Этос ценностной картины мира субъектов культуры в риторическом диалоге

В последние годы в социальной коммуникации проявляется «десакрализация святынь» и увлеченность этикой и эстетикой «китча», «кэмпа» и «спеццатуры», укоренившихся в потребительской культуре современного буржуазного общества. Сегодня китч не просто язык массовой культуры, определяющий как общую образно-стилевую направленность ее объектов на основе ряда свойств (массовость, банальность, простота, знаковая избыточность), но и явление в искусстве, эстетика которого направлена на эмоционально-чувственную сферу восприятия. В свою очередь, кэмп – непритязательные продукты массовой культуры, когда намеренно сталкиваются разные стилистические системы, это сознательная вульгарность, заигрывание с плохим вкусом с элегантностью истинного денди, которая смыкается с китчем[73]. Преднамеренное безобразие, к которому нередко тяготеют (отчасти как раз под влиянием кэмпа) современное искусство и современные нравы, выражается в фрик-культуре, культе уродства, создаваемом отнюдь не по наивности, а, наоборот, сознательно и запланированно. Если китч был обманом, творимым во имя «высокого» искусства, преднамеренное необезобразие есть обман, творимый во имя той самой ужасности, которую старалось раскрепостить искусство кэмп. Спеццатура – культура дендизма и хипстерства с использованием легкого хулиганства, «малозаметной игры» для понимающих – намеренная сниженность детали при общей безупречности стиля, в частности – эстетизация сниженной и обсценной лексики, табуированных тем в речи интеллектуалов и представителей творческих профессий. Все названные выше качества характерны для искусства ПОСТ-культуры, которое называет себя арт-деятельностью, «с характерным принципиальным отказом практически ото всех традиционных ценностей – гносеологических, этических, эстетических, религиозных. Им на смену пришли сознательно приземленные утилитаристские или соматические категории: политика, коммерция, бизнес и рынок, вещь и вещизм, потребление, тело и телесность, соблазн, секс, опыт и практика, конструирование, монтаж и т.п. На них и строятся «правила игры» современной арт-деятельности»[74].

Хаотические процессы могут быть связаны с дуальной природой человека: тело «целеполагает» самосохранение, комфорт, порядок, ограничение разнообразия, рассудочность; дух зовет к риску, свободе (включая свободу от логики), многоальтернативному выбору, разнообразию, то есть к рассеянию информации[75]. Дуальность человека, как его естественная природа, преображается в процессе культуротворческой деятельности в самосозидание.

В современной науке сложились различные подходы к классификации ценностей: философский (ценности жизни и культуры – В. Тугаринов; удовольствия, жизненные, нравственные, эстетические, познания – Н. Гартман; ценности творчества, переживания, отношения – В. Франкл и др.); психологический (интеллектуальные, личностные, семейные – И. Котова, Г. Дмитриев, Е. Шиянов и др.); педагогический (творчество, нравственные, эстетические, гуманистические – Е. Бондаревская, И. Захарченко, Т. Комарова, В. Фоменко, Р. Чумичева и др.). Разнообразие трактовок понятия «ценность» обусловлено различиями в решении проблемы соотношения объективного и субъективного, материального и идеального, должного и сущего, что порождает многообразие подходов и направлений интерпретации понятия «ценность».

Наибольший интерес представляют работы, авторы которых признают в качестве ценностей некие феномены, относящиеся к идеальному бытию, трансцендентному миру. Такая позиция наиболее ярко выражена, на наш взгляд, в ценностных теориях И. Канта, Н. Лосского, Г. Риккерта. Однако утверждение о существовании объективных ценностей, принадлежащих идеальному бытию, указывает на наличие неких постоянных неизменных абсолютных принципов, имеющих универсальный характер, исходящих из императива долженствования.

