При другом — индивидуалистском — пути разви­тия личности главенствующее положение занимают психологические потребности, и это играет ключевую роль в изменении всей логики поведения. Человек выходит за пределы биологических нужд и социальных ролей, преодолевает ситуативность своего поведения именно благодаря суждению, воображению и симво­лизации. С их помощью он строит не только картину мира как он есть, но и картину желательного мира и картины других возможных миров; он связывает в сознании актуальную ситуацию со многими другими обстоятельствами, которые не присутствуют в ней не­посредственно, в том числе с ее отдаленными причи­нами и следствиями; он обретает целостность картины мира во временной перспективе, становится способным планировать свои будущие действия и оценивать смысл любого своего действия либо внешнего обстоя­тельства в контексте не сиюминутной ситуации, а всей своей жизни, а порой и в более широком контексте.

Выдающийся психолог прошлого века Виктор Франкл писал, что животное не является личностью, потому что для животного не существует лежащего перед ним мира; для животного существует лишь ок­ружающая среда [213]. Напротив, личность живет как раз не в среде, а в мире, отношения с которым она строит с помощью своего внутреннего мира на основе логики жизненной необходимости — логики, в свете которой каждое действие или обстоятельство выступа­ет как имеющее в контексте всей жизни личности определенный смысл, иными словами, определенное место и роль.

И если С. Мадди несколько упрощает картину, деля людей на два типа — конформистов и индивидуалис­тов, то мы можем (считая подобный подход более пра­вильным) видеть в этом скорее две логики поведения и существования, которые в разные моменты может де­монстрировать один и тот же человек. Одна из них — реактивная логика, логика удовлетворения потребнос­тей — наиболее прямолинейна и является общей для человека и животных, вторая — смысловая логика, логика жизненной необходимости — является исклю­чительно достоянием человека. Человек может жить и действовать сообразно этой логике благодаря механиз­мам смысловой регуляции, которые образуют ядро внут­реннего мира — второго уровня личностной структуры.

Внутренний мир — это не набор эзотерических сущностей, не имеющих ничего общего с внешним миром. Мы уже говорили, что внутренний мир вклю­чает в себя своеобразным образом преломленную и обобщенную внешнюю реальность, окрашенную тем смыслом, который она имеет для человека. Что являет­ся основными его составляющими? Конечно же, не сами объекты, явления и обобщенные категории внеш­ней, объективной реальности. И не психические меха­низмы, отвечающие за их преломление в сознании че­ловека.

Основными составляющими внутреннего мира человека являются присущие только ему и вытекаю­щие из его уникального личностного опыта устойчи­вые смыслы значимых объектов и явлений, отража­ющие его отношение к ним, а также личностные ценности, которые являются, наряду с потребностя­ми, источниками этих смыслов. Поэтому в психоло­гии иногда используют понятие «ценностносмысло­вая сфера личности» для обозначения того, что на обыденном языке называется внутренним миром че­ловека.

Среди всех понятий, которые используются в пси­хологии и объяснения побудительных моментов в по­ведении человека, самыми общими, основными явля­ются понятия мотивации и мотива.

Термин «мотивация» представляет более широ­кое понятие, чем термин «мотив». Слово «мотивация» используется в современной психологии в двояком смысле: как обозначающее систему факторов, детер­минирующих поведение (сюда входят, в частности, потребности, мотивы, цели, намерения, стремления и многое другое), и как характеристика процесса, кото­рый стимулирует и поддерживает поведенческую ак­тивность на определенном уровне. Мотивацию, таким образом, можно определить как совокупность причин психологического характера, объясняющих поведение человека, его начало, направленность и активность.

Мотивационного объяснения требуют следующие стороны поведения: его возникновение, продолжитель­ность и устойчивость, направленность и прекращение после достижения поставленной цели, преднастройка на будущие события, повышение эффективности, ра­зумность или смысловая целостность отдельно взятого поведенческого акта.

