оговаривая особый характер более крупного сегмента об­щения, многие исследователи ощущают необходимость выделения такой еди­ницы. Одни авторы называют ее «трансакцией» [ср.: Зернецкий 1987: 92; transaction — Sinclair, Coulthard 1975; Coulthard 1977; 1985; Stenström 1994: 30ff], другие — «фазой» [phase — Edmondson 1981 ; Gesprächsphasen — Henne, Rehbock 1982; section или phase of conversation — Owen 1983]. Пожалуй, этому же уров­ню соответствуют термины, принятые в синтаксисе дискурса для обозначе­ния абзаца, как в письменном тексте, так и в устной речи [paragraph — Longacre 1979; 1983; Hinds 1979; paragraph для письменного текста, paratone для устной речи — Brown, Yule 1983]. Нами в качестве рабочего выбран термин транс­акция.

Самым масштабным и во многих случаях довольно легко идентифицируе­мым структурным сегментом языкового общения, единицей макроуровня дис­курса [см.: Henne, Rehbock 1982] является то, что в этнографически ориентированной лингвистике трактуется как «речевое событие» [speech event — Хаймс 1975; Gumperz, Hymes 1972; encounter — Edmondson 1981: 80], в лингвистической прагматике — «макродиалог» или «макротекст» [Сусов 1984: 9; van Dijk 1981 и др.], в конверсационном анализе — «разговор»

[conversation — Goodwin 1981; Tannen 1984b; Gespräch — Henne, Rehbock 1982], а порой — просто «интеракция» [Coulthard 1977]. Примерами такой единицы могут быть урок в школе, заседание суда, деловое совещание, беседа и т. п, Речевое событиеоказывается наиболее удачным из названных терминов. Таким образом, традиционно выделяемые единицы дискурс-анализа мож­но представить в виде следующей схемы:

акт => ход => обмен => трансакция => речевое событие С одной стороны, эта цепочка-схема отображает иерархические отноше­ния, существующие в дискурсе [ср.: Дридзе 1984]. С другой стороны, следует помнить, что эти стрелки не означают простого механического включения единицы, расположенной слева, в ту, что следует справа. Это включение, по­жалуй, лучше всего описать в терминах функциональной актуализации. Да и сама стрелка имеет неодинаковую значимость в данном условном построе­нии: отношение акта к ходу отличается от отношения трансакции к событию. Абсолютизировать не стоит ни одну из теоретических моделей, но построен­ная выше схема даже не претендует на статус теоретической модели, это лишь удобная иллюстрация, не более.

Основания и критерии выделения перечисленных единиц не были доста­точно эксплицированы писавшими о них, а сами по себе определения звучат довольно интуитивно и аксиоматично. Не всегда можно уверенно провести границы между обменами и трансакциями, определить — продвигает данный акт общение или нет. Между ними нет абсолютного структурного или функ­ционального изоморфизма части и целого, как того ни хотелось бы некото­рым последователям М. Хэллидея. Обмен — это не просто сумма ходов, это структура, динамически организующая их функциональное единство, и т. д. Роль интроспекции в определении структурных фаз диалога велика. Но интуитивным представлениям о структуре дискурса соответствуют когнитив­ные реалии и критерии, основанные на дискурсивном конструировании, пред­ставлении и «наложении» образов предметной ситуации и ситуации взаимо­действия.

Единицу макроуровня следует определять в соответствии с общими куль­турно-этнографическими представлениями. Иначе просто не совместить тех­нически делимитированное речевое событие с его символической значимос­тью, местом в координатах культуры, институтов, норм общения и деятель­ности, ценностей, ритуалов, конвенций и т. п. Эти факторы более чем реле­вантны для анализа речи.

Границы трансакции определяются либо по границам семантической репрезентации предметно-референтной ситуации (глобальной темы, ср.: topic

у Сакса); либо по границам типа деятельности в процедуре сценария, напри­мер, в школьном уроке в рамках одной темы объяснение материала и опрос уче­ника составят разные трансакции.

Границы обмена помогает установить когнитивная интерпретация ком­муникативного фокуса, реализующегося во взаимодействии процессов акти­вации и внимания [4.2.2; ср.: Жалагина 1988]. В дискурсе этому обычно соот­ветствует ввод локальной темы и ее разрешение с определенным контексту­альным эффектом [4.1.6]. На акциональном уровне — это схема обмена хода­ми, регуляция переговорами [exchange as negotiation — Roulet 1992].

Одним из важнейших аргументов в пользу когнитивной обоснованности единиц дискурса являются данные исследований памяти. Оперативный центр рабочей памяти — наше внимание не справляется с объемом информации, превышающим семь плюс-минус две единицы одного из уровней когнитив­ной архитектуры, как это показал Джордж Миллер [Miller 1956; van Dijk 1995: 393]. Каждая такая единица в свою очередь может быть «порцией», кусочком структурно организованной информации (chunk). В 1974 г. Герберт Саймон, вслед за Дж. Миллером подтвердил, что потенциальный объем рабочей памя­ти лучше измерять блоками: человек хорошо запоминает семь изолирован­ных слов, но если ему приходится запоминать фразы по восемь слов каждая, то объем краткосрочной памяти возрастает до 22 слов [Simon 1974]. По уточ­ненным оценкам контролируемые когнитивные процессы справляются с тре­мя-четырьмя блоками одновременно, каждый из которых сам может быть хо­рошо интегрированной структурой, например, сценарием [Broadbent 1975; Stillings e. a. 1987: 51—52]. Следовательно, рабочая память способна удержи­вать смысл и элементы формы, соответствующие трем-четырем средней дли­ны репликам, т. e. приблизительно одному простому или сложному обмену.

Однако необходимо различать то, что действительно, и то, что потен­циально входит в оперативную рабочую память [what is effectively vs. what is potentially part of the working memory — Stillings e. a. 1987: 51]. Параллельно про­текающие когнитивные процессы, например, одновременное возбуждение многих органов чувств, активируют различные участки и элементы разных форм знаний, в частности, хранящихся в долговременной декларативной па­мяти, поэтому в каждый момент времени довольно большой объем информа­ции оказывается активированным. Но активация так же быстро гаснет, а ее объект меняется, если только данная информация не подхватывается конт­ролируемым оперативным центром (иначе говоря, вниманием) процессом. Потенциальная часть рабочей памяти реконструирует и когнитивно «подо­гревает» 2—3 декларативные модели предметно-референтных ситуаций, плюс к этому поддерживает в активном состоянии процедуральную модель сцена-

рия взаимодействия, параллельно обрабатывает их (или их релевантные час­ти) на разных уровнях как готовые «блоки» [Blakemore 1992:17; Sperber, Wilson 1995: 138—139]. Что активируется чаще (пропозиции, узлы, отношения, бло­ки) и дольше поддерживается в «горячем» состоянии определяет рамки трансакции: декларативное элементы — по предмету и теме, процедуральные элементы — по формам и типам деятельности.

Предстоящий анализ языкового материала и, возможно, определенные экспериментальные когнитивно-психологические исследования должны бу­дут подтвердить или же опровергнуть все эти предположения, но на данном этапе, пожалуй, лучше ограничиться изложенной гипотезой о наличии когнитивных коррелятов у традиционно выделяемых структурных единиц дискурса.