МЕТОДЫ И МЕТОДОЛОГИЯ ЛИНГВИСТИКИ 2 страница

Наконец, исторически последней, в наши дни, возникает прагматическая (“дектическая”) парадигма, или “философия эгоцентрических слов” Эта парадигма отличается от предыдущих в следующих отношениях: 1) весь язык соотносится с субъектом, его использующим, с “Я”; 2) все основные понятия, используемые для описания языка, релятивизируются: имена, предикаты, предложения – все теперь рассматривается как функции разного рода. В этой парадигме синтез понятия субъекта произошел на границе между художественной литературой и лингвистическим анализом высказывания. Одновременно “Я” говорящего расслаивается на “Я” как подлежащее предложения, “Я” как субъект речи и “Я” как внутреннее “Эго”, контролирующее самого субъекта. И параллельно этому расслаивается сама прагматика. Истоки же этой идеи, как показывает автор, – в искусстве. Итак, данная парадигма концентрирует свое внимание на отношении языка к говорящему, заключающемся в присвоении себе языка в момент – и на момент – речи. Эгоцентрические слова (я – здесь – сейчас) играют в анализе языка в рамках данной парадигмы решающую роль.

Это язык смены субъектов ,язык возможных миров или виртуальных реальностей, задаваемых текстом. Особенностью речи на этом языке является возможность перифраз, например, пародий, возможность взаимопроникновения «своего» и «чужого» слова, разных точек зрения. На этом языке можно говорить от лица любого объекта. Это – культура постмодерна. А в лингвистике этой модели соответствует прагматика, нарратология.

ЛЕКЦИЯ 3: ДЕСКРИПТИВНЫЙ (ОПИСАТЕЛЬНЫЙ) МЕТОД

ПЛАН:

1. Метод описания в науке: общая характеристика

2. Описательный метод в истории лингвистики

3. Описательный метод в широком смысле в современной лингвистике

4. Описательный метод в узком смысле в современной лингвистике

Традиционный, классический метод описания в лингвистике имеет почтенную историю и до сих пор является реально самым распространенным среди рядовых ученых. Суть его в том, что он изучает язык как систему единиц и правил их употребления. Такой подход предполагает описание того, что есть в языке, что уже зафиксировано в текстах, словарях и устной речи, что устоялось и определилось и является общепринятым, системным. Практическое обучение языку также базируется на результатах описательной лингвистики и ее основных продуктах – словарях и грамматиках, – очевидна его практическая важность.

В науке вообще различают эмпирический и теоретический уровень исследования. Эмпирическое исследование направлено непосредственно на изучаемый объект и реализуется посредством наблюдений и эксперимента. Теоретическое исследование концентрируется вокруг обобщающих идей, законов, гипотез и принципов. Данные как эмпирического, так и теоретического исследования фиксируются в виде высказываний, содержащих эмпирические и теоретические термины. Разница между ними состоит в том, что истинность высказываний, содержащих эмпирические термины, можно проверить экспериментально, а истинность высказываний, содержащих теоретические термины, проверить невозможно.

Рассмотрим основные способы эмпирического исследования. Важнейшей составляющей эмпирического исследования является эксперимент. Другим важным методом эмпирического познания является наблюдение. Именно выражением эмпирического подхода в науке являются описательные методы. Описание изучаемых явлений может быть словесным, графическим, схематическим, формально-символическим. Описательные методы часто являются той стадией научных исследований, которая ведет к достижению идеалов более развитых научных методов. Часто такой метод является наиболее адекватным, поскольку современная наука часто имеет дело с такими явлениями, которые не подчиняются слишком жестким требованиям.

В лингвистике всегда боролись два подхода к языку, которые, в терминологии В. фон Гумбольдта, можно обозначить как отношение к языку как к эргону (вещи) и как к энергейе (деятельности). Отношение к языку как “деятельности”, сущность которой не тождественна ее объективированному “продукту”, имеет длительную философскую традицию – в сущности не менее длительную и сильную, чем традиция упорядочивающего подхода к языку, хотя, быть может, в меньшей степени, чем последняя, ощущаемую в качестве единого направления. Наиболее ярким проявлением этого подхода в начале XIX века явилось учение В. Гумбольдта о языке как духовной энергии, находящей уникальное творческое выражение в каждом акте употребления языка.