Представление о мотивации возникает при попыт­ке объяснения, а не описания поведения. Это — поиск ответов на вопросы типа «почему?», «зачем?», «для какой цели?», «ради чего?», «какой смысл..?». Обнару­жение и описание причин устойчивых изменений по­ведения и есть ответ на вопрос о мотивации содержа­щих его поступков.

Любая форма поведения может быть объяснена как внутренними, так и внешними причинами. В первом случае в качестве исходного и конечного пунктов объяснения выступают психологические свойства субъекта поведения, а во втором — внешние условия и обстоятельства, его деятельности. В первом случае го­ворят о мотивах, потребностях, целях, намерениях, желаниях, интересах и т. п., а во втором — о стиму­лах, исходящих из сложившейся ситуации. Иногда все психологические факторы, которые как бы изнутри, от человека определяют его поведение, называют личностными диспозициями.

Тогда, соответственно, говорят о диспозиционной и ситуационной мотивациях как аналогах внутренней и внешней детерминации поведения.

Поведение личности в ситуациях, которые кажут­ся одинаковыми, представляется довольно разнообраз­ным, и это разнообразие трудно объяснить, апеллируя только к ситуации. Установлено, например, что даже на одни и те же вопросы человек отвечает по-разному в зависимости от того, где и как эти вопросы ему за­даются. В этой связи есть смысл определить ситуацию не физически, а психологически, так, как она представ­ляется субъекту в его восприятии и переживаниях, то есть так, как человек понимает и оценивает ее.

Сиюминутное, актуальное поведение человека сле­дует рассматривать не как реакцию на определенные внутренние или внешние стимулы, а как результат непрерывного взаимодействия его диспозиций с ситу­ацией. Это предполагает рассмотрение мотивации как циклического процесса непрерывного взаимного воз­действия и преобразования, в котором субъект действия и ситуация взаимно влияют друг на друга, и результа­том этого является реально наблюдаемое поведение. Мотивация в данном случае мыслится как процесс непрерывного выбора и принятия решений на основе взвешивания поведенческих альтернатив.

Мотивация объясняет целенаправленность дей­ствия, организованность и устойчивость целостной деятельности, направленной на достижение опреде­ленной цели.

Мотив, в отличие от мотивации,— это то, что при­надлежит самому субъекту поведения, является его устойчивым личностным свойством, изнутри побужда­ющим к совершению определенных действий. Мотив также можно определить как понятие, которое в обоб­щенном виде представляет множество диспозиций.

Из всех возможных диспозиций наиболее важной является понятие потребности. Ею называют состоя­ние нужды человека или животного в определенных условиях, которых им недостает для нормального су­ществования и развития. Потребность как состояние личности всегда связана с наличием у человека чув­ства неудовлетворенности, связанного в дефицитом того, что требуется организму (личности).

Потребность есть у всех живых существ. И этим живая природа отличается от неживой. Другим ее от­личием, также связанным с потребностями, является избирательность реагирования живого именно на то, что составляет предмет потребностей, то есть на то, чего организму в данный момент времени не хватает. Потребность активизирует организм, стимулирует по­ведение, направленное на поиск того, что требуется. Она как бы ведет за собой организм, приводит в состо­яние повышенной возбудимости отдельные психичес­кие процессы и органы, поддерживает активность организма до тех пор, пока соответствующее состоя­ние нужды не будет полностью удовлетворено.

Количество и качество потребностей, которые име­ют живые существа, зависит от уровня их организации, от образа и условий жизни, от места, занимаемого соот­ветствующим организмом на эволюционной лестнице. Больше всего разнообразных потребностей у человека, у которого кроме физических и органических потреб­ностей есть еще материальные, духовные, социальные (последние представляют собой специфические потреб­ности, связанные с общением и взаимодействием лю­дей друг с другом). Как личности люди отличаются друг от друга разнообразием имеющихся у них потребнос­тей и особым сочетанием этих потребностей.

