Феноменология и новое определение научности

ФЕНОМЕНОЛОГИЯ КАК ФИЛОСОФИЯ НАУЧНОГО АНАЛИЗА

Критерии научности

Возвращаясь к рассмотрению методологических по­ложений теории, необходимо установить наиболее об­щие, универсальные критерии научности [ср.: Giorgi 1995: 26—27; Dinneen 1995: 9]. В отличие от обыденного научное знание (в самых общих чертах) должно быть:

(1) систематическим: отдельные его фрагменты должны быть взаимо­связаны, а выводы — структурно организованы;

(2) методическим: в любой научной практике должны присутствовать рекуррентные процедуры сбора и анализа материала, системы понятий и логических операций, принятые как минимум двумя индивидами (требова­ние интерсубъективности метода);

(3) критическим, т. e., во-первых, достоверным и доказательным, что обыч­но достигается не одним только стремлением к «эмпирической объективно­сти»; а во-вторых, публичным, иначе говоря, открытым для обсуждения, кри­тики и верификации всему научному сообществу;

(4) общим: полученные результаты, данные и выводы должны быть спра­ведливы и применимы не только к ситуации, в которой они были получены, но и за ее пределами.

Эти критерии справедливы и для естествознания, и для социальных наук, но качественная природа их объектов, соответственно, не обладающих и обладающих сознанием, определяет специфику выполнения этих требований в разных парадигмах, основанных на принципиально разных онтологиях. Следовательно, научность никогда не бывает абсолютной, и уж тем более — ограниченной познанием явлений только одной природы, скажем, лишь эмпирических фактов, принадлежащих миру вещей. При этом не надо забы­вать о культурно-исторической принадлежности научного знания.

Одной из теоретических систем, способствующих преодолению методо­логического кризиса социальных наук и философскому обоснованию нового, расширенного понимания научности (не сводимого к традиционным фор­мам позитивизма и эмпиризма) следует признать феноменологию, о чем пред­стоит более детальный разговор.

Я исхожу из такого знания о человеке, которое настоль­ко эмпирично, что может быть совершенно подлинным, и философски настолько обоснованно, что может иметь силу не только в данный момент, но и вообще.

Из письма В. фон ГУМБОЛЬДТА к ГЁТЕ, 1798 г.

Хотя термин феноменология уже в XVIII в. стал из­вестен благодаря классическим трудам Г. В. Ф. Ге­геля, современная феноменология как самостоятель­ное учение восходит к идеям Эдмунда Гуссерля [1994; Husserl 1907; 1925], критиковавшего распространенные в его время философ­ский скептицизм и релятивизм. Носителем этих тенденций Гуссерль считал психологизм XIX в., утверждавший полную обусловленность познаватель­ного акта структурой эмпирического сознания. Выражение этих тенденций Гуссерль видел в линии, идущей от Дж. Локка и Д. Юма через Дж. Милля к В. Вундту.

На самого Гуссерля большое влияние оказали идеи Бернарда Больцано, марбургской школы неокантианства и особенно труды Франца Брентано по экспериментальной психологии, которые, как тогда казалось, обеспечивали эмпирическую базу для изучения когнитивных процессов и построения цело-

стной системы научной философии. От Брентано Гуссерль унаследовал не толь­ко общее направление в исследовании «актов человеческого сознания», но и ключевую идею интенциональности, ставшую одной из центральных в его философии. С ее помощью Гуссерль стремился решить вопрос о соотно­шении субъекта и объекта, связав отношением интенциональности имманент­ность сознания и трансцендентность бытия «внешнего мира».

Математическое образование Гуссерля предопределило его обращение к числам как наглядному примеру феноменологии: числа, системы исчисления в готовом виде не существуют в природе, это результат взаимодействия чело­веческого сознания и мира вещей. Эту же тему развивает Г. Гийом [1992: 23— 24): «математические истины не являются ни следствием экспериментальных данных, ни результатом логических построений или дедукций. Следователь­но, они предполагают тип восприятия, отличающийся как от чувственного опыта, так и от логического мышления». Так Г. Гийом подходит к описанию другой категории, занимающей центральное место в феноменологической системе Э. Гуссерля, — интуиции.

Как позитивизм или эмпиризм, феноменология занимается изучением материала, данного в опыте, но в отличие от них она признает правомоч­ность использования данных, полученных не только из сферы чувственного восприятия, но и вне ее (например, интуитивных представлений об отноше­ниях, ценностях и т. д.). Чтобы какое-либо явление стало объектом исследо­вания, необходимыми предпосылками могут быть как опытное наблюдение, переживание этого явления, так и вызванные им интуиции. Этот тезис очень важен для исследования человеческой коммуникации, потому что «мир, с которым мы вступаем в контакт в лингвистике, — это внутренний мир, это мир мысли, формируемой в нас нашими представлениями. То, что он внутри нас, добавляет значительные трудности в его наблюдении, ибо действитель­но трудно точно уловить, что же происходит в нас самих. В большей мере эта трудность следует из того, что мы всегда начинаем наблюдать с опозданием» [Гийом 1992: 20].

Феноменология, следовательно, отличается от рационализма с его кон­цептуальными рассуждениями a priori и не исходит из единого основополага­ющего принципа, подобного cogito Декарта, наоборот, исследование начина­ется с анализа целого психологического поля — сложной совокупности актов сознания.

Многие не совсем правильно понимают природу феноменов вследствие исторически и культурно сложившихся воззрений на субъективность, не при­надлежащих феноменологии. Вот как это резюмировал Морис Мерло-Понти: «Феноменологическое поле — это не то же самое, что внутренний мир, фено-

мен — не состояние сознания или ментальный факт, а опытное представле­ние феномена не является актом интроспекции или интуиции... трудность не только в том, чтобы разрушить предубеждения внешнего мира, как того тре­буют от новичков все философии, трудность в том, чтобы отучиться описы­вать психику человека языком, созданным для представления вещей. Это куда более глубокое различие, ибо внутренний мир, определяемый впечатлением, по своей природе ускользает от всякой попытки выразить его... Поэтому мгно­венно схваченный образ живого представал как нечто разрозненное, неопре­деленное, смутное и размытое. Переход к феноменальности не влечет ни одно­го из этих следствий» [Merleau-Ponty 1962: 57—58].

Общая направленность, главный методологический смысл высказывания Мерло-Понти состоит буквально в следующем: мир феноменов доступен ис­следователю в такой форме, что на его основе можно построить теорию с опо­рой на новое, расширенное понимание научности, не сводимое к модели есте­ственных наук. Иначе говоря, исследователь обладает возможностями полу­чать систематическое, критическое и методическое знание не только из эмпи­рического мира вещей, но и из актов сознания, мира феноменальности.