АКТИВНОЕ ЗАКОНОТВОРЧЕСТВО. 1859– 1866 гг.

Из множества задач, которые по наследству достались Алек­сандру II, он справедливо счел самой ближайшей задачей власти отмену крепостного права и осуществил раскрепощение, дав сво­боду помещичьим крестьянам и уравняв впоследствии условия землепользования и налогообложения всех категорий крестьян. Тем самым были обеспечены основы свободы предпринимательст­ва – главного устоя капиталистического общества. Зато дарование конституции или даже постепенный путь к ней правительством Александра II – и прежде всего самим монархом – было отверг­нуто. Отмена крепостничества и последовавшие реформы отчасти сняли остроту социальных отношений и дали самодержавию – как государственной системе — отсрочку во времени. Отложенное же на неопределенный срок преобразование государственного строя (следствием его сохранения было множество ограничений в граж­данских и политических правах российских граждан) в итоге – в 1905 г. – было проведено под давлением революционной стихии. Попытка обойтись частью преобразований или (в других случаях) полумерами, отодвигая революцию, питала ее корни.

При обсуждении вопроса о том, какие цели ставило правитель­ство в конце 1850-х – начале 1860-х годов, сразу же возникает те­ма «Россия и Запад», т. е. образцов, которым она должна следо­вать, – о сохранении, уничтожении либо преобразовании сущест­вующих институтов. Иначе говоря, это была проблема сознательного выбора между европейским и особенным, самобытным путем. Об­щий ответ на этот вопрос может быть таким: Александр II и пра­вительство, состав которого он лично формировал, подбирая ми­нистров применительно к задачам политики, хотели видеть Рос­сию великой европейской державой, подобной Англии, Франции, Пруссии, Австрии в области военной, дипломатической, социаль­но-экономической, но не в государственной и общественной. Алек­сандр II и министры, которые были исполнителями его предначер­таний, ставили задачей сохранение единовластия и всей мощи управляемой из одного центра государственной машины, что перечисленными европейскими державами было уже утрачено в про­цессе длительной борьбы общества с абсолютизмом. Поэтому, ра­зумеется, нужно говорить о двойственности идеологической доктрины и о двойственности целей, которые ставились не столько полити­кой реформ, сколько носителем верховной власти. Те институты и сферы российской жизни, которые самодержавие хотело видеть аналогичными европейским, оно и преобразовывало в соответст­вии с западными образцами, те же, что хотело в своих интересах удержать, объявлялись непреходящими самобытными ценностя­ми, от которых нельзя отказаться без угрозы распада империи и хаоса в обществе. Однако, поскольку на авансцене правительст­венной деятельности были все же крупные преобразования, можно утверждать, что в этот исторический период в политике и обще­стве господствуют идеи европеизма. Причин такой ориентирован­ности на быстрое преобразование российской жизни по европей­ским образцам было несколько. Во-первых, конечно, европейская традиция в политике, наиболее очевидно представленная Пет­ром I, Екатериной II и Александром I, и уже сильная интегрированность России в европейские процессы. Во-вторых, идеология самого правящего монарха, Александра II, который был бесспор­ным западником по внутренним убеждениям и склонностям, при­вычкам и симпатиям. В-третьих, ситуация, в которой оказалась Россия: европейские противники России самым убедительным для нее образом – военным – доказали свое превосходство и ее отста­лость, а стало быть, и правильность их пути. А.В.Никитенко так выразил эту точку зрения вскоре после того, как российская армия сдала союзникам Севастополь: «Лет пять тому назад москвичи провозгласили, что Европа гниет, что она уже сгнила, а бодрству­ют, живут и процветают одни славяне. А вот теперь Европа дока­зывает нашему невежеству, нашей апатии, нашему высокомерно­му презрению ее цивилизации, как она сгнила. О, горе нам!». И еще: «Теперь все видят, как поверхностно наше образование, как мало у нас существенных умственных средств. А мы думали стол­кнуть с земного шара гниющий Запад! Немалому еще предстоит нам у него поучиться! Теперь только открывается, как ужасны бы­ли для России прошедшие 29 лет». Перед Россией стояла задача восстановления своего влияния в европейских делах. Ее мощь дол­жна была стать достаточной для ограждения собственной целост­ности и поддержания статуса великой европейской державы, ко­торый она не хотела утрачивать. К убедительным аргументам не­допустимости военного отставания (а значит, промышленного) добавился существенный фактор – национальная уязвленность, чувство оскорбления от поражения в войне. И в этих условиях поворот к западному пути развития был совершенно естествен­ным.