Известный американский психолог Абрахам Харольд Маслоу в 1954 г. создал иерархическую модель

мотивации («Мотивация и личность»), предложив сле­дующую классификацию человеческих потребностей:

1) потребности физиологические (органические) — голод, жажда, половое влечение и др.;

2) потребности в безопасности — чувствовать себя защищенным, избавиться от страха, от агрессив­ности;

3) потребности в принадлежности и любви — при­надлежать к общности, находиться рядом с людь­ми, быть принятым ими;

4) потребности уважения (почитания) — компетент­ность, одобрение, признание, авторитет, достиже­ние успехов;

5) познавательные потребности — знать, уметь, по­нимать, исследовать;

6) эстетические потребности — гармония, симмет­рия, порядок, красота;

7) потребности в самоактуализации — реализация своих целей, способностей, развитие собственной личности.

В соответствии со своей моделью А.Маслоу утверж­дал, что высшие потребности могут направлять пове­дение индивида лишь в той мере, в какой удовлетворе­ны его более низшие потребности. Что же касается самого высокого класса способностей — самоактуали­зации, то, по мысли А.Маслоу, самоактуализация как способность может присутствовать у большинства людей, но лишь у небольшого меньшинства она явля­ется в какой-то степени свершившейся [219].

Основные характеристики человеческих потребно­стей — сила, периодичность возникновения и способ удовлетворения. Дополнительной, но весьма суще­ственной характеристикой, особенно когда речь идет о личности, является предметное содержание потребно­сти, то есть совокупность тех объектов материальной и духовной культуры, с помощью которых данная потреб­ность может быть удовлетворена.

Второе после потребности по своему мотивационному значению понятие — цель. Целью называют тот непосредственно осознаваемый результат, на который в данный момент направлено действие, связанное с деятельностью, удовлетворяющей актуализированную потребность. Если всю сферу осознаваемого человеком в сложной мотивационной динамике его поведения представить в виде своеобразной арены, на которой разворачивается красочный и многогранный спектакль его жизни, и допустить, что наиболее ярко в данный момент на ней освещено то место, которое должно приковывать к себе наибольшее внимание зрителя (самого субъекта), то это и будет цель.

Цель является основным объектом внимания, за­нимает объем кратковременной и оперативной памя­ти; с ней связанны разворачивающийся в данный мо­мент времени мыслительный процесс и большая часть всевозможных эмоциональных переживаний. В отли­чие от цели, связанной с кратковременной памятью, потребности, вероятно, хранятся в долговременной памяти.

Рассмотренные мотивационные образования: дис­позиции (мотивы), потребности и цели являются ос­новными составляющими мотивационной сферы че­ловека.

Каждая из диспозиций может быть реализована во многих потребностях. В свою очередь поведение, на­правленное на удовлетворение потребности, разделя­ется на виды деятельности (общения), соответствую­щие частным целям.

Мотивационную сферу человека с точки зрения ее развитости можно оценивать по следующим парамет­рам: широта, гибкость и иерархизированность.

Под широтой мотивационной сферы понимается качественное разнообразие мотивационных факторов — диспозиций (мотивов), потребностей, целей, представ­ленных на каждом из уровней. Чем больше у человека разнообразных мотивов, потребностей и целей, тем бо­лее развитой является мотивационная сфера.

Гибкость мотивационной сферы характеризует процесс мотивации следующим образом. Более гибкой считается такая мотивационная сфера, в которой для удовлетворения мотивационного побуждения более общего характера (более высокого уровня) может быть

использовано больше разнообразных мотивационных побудителей более низкого уровня.

Например, более гибкой является мотивационная сфера человека, который в зависимости от обстоя­тельств удовлетворения одного и того же мотива мо­жет использовать более разнообразные средства, чем другой человек. Скажем, для этого индивида потреб­ность в знаниях может быть удовлетворена только те­левидением, радио и кино, а для другого средством ее удовлетворения также являются разнообразные кни­ги, периодическая печать, общение с людьми. У послед­него мотивационная сфера по определению будет бо­лее гибкой.