Несмотря на то, что идеи Гумбольдта сохраняли высокую авторитетность на протяжении как большей части XIX, так и XX века, в конкретных описаниях истории и структуры различных языков они фактически не отразились. В целом в теоретической и описательной лингвистике XIX – начала XX века возобладал позитивизм, видевший единственную цель изучения языка в создании максимально упорядоченного описания языковых форм в их историческом развитии либо современном употреблении.

При всей проницательности философских интуиций о природе языка как духовной “энергии” и о непрерывности развертывания языковой среды, сами по себе они не давали ответа на вопрос о том, как конкретно – в каких параметрах и категориях, с помощью каких приемов – язык может быть описан в таком качестве. Здесь у рационалистически-позитивистского подхода оказывалось огромное преимущество, поскольку он опирался на громадную традицию описания языка в параметрах устойчивых, твердых, “закономерно” построенных форм: традицию, идущую от латинских грамматик поздней античности и века схоластики, через универсальные грамматики неоклассического века, через описание бытия языка в терминах безусловных “законов” в позитивистскую эпоху – к новейшим структурным и генеративным моделям языка, возобладавшим в XX веке.

При всех сменах исторической одежды, в которую наряжался рационалистический образ языка, из поколения в поколение передавалось отношение к языку как к заданному объекту (того или иного рода), построенному закономерным образом из заданных единиц. Главное же – передавалась по наследству сама “ткань”, из которой могла быть скроена такая одежда: те элементарные единицы и способы их сочетания, из которых так или иначе могла быть составлена картина языка как устойчивого и упорядоченного предмета.

Так, в недрах 19 века начинает, а в начале 20 вв. окончательно формируется наследник позитивизма – описательный метод. Логика его такова. Если предмет описания существует для нас в качестве “твердого”, объективированного, всегда самому себе тождественного феномена, его описание может и должно руководствоваться универсальными принципами связности, единства, непротиворечивости, экономности, полноты – принципами, со времен Декарта (если не Аристотеля) повсеместно признаваемыми необходимым “методом” научного познания такого рода предметов. Поэтому структурная модель, как и позитивистская классификация, которой она пришла на смену, исходит из необходимости соблюдать, хотя бы в качестве конечного идеала, единство строения предмета; избегать логических противоречий и пересечений, то есть того, чтобы об одном и том же объекте иметь разные, логически несовместимые суждения; избегать скачков, то есть ситуаций, когда последующее состояние не выводится предсказуемым образом из предыдущего; быть рационально и по возможности экономно построенной и в то же время покрывать свой предмет с максимально возможной полнотой. Другое дело, что можно задать вопрос: почему мир языковой мыслительной деятельности должен описываться на основаниях, действительных для предметов, на которые этот мир заведомо и очевидно не похож?

Поэтому же структурная модель языка с такой легкостью и естественностью заимствовала категории и параметры, в которых описывается язык, из таксономического инвентаря предыдущей эпохи, лишь транспонировав их в мир идеальных релятивных таксономий. Звук преображается в фонему, наборы “этимологических форм” (как их называли в XIX веке) – в структуру морфологических парадигм, “формы словосочетаний” и “члены предложения” – в синтаксические схемы и функции, словарные единицы и их толкования – в лексемы и семемы. Выглядит симптоматичным тот факт, что сам принцип членения языка именно на такие “единицы”, унаследованные от позитивистской науки, не подвергнулся сомнению; было, конечно, немало частных ревизий того, из каких и скольких компонентов складывается языковой механизм, но в принципе инвентарь базовых единиц, в которых мы мыслим описание языка, остается – с поправкой на абстрактное их отображение – тем же, что в XIX веке. Наибольшего расцвета описательный метод достигает в эпоху становления структурного метода.

