Уголовное право феодальной Беларуси

Основным источником изучения уголовного права Беларуси являются памятники права. В первых писаных памятниках права феодальной Беларуси, дошедших до нашего времени, содержались незначительные фрагменты норм о преступлениях и наказаниях, трудно судить об уровне развития уголовного права. Однако уже законодательные акты Великого княжества Литовского (государства, политико-экономическим центром которого были белорусские земли) свидетельствуют о достаточно высоком уровне развития уголовного закона. Например, в общеземских грамотах 1447 и 1492 гг. говорилось об ответственности каждого человека за свою вину в судебном порядке в соответствии с правовыми нормами и «подлуг их великости проступков».

Первый кодифицированный уголовный закон – Судебник Казимира 1468 г., разработанный на основе местного обычного права и судебной практики, развил идею индивидуализации наказания, сделал попытку ограничить возраст уголовной ответственности, установил единые для всего государства виды наказаний за имущественные преступления. В Судебнике проявился и новый взгляд на цели наказания. Ранее основной целью наказания в обычном праве считалось возмещение причинённого преступлением вреда путём денежной компенсации, выплачиваемой не только виновным в преступлении, но и всей семьёй или даже общиной. Судебник выдвинул главной целью наказания устрашение, хотя не исключал и имущественную компенсацию.

Судебник 1468 г. положил начало новому этапу в развитии правовой теории и практики кодификации законодательства, который завершился изданием трёх статутов 1529, 1566 и 1588 гг. Именно в статутах зародилась тенденция отраслевой структуры права.

Следует отметить, что Статут 1588 г., который состоял из 14 разделов и 488 статей и был действующим законодательным актом почти до середины XIX в., сразу же после принятия был издан на средства Л.Сапеги в Виленской типографии братьев Мамоничей на старобелорусском языке и поэтому являлся доступным широкому кругу населения. В нём нашли отражение идеи ренессансного гуманизма в области применения наказания. Обращаясь ко всем подданным государства, «как к богатым, так и к бедным», великий князь обещал «справедливость водле права чинити» (p. XI, ст. 14) [Здесь и далее ссылки на Статут 1588 г.] и «судити и справовати всих станов... однако и одностайне" (p. IV, ст. 3). Закон устанавливал относительно небольшие сроки тюремного заключения (до одного года и шести недель), запрещал смертную казнь в отношении беременных женщин, закреплял повышенную ответственность за преступления против женщин, требовал при определении меры наказания учитывать все обстоятельства дела и руководствоваться только законом и собственной совестью, а в сомнительных случаях – склоняться к освобождению подсудимого от ответственности.

Статут 1588 г. стал одним из первых законодательных актов Европы, нормы которого были направлены на охрану природы, поддержание и увеличение её ресурсов, рациональное их использование.

При разработке новых уголовно-правовых норм учитывались достижения мировой юридической науки. Многие правовые термины уже в средние века имели устойчивый характер, хотя и использовались иногда в разных значениях. Законодатель, как правило, пользовался обычным разговорным белорусским языком, хотя некоторые слова приобретали уже юридический характер и начинали использоваться как специальные правовые термины.

Понятие преступления. Процесс эволюции феодального уголовного права нашёл отражение, прежде всего, во взглядах на сущность и содержание преступного деяния.

Содержание преступного деяния в эпоху обычного права определялось чисто внешними признаками – причинением вреда частной особе. Позже, особенно в XV в., стали отмечать посягательство на сферы частных прав, а ещё позже – и на общественный правопорядок.

На протяжении XV–XVI ст. вырабатывалась специальная юридическая терминология для обозначения преступления. Законодатель, правда, пользовался обычным разговорным языком, некоторые слова использовались в разных значениях. В законодательных актах указанного периода встречались такие названия преступного деяния: «выступ», «выступок», «кривда», «учинок», «злодейство», «шкода», «гвалт», «збыток», «злочинство» и пр. Все эти термины подчеркивали разные стороны преступного деяния, в содержание которого законодатель часто одновременно включал и «кривду» для потерпевшего, и «шкоду» государственную, и нарушение «покоя посполитого», и грех, «противный пану Богу». Для раскрытия определённых характерных черт преступления иногда использовались термины «учинок», «злочинство», «гвалт», причём законодатель отграничивал от простого «учинка» «горячий учинок» – преступление, после осуществления которого не прошло 24 часа. Термины «злочинство» и «злодейство» в смысле «злого» (плохого) дела чаще всего использовались для определения посягательства на имущественные права.