В ходе разработки закона об освобождении крестьян произошло или проявилось несколько важных событий и обстоятельств, ска­завшихся и на нем, и на характере последующей политики пра­вительства. Мучительно трудно решавшееся на такую крутую ломку всего социально-экономического уклада самодержавие пер­воначально ставило себе минимальную задачу: отменить право по­мещика на владение крестьянином, оставив за последним только усадьбу. Но по мере всестороннего обсуждения дела, по мере того как либеральная публицистика и либеральное общество вообще оказывали правительству реальную поддержку («Всем в России известно, что в этом важном вопросе правительство идет в ногу с общественной мыслью всей страны», — заявлял И.С.Тургенев 28 января 1858 г.), правительственная программа непрерывно расширялась, становилась все масштабнее, принимая формы осво­бождения крестьян не просто с земельным наделом, но с наделом в размерах прежнего пользования. В 1857 – 1861 гг. правитель­ство отказалось от узкосословной политики (имеется в виду по­литика аграрная, до того времени имевшая в виду приоритет ин­тересов помещиков), предпочтя ей долгосрочные государственные интересы. Более того, длительное соприкосновение власти с той частью помещиков, которая оппонировала либо реформе вообще, либо ее либеральному варианту, заставило самодержавие принять на будущее в основу политики принцип всесословности или бес­сословности, поскольку оно осознало, что опора только на дворян­ство обрекает Россию на неподвижность и отставание. У россий­ского правительства за это время появился опыт изоляции консер­вативного дворянства с помощью других слоев дворянства и сословий, более склонных к буржуазным переменам, как и опыт сотрудничества с либералами.

На конкретные формы отмены крепостного права, зафиксиро­ванные в «Положениях» 19 февраля 1861 г., очень сильно повли­яли реальные финансовые и организационные обстоятельства. Правительство не было вольно в формулировании условий осво­бождения, иначе, скорее всего, реформа приняла бы другие очер­тания. Особенно хорошо это видно на таких ее основах, как вы­купная операция и община. Самодержавие подошло к моменту крестьянской реформы с казной, опустошенной расходами на про­валившуюся войну, с непомерно возросшими бюджетными потреб­ностями, ибо предстояло отстроить новый флот и перевооружить армию. Поэтому власть не могла позволить себе ничего иного в деле выкупа, как только долгосрочную кредитную операцию. Все разговоры о компенсации помещикам за счет государственной каз­ны, невыгодности и опасности перекладывания на крестьян выку­па собственного надела, сохранения большого объема платежей были бесполезны перед фактом финансового дефицита.