Современный метод традиционного описания можно понимать в широком смысле и в узком смысле. В широком смысле описательный – синоним «синхронический» в соссюровской парадигме. Поэтому часто встречаются такие общие наименования для целого раздела: «описательная грамматика (фонетика, лексикология и пр.) современного русского языка. Он применяется и в сравнительно-исторических, и в синхронических исследованиях, как в области отдельных звуков, морфем, слов и других единиц, так и на уровне целых языковых областей, классов (как монолингвально, так и полилингвально).

Образец его можно иллюстрировать такой моделью, как лингвистический квадрат 9по аналогии с логическим квадратом). В таком виде эту логическую схему применял в русской линг­вистике Ф. Ф. Фортунатов (См.: Ф. Ф, Фортунатов. Избр. труды, т. I. M., 1956, стр. 123, 136. 42)/ для определения понятий «формы от­дельных полных слов» а затем с той же целью популярно развил А. М. Пешковский. У последнего она является скрытой основой таких, например, сопоставлений:

«Как видно на примере слова стекло, для того чтобы слово име­ло форму, нужно, чтобы в языке существовало два ряда слов, похожих по звукам и по значению на данное слово:

стекл-о, окно, весло, сукно, долото и т. д.

стекл-а

стекл-лнный

стекл-яшка

стекл-ышко и т. д.

В одном из этих рядов должна являться та же основа с другими формальными частями (вертикальный ряд нашей схемы), в дру­гом — та же формальная часть с другими основами (горизонталь­ный ряд схемы). Тогда вследствие такого двойного сравнения и происходит, как мы видели, распадение слова на части. Понятно, что если для какого-нибудь слова таких двух рядов в языке не находится, ясно выраженной формы в нем быть не может». Ана­логичные рассуждения находим и в современных трудам Ф. Ф. Фортунатова и А, М. Пешковского работах Ф. де Соссюра и в значительно более поздних работах.

Первоначально и долгое время спустя, у всех названных и многих других авторов, этот «квадрат» прилагался равно и к сло­вообразовательным и к словоизменительным оппозициям нерасчлененно в рамках общетеоретических рассуждений о членимости слова и его значимых частях. С точки зрения метода, важно отме­тить две следующие особенности этих сопоставлений. Во-первых, они применяются к непосредственно наблюдаемому, эмпирическо­му материалу, предварительная обработка которого в таких слу­чаях минимальна: требуется обычно лишь интуитивно определить общность или хотя бы приблизительное совпадение значений тех слов, которые будут предметом сравнения «по квадрату». Во-вто­рых, хотя берется множество форм, но в сущности категория мно­жества здесь совершенно необязательна, вполне достаточным ока­зывается сопоставление именно четырех форм (двух бинарных оп­позиций), образующих квадрат. Даже когда рассуждение прости­рается на большее количество форм, непосредственное сравнение касается всегда именно четырех, схема квадрата как бы передви­гается по множеству форм, выкраивая из него для непосредствен­ного сравнения все время до четыре формы в любом случайном по­рядке.

В узком смысле описательный (дескриптивный) метод – это конкретно-историчекое направление в структуралистском языкознании, сложившееся в 20-е – 30-е гг. XX века под влиянием философии и психологии бихевиоризма. У истоков дескриптивной лингвистики стоял американский лингвист и антрополог Франц Боас(1858 — 1942) Во введении к коллективному «Руководству по языкам американских индейцев» (1911) Боас показывает непригодность методов анализа, выра­ботанных на материале индоевропейских языков, к изучению ин­дейских языков. По мнению Боаса, «каждый язык с точки зрения другого языка весьма произволен в своих классификациях. То, что в одном языке представляется одной простой идеей, в другом языке может характеризоваться целой серией отдельных фонети­ческих групп»^. Индейские языки обладают особыми языковыми категориями, имеют большое отличие в таких привычных грамматических категориях, как слово и предложение. В связи с этим возникает необходимость создания таких методов изучения этих языков, которые бы опирались на описание формальных признаков языка. Действительно, в инкорпорирующих языках разграничение слова и предложения является трудновыполнимой задачей. По его мнению, при объектив­ном исследовании языка необходимо учитывать три момента: во-первых, составляющие язык фонетические элементы; во-вторых, группы понятий, выражаемых фонетическими группами; в-третьих, способы образования и модификации фонетических групп.