Заметим, что широта и гибкость характеризуют мотивационную сферу человека по-разному. Широ­та — это разнообразие потенциального круга предме­тов, способных для данного человека служить сред­ством удовлетворения актуальной потребности, а гибкость — подвижность связей, существующие меж­ду разными уровнями иерархической организованно­сти мотивационной сферы: между мотивами и потреб­ностями, мотивами и целями, потребностями и целями.

Наконец, иерархизированность — это характери­стика строения каждого из уровней организации мо­тивационной сферы, взятого в отдельности. Потребности, мотивы и цели не существуют как рядоположенные наборы мотивационных диспозиций. Одни диспозиции (мотивы, цели) сильнее других и возникают чаще; дру­гие елабее и актуализируются реже. Чем больше раз­личий в силе и частоте актуализации мотивационных образований определенного уровня, тем выше иерархизированностть мотивационной сферы.

Кроме мотивов, целей и потребностей в качестве побудителей человеческого поведения рассматривают­ся также интересы, задачи, желания и намерения.

В этом случае оба «любовника» оказываются боль­ше привязаны не друг к другу, а к своим родителям. Став взрослыми, они переносят эмоционально более сильное отношение к родителям на друга или подругу, видя в них не самоценных личностей, а только вопло­щение черт своих родителей, которые рассматривают­ся как идеал. Но так как идеал может быть только один, а копия всегда хуже, то любовь к другому человеку оказывается всегда слабее, чем любовь к родителю. Такая любовь сосредоточена только на одном из роди­телей: либо на матери, либо на отце.

Матерински ориентированные мужчины, напри­мер, в своих любовных отношениях часто остаются детьми и от женщины, так же как и от матери, жаждут материнской любви. Они бывают мягки, добры, нежны и обаятельны, но вместе с тем беспомощны и безволь­ны. Их цель — скорее быть любимым, но не любить.

Отцовски ориентированная любовь чаще всего встречается у женщин, которые сами, в детстве были очень привязаны к своим отцам. Став взрослыми, они пытаются найти мужчину, в котором бы воплотились лучшие черты отца, и обычно крепко привязываются к нему. Отцовски ориентированная женщина бывает счастлива с мужем, который заботится о ней как оребенке.

Такие виды любви присущи любому человеку. Они ярко выражены у человека в раннем возрасте. Многие были свидетелями того, как ребенок признается в любви одному из родителей и обещает жениться на матери или выйти замуж за отца. Такая любовь, как правило, наблюдается у детей к родителю противопо­ложного пола. Родитель того же пола рассматривается ребенком как противник. З. Фрейд назвал этот фено­мен «Эдиповым комплексом».

Еще одна разновидность псевдолюбви — фанати­ческая любовь к кумиру.Из любви равноправной она превращается в любовь самоуничижающую, в любовь-поклонение, в любовь-обожествление. Человек, любя­щий так другого, утрачивает себя как личность, теряет, вместо того чтобы приобретать. Это не любовь, а идо­лопоклонничество.

К псевдолюбовным чувствам можно отнести сен­тиментальную любовь. В этом типе любви на первое место выходит поверхностное, ритуальное ухажива­ние, театральное поведение с эпизодами мелодрамы. Тех, кто реализует такую любовь, на самом деле не характеризует сколько-нибудь глубокое чувство к любимому человеку. Они скорее заняты самолюбова­нием, самими собой, чем проявлениями чувства люб­ви к другому человеку, на которое они, вероятно, во­обще не способны.

Замечено, что два человека влюбляются друг вдруга тогда, когда находят друг в друге воплощение идеала. Правда, иногда такое идеальное видение бывает одно­сторонним, и в этом случае появляется так называемая неразделенная любовь. Правда не всегда идеальные черты видны сразу, а иногда то, что видится, на самом деле может быть иллюзией.

По меткому выражению Эриха Фромма, «привле­кательность означает красивую упаковку свойств, ко­торые престижны и искомы на личностном рынке» [214, р. 18].

Большое влияние на идеальное представление пред­мета любви оказывает исторический период. В средние века, например, и почти до середины XIX в. идеалом мужчины являлся рыцарь на белом коне, а женщины — нежное, романтическое и преданное сердце.

