ПЕРЕВОД ОРАТОРСКОЙ РЕЧИ

Произведение оратора всегда выливается в форму устной речи, но, как всякое подготовленное устное выступление, оно вместе с тем ориентируется и на речь литературную. Выдающиеся произведения ораторской речи (начиная со времен древней Греции и Рима) сохранились именно в виде литературных текстов, и все то, что мы знаем об ораторах прошлого, мы знаем только по литературному воспроизведению их речей (вне зависимости от того, совпадает ли это воспроизведение с той формой, в какой они были фактически произнесены). С речами современных ораторов — политических деятелей, читатель обычно знакомится по газетной их передаче или по отдельным изданиям. При этом наблюдаются, с одной стороны, черты специфические, характеризующие устную речь, как таковую, с другой же стороны, особенности, общие ей с научной и общественно-политической прозой, т. е. другими словами — сочетание устно-речевого и литературно-книжного начала.

Это можно видеть, например, по следующему отрывку из речи Эрнста Тельмана, произнесенной в 1931 году, т. е. незадолго до захвата власти нацистами. В этой речи под заглавием «Die SPD-Arbeiter und das „kleinere Übel"» он с гневным вопросом обращается к руководителям социал-демократической партии:

Was habt ihr aus der Partei August Bebels und Wilhelm Liebnechts gemacht?

Aus einer Partei der Sozialisten habt ihr eine Partei der Polizeipräsidenten, eine Partei der Minister, eine Partei gemacht, die den unglaublichsten Klassenverrat gegen das Proletariat begeht?

Während der sozialdemokratische Arbeiter hungert, genau wie seine kommunistischen Klassengenossen, beziehen die SPD-Führer. Gehälter, Diäten und Pensionen, die monatlich sehr oft viei-stellige Zahlen ausmachen.

Während derarbeitsloseGewerkschaftskollege aus seiner Wohnung exmittiert wird, bewilligt sich ein Teil der Gewerkschaftssekretäre aus der Gewerkschaftskasse 10000 bis 20000 Mark Baudarieben fur ein hübsches Eigenhaus1.

Являясь несомненным образцом научной общественно-политической прозы, основывающейся на выводах научной мысли, на научном анализе классовых отношений, эта речь отличается исключительной живостью и насыщена большой эмоциональностью, пафосом негодования, презрения к предателям рабочего класса. Этот пафос проявляется в формах, типичных для устного выступления, хотя и возможных не только в нем. Характерно здесь обращение ко второму лицу множественного числа („ihr"), общее ораторской речи с прокламацией, с; манифестом (при наличии в немецком языке другой формы обращения, так называемой формы вежливости с местоимением „Sie"). Но это — обращение не к самой аудитории, а к противнику, и вопрос, адресованный к последнему: „Was habt ihr aus der Partei August Bebels und Wilhelm Liebknechts gemacht?", выигрывает в силе благодаря непосредственной обличительной направленности, равно как и содержание ответа, построенного тоже в форме обращения ко 2-му лицу. Приведенный отрывок содержит ряд повторений (слово „Partei" во:2-м абзаце, слово „Wahrend", начинающее собой 3-й и 4-й абзацы) и смысловых противопоставлений (во 2-м абзаце — прошлое и настоящее немецкой социал-демократической партии, в 3-м и 4-м абзацах — положение рабочего и положение социал-демократических руководителей). И противопоставление и повторение выполняют здесь функции как логического подчеркивания, так и эмоционального усиления.

Словарь разнообразен — вплоть до использования обиходно-бытовой лексики („ein hubsches Eigenhaus" — «уютный собственный домик»).

Слова, приближающиеся к экономическим терминам („Gehalter", „Diaten und Pensionen", „exmittieren" и др.), почти не проявляют своей терминологической окраски.

Естественно, что при передаче на русском языке речи, где по условиям немецкого языка встречается рамочная конструкция, переводчик пользуется теми преимуществами, которые с точки зрения устно-ораторской речи дает русский синтаксис, позволяющий развивать мысль в прямой, так сказать «линейной», последовательности. И перевод примет такую форму:

«Во что вы превратили партию Августа Бебеля и Вильгельма Либкнехта?

Партию социалистов вы превратили в партию полицей-президентов, в партию министров, в партию, совершающую небывалое классовое предательство по отношению к пролетариату.

В то время как рабочий — член социал-демократической партии голодает вместе со своими товарищами-коммунистами, вожди с.-д. партии получают оклады, суточные и пенсии, часто составляющие в месяц четырехзначные цифры.

В то время как безработного члена профсоюза выселяют из его квартиры, часть профсоюзных секретарей устраивает себе ссуды из профсоюзных касс в 10 000-20 000 марок на постройку уютного собственного домика».

Произведение ораторской речи предъявляет всегда определенные фонетические и, в частности, ритмические требования к переводу. При переводе ораторской речи переводчик закономерно ставит себе то же условие, какое ставит себе и оратор, а именно — ориентируется на слушателя. Это практически означает необходимость представить себе текст перевода звучащим, чтобы выявить и устранить труднопроизносимые скопления звуков, слишком заметные повторения одних и тех же звуков на близком расстоянии, рифмующиеся слова и, наконец, слова и словосочетания, затрудняющие течение фразы при ее произнесении. Жанрово-стилистическая специфика подлинника здесь непосредственнейшим образом определяет практические задачи перевода.