В частности, ценность есть нечто всепроникающее,утверждал Н. О. Лосский,определяющее смысл и всего мира в целом, и каждой личности, и каждого события, и каждого поступка. Всякое малейшее изменение, вносимое в мир каким бы то ни было деятелем, имеет ценностную сторону и предпринимается не иначе как на основе каких-либо ценностных моментов и ради них. Все сущее или могущее быть и вообще как-либо принадлежать к составу мира таково, что оно не только есть, но еще и содержит в себе оправдание или осуждение своего бытия: обо всем можно сказать, что оно хорошо или дурно, что должно или не должно, следует или не следует, чтобы оно было, что оно существует по праву или против права (в неюридическом смысле этого слова)[76].

Одним из первых, кто предпринял попытку деления ценностей на классы, является Н. Гартман, предложивший следующие типы ценностей: ценности удовольствия, целесообразности, красоты, нравственности, религиозные ценности. Наиболее типичным для отечественных аксиологов (О. Дробницкого, В. Тугаринова, C. Рубинштейна и др.) является деление ценностей на материальные и духовные.

Объединяющим моментом научных трудов, посвященных ценностным основаниям духовной жизни общества, становится восприятие «духовности» как возможности выйти за пределы узкоэгоистического бытия в служении общему социальному благу. Духовные ценности утверждаются как неотъемлемая составляющая менталитета нации.

Функции ценностей культуры, социально одобряемых и разделяемых большинством людей, весьма разнообразны: они являются и императивом, и ориентиром (этическим, эстетическим) в жизни как отдельного человека, так и целых поколений людей; выступают как механизм социального контроля и регуляции, а потому необходимы для поддержания социально-культурного равновесия в обществе; обеспечивают преемственность в развитии общества и непрерывность в развитии культуры.

В теории социально-культурной динамики, предложенной П. Сорокиным главным классификационным признаком социокультурных суперсистем названо мировоззрение, базирующееся на трех базовых ценностях (Вера, Разум, Красота) и соответствующих им трех формах познания истины – духовной (интуитивной), рациональной (идеалистической) и чувственной[77]. Важно отметить, что, исследовав влияние социальных потрясений на поведение личности, П. Сорокин выдвинул «принцип поляризации», согласно которому тенденция к моральной индифферентности и рутинному поведению усиливается в периоды обострения общественных кризисов, когда большинство ищет гедонистическое удовлетворение, в то время как меньшинство ориентировано на альтруистическую, религиозную, духовную активность. Когда проходит социальное потрясение, поведение возвращается к прежнему «нормальному» распределению.

Многие исследователи признают, что отсутствие готовых способов трансляции ценностей культуры, необходимость поиска, создание новых способов связи поколений и разных культур – обстоятельство, с одной стороны, стрессовое, с другой – творческое, развивающее. Развитие культуры в современной России во многом определяется изменениями социально-экономических отношений, переоценкой и частичной девальвацией духовных ценностей общества и, как следствие, возникновением угрозы «разрыва» процесса передачи духовной культуры от старших поколений к младшим. Тотальная ориентация на бизнес может привести к изменению личностных установок в сторону ожесточения и усиления агрессивного и меркантильного начала, что является признаками отчуждения в культуре. Качественная трансформация ценностей выражается в изменении смыслового контекста нравственных ценностей, заключается в тенденциях двойной морали для «своих» и «чужих». Например, в советские годы филологи отмечали следующие языковые казусы: «у них – война, у нас – борьба за мир; у них интервенты, у нас – воины-интернационалисты; наши – разведчики, их – шпионы»[78]. Сущностные характеристики «двойных стандартов» – непоследовательность, лицемерность.