В конце XIX и в начале XX вв. в мужчине ценили честолюбие, силу, агрессивность и хорошую карету, вженщине — свободу поведения, кокетство и сексуаль­ность.

Со второй половины прошлого столетия идеалом мужчины становится деловой, энергичный, эрудиро­ванный, общительный и добрый человек на хорошей машине, а идеалом женщины — примерно такая же личность, как и в конце XIX в., только плюс еще скром­ность и деловитость.

Любовь, начинающаяся с сексуального влечения или основанная только на нем, почти никогда не быва­ет прочной. Она обычно не долговечна потому, что в ней нет настоящих высоких чувств, о которых говори­лось выше. Сексуальное влечение может скреплять любовь, но только при ее наличии. Вполне логично рассуждение Э.Фромма о том, что «самозабвенное помешательство друг на друге — не доказательство силы любви, а лишь свидетельство безмерности пред­шествовавшего ей одиночества» [214, с. 19].

На сегодняшний день, кроме подробно рассмотрен­ных нами выше общечеловеческих ценностей, можно выделить такие, как уважение, мир, семья, экология, знания и т. д.

Так как человек существо социальное и нуждает­ся в общении, то можно надеяться, что формы обще­ния и общечеловеческие ценности не отпадут за не­надобностью.

Устойчивые отношения являются другим важным элементом внутреннего мира. Отношения характери­зуют как раз тот конкретный смысл, который имеют для человека отдельные объекты, явления, люди и их классы. Если число ценностей, значимых для отдель­ного человека, может измеряться в лучшем случае двумя-тремя десятками, то количество конкретных от­ношений, образующих смысловое богатство личности, может быть практически безграничным. Их тем боль­ше, чем больше в мире вещей, которые человеку не­безразличны. Пожалуй, из всех психологических струк­тур, в которых так или иначе воплощаются значимые для человека смыслы, отношения являются наиболее наглядными, видными невооруженным глазом даже неискушенному наблюдателю. Прямая связь отношений с главным в личности схвачена народной мудростью: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты».

Источником отношений служит, как правило, ин­дивидуальный опыт, а высшими инстанциями, опреде­ляющими смысл для нас тех или иных людей, вещей и событий,— наши потребности и ценности. Например, если кто-то начинает чернить то, что для нас дорого, или мешает нам выполнить намеченные нами действия и реализовать тем самым наши потребности, то у нас формируется неприязнь к этому человеку, которую впоследствии нелегко преодолеть.

Поскольку задача ориентировки в сложном мире требует от нас способности вырабатывать свое отно­шение ко всему, с чем мы сталкиваемся, как можно ско­рее, первые контакты оказывают наибольшее влияние на формирование отношения. В социальной психоло­гии хорошо известен и изучен эффект первого впечат­ления о человеке и его влияние на последующее отно­шение к этому человеку.

Отношения могут быть различной степени обобщен­ности: наряду с отношением к конкретным людям у каж­дого человека существует отношение к людям вообще, а также отдельные отношения к мужчинам, женщинам, старикам, молодежи, американцам, китайцам, евреям, русским, цыганам, москвичам, сибирякам, петербурж­цам, артистам, ученым, военным, «новым русским», по­литикам, демократам, коммунистам, консерваторам, ра­дикалам, продавцам, шоферам, проституткам, врачам, блондинкам, брюнетам, рыжим, матерям-героиням, хо­лостякам, одноклассникам, коллегам и т. д., и т. п. При этом отношение к конкретному человеку может расхо­диться с отношением к той категории людей, к которой он принадлежит. Это связано с тем, что отношение к конкретному человеку почти всегда определяется инди­видуальным опытом общения с ним, а отношение к кате­гории людей — это искусственное, всегда натянутое обобщение, допускающее массу исключений.

Более близкое непосредственное знакомство может приводить как к укреплению, так и нередко к расша­тыванию исходного отношения. Известный своими меткими афоризмами Г.К. Лихтенберг заметил: «так называемые плохие люди всегда выигрывают, когда их лучше узнаешь, а хорошие — теряют» [91, с. 159].