Что же касается общины, то, кроме отвлеченных рассуждений о преимуществах личного и общинного владения землей, сущест­вовала еще и неразрешимая по тем временам задача наделения землей каждого крестьянина или получения налогов и платежей не с сельского общества при принципе кругового (коллективного) ручательства, а с каждого отдельного крестьянина-собственника. При наличии общины эти важнейшие задачи для власти сущест­венно облегчались. Невозможно было и оформление освобождения с помощью индивидуальных договоров об условиях землевладения или землепользования (что соответствовало бы наилучшим обра­зом рыночным законам), поскольку дело касалось неграмотной, бедной, обычно не имеющей никаких иных источников дохода крестьянской массы. Поэтому оставление ее на сколько-нибудь длительное время в условиях нерегламентированного землеполь­зования могло означать только взрыв бунтов. Ведь многие поме­щики вполне могли позволить себе роскошь какое-то время не со­глашаться на заключение земельных сделок или на заключение их на приемлемых для крестьян условиях. Поэтому считающаяся либеральной мера обязательного предоставления крестьянину на­дела в действительности означала принудительное наделение зем­лей. Однако время для заключения добровольных индивидуаль­ных выкупных сделок (выкуп – как личный, так и выкуп земли) было безнадежно упущено в первой половине XIX в.

Многие из разбросанных по проектам первой половины XIX в. идей все же были реализованы в реформе, в известной мере и идея некоторой постепенности. Отмена крепостного права регулирова­лась несколькими «Положениями» (Положение для великорус­ских губерний, местные Положения, Положение о выкупе, Поло­жение об устройстве местных по крестьянским делам учрежде­ний), которые были проникнуты стремлением правительства дать возможность прежним хозяйственным единицам плавно перейти от системы обязательных отношений к договорной. Существовало несколько этапов постепенного расширения прав крестьянина и определения его статуса, правового и поземельного. Двухлетний переходный период вообще давал возможность все оставить в прежнем виде, отводя этот срок на составление уставных грамот где формально фиксировались размеры наделов и повинностей крестьян за них, на создание крестьянского самоуправления вме­сто прежнего, вотчинного управления. На 5 лет было сохранено крестьянское пользование землями, подлежащими отрезке. 9 лет действовал запрет на право отказа крестьян от надела, имевший целью воспрепятствовать «излишнему стремлению крестьян поки­дать свои наделы в помещичьих имениях».Тем же желанием дать возможность и помещикам, и крестьянам жить в привычных экономических условиях были продиктованы принципы сохране­ния в распоряжении крестьян наделов примерно в прежнем раз­мере и объема повинностей – как натуральных, так и денежных.

Значительную роль в урегулировании отношений помещиков и крестьян сыграл институт мировых по­средников – лиц, выбираемых помещиками для составления уставных грамот и в качестве арбитров в земельных спорах. Для последних была выстроена целая пирамида учреждений по крестьянским делам, завершавшаяся высшим комитетом – Глав­ным комитетом об устройстве сельского состояния. Рекрутирование мировых посредников из среды дворянства стало мобилиза­цией общественно активного слоя его, в дальнейшем поставляв­шего кадры для земства, мировых судов и пр. Огромное значение придавалось постепенному, растянутому во времени процессу окончательного выкупа земли у помещиков, происходившему только с согласия землевладельцев. Составление выкупных сделок упраздняло отношения крестьянина с прежним владельцем и связывало землевладельцев с государством, у которо­го они брали ссуду, погашаемую затем в течение полувека.

Отмена крепостного права оставила не­разрешенными несколько проблем. Так, в 1861 г. власть только и могла рассчитывать, особенно в условиях 9-летнего срока по­степенного осуществления реформы, на последующее поэтапное разрешение правовых и земельных вопросов. Не были определе­ны Положениями 19 февраля условия индивидуального выхода из общины с выделом надела или компенсацией за него. Это обстоятельство препятствовало естественным процессам перераспреде­ления земли, развитию предприимчивости. Помочь мог бы земельный кредит. Однако правительство спасовало и перед финансовыми трудностями, и перед казавшейся нераз­решимой задачей залога общинных земель. Многое при этом упиралось в опасения относительно массовости возможных про­цессов: утраты земли при ее разделе между отдельными двора­ми, наплывом в города лишившихся земли крестьян, бродяжни­чеством, перемещением больших групп людей в случае офици­ального разрешения властью переселений на свободные земли.

Власть и реформы: От самодержавия к советской России.

СПб., 1996. С. 259 – 340.