Обладая двойственной природой, «двойные стандарты» возникают как неосознанно, так и осознанно. «Двойной стандарт» – это принципиальная вариативность подходов к оценке одних и тех же, либо аналогичных событий и явлений, обусловленная неосознанными субъективными причинами или осознаваемыми мотивами, чаще корыстного характера. В первом случае причиной «двойного подхода» к людям, явлениям, событиям является врожденная субъективность человеческого восприятия, субъективные сравнения относительного характера, а также действие подсознательной базовой установки «свой-чужой», которая разделяет людей в обществе на группы, формируя «двойные стандарты» в отношениях, при безусловном наличии пристрастий в пользу себя и группы «свои». Осознанное применение «двойного подхода» возникает в результате стремления субъекта или группы субъектов к получению какой-либо выгоды; черты, свойственные осознанной практике «двойных стандартов»: прагматизм, циничность, аморальность. Феномен «двойные стандарты» затрагивает существование диалектических противоположностей, этических понятий и явлений, во взаимоотношениях между которыми заложены противоречия: «добро-зло», «истина-ложь», «искренность-лицемерие», «справедливость-несправедливость», и т.п., – и как явление функционирует в соответствии с основным законом диалектики – единства и борьбы противоположностей. «В настоящее время, в эпоху постмодерна исчезает четкость различий между понятиями “добро” и “зло”, “правда” и “ложь”: что одним индивидом может быть расценено как “добро”, другим – воспринимается как “зло”. Подобное нечеткое понимание, как увеличивает субъективные основания для возникновения “двойных стандартов”, так и затрудняет их идентификацию»[79].

Называя два основных противоречия морали «универсализм – партикуляризм» (от лат. particularis – «частичный», стремление к частным моментам) и «Я – другие», Р. Г. Апресянрассматривает их как фундамент, над которым возвышаются ее базовые императивно-ценностные системы. «Если эти антитезы представить как координаты, то на пересечении координат и конституируются основные моральные принципы – наслаждения, пользы, личного совершенства и милосердной любви, каждый из которых знаменует момент (ступень) возвышения личности к моральному идеалу»[80].

Но никакой нравственный поступок, сколь возвышенными мотивами он ни вдохновлялся, нельзя признать поступком в собственном смысле слова, если он не соотносится с действительными интересами людей, если он не утилитарен. Вероятно, с этим связано и то, что современность принесла вместо иерархизации ценностей «горизонтализацию структуры». Культурологи отмечают, что современная социально-культурная практика формирует идеал «массового человека» как своего рода законченное, завершенное в самом себе образование без стремления к какому-либо внутреннему изменению и движению к диалогу с народной или высокой культурой. Массовая культура как доминирующая форма существования культуры сегодня питается случайными суждениями и оценками, равнодушна к вечным ценностям, приспосабливаясь к целям коммерческим, сиюминутным. Предпочтение отдается социальным стереотипам, мифам, недолговечным, но весьма эффективным модным поведенческим стандартам. Сознание массового человека можно охарактеризовать как дезориентированное. С чем это связано?

Система ценностей обыкновенно представляет собой иерархию, в которой ценности располагаются по нарастающей значимости, но изменение системы ценностей – закономерный, неизбежный процесс, так как развитие культуры происходит нелинейно, многообразно, и в этом многообразии залог устойчивости системы. Новая, формирующаяся иерархия ценностей соответствует новому складывающемуся типу культуры. Философ Б. Г. Соколов выделил двойственность декларируемых ценностей европейской культуры: «Во-первых, равенство. Но что, стоит за этим равенством? Равные права должны подкрепляться равными возможностями для их реализации. Механизм, который служит для реализации равенства, не обеспечен равными возможностями, и, соответственно, есть те, кто “равнее других” (Дж. Оруэл). Равенство, кроме того – лишь развертывание матрицы субъективизма, который и является истинной ценностью европейской культуры, т. е. той формующей причиной, которая реально организует механизм социального и культурного пространства. Субъективизм имеет еще одну инкарнацию – это крайний индивидуализм. Во-вторых, свобода. Но вот что понимать под свободой – произвол, осознанную необходимость или экзистенциальный порыв? Со свободой довольно трудно, ибо это то понятие, которое может стать из-за своей неопределенности и, возможно, неопределимости знаменем любого движения, любой культуры. Если же к свободе примыкает субъективизм, что мы можем наблюдать на примере европейской культурной традиции, то свобода преломляется в свободу конкуренции, в свободу диктата власть имущих элит и т. п. Наконец, братство. Но в отношении братства в условиях конкуренции говорить наверно наивно, это – лишь лозунг, не обладающий ни малейшим оттенком ценности. Подлинными ценностями европейской буржуазной культуры, культуры среднего класса являются субъективизм (и его схолии: индивидуализм, равенство индивидов, свободная конкурентная борьба и т. п.), и материальное мерило значимости (деньги). И это то основное, что несет в себе мораль среднего класса, класса “золотой середины”»[81].