При характеристике ряда преступлений законодатель одновременно давал им моральную оценку, называя их греховными, постыдными, безнравственными, например говорил, что преступник совершил злодеяние «пробачивши боязни бозское и встыду людского».

Впервые понятие преступления, близкое к современному, встречается в общеземской грамоте 1447 г., где оно характеризуется как проступок. В первом кодифицированном криминальном законе – Судебнике 1468 г. даётся более чёткое определение противоправного характера преступного деяния: законодатель использует такие словосочетания, как «выступ из права», «над правом сягнуть».

В Статуте 1588 г. постоянно отмечается, что преступным является общевредное, общеопасное, противозаконное деяние. Несмотря на то, что феодальный закон ещё не содержал полного и чёткого понятия преступления, исходя из анализа соответствующих уголовно-правовых норм, можно сделать вывод о том, что законодатель признавал преступлением противоправное, виновное деяние, несущее в себе элемент общественной опасности и посягающее на феодальный общественный строй, правопорядок, феодальную собственность, человека, его права и интересы.

Объект преступления. Законодатель признавал объектом преступления конкретные блага и интересы человека, однако проводил разграничение между благами и интересами привилегированного сословия (шляхты) и простых людей. Статут 1588 г. признавал объектом преступного посягательства также отношения по поддержанию общественного порядка («покою посполитого») и общественной нравственности (p. XI, ст. 60). Одновременно в Статуте оговаривались и случаи, когда посягательства на блага и интересы людей не являются преступными. В частности, не признавалось криминальным убийство «выволанца» (лица, присуждённого к изгнанию за пределы государства), не подлежало уголовному наказанию и посягательство на жизнь «убегающего государственного изменника» (р. I, ст. 7).

Статут регламентировал и двухобъектные преступные деяния. Так, при посягательстве на жизнь лица, имеющего охранную грамоту государя («глейт наш господарский»), объектом преступления являлась не только жизнь человека, но и нарушение «уставы» великого князя, его воли (р. I, ст. 13).

Объективная сторона преступления. В XVI в. законодатель много внимания уделял признакам, которые характеризуют преступление в его внешнем проявлении: общественно опасному деянию, причинной связи между деянием и последствиями, а также месту, способу, времени и обстановке совершения преступления. Статутные нормы указывают, что преступления могут совершаться как в форме активных действий человека, так и в форме воздержания от определённых действий, которые желаемы и угодны законодателю (так называемое преступное бездействие), например неисполнение воинских обязанностей, недонесение о преступлении и др.

Для наличия состава некоторых государственных преступлений достаточно было обнаружения преступной воли в форме угрозы («похвалка», «отповедь»). По Статуту 1588 г. покушение характеризовалось двумя признаками: во-первых, началом реализации преступной воли и, во-вторых, недостижением преступного результата. Право говорило о покушении только применительно к государственным преступлениям и преступлениям против человека.

Законодатель прямо не указывал, но подразумевал так называемые усечённые составы преступлений (государственная измена, ношение оружия при дворе великого князя, «угроза от неоседлого» человека), а также в определённой степени различал материальные и формальные составы преступления, поскольку иногда в описание признаков объективной стороны преступления включал и причинную связь между деянием и наступившими последствиями. Так, в случае смерти потерпевшего от причинённых ему ран виновный наказывался как за убийство. Однако, если смерть наступала по истечении 24 дней, законодатель не усматривал связи между деянием и последствиями (p. XI, ст. 53).

В уголовном законе говорилось о продолжаемых преступлениях, за совершение которых иногда устанавливался весьма интересный порядок назначения наказаний. Так, если должностные лица суда в отношении заключённых в тюрьму «якую фольгу у везенью чинили» (разрешали «комины у вежи будовати» и пр.), то они подвергались наказанию столько раз, сколько их в этом обвиняли (p. IV, ст. 32).

Говоря о способе совершения преступного деяния, законодатель в большинстве случаев включал его в состав преступления, употребляя при этом выражения «изменнически», «тайно», «исподтишка» и т.д.