Так, в последнем предложении цитированного отрывка легко могло бы возникнуть сочетание слов, из которых одно кончалось бы, а другое — начиналось бы на звук «с»: «получают из профсоюзных касс ссуды». В живом произношении эти два слова слились бы в одно нераздельное слово, или же между ними потребовалась бы подчеркнутая пауза. Поэтому необходим другой порядок слов, при котором они оказались бы разобщенными, как это и сделано в предложенной редакции текста.

Замечание о практической недопустимости трудных звуковых сочетаний, рифмы и скопления одних и тех же звуков относится, конечно, к переводу не только ораторской речи, но и произведений общественно-политической литературы и литературы художественной (в частности и в особенности — драмы). Здесь же следует подчеркнуть требование, пожалуй, еще более специфическое для перевода ораторских произведений, чем для подлинников из области художественного творчества, а именно -требование не тормозить и не перегружать фразу. Это следует пояснить примером. В немецком тексте речи Тельмана встречается сложное слово „Klassengenosse" („Während der sozial-demokratische Arbeiter hungert, genau wie seine kommunistischen Klassengenossen..."). Это слово — компактное единство: по-русски словосочетание «классовые товарищи» не принято в политической фразеологии, а сочетание «товарищи по классу» (помимо того, что оно напоминает выражение, применимое к школьному товарищу) более громоздко, как распадающееся на отдельные слова; поскольку же за ним следует еще существительное-приложение, оно явилось бы и некоторым утяжелением. По этой причине и, принимая во внимание полную ясность политической сущности понятия «товарищи-коммунисты», здесь переводчик имеет возможность и право ограничиться именно этим последним, без каких-либо добавок. В той же фразе, начинающейся в оригинале словом „während" («В то время как», «Меж тем, как») и содержащей подчиняющий союз „wie" («как»), при переводе легко могло бы оказаться два раза «как» (хотя и в разных комбинациях и значениях, но на близком расстоянии). В переводе литературного текста (не в диалоге, конечно), не говоря уже о тексте научном или техническом, с этим вполне можно было бы примириться. В переводе ораторского произведения это избегается, и второе «как» здесь было бы заменено другим словом (в предложенном переводе — «вместе со»). В ораторской речи по тем же причинам избегаются, как тормозящие течение речи и ее восприятие, большие группы причастного определения перед определяемым, большие придаточные предложения, разрывающие главное, и другие особенности, допустимые для текстов книжно-письменного характера.

Перевод ораторской речи, и как устного выступления и как литературного текста, подобно всякому другому виду перевода, естественно, исключает возможность сколько-нибудь буквальной передачи. Отсюда — такие же, как и во множестве других случаев, грамматические перестройки (например, в переводе речи Тельмана — «безработного выселяют» вместо дословного варианта «безработный выселяется»).

И тем важнее полноценная передача основного организующего начала подлинника.

Во всякой эмоционально-насыщенной и логически четкой речи важную организующую роль играет синтаксис, и, в частности, параллелизмы и повторения. В известном выступлении английского писателя-коммуниста Ральфа Фокса, посвященном памяти М. Горького, — «Литература и политика» — есть несколько таких мест, где отчетливо выделяются повторения слов или групп слов в начале синтаксического отрезка:

"Gorki's 1ife appears to us to-day as a great and, significant one because his life was bound up with the effort to dethrone that God. Gorki's life was bound up with the emergence of the Russian working class as a class for itself. Gоrki's 1ife was boundup very closely with thepast of the working class in Russia, in a period unique in the history of the world, during which that class emerged to freedom and anew: sосietу built up on a basis of no private property in the means of production, a sосietу without classes, the first societу wherein man has found his full value as a human being".

В существующем русском переводе сохранено синтаксическое построение текста, в частности, все анафорические повторения:

«Жизнь Горького представляется нам сейчас великой и значительной, потому что она была связана с усилием1, направленным на низвержение этой богини (собственности — «богини буржуазного мира» — А. Ф.). Жизнь Горького была связана с превращением русского рабочего класса в класс для себя2. Жизнь Горького была теснейшим образом связана с прошлым российского пролетариата, в течение единственного по своему значению периода мировой истории, когда этот класс вышел к свободе и к построению нового общества, созданного на основах отрицания частной собственности на средства производства, общества без классов, первого общества, где человек стал полноценным человеческим существом3».

Разумеется, отдельные отступления от общего количества повторений подлинника всегда возможны при самом тщательном и вдумчивом переводе, и не эти отступления решают дело. В данном примере перевод содержит одним повторением меньше, чем оригинал, в первом же придаточном предложении английское словосочетание "his life" переведено не сочетанием «его жизнь», или не «эта жизнь», а местоимением «она». Это изменение вызвано, очевидно, тем, что полное повторение на столь близком расстоянии было бы назойливым в условиях русского текста, всегда содержащего большее число слов, чем английский, а замена имени собственного в косвенном падеже («Горького») притяжательным местоимением («его») могло бы вызвать ложное осмысление (как будто «его» относилось бы не к Горькому). Отсюда — большая лаконичность этого места в переводе, что, конечно, не нарушает принципов перевода ораторской речи.

Перевод ораторского подлинника так же, как перевод научной прозы общественно-политического содержания и публицистики, предполагает, наряду с соблюдением определенных жанрово-стилистических условий, воспроизведение индивидуального своеобразия, связанного с творческой личностью автора. Своеобразие это проявляется в подлиннике в формах стиля, специфичных для определенной жанровой разновидности, а при переводе требует сочетания с соответствующими формами, специфическими для того же жанра в языке, на который делается перевод. В силу этого признака — индивидуального своеобразия, печати творческой манеры автора — материал общественно-политического порядка (научный, публицистический, ораторский) близко соприкасается с художественной литературой.