Наряду с отношением к целому могут существо­вать и отличные от него отношения к частям — напри­мер, к отдельным районам моего города я могу отно­ситься совсем не так, как к городу в целом.

Многие закономерности формирования отношений к людям, вещам и событиям были сформулированы и с предельной четкостью описаны в «Этике, доказан­ной в геометрическом порядке» великого Бенедикта Спинозы. Вот две взятых наугад формулы, излагающие психологическую механику образования довольно сложных отношений: «если мы воображаем, что кто-либо причиняет удовольствие предмету, который мы ненавидим, то будем и его ненавидеть»; «если кто во­ображает, что его кто-либо любит и при этом не дума­ет, что сам подал к этому какой-либо повод, то и он со своей стороны будет любить его» [169, с. 98; с. 111].

Конечно, теоремы Спинозы не исчерпывают ме­ханизмы смыслообразования, но вдумчивый исследо­ватель, да и не только исследователь, найдет в них больше полезного для понимания внутреннего мира человека, чем во многих современных монографиях.

Наши потребности и ценности проявляются не только в форме отношений к конкретным людям, ве­щам, событиям и их обобщенным классам. Они прояв­ляются и в том, какие критерии или признаки мы ис­пользуем при их описании, классификации и оценке. Один и тот же человек использует разные критерии для описания и классификации разных объектов — это ясно. Но самое интересное, что разные люди пользу­ются разными критериями и признаками при описа­нии одних и тех же объектов. Система этих критериев и признаков, для обозначения которых в психологии было введено специальное понятие конструкты, яв­ляется важнейшей характеристикой внутреннего мира человека.

Это понятие было введено американским психоло­гом Джорджем Келли, который поставил его во главу утла своей теории личности [217].

Келли первым обратил внимание на тот факт, что разные люди воспринимают, классифицируют и оце­нивают вещи, людей и события в разной системе понятий (конструктов) и что порой они склонны держать­ся за свои конструкты, даже если опыт явно показыва­ет, что эти конструкты приводят к ошибочным оценкам и прогнозам. Так, Келли объясняет нетерпимость и аг­рессию именно неспособностью человека отказаться от своих привычных конструктов: «Если люди не ведут себя так, как он ожидает, он заставит их! Так его пред­ставление о них станет истинным!» [217, с. 512]. Келли говорит об определяющем влиянии ядерных конструк­тов личности на всю ее психологическую организацию. По Келли, смысл дан человеку только в терминах его личных конструктов.

Большинство конструктов можно сформулировать в виде двухполюсных шкал, которые мы автоматичес­ки прикладываем к вещам, людям и событиям, фикси­руя их положение на этой шкале. Человек —- старый или молодой, умный или глупый. Книга — легкая или трудная, интересная или неинтересная. Погода — сы­рая или сухая, теплая или холодная.

Многие конструкты описывают объекты и явления на языке их объективных свойств и не связаны напря­мую с особенностями личности. Любой человек может оценить, тепло или холодно, хотя конкретные оценки могут различаться в зависимости от положения точки отсчета: одну и ту же погоду петербуржец оценит как теплую, а тбилисец — как холодную.

Но личность здесь еще ни при чем. Она выступает на сцену там, где мы начинаем использовать шкалы, описывающие не объективные, а субъективные изме­рения объектов — опасный или безопасный, хороший или плохой, удобный или неудобный, смешной, страш­ный, приятный... Сюда же относятся характеристики, которые, казалось бы, описывают сами объекты (лю­дей, вещи, события) — добрый, злой, справедливый, агрессивный, умный, уродливый,— однако объектив­ной меры всех этих черт не существует.

Те конструкты, которые характеризуют собствен­но личность — смысловые конструкты — задаются присущими человеку потребностями и ценностями, и поэтому один их полюс всегда «хороший», связан с же­лаемым и ценным, а второй «плохой».