Большое значение в законе придавалось месту совершения преступления. В статьях, в которых указывалось, что преступление произошло «при дворе господарском», «в месте нашом судовом», «на проезжой дорозе», предусматривались более строгие санкции. Законодатель также обращал внимание на особую опасность преступлений, совершаемых в местах массового скопления людей. В ряде норм акцентировалось внимание на времени совершения преступления («в зваде вечерней», во время «посполитого рушенья» и т.д.).

Субъект преступления. Принцип индивидуальной ответственности провозглашался в законодательных актах XV в. В грамоте Казимира 1447 г. говорилось о том, что каждый преступник сам несёт ответственность за свои проступки и не может нести ответственности «ни жена за проступку мужа своего, а ни отец за проступку сына, а ни иный прироженый, а ни слуга...» Исключение делалось только в случае совершения государственных преступлений.

В отношении простых людей длительный период действовало древнее обычное право с его коллективной ответственностью. Так, в копном судопроизводстве, если след преступника вёл в конкретную деревню, её жители должны были найти и выдать преступника или коллективно выплатить судебные штрафы и покрыть нанесённый преступлением ущерб.

Субъектом преступления закон признавал только физическое лицо (даже если вред был причинён животным), достигшее определённого возраста и вменяемое. Впервые о возрасте уголовного вменения упоминал Судебник 1468 г., где говорилось, что дети до семилетнего возраста не могли передаваться в рабство за преступление, совершённое отцом (ст. 1). Статут 1566 г. устанавливал уголовную ответственность с 14-летнего возраста. Статут 1588 г. повысил возраст уголовной ответственности до 16 лет.

Как правило, не подлежали уголовной ответственности психически больные лица. Законодатель не давал определения состоянию невменяемости, однако отличал «дурней» от «шалёных», которые «за допущеньем Божьим от розуму отошедши». Эти лица при совершении преступлений подлежали специальной изоляции и надзору со стороны родственников, слуг или «вряда» (местной администрации). В случае побега они могли быть подвергнуты тюремному заключению, а в отдельных случаях (повторное совершение тяжкого преступления) – и более строгому наказанию (p. XI, ст. 35).

Закон говорил и о состоянии алкогольного опьянения, приравнивая преступления, совершённые «з опильства», к деяниям, совершённым «по злому умыслу» (p. XI, ст. 15, 22).

Субъективная сторона преступления. Статут 1588 г. достаточно чётко разграничивал вину умышленную и неосторожную и использовал термины «умысльне», «неумысльне» как общеизвестные. В умышленных преступлениях закон различал два элемента: осознание субъектом противоправности совершаемого им деяния и желание его совершения или наступления вредных последствий. Для характеристики умышленности преступления законодатель использовал слова «ведаючи», «умысльне» и др. Желание лица осуществить преступление отмечалось в ряде диспозиций, где описывался характер действий преступника: «тайно», «скрыто», «исподтишка», «гвалтовне» и др.

Однако относительно неосторожной вины законодатель был непоследователен. Так, при «неумысльном, а пригодном мужобойстве», которое случилось при определённом стечении обстоятельств («с пригоды, а не хути, не в зваде, але з неведомости»), он упускал из виду основной признак отличия случая (казуса) от неосторожности – отсутствие возможности предвидения опасных последствий, хотя само понятие «казус» было известно законодателю под названием «пригода». Неосторожность, как правило, влекла за собой только выплату штрафа, который в случае убийства назывался «галоўщызнай». Статут 1588 г. специально выделял как неосторожное преступление лишение жизни человека: во время охоты; при строительстве дома (когда кирпич или что-либо иное упало на голову человека); при рубке дров (когда топор сорвался с топорища); при спиливании деревьев (когда подрубленное дерево придавило человека); при стрельбе из лука или ружья (когда стрела или пуля, отклонившись в сторону, попала в человека) (p. XI, ст. 23).

Мотив преступления почти не влиял на степень опасности и наказуемости, однако в некоторых случаях законодатель прямо указывал на него как на отягчающее или смягчающее вину обстоятельство (убийство «в зваде» (ссоре), в состоянии сильного душевного волнения и др.). Цель преступления была обязательным признаком уголовных деяний, совершаемых с прямым умыслом. В некоторых статьях законодатель вводил в разряд характерных признаков преступления указание на цель действий субъекта. Так, побег «в неприятельские земли» признавался преступлением, если совершался с целью причинения вреда «господару и Речи Посполитой» (р. I, ст. 6).