Динамика ценностей российской молодежи включает два механизма: преемственность и изменчивость. Какие ценности, значимые для современной молодежи, выделяют исследователи? В частности, В.Б. Овчинниковой выделено, что ценностное ядро современной молодежи составляют Добро и Свобода. Приоритетными ценностями остаются работа, деньги, досуг, дружба, семья, духовность, образование, воспитание, индивидуализм. Преемственность ценностей современного молодого человека заключается в процессе интериоризации социальных ценностей «отцов», которые не уходят из ценностной, иерархической лестницы современной молодежи, а приобретают противоречивый характер, сталкиваясь с современными реалиями российского общества[82].

Рассмотрение вопроса о динамике культур и культурных ценностей продолжим тезисом отечественного философа Н. О. Лосского о мировой культуре как синтезе лучших достижений национальных культур различных народов, населяющих нашу планету: «Национальная культура приобретает известность во всем мире только тогда, когда ценности, развитые в ней, становятся достижением всего человечества. Культура мира, культура межнационального общения – результаты многовекового развития общечеловеческой истории»[83].

Можно утверждать, что колыбелью интеллигента как социокульурного типа была эпоха романтизма. В частности, в основе двойного сознания интеллигенции лежит «дуализм самого познающего субъекта», «субъекта с раздвоенным этосом»[84]. Жизненное целеполагание (понимание смысла жизни) зависит от этоса, этического самоопределения. Этическое самоопределение санкционирует те жизненно важные смыслы и ценности, к достижению которых следует стремиться, те нормы и эталоны, которыми нужно руководствоваться в практической деятельности, те добродетели, которые желательно культивировать, и те пороки, которых следует избегать. Именно этическое самоопределение отличает интеллигента от других культурных ролей.

«Основным фактором, обусловливающим групповую идентичность интеллигенции (осознание участниками своей принадлежности к группе, самокатегоризация в качестве ее представителей) является дискурс об идентичности. При этом формация интеллигенции обладает эмерджентными по отношению к совокупности индивидов свойствами, игнорирующими индивидуальные положительные характеристики, приписываемые интеллигентам (это находит отражение в социальных представлениях об интеллигенции)». Уровень системообразующего отношения – раздвоенность (дизъюнкции и конфликт сознания) и в то же время – попытка к осуществлению диалога, поиск объединяющих психологических ресурсов. Этот уровень представлен со-значениями / антиномиями, исходящими как возможные варианты мысли и действия из этих базовых составляющих: культура и цивилизация, хронотоп, реальность и миф, эволюционизм и революционизм, модернизм и традиционализм и т.д.[85]

С одной стороны, по мнению культурологов и философов, массовая культура воспитывает инфантильных потребителей, неспособных к самостоятельному выбору, подверженных гипнозу рекламы, поддающихся манипулятивным действиям идеологизированных и коммерционализированных средств массовой информации.

С другой стороны, в современной культуре медленно, но формируется и диалогическое отношение человека к человеку, признание свободы своего партнера, его права на выбор ценностей, стратегий и тактик взаимоотношения с Миром, не всегда понимаемый окружающими.

Для иллюстрации теоретических положений мы будем обращаться к творческому наследию А. С. Пушкина, ибо, как писал Н. В. Гоголь в 1832г., «Пушкин... это русской человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет». Мысль далее развита Б. Вышеславцевым: «Я не знаю более свободного ума в России, нежели Пушкин <...> Пушкин принадлежит к тому типу людей, которые не желают ни управлять, ни быть управляемыми, свободны от похоти господства и от похоти лакейства. Вольность Пушкина есть наша вольность, а наша вольность есть всемирная вольность (...) Пушкинисты исследуют Пушкина исторически: его характер, его жизнь, его среду, его поэтическое хозяйство. Все это бесконечно ценно, но все это смотрит в прошлое, тогда как сам Пушкин смотрит в будущее и даже в вечное»[86].

Для многих деятелей культуры высшим «выражением русского человека в его развитии» стал А. С. Пушкин, а вся его жизнь – процесс самоактуализации личности как человека культуры. И его строки звучат как эпифа́ния – зримое или слышимое проявление некоей силы, прежде всего божественной или сверхъестественной, внезапное озарение, прозрение. По точному наблюдению Д. Мережковского, потребность «высшей свободы» привела Пушкина к «столкновению с русским варварством, менее страстному и бурному, чем его политические увлечения, но более глубокому и безысходному, – столкновению, которое было главною внутреннею причиной его преждевременной гибели. Многозначительны в устах Пушкина следующие слова, даже если они вырвались в минуту необдуманного раздражения: ”Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног, но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство” (Письмо к Вяземскому из Пскова, 1826)»[87]. Для убедительности достаточно вспомнить стихотворение А. Пушкина:

Не дорого ценю я громкие права,

От коих не одна кружится голова.

Я не ропщу о том, что отказали боги

Мне в сладкой участи оспоривать налоги,

Или мешать царям друг с другом воевать;

И мало горя мне, свободно ли печать

Морочит олухов, иль чуткая цензура

В журнальных замыслах стесняет балагура.

Всё это, видите ль, слова, слова, слова.

Иные, лучшие мне дороги права;

Иная, лучшая потребна мне свобода:

Зависеть от властей, зависеть от народа –

Не всё ли нам равно? Бог с ними.

Никому

Отчета не давать, себе лишь самому

Служить и угождать; для власти, для ливреи

Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;

По прихоти своей скитаться здесь и там,

Дивясь божественным природы красотам,

И пред созданьями искусств и вдохновенья

Трепеща радостно в восторгах умиленья.

– Вот счастье! вот права...

(Из Пиндемонти. 1836)

Дальнейшее утверждение Д. Мережковского: «Пушкин – поэт такого народа, только что проснувшегося от варварства, но уже чуткого, жадного ко всем формам культуры, несомненно предназначенного к участию в мировой жизни духа»[88] – не теряет актуальности и сегодня (участие в мировой жизни духа).

Этические концепты характеризуются сложной структурной организацией, основа которой – фрейм как конструкт, рамка смыслового объема концепта. Нами создана инвариантная модель этической субконцептосферы личности как субъекта культуры (Таблица 5):

Таблица 5. Инвариантная модель этической субконцептосферы личности

Этическая рефлексия в течение жизни – сложный акт автокоммуникации, архитектонический диалог нравственной жизни человека, средство межкультурной трансмиссии во внутреннем «Я»: вертикальное (в глобальном времени и пространстве) и горизонтальное (в локальном времени и пространстве). На одном полюсе могут быть – нацеленность на карьеру, на творческое, преобразующее выстраивание «я-стратегии» на основе непрерывного самообразования, саморазвития и самореализации в течение всей жизни («быть последним в Риме или первым в деревне», « сержанту иметь маршальский жезл в ранце»). На другом – поиск «теплого места», «хлебного места» как адаптивное выстраивание «малого мира» по крестьянской модели («каждый сверчок – знай свой вершок»), на основе традиционного патриархального мышления, или патерналистского («вот приедет барин, барин нас рассудит»).

Контрольные вопросы и задания для самоподготовки:

1. Охарактеризуйте особенности ценностной сферы современной картины мира с опорой на целостный подход к культуре.

2. Назовите базовые концепты, характеризующие зрелую (взрослую) личность.

3. Что такое этическая рефлексия?

Задание. Прочтите текст; согласны / не согласны с позицией автора, почему?

«Чем отличается типичный россиянин от типичного представителя европейской (которая складывалась, прежде всего, как западноевропейская) культуры? На мой взгляд, есть три наиболее существенных отличия:

Первое: законопослушность – в западноевропейской культуре, и правовой нигилизм – у нас. Наплевательское отношение к закону – сугубо российская черта. Не приходилось слышать у других народов аналога нашего: «Закон что дышло…» – или более современного: «Закон как телеграфный столб – перешагнуть нельзя, а обойти можно».