Л. Блумфилд явился непосредственным создателем системы дескриптивной лингвистики. Выступая против психологизма в языкознании, он совершенно отрывает язык от сознания и определяет его как систему сигналов, координирующих поведение человека и определяемых ситуацией. Определяя язык, Блумфилд утверждает, что «в человеческой речи разные звуки имеют разное значение. Изучать это соответ­ствие определенных звуков определенным значениям и значит изучать язык». Звуки (фонемы) интересуют его постольку, посколь­ку они различают значения. Формы, в которых определенные зву­ки сочетаются с определенным значением, Блумфилд считает язы­ковыми. Каждый язык состоит из ряда сигналов — языковых форм. Все языковые формы подразделяются на связанные, никогда не употребляемые отдельно (морфемы или части слова), и свободные, выступающие отдельно от других форм (слова или их сочетания), а также на сложные, имеющие частичное фонетико-семантическое сходство с другими формами, и простые, не имеющие этого сходства (морфемы). «Любое высказывание может быть исчерпывающе описано в терминах лексических и грамматических форм; следует только помнить при этом, что значения не могут быть определены в терминах нашей науки», — предостерегает Блумфилд, указывая на факт различия в значении двух или нескольких форм.

В начале XX столетия американская наука, до то­го мало известная в Европе, начала определять пути развития лингвистики. Одним из первых американских языковедов мирового уровня стал Леонард Блумфилд (1887—1949)- Его знамени­тая книга «Язык» вышла в свет в 1933 г.

Европейская лингвистика вплоть до XX в. за­нималась в основном языками так называемых культурных народов. Эти языки, разумеется, име­ют различия между собой, но всё-таки очень по­хожи. И это сходство проявляется не только в грамматике, но и в картинах мира. Изучая индоевропейские языки, иссле­дователь мог опираться на собственную языко­вую интуицию. Наконец, большое количество письменных памятников на этих языках толка­ло учёных на путь исторических изысканий.

В индейских языках всё было не так они «не имели истории», у них не было письменных памятников, и до конца XIX — начала XX в. эти языки никто не описывал. Поэтому сам матери­ал требовал синхронических исследований. К тому же исследователь не мог обращаться к сво­ей интуиции — эти языки слишком далеки от европейских по своему строю. Пока изучали ев­ропейские языки, было ясно, например, как делить текст на слова: лингвист, будучи носите­лем того же или хотя бы близкого по строю язы­ка, интуитивно это знал. Но как выделять сло­ва в индейских языках, было совсем непонятно. Ещё больше проблем создавали языковые зна­чения. Совершенно иная картина мира у ин­дейцев проявлялась в области как лексических, так и грамматических значений. Сначала ис­следователи пытались найти в каждом вновь изу­чаемом языке привычные грамматические кате­гории: род, число, время, наклонение и т. д. Но нередко оказывалось, что грамматические кате­гории индейских языков значат что-то совсем другое, а что именно — понять было очень труд­но. Так же трудно оказалось определить значе­ние слов. Например, в языке дакота (индейско­го народа группы сиу) одно и то же слово в разных ситуациях переводится на английский как «кусать», «связывать в пучки», «толочь». Раз­ные с европейской точки зрения значения оказывались едиными для носителей этого индей­ского языка. Могло быть и наоборот: например, в эскимосском языке есть несколько несинони­мичных слов, обозначающих разные виды снега.

При столь большом различии языков и куль­тур англоязычный исследователь не мог полно­ценно освоить изучаемый язык. Поэтому важ­нейшая роль отводилась носителю языка, хотя бы немного владевшему английским. Такого ро­да человека обычно называют инфор­мантом. Если традиционно лингвист изучал язык как бы изнутри, опираясь на соб­ственную интуицию, на чутьё языка, то при ра­боте с информантом он смотрит на изучаемый объект извне, с позиции стороннего наблюдате­ля. Таким же образом работают в естественных науках. Стремление к объективному строгому исследованию, лишённому какой-либо произ­вольности, которое было важным для де Соссюра, для Блумфилда и его последователей стало главным требованием к учёному.

Леонард Блумфилд и его коллеги исходили из того, что исследователь слышит звуковую речь, замечает в ней регулярно повторяемые части, а затем обращается к информанту, ко­торый помогает ему понять сущность этих регулярностей. Для того чтобы выделить звук, сло­во и другие единицы языка, были выработаны определённые процедуры, дающие непротиво­речивые результаты. В статье «Ряд постулатов для науки о языке» и в книге «Язык» Л. Блумфилд попытался представить основные понятия линг­вистики по образцу математики, в виде набора аксиом, из которых по строгим правилам вы­водится всё остальное.

Его методика бы­ла предназначена для любого языка. Однако для европейских языков учёный сделал исключение, уступив традиции. Например, Леонард Блумфилд предложил определение слова, основанное на том, что это минимальная единица, которая мо­жет быть высказыванием (сравните с однослов­ными высказываниями типа Иди! Пожар!). В от­личие от традиционных определений слова, которые лишь описывают свойства уже выделен­ных на основе интуитивных психологических представлений единиц, определение Л. Блум­филда действительно работает. На его основе можно выделять некоторые единицы в любом языке, включая те же индейские, где интуиция носителя английского языка не могла помочь. Однако для европейских языков такое опреде­ление расходится с традицией: артикли и по крайней мере основные предлоги с этой точки зрения — не слова (попробуйте составить вы­сказывание из одного предлога в или с). И в тех местах своей книги, где речь шла об английском языке, Блумфилд вопреки своему же определе­нию сохранил привычное деление на слова, закреплённое в орфографии.

Такой подход больше всего давал для изучения фонологии, где были получены чёткие критерии для выделения си­стем фонем в самых разных языках. Многое бы­ло сделано и в области морфологии. Однако для изучения синтаксиса эти методы не очень подходили, и совсем незначительные результаты были получены в области семанти­ки. Языковые значения совершенно не подда­вались формальному подходу американской лингвистической школы. В итоге многие пос­ледователи Блумфилда пришли к выводу, что без семантики вообще можно обойтись.

Подведем итоги. Современный описательный метод создает описания конкретных языков, фиксируя по возможности максимальное число языковых фактов и классифицируя их. У теоретической лингвистики описательное языкознание наследует (или должно наследовать) формальный аппарат описания и лингвистическую терминологию. Этим достигается единообразие описания и его доступность для последующих обобщений.

Перед описательной методикой стоит задача описания фактов языка. На первом плане при этом находится метод классификации, т.е. выявления той сетки параметров, которая позволяет охватить все существенные свойства языковых структур. В этом плане он связан с теоретической лингвистикой, в которой формируются сами основания для классификации. Теоретическая лингвистика формирует само представление о том, какие свойства языка являются существенными, а какие – нет. Создаваемые в теоретической лингвистике концептуальные модели языка не просто описывают наблюдаемые факты, но и претендуют на их объяснение. При этом как описательная, так и теоретическая лингвистика исходят из познавательной установки, известной как «God's Truth» («Божественная Истина»). Иными словами, классификации языковых фактов и концептуальные модели теоретической лингвистики претендуют на описание того, как действительно устроен язык. Уже в этом виден ограниченный характер чисто описательных методов.

Особо хотелось бы подчеркнуть, что преодоление европоцентричного подхода к анализу языковых данных, происходившее в теоретической лингвистике на протяжении XX века, к сожалению, до сих пор еще не воспринято в должной мере описательным языкознанием. Пересмотр “европоцентричной” установки, очевидно, является насущной задачей описательного языкознания.

ЛЕКЦИЯ 4: СТАНОВЛЕНИЕ СТРУКТУРАЛИЗМА В ИСТОРИИ НАУКИ О ЯЗЫКЕ. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА МЕТОДОВ СТРУКТУРНОЙ ЛИНГВИСТИКИ

ПЛАН:

1. Становление структурализма в истории науки о языке. Ф. де Соссюр и И.А. Бодуэн-де-Куртене

2. Общая характеристика структурных методов в лингвистике

3. Значение структуральных методов в современной науке

Лингвистический структура­лизм — направление в языкознании, возникшее в начале XX в. и определившее во многом не только лингвистическую, но и философ­скую и культурологическую парадигмы всего XX века. В осно­ве метода — понятие структуры как системной взаимосвязанности языковых элементов.

