Деформация эстетической функции текста.

В XVII в., в эпоху господства в европейской переводческой идеологии концепции «прекрасных неверных», французская переводчица Анн Лефебр-Дасье перевела прозой поэтические произведения Гомера, Плавта, Аристофана, Теренция, исходя из убеждения, что поэты, переведенные в стихотворной форме, перестают быть поэтами. Переводчица полагала, что «только проза способна последовательно передать все мысли поэта, сохранить красоту его образов, сказать все, что он сказал» (См.: Van Hoof H. Histoire de la traduction en Occident. Paris, 1991. P. 51.). Таким образом, Анн Лефебр-Дасье сознательно приносила в жертву поэтическую форму оригинальных текстов, т.е. деформировала ее, для того чтобы сохранить систему образов, последовательность, точнее, логику развития идей автора и т.п.

Противоположная по направленности деформация поэтического исходного текста происходит тогда, когда речь идет о поэтическом произведении, положенном на музыку, например о песне. В этом случае переводчик непременно должен соблюсти хотя бы слоговый размер строк таким образом, чтобы переведенный текст «попадал» в размер музыкального произведения, оставшийся неизменным. Стараясь соблюсти размер, переводчик часто вынужден деформировать не только систему образов и последовательность идей автора оригинала, но и референтную соотнесенность исходного текста. В качестве примера переводческой деформации песенного текста, пожалуй, не совсем удачной, можно проанализировать русский перевод арии «Belle» из обошедшего весь мир мюзикла «Нотр-Дам». Эта ария в оригинальном тексте содержит три различных рефрена, каждый из которых тем или иным образом отражает характер персонажа и сущность его отношения к Эсмеральде. Рефрен Квазимодо отражает его любовь и одновременно застенчивость. В последней строке рефрена Квазимодо просит у Люцифера — «сына зари», символизирующего в христианской мифологии падшего ангела, дьявола, разрешения лишь «прикоснуться пальцами к волосам Эсмеральды». Священник Фроло, тайно влюбленный в Эсмеральду и мечущийся между плотской страстью и верностью духовному предназначению, выражается эвфемистической метафорой, прося у собора разрешения «приоткрыть дверь в сад Эсмеральды». Красавец Феб, обрученный с Флёрделис, обращаясь к невесте, говорит о своей неверности ей и желании «сорвать цветок любви Эсмеральды». В русском же тексте, точно копирующем, разумеется, слоговый размер оригинала, три совершенно различные стиха деформируются в один до пошлости банальный рефрен, в котором все три персонажа, не забывая о страданиях в загробной жизни, мечтают провести ночь с прекрасной цыганкой:

«И после смерти мне не обрести покой, Я душу дьяволу продам за ночь с тобой».

Кажется странным, что поэт-переводчик, автор слов русского текста, деформируя оригинальный текст путем сведения трех разных рефренов к одному, не обратил внимания на различия характеров трех поющих о любви к Эсмеральде мужчин, однако это уже иной аспект деформации при переводе, а именно деформация с точки зрения оценки результата переводческого труда.

Но не только поэтический текст и стихотворная форма предполагают сознательные деформирующие операции в переводе.