По сути, любой смысловой конструкт соотносит объект или явление с какой-либо потребностью или ценностью личности, и поэтому по используемым че­ловеком конструктам можно «вычислять» его потреб­ности и ценности. По убеждению Э. Берна «в семьях, где деньги не являются главной ценностью жизни, позиции «богатый — бедный» не воспринимаются как противоположности...» [17, с. 211].

Их противопоставление в форме личностного кон­структа возможно, в свою очередь, в двух вариантах: «Бедность не порок, но болышое свинство» и «Мир хижинам, война дворцам», которые различаются тем, какой из двух полюсов оппозиции «богатство — бед­ность» выступает как «хороший». Связь с личностны­ми ценностями здесь очевидна. Эту связь могут приоб­ретать даже конструкты, описывающие объективные свойства предметов. В этом случае они как бы «склеи­ваются» с оценочно-смысловым измерением и начи­нают работать как смысловые. За примерами не надо далеко ходить, достаточно пробежать глазами десяток газетных брачных объявлений. Судя по основной их массе, наибольший смысл и ценность несут такие ха­рактеристики желательного партнера, как рост, цвет волос, вес, размер бюста.

Благодаря существованию смысловых конструктов мы способны не только оценить любой предмет или явление, с которым мы сталкиваемся, через призму актуальных потребностей, но и соотнести его, в прин­ципе, с любыми потребностями и ценностями, даже совсем в данный момент неактуальными. При этом чем более значимы для человека те или иные вещи или события, тем более сложная и индивидуально своеоб­разная система конструктов будет использоваться для их оценки.

Итак, мы рассмотрели один из важнейших уров­ней структуры личности — ценностно-смысловое из­мерение ее существования, ее внутренний мир. Источ­никами и носителями значимых для человека смыслов являются его потребности и личностные ценности, отношения и конструкты. В их форме в личности чело­века представлены все смыслы, образующие основу его внутреннего мира, определяющие динамику его эмо­ций и переживаний, структурирующих и трансформи­рующих его картину мира и ее ядро — мировоззрение.

Все сказанное относится к любым смыслам, устой­чиво укорененным в личности. Но на одном из этих смыслов стоит остановиться отдельно, поскольку по своей глобальности и роли в жизни человека он зани­мает совершенно особое место в структуре личности. Это смысл жизни.

Вопрос, в чем состоит смысл жизни, не входит в компетенцию психологии. В сферу интересов психоло­гии личности входит, однако, вопрос о том, какое вли­яние оказывает смысл жизни или переживание его отсутствия на жизнь человека, а также проблема пси­хологических причин утраты и путей обретения смыс­ла жизни. Смысл жизни — это психологическая реаль­ность, независимо от того, в чем конкретно человек видит этот смысл.

Одним фундаментальным психологическим фактом является широкое распространение чувства смысла утраты, бессмысленности жизни, прямым следствием которого является рост самоубийств, наркомании, на­силия и психических заболеваний, в том числе специ­фических, так называемых ноогенных неврозов — не­врозов смыслоутраты [182].

Вторым фундаментальным психологическим фак­том является то, что на бессознательном уровне опре­деленный смысл и направленность жизни, цементиру­ющие ее в единое целое, складываются у каждого человека уже к 3 — 5 годам и могут быть выявлены в общих чертах экспериментально-психологическими и клинико-психологическими методами [210].

Наконец, третьим фактом является определяющая роль именно этой объективно сложившейся направлен­ности жизни. Она несет в себе истинный смысл, а любые попытки сконструировать себе смысл жизни умозрительным рассуждением, интеллектуальным ак­том будут быстро опровергнуты самой жизнью.

Лучше всего это иллюстрирует история духовных исканий Льва Толстого. После нескольких неудачных попыток найти смысл жизни и затем строить свою

жизнь в соответствии с ним Толстой понял ошибоч­ность самого подхода. «Я понял, что для того, чтобы понять смысл жизни, надо, прежде всего, чтобы сама жизнь была не бессмысленна и зла, а потом уже — разум, для того, чтобы понять ее.... Я понял, что если я хочу понять жизнь и смысл ее, мне надо жить не жиз­нью паразита, а настоящей жизнью и, приняв тот смысл, который придает ей настоящее человечество, слившись с этой жизнью, проверить его» [178, с. 147, 149].