Возникновение структурной лингвистики было реакцией как на кризис самой лингви­стики конца XIX в., так и на весь гуманитарно-технический и фило­софский кризис, затронувший почти все слои культуры XX в. С дру­гой стороны, она играла в XX веке особую методологическую роль благодаря тому, что культурно-философская ориентация XX в. в це­лом — это языковая ориентация.

Основателем структурной лингвистики принято считать Ф. де Соссюра, но уже в трудах русского ученого И.А. Бодуэна-де-Куртене содержатся идеи, во многом предвосхищающие соссюровские. Основные идеи его учения можно суммировать следующим образом:

1. Он обратил внимание на отличие «языка как опре­деленного комплекса известных составных частей и ка­тегорий... от языка как беспрерывно повторяющегося процесса» (Эта мысль получила впоследствии четкую формулировку в учении Ф. де Соссюра о языке и речи.) С этим связано предпринятое впервые Бодуэном расщепление понятий звука и фонемы, которые до него не различались. С точки зрения Бодуэна, в языке суще­ствует не звук, а фонема, или «звукопредставление», т. е. психическая, а не материальная единица.

Именно к этим взглядам Бодуэна восходит современное структурное понимание фонемы как пучка дифференци­альных фонологических признаков, метод описания фонем с помощью так называемых матриц идентификации и экспериментальные спектрографические приемы исследо­вания фонем, позволяющие представить каждую фонему визуально. К сожалению, фонетические и фоноло­гические высказывания Бодуэна, опережавшие состоя­ние современной ему науки, не могли приобрести более конкретного характера из-за отсутствия эксперименталь­ных методов и соответствующей аппаратуры для выделения дифференциальных признаков фонем.

2. В период безраздельного господства сравнительно-исторического языкознания, когда единственным объ­ектом лингвистики, заслуживающим научного внимания, считался исторический процесс, Бодуэн разграничил в языке динамику (процесс) и статику (состояние) и впервые выдвинул мысль о том, что лингвистика должна в равной мере заниматься обеими. В связи с этим «стоит и предпочтение, которое Бодуэн всегда отдавал... живым языкам перед мертвыми; на жи­вых языках скорее можно изучить связь явлений, при­чины их изменений, всю совокупность факторов, управ­ляющих жизнью языка». При этом в живых языках его интересовала сложившаяся система, а не пережитки некогда существовавших форм и категорий, которые были основным предметом анализа для младо­грамматиков, так как он понимал, что сложившаяся в данном состоянии языка система может отличаться от системы, характер ной для предыдущего состояния языка.

3. Бодуэн был одним из первых исследователей, обра­тивших внимание на специфическую структуру письмен­ной речи, отличную от структуры устной речи. Он по­нимал, что грамматические парадигмы могут иметь раз­личный вид в зависимости от того, какую форму языка — письменную или устную — мы имеем в виду. В связи с этим Бодуэн разграничил понятие буквы и звука, «благодаря чему многие разделы морфологии приобретают совер­шенно иной вид, чем тот, к которому мы привыкли в ста­рых грамматиках: й в словах край, май оказывается не окончанием именительного падежа единственного числа, а составляет неотъемлемую часть основы; то же и в лич­ных прилагательных притяжательных мой, твой, которые именительные падежи, оказывается, образуют по имен­ному склонению».

4. Бодуэну принадлежат пророческие мысли о буду­щем лингвистики и о роли, которую займет в ее дальнейшем развитии математика. Как указывает Р. Якоб­сон, начиная с 70-х годов прошлого столетия, Бодуэн обсуждал вопросы непрерывного и дискретного в языке. В 1909 году он выразил убеждение, что лингвистика по мере своего развития будет становиться все ближе к точ­ным наукам. Он предвидел использование в лингвистике количественных и дедуктивных математических методов.

Но первым и главным произведением структурного метода принято считать «Курс общей лингвистики» языковеда из Женевы Фердинанда де Соссюра. Характерно, что книга эта реконструирована учениками покой­ного тогда уже ученого (1916) по лекциям, записям и конспектам — такова судьба сакральных книг, «Евангелий», например, или «Дао де цзина», лишь приписываемого легендарному основателю даосиз­ма Лао-цзы.

Жизнь швейцарского учёного Фердинанда де Соссюра (1857—1913), внешне небогатая со­бытиями, была полна внутреннего драматизма. К концу жизни все, включая самого учёного, считали его неудачником, ярко начавшим карь­еру, но не оправдавшим надежд. Через несколь­ко лет после смерти к Ф. де Соссюру пришла всемирная слава благодаря книге, которую он не писал и не собирался писать.

Фердинанд де Соссюр родился во франко­язычной части Швейцарии недалеко от Жене­вы в семье, давшей миру выдающихся учёных, главным образом геологов и биологов. Интерес юноши к языку и его законам определил выбор университета. В 70-е гг. XIX в. главной областью занятий языковеда считалась индоевропеисти­ка, а все лучшие учёные работали в Лейпциге. И юноша поехал учиться туда. Он очень быстро овладел всеми премудростями индоевропейско­го языкознания и в 20 лет (случай небывалый в мировой лингвистике) написал большую по объёму и важную по значению книгу «Мемуар о первоначальной системе гласных в индоевро­пейских языках», которая была издана в 1879 г. В ней молодой учёный предложил совершенно новые, опережавшие время идеи. Исходя лишь из соображений системности языка, он вы­двинул гипотезу о существовании в праиндоевропейском языке особых фонем, которые не сохранились ни в одном известном языке, но повлияли на произношение соседних глас­ных. Он назвал эти фонемы ларингалами (от греч. «larynx» — «глотка»). Уже после смер­ти Ф. де Соссюра оказалось, что во вновь откры­том хеттском языке, одном из древнейших из­вестных нам индоевропейских, ещё сохранялся один из ларингалов. Гипотеза подтвердилась! Кстати, именно из этой книги Иван Александ­рович Бодуэн де Куртенэ взял термин «фоне­ма», придав ему новый смысл.

Однако книга принесла начинающему учё­ному не только известность, но и много непри­ятностей. Ведущие учёные Германии не приня­ли идеи Ф. де Соссюра, сочтя их слишком смелыми. К тому же незадолго до выхода кни­ги в свет вспыхнула франко-прусская война (1870—1871 гг.), которая закончилась разгро­мом французской армии. Ф. де Соссюр был швейцарцем, но говорил по-французски и не мог быть для немецких учёных «своим». Его труд подвергли уничтожающей критике. Защитив диссертацию, Ф. де Соссюр покинул негосте­приимную Германию и переехал в Париж, где работал более десяти лет, а затем вернулся в род­ную Женеву и до конца жизни преподавал в Же­невском университете. Он написал немного, опубликовал ещё меньше. Юношеский труд ос­тался единственной изданной при жизни кни­гой. Ранняя известность была забыта. Умер учё­ный сравнительно рано. А в 1916 г., через три года после его кончины, появился «Курс общей лингвистики», обессмертивший его имя.

История «Курса...» такова. Фердинанд де Соссюр крайне резко относился к языкознанию сво­его времени, которое интересовалось только историей языка и исследовало изолирован­ные явления (вроде перехода одного звука в дру­гой) безо всяких попыток выяснить, как эти яв­ления связаны между собой. Однако он ничего по этому поводу не писал, говоря друзьям, что о книге «нельзя и помышлять», пока его идеи не приобретут «завершённые формы». Лишь под конец жизни Ф. де Соссюр стал вести курс об­щей лингвистики. Он трижды прочёл этот курс, импровизируя перед студентами и часто при­думывая что-то новое на ходу. Когда Фердинанд де Соссюр умер, двое его коллег по университету, — крупные лингвисты Шарль Балли (1865—1947) и Альбер Сеше (1870—1946) — решили в память о нём издать этот курс. Они собрали у студентов конспекты, свели на их ос­нове трижды прочитанный курс в один, кое-что добавили от себя и издали труд под именем старшего коллеги, хотя авторов на самом деле было трое.