Второе: умение нести ответственность за себя – в западноевропейской культуре, и упование во всём на государство – у нас. Жители Европы рассчитывают прежде всего на свои силы и в случае неудач не ругают государство, а предпринимают новые попытки добиться успеха. (Разумеется, кроме тех случаев, когда они нуждаются в социальной поддержке.) Россияне исстари привыкли полагаться на государство, сохранению чего активно способствует и нынешняя власть. Неудивительно, что ответственность за отсутствие личных достижений у нас, как правило, перекладывается на государство. Высокая степень этатизма в российском обществе, конечно же, признак остатков традиционного общества.

Третье: уважение к личности и, соответственно, самоуважение в западноевропейской культуре и обратная ситуация у нас. В российской истории никогда не было уважения к человеческой личности. Нынешняя ситуация ничего в этом не изменила. Соответственно, нет и самоуважения. Это проявляется в рабской психологии. Александр II отменил рабство в 1861 году, но психология осталась <…>

Есть, конечно, в современном российском обществе люди, по-настоящему представляющие европейскую культуру. Но доля их относительно невелика. По разным опросам, она может оцениваться от 12  до 17 и даже 19%, хотя всё это косвенные данные.

Россиянам необходимо как можно скорее становиться европейцами. Чтобы заставить власть считаться с собой. Чтобы государство повернулось, наконец, к человеку. Чтобы из подданных превратиться в граждан. Чтобы жить с самоуважением. <…>

Но опасно ли нам становиться настоящими европейцами? Не лишимся ли мы своей «самости»? Разумеется, нет. Англичане, французы, немцы, датчане, шведы – европейцы. Но при этом они остаются англичанами, французами, немцами, датчанами, шведами. То есть принадлежность к европейской цивилизации не уничтожает национальных особенностей. Если только не считать таковыми пренебрежение к закону, неумение нести ответственность за себя, отсутствие самоуважения»[89].

6. Классические риторические правила: изобретение, расположение

1. Риторический канон – единство и отдельность этапов формирования и формулирования мысли. Этапы риторического канона: инвенция, диспозиция, элокуция, меморио, акцио.

Изобретение (инвенция) – этап, предполагающий решение оратором вопросов, связанных с выбором темы, формулировкой проблематики высказывания, ориентировкой в ситуации общения, поиске способов обоснования свой точки зрения.

Составляющие изобретения: 1) анализ проблемной ситуации, определение предмета речи и создание темы высказывания; 2) развертывание темы: нахождение, отбор, построение и согласование аргументов.

Источник изобретения – общее место – топосы — это не чужой текст, а текст, принадлежащий всем, общий текст. Базовые содержательные топосы (внешние) связаны с этическими понятиями. Не бывает зависти вообще, она проявляется в поступках, изъедает душу во внутренней речи и ведет к конфликту во внешней речи.

Например, рассуждая, скажем, в судебной речи об измене некоего конкретного человека, ритор вводил в нее общее место – принадлежащее кому-либо из авторитетных авторов рассуждение об “измене вообще”. Это помогало сделать речь более распространенной и величественной, а также позволяло от общего понятия (“измена вообще”) перейти к частному (“измена данного человека”) и таким образом объяснить последнее. Ритора в таком случае вовсе не смущало то обстоятельство, что общее место – это чужой текст. Он и не воспринимал его как чужой в настоящем смысле. Под внутренним топосом понимается текст (или фрагмент текста) с определенным предметным значением (предмет и его признак; предмет и его действие; оценка события, явления; причинно-следственные отношения и т.д.). В юридической речи встречаются разные варианты основных типов речи – описания, повествования и рассуждения. Описание– это сообщение о наличии у предмета речи определенных признаков: определение (дефиниция), описание классификации, описание объекта, ситуации, процесса, места, среды, внешности. Повествование– сообщение об изменении признаков предмета речи: хронология событий, повествование о событии и др. Рассуждение– объяснение каких-либо фактов, событий с указанием причинно-следственных связей.