Другим примером является драма Родиона Раскольникова, который построил образ себя, основанный на интеллектуально обоснованной идее превосход­ства. Однако этот образ не выдержал столкновения с реальной жизнью и привел не только к краху заду­манного Раскольниковым предприятия, но и к смыс­ловому краху.

Таким образом, можно утверждать, что жизнь лю­бого человека, поскольку она к чему-то устремлена, объективно имеет смысл, который, однако, может не осознаваться человеком до самой смерти. Вместе с тем жизненные ситуации (или психологические исследо­вания) могут ставить перед человеком задачу на осоз­нание смысла своей жизни. Осознать и сформулиро­вать смысл своей жизни — значит оценить свою жизнь целиком. Не все успешно справляются с этой задачей, причем это зависит не только от способностей к реф­лексии, но и от более глубинных факторов.

Если моя жизнь объективно имеет недостойный, мелкий или, более того, аморальный смысл, то осозна­ние этого ставит под угрозу мое самоуважение. Чтобы сохранить самоуважение, я внутренне бессознательно отрекаюсь от истинного смысла моей реальной жизни и заявляю, что моя жизнь лишена смысла. На деле за этим стоит то, что моя жизнь лишена достойного смыс­ла, а не то, что она не имеет смысла вообще.

С психологической точки зрения главным являет­ся не осознанное представление о смысле жизни, а насыщенность реальной повседневной жизни реаль­ным смыслом. Как показывают исследования, суще­ствует много возможностей обрести смысл. То, что придает жизни смысл, может лежать и в будущем (цели), и в настоящем (чувство полноты и насыщенно­сти жизни), и в прошлом (удовлетворенность итогами прожитой жизни). Чаще всего смысл жизни и мужчи­ны и женщины видят в семье и детях, а также в про­фессиональных делах.

Как мы уже подчеркивали выше, потребности являются ключевым понятием мотивационной сферы личности. Для того, чтобы определить уровень своих личных потребностей в достижении успеха, в заклю­чение данной главы, предлагается ответить «да» или «нет» на следующие вопросы теста (№ 8):

1. Думаю, что успех в жизни скорее зависит от слу­чая, чем от расчета.

2. Если я лишусь любимого занятия, жизнь для меня потеряет смысл.

3. Для меня в любом деле важнее его исполнение, а не конечный результат.

4. Считаю, что люди больше страдают от неудач на работе, чем от плохих взаимоотношений с близ­кими.

5. По моему мнению, большинство людей живут да­лекими целями, а не близкими.

6. В жизни у меня было больше успехов, чем неудач.

7. Эмоциональные люди мне нравятся больше, чем деятельные.

8. Даже в обычной работе я стараюсь усовершенство­вать некоторые ее элементы.

9. Поглощенный мыслями об успехе, я могу забыть о мерах предосторожности.

10. Мои близкие считали (считают) меня ленивым.

11. Думаю, что в моих неудачах повинны скорее об­стоятельства, чем я сам.

12. Мои родители слишком строго контролировали меня.

13. Терпения во мне больше, чем способностей.

14. Лень, а не сомнения в успехе вынуждают меня часто отказываться от своих намерений.

15. Думаю, что я уверенный в себе человек.

16. Ради успеха я могу рискнуть, даже если шансы не в мою пользу.

17. Я не усердный человек.

18. Когда все идет гладко, моя энергия усиливается.

19. Если бы я был журналистом, я писал бы скорее об оригинальных изобретениях людей, чем о проис­шествиях.

20. Мои близкие обычно не одобряют моих планов.

21. Уровень моих требований к жизни ниже, чем у моих товарищей.

22. Мне кажется, что настойчивости во мне больше, чем способностей.

Глава 10