Классификация и виды преступлений. В первых писаных законодательных актах древней Беларуси содержались только отдельные уголовно-правовые нормы. Однако уже в них можно увидеть определённую попытку законодателя сгруппировать нормы в определённой последовательности. Так, в Судебнике 1468 г. просматривается первая попытка кодификации уголовного законодательства.

В XVI в. в статутах была осуществлена полная кодификация законодательства государства. Конечно, классификация уголовных деяний, которая основывалась прежде всего на объекте преступного посягательства, ещё была далека от совершенства. Тем не менее, в то время это была достаточно разработанная система размещения правовых норм. Так, самые тяжкие, по мнению законодателя, государственные преступления содержались в основном в разделе I Статута 1588 г. («О персоне нашой господарской»); воинские преступления – в разделе II («О обороне земской»); преступления против правосудия были сгруппированы в разделе IV («О судьях и о судех»); преступления против имущественных и личных прав были сконцентрированы главным образом в разделе XI («О гвалтех, о боех, о головщизнах шляхетских»); название раздела XIV соответствовало его содержанию – «О злодействе всякого стану» и т.д.

Одновременно с классификацией преступлений по объекту посягательства статут делил их на «речи крвавые, где о горле идеть» и на «речи меньшие, не крвавые, где о горле не идеть», т.е. классифицировал их по степени тяжести (опасности). В одной из статей давался примерный перечень «речей крвавых»: убийство, разбой, изнасилование, поджог, наезд, сопряжённый с убийством, после чего законодатель уточнял: «и иншие речи крвавые, то есть за што горлом карають" (p. IV, ст. 35).

Все это даёт основание считать, что приведённые понятия соответствуют современным определениям тяжких и менее тяжких преступлений.

Основываясь на последовательности норм о конкретных преступных деяниях, можно выделить следующие группы преступлений: против порядка управления; воинские; против правосудия; против религии и церкви; против общественной нравственности; против человека; имущественные преступления; преступления феодально зависимых людей против феодалов.

Соучастие и прикосновенность к преступлению. Статуты Великого княжества Литовского описывали основные формы соучастия: простую, при которой все соучастники принимали участие в действиях, которые составляли данное преступление (соисполнительство); сложную – с выполнением различных ролей; преступное сообщество – устойчивое объединение лиц для совместного совершения преступлений. Однако даже Статут 1588 г. чётко не различал типы соучастников, не отделяя интеллектуальное виновничество от укрывательства и пособничества.

В ряде статей виды соучастников определялись достаточно полно. Как правило, одинаковую ответственность несли все участники преступления, которые были соисполнителями. Так, за убийство шляхтича людьми «простого стану» все преступники наказывались смертью (p. XI, ст. 39). Тем не менее, часто, особенно в связи с сословной принадлежностью человека, ответственность распределялась неравномерно. Например, за убийство шляхтича «в зваде», смертной казни подлежал один шляхтич или же трое простых людей (семеро – по Статуту 1566 г.), а остальные соучастники подвергались штрафу и тюремному заключению (p. XI, ст.ст. 29, 39). При этом закон не регламентировал, на каком основании осуществлялся выбор.

При сложной форме соучастия закон выделял организатора преступления (называя его иногда главным виновником) и «помочннков», т.е. тех, кто содействовал совершению преступления своими указаниями, материальными средствами («конми, зброею, людьми албо пенезми» и пр.). Причём в законе была сделана оговорка, что «слуги панов своих за помочники розумены быти не могуть» (p. XI, ст. 1).

Много внимания закон уделял такому виду соучастия, как подстрекательство, регламентируя роль лица, явившегося инициатором совершения преступления и возбудившего у другого лица желание осуществить злой умысел. В том случае, если подстрекатель осуществлял своё намерение физическими силами другого лица («з направы своее через кого колвек»), как правило, за тяжкие преступления оба этих лица подвергались одинаковому уголовному наказанию (p. XI, ст.ст. 17, 60 и др.). Если же суд усматривал в деянии только «кривду» или «шкоду», то отвечали только исполнители. При отсутствии исполнителя удовлетворить потерпевшего должен был подстрекатель, который при этом мог далее искать исполнителя (p. XI, ст. 41).

Подстрекатель психически больного человека рассматривался как исполнитель: «хто такому шалёному брони додал альбо его ку збытку словы побудил, тогды тот сам водлуг важности выступку за то терпети повинен» (p. XI, ст. 35).

Статуты различали несколько видов заранее не обещанного деяния, не связанного причинно с преступным результатом и образующего самостоятельное преступление (прикосновенность к преступлению): укрывательство злоумышленников, пользование плодами преступления, недонесение о готовящемся преступлении и попустительство.

Особую законодательную регламентацию получило в Статуте 1588 г. укрывательство преступления, которое проявлялось в активном поведении лица с целью укрыть преступников или сокрыть орудия и средства совершения преступления. Закон говорил о «переховываньи» преступников, принятии их на службу (p. XI, ст. 36; p. XIV, ст. 13); оказании помощи при побеге или допущении побега виновного лица до судебного разбирательства (p. XIV, ст. 13); создании препятствий должностному лицу в поимке преступника (p. IV, ст. 32); освобождении осуждённого (p. IV, ст. 31) и др.

Степень наказуемости за укрывательство зависела от тяжести совершённых преступлений, категории преступников и других обстоятельств. Так, лица, которые укрывали «злочинцев, разбойников, злодеев явных, людей выволаных», подлежали такому же наказанию, как и сами преступники (p. XI, ст. 36).

Объективная сторона такого вида «прикосновенности», как пользование плодами преступления, выражена в Статуте словами: «тех речей злодейских ведома поживал» (p. XI, ст. 36). Однако в диспозиции данной правовой нормы не уточнялось, каких именно «речей» и не давалось определение понятия «поживал». Говорилось только об обязательном условии – знании того, что в пользовании находились «речи злодейские».

Относительно недоносительства о преступлениях статут, по общему правилу, не предписывал подданным государства доносить о преступных деяниях и даже считал доносы общественным злом и пытался бороться с ними путём не только непризнания тайных доносов, но и установления лжедоносчику такого наказания, которому мог быть подвергнут обвинённый им человек. Однако закон делал исключение и даже обещал вознаграждение в случае доноса о готовящемся государственном преступлении. В статуте предусмотрено тяжкое наказание («честь и горло тратити мають») за недоносительство совершеннолетних сыновей о подготовке их отцом государственного преступления, однако закон требовал убедительных доказательств того, что сыновья преступника были «ведомыми тое здрады отцовское» (р. I, ст. 3).

Такой вид «прикосновенности» к преступлению, как преступное попустительство, приравнивался к соучастию, и виновный подвергался аналогичному с исполнителем наказанию (p. III, ст. 36; p. XIV, ст. 33). Прямой обязанностью должностных лиц государства (воевод, старост, державцев, войтов и др.) был надзор за использованием торговыми людьми правильных мер и весов, а также борьба с преступностью, тайными корчами и др.

Обстоятельства, исключающие преступный характер деяний. В соответствии с провозглашёнными Статутом 1588 г. принципами справедливости и законности судопроизводства закон регламентировал и основания, которые исключали преступный характер деяний. Это прежде всего необходимая оборона (хорошо известная уже в Статуте 1529 г.), крайняя необходимость, а в некоторых случаях – реализация частного права и согласие потерпевшего.

Наибольшую разработку в законе получил институт необходимой обороны. В Статуте 1588 г. отмечалось, что состояние необходимой обороны имеет место тогда, когда «за початком» нападающего лицо вынуждено защищаться от нападения («ку обороне примушоный»), т.е. речь шла о правомерной защите путём отражения агрессии и причинения вреда нападающему. Действиями защищающегося лица руководила не злая воля, а необходимость, в силу которой оно отражало агрессию и вынужденно защищало жизнь, здоровье, имущество, причём не только свои, но и третьих лиц.

Крайняя необходимость как обстоятельство, исключающее преступный характер деяния и его наказуемость, признавалась Статутом 1588 г. в двух случаях: при сдаче крепости неприятелю по причине внезапного голода (р. I, ст. 3) и при убийстве чужой собаки «кием або якою бронею, себе боронячи не пометом, ани стрелбою» (р. ХШ, ст. 13).

Наказание и его цели. Институт наказания в своём историческом развитии прошёл несколько стадий. Сначала сам обиженный при помощи своего рода мстил обидчику. Позже само общество стало контролировать эти процессы, устанавливая обязательность наказаний за конкретные деяния и их определённые формы. С течением времени государство взяло на себя миссию наказания преступника, хотя назначалось оно главным образом в интересах потерпевшего. Постепенно карательная деятельность подчинилась идее общественной пользы, и интересы потерпевшего были вытеснены интересами государства.

На формирование института наказания в Беларуси существенное влияние оказала христианская религия и церковь – как православная, так и католическая. Особенно это проявлялось в статутовом законодательстве.

В предисловии к Статуту 1588 г., которое состояло из манифеста короля Жигимонта и двух речей Льва Сапеги, произнесённых им перед королем и сеймом при представлении печатного экземпляра статута, нашли отражение основные положения теории уголовного права того времени. В нём, в частности, отмечалось, что нарушение закона является не только нарушением человеческой воли, но и воли Бога. Упоминания о Боге, христианской религии и о святой справедливости при назначении наказаний постоянно встречались в статьях статута. В законе подчёркивалось, что преступлением «пан Бог бывает ображон» и наказание необходимо для избавления от совершённого греха. Наказанием обеспечивалась охрана «святой правды и справедливости». Одновременно оно было необходимо и для поддержания общественного спокойствия и укрепления общей свободы. Законодатель подчёркивал, что наказание сдерживает «злых» людей от преступных деяний.

В нормах статута постоянно указывалось, что наказание должно побуждать потенциальных преступников к соблюдению закона и настигать преступников ради «покою посполитого», «абы небезпечность не множилась», «абы злость ся в паньствах наших християнских не множилась» (р. I, ст. 25; p. IV, ст.ст. 32, 62, 105; p. XI. ст. 14; p. XIV, ст. 29 и др.).

В связи с тем, что наказание преступников соответствует принципу святой справедливости и является гарантом общественного спокойствия, обеспечение его применения являлось прямой обязанностью государства. Одновременно, с точки зрения потерпевшего, наказание выступало и средством удовлетворения «кривды». Законодатель высказал это в классической формулировке: «нихто ни от кого в невинности своей терпеть не повинен».

Следует отметить, что даже в Статуте 1588 г. не всегда просматривались цельные и вполне законченные по своим логическим последствиям правовые принципы, наблюдалось смешение воззрений различных эпох. Однако в целом публично-уголовные наказания образовывали достаточно стройную систему и теоретическое обоснование и стремились вытеснить ту форму наказания, которая господствовала в предшествующий период. Общественное правосознание постепенно начинало склоняться к тому, что преступление – это «шкода земская» (вред государственный), и на смену системе различного рода материальных компенсаций приходила система публично-уголовных и устрашающих наказаний. Эта тенденция наблюдалась во всех трёх статутах.

Для определения понятия наказания законодатель использовал разные термины (каранье, вина, покута, казнь и пр.), которые отражали те или иные характерные черты данного института. Так, вина означала, в большинстве случаев, имущественные наказания и лишение свободы, покута – телесные и позорящие наказания. Наказание выступало не только «карай за злы учынак», мерой государственного принуждения, но и средством устрашения и мести, что проявлялось в причинении физических и моральных страданий, материальных потерь, ограниченности в правах и т.д. Во многих уголовно-правовых нормах санкции статей подразделялись на три части: сначала определялось личное наказание нарушителю закона, затем указывались вид и размер денежных штрафов и, наконец, – необходимость компенсации вреда и убытков (маеть шкоду платити, нагородити, справити, оправовать и т.д.).

Если в древности наказание носило черты частного удовлетворения потерпевшего и являлось в сущности заменой мести первобытного человека, то с развитием государства оно проникается задачами публичного возмездия и охраны общества от преступных деяний. В связи с этим главными целями наказания становятся возмездие по отношению к преступнику, а также предупреждение и устрашение потенциальных преступников, что особенно проявилось и получило законодательное закрепление в Судебнике 1468 г. В нём регламентировался запрет освобождения преступника от наказания, а смертная казнь устанавливалась даже за кражу имущества на сумму свыше 30 грошей.

Во второй половине XVI в. представление о строгости уголовного закона становится неотделимым от самого понятия закона: в статьях статута, в судебных решениях постоянно говорилось «о строкгости посполитого права». Закон был направлен на то, чтобы устрашить преступника и других лиц, поэтому физические и морально мучительные меры наказания совершались публично, часто в местах наибольшего скопления народа (на торгах, возле церкви и т.п.).

Законодатель выдвигал в качестве одной из главных целей наказания предупреждение преступлений, и потому правовые нормы должны были показывать своевольным и злым людям, что им невыгодно нарушать закон, так как грядущее наказание перевешивало «преимущества» совершения преступного деяния. Эта мысль законодателя проходит через все статуты (например, Статут 1529, p. VII, ст. 15; Статут 1566, р. II, ст. 13; Статут 1588, p. XI, ст. 8 и т.д.).

В этот период наказание продолжало выступать и возмездием за совершённое преступное деяние. Древнейшее правило «око за око, зуб за зуб» являлось принципом, которым руководствовался законодатель, и наказание поражало не только соответствующий орган, которого лишился потерпевший, но даже и осуществлялось аналогичным образом – «утял, урезал, выбил» (p. XI, ст. 27).

Поскольку наказание основывалось на велении Бога и подразумевало искупление совершённого греха, то оно означало и божеское возмездие: преступление есть оскорбление Бога, и, чтобы умилостивить его, необходимо покарать виновного, пролить его кровь, подвергнуть мучениям и страданиям, которые очищают и искупают вину. Этой теорией объяснялось практиковавшееся у всех народов на ранних периодах развития принесение в жертву преступников, а позднее животных как символическое очищение. В определённой мере наказание в статутах сохраняло ещё характер такого очищения (искупления греха), так как оно являлось «покутой» и выступало иногда как дополнение к церковной «покуте» – публичному покаянию.

Виды наказаний. Поставленные законодателем цели наказания определяли характер всей системы наказаний и каждого из его видов. Анализ статутных норм позволяет говорить об определённой системе наказаний с разделением видов наказаний на основные и дополнительные. К первой категории принадлежали: штрафы в пользу потерпевшего (головщизна, навязка, гвалт, вина, заклад), а также в пользу государя или администрации (вина, заклад); личные публично-уголовные (смертная казнь, телесные наказания, лишение свободы, прав и чести) и имущественные наказания (общая и специальная конфискация, отнятие землевладений); месть, отдельные формы которой имели место и в XVI в., хотя она ограничивалась рамками судебного приговора. В число дополнительных видов наказания входили: изгнание, лишение прав и покаяние. В качестве замены других видов наказания применялись «выволанье», выдача в кабалу и в вечную неволю. Исключительными наказаниями являлись отрешение от должности и обращение в «отчича».

При определении меры наказания закон, прежде всего, учитывал сословное положение как преступника, так и потерпевшего. Одновременно Статут 1588 г. декларировал ряд прогрессивных принципов в отношении института наказания: индивидуализацию ответственности, ответственность только в судебном порядке и в соответствии с законом, гуманизм, справедливость наказания, презумпцию невиновности. Закон требовал от судей учитывать все обстоятельства дела, а в сомнительных случаях склоняться «ку вызволенью, нижли ку каранью» подсудимых (p. XIV, ст. 3).

Самыми распространёнными в период феодализма были имущественные наказания, которые применялись в качестве как основных, так и дополнительных и взыскивались в пользу потерпевшего, его близких или в доход государства и местной администрации. Штраф за голову убитого человека назывался головщизной (головщиной). Размеры его зависели от сословного положения убитого и некоторых иных обстоятельств: за шляхтича – 100 коп грошей, за тяглого крестьянина 25 коп грошей и т.д. (p. XI, ст. 27; p. XII, ст.ст. 3–7). За нанесение побоев и телесных повреждений штраф был меньшим и назывался навязкой. За преступления, совершённые в отношении женщин, взыскивались двойные размеры штрафов. Размеры вины и штрафов в пользу государства и судебных органов часто зависели не только от характера преступного деяния, но и от воли суда. Система штрафов была разнообразной и довольно сложной.

За ряд преступлений (оскорбление княжеской власти, уклонение шляхтича от воинской службы, бегство с поля боя и пр.) предусматривалась конфискация имущества. Конфисковывались также и предметы преступной деятельности.

Тюремное заключение применялось в качестве временного задержания подозреваемого до суда, а тюрьмами являлись любые пригодные для этого помещения. Лишение свободы как один из основных видов как основного, так и дополнительного наказания, особое распространение получило в XVI в. Несмотря на законодательную регламентацию относительно небольших сроков лишения свободы, на практике заключённого иногда держали в тюрьме до тех пор, пока он не выплачивал штраф, не возмещал причинённые преступлением убытки или не находил себе поручителя. Тюрьмы подразделялись на обыкновенные, земляные и каменные. Обыкновенные тюрьмы представляли собой огороженную бревенчатым забором территорию (тюремный двор), на которой находились одна или несколько изб. Земляные тюрьмы предназначались для особо опасных преступников и представляли собой вырытую в земле яму с опущенным в нее бревенчатым срубом и имеющей небольшое отверстие кровлей. Сверху надстраивался другой, наружный сруб – верхняя тюрьма, предназначавшаяся для менее опасных преступников. Каменной тюрьмой служило, вероятно, любое каменное здание.

Телесные наказания (членовредительные и болезненные) применялись в основном к простым людям. Болезненные наказания (битьё розгами, палками, бизунами) часто совершались у позорного столба и публично. Членовредительные наказания (отсечение руки, ушей, губ и пр.) выступали не только возмездием за совершённое преступление, но и устрашением других людей. Например, вор часто лишался одного уха, а сводни и содержатели притонов наказывались отрезанием носа, ушей и губ.

В отношении шляхты применялось такое наказание, как лишение чести, что было связано с утратой «вольностей шляхетских». Дела о лишении чести рассматривались обычно на сейме. Лишённый чести не мог находиться среди «добрых людей рыцерских», терял права и привилегии шляхетского сословия. Особым видом наказания в Великом княжестве Литовском было объявление вне закона и изгнание за пределы государства (баниция, выволанье), к которому приговаривались шляхтичи, обвинённые в тяжких преступлениях и не явившиеся по повестке в суд, а также лица, отказавшиеся подчиниться судебным постановлениям (p. IV, ст.ст. 30, 35, 96). При этом на «вечное выволанье» без права помилования осуждались те, кто не выполнял судебных постановлений или, получив охранную грамоту для поиска доказательств своей невиновности (лист железны), не оправдался в течение указанного в ней срока. Жена «вечного выволанца» считалась вдовой, дети – сиротами, его убийство не влекло наказания. Оформлялось «выволанье» специальной великокняжеской грамотой (лист выволаны), в которой имелись сведения о личности преступника, обстоятельствах и сущности совершённого им деяния, а также содержался запрет жителям государства предоставлять убежище такому лицу (p. XI, ст. 4).

Кроме изгнания за пределы государства Статут предусматривал высылку из городов лиц, которые «без службы живучи и ниякой роботою не бавятся, на костырстве и пьянстве час свой травять», так называемых «гультяев», или «люзных». Закон требовал два раза предупредить этих людей, а затем «дубцы бьючи, вон з мест и местечок выганяти» (p. XII, ст. 24).

Закон регламентировал и такой вид наказания в отношении шляхты, как освобождение от должности, которое применялось в качестве дополнительного наказания за государственные, воинские преступления, а также за преступления против правосудия. Лишение должности автоматически влекло за собой утрату чести. Законодатель особо заботился о чести и достоинстве лиц, принадлежащих к шляхетскому сословию. За оскорбление шляхтича предусматривалось обязательное публичное принесение извинения потерпевшему в суде или ином общественном месте.

За некоторые преступления закон предусматривал в виде дополнительной меры наказания покаяние. Например, в случае причинения беременной женщине телесных повреждений, в результате которых она лишилась плода, кроме тюремного заключения и выплаты «навязки», виновный обязан был четыре раза в течение года стоять на высоком месте возле церковных дверей во время больших религиозных праздников и «грех свой перед людми входячими и выходячими с костела явне вызнавати, а потом того обецовати с пилностью стеречыся и не допущати» (p. XI, ст. 15).

На протяжении XVI в. расширялась область применения смