Прагматическая пресуппозиция

Прагматическая пресуппозицияопределяется в литературе трояко: пер­вое направление обычно связывает прагматическую пресуппозицию с пред­ставлениями говорящего о контексте; второй подход — с понятием общих или фоновых знаний; третий соотносит эту категорию с условиями уместно­сти и успешности высказывания [appropriateness / felicity conditions — Bach, Harnish 1979: 158—159].

Очевидно, что речь идет практически об одном и том же — представле­ниях коммуникантов о контекстуальных условиях [context conditions — van Dijk 1981: 54] актуализации высказываний в дискурсе и их интерпретации.

Прагматическая пресуппозиция в самом широком смысле понимается как отношение между говорящим и уместностью высказывания в контексте [Кееnan 1971; Levinson 1983: 177], по форме: P является прагматической пре­суппозицией суждения S, если всякий раз, когда произнесение S коммуника­тивно уместно, автор высказывания S считает, что P истинно и полагает, что его адресат также считает, что P истинно [Stalnaker 1972: 387; 1974: 200—203; Auwera 1979: 251; Kevelson 1980: 56]. Уже в этом определении содержится зна­чительный элемент интерсубъективности.

Набор всех пресуппозиций говорящего в данном контексте задает класс возможных миров, в которых эти прагматические пресуппозиции релевант­ны, чем, собственно говоря, определяются границы феноменологической ситуации. При этом прагматические пресуппозиции отнюдь не должны быть истинными, они обычно считаются таковыми: «are at least believed to be true» [Stalnaker 1972: 389]. «Пропозиция является пресуппозицией в прагма­тическом смысле, если говорящий считает ее истинность само собой разу­меющейся и исходит из того, что другие участники контекста считают так же... По-видимому, пресуппозиции лучше всего рассматривать как сложные предрасположения, которые проявляются в речевом поведении» [Столнейкер 1985:427].

Прагматическая пресуппозиция, предопределяя уместность и/или успеш­ность высказывания, опирается на информацию, данную в контексте и когни­тивно освоенную коммуникантами [given information — Dinsmore 1981: 11—25; Stalnaker 1972; 1974; common ground — Werth 1984:53; shared knowledge, background knowledge — Gumperz 1982a: 84; mutual knowledge — Ballmer 1982: 11—12; Sperber, Wilson 1982; mutual contextual beliefs — Bach, Harnish 1979: 5; ср.: Кубрякова и др. 1996: 174]. Для успеха коммуникации необходим общий когнитивный фонд, иначе говоря, у участников в феноменологическом поле должен присутство­вать общий набор пропозиций контекста — общий пресуппозиционный фонд, без которого их совместная деятельность порождения и понимания дискурса затруднена или просто невозможна из-за нарушения принципа интерсубъек­тивности.

Но не следует понимать общий фонд знаний механически как какое-то количество информации, которым в равной степени располагают все участ­ники общения. Интерсубъективность заключается не в этом. Ее установление или поддержание в каждом акте речи постоянно меняет пресуппозиционный фонд и зависит от него. Более корректным с точки зрения учета когнитивных

аспектов языкового общения при коммуникатороцентрическом подходе к ана­лизу речи выглядит определение прагматической пресуппозиции как некоторого ряда предположений, допускаемых говорящим, относительно того, что адресат склонен принять на веру, т. e. без возражений: «assumptions the speaker makes about what the hearer is likely to accept without challenge» [Givón 1979: 50; 1988; Brown, Yule 1983: 29]. Эти предположения — то, что Грайс на­зывает непротиворечивой [noncontroversial — Grice 1981: 190] информацией, совсем не обязательно входят в общий фонд знаний и верований коммуникан­тов до речевого акта, скорее, у участников диалога должна быть общая пред­расположенность к восприятию такого рода информации.

В приведенном выше примере человек, произносящий {Ш-а}, предпола­гает, что {III-b} слушающим будет легко принято на веру, как само собой разумеющееся.

Данный взгляд на определение прагматической пресуппозиции асиммет­ричен: он представляет динамическую пресуппозицию говорящего. Когда зву­чит Мой дядя самых честных правил..., проявляется разница в фонде знаний: говорящий знает заранее о существовании своего дяди, слушающий же вряд ли «знает» об этом (значит, это не входит в общий фонд знаний), он «узнает» о существовании дяди у говорящего только в момент речи, однако он склонен принять это на веру, как само собой разумеющееся. В психологическом плане этому соответствует сложный комплекс установок, экспектаций и антиципа­ции (обоюдных установок на соблюдение принципов общения, антиципации говорящего по отношению к реакции слушающего и экспектаций последнего по отношению к непротиворечивости информации и т. д.). Именно такие слу­чаи приводятся в качестве примеров ретроактивного усиления в теории реле­вантности [см.: Sperber, Wilson 1995: 115—117].

Существуют экспериментальные подтверждения того, что слушающие ве­дут себя так, как будто пресуппозиции говорящих обязаны приниматься [см.: Brown, Yule 1983: 30]. Если некий homo ignarus, незнакомый с историей и по­литическим устройством Франции, услышит сакраментальное Король Фран­ции лыс, он еще может усомниться в особенностях прически монарха, но само его наличие будет принято на веру, на чем, кстати, построено немало розыг­рышей и шуток.

Такая когнитивно обоснованная трактовка пресуппозиции и в прагмати­ке, теории речевой коммуникации, и в дискурсивной психологии выглядит предпочтительнее, поскольку, преодолевая логицизм и позитивизм, она точ­нее интерпретирует роль имплицитного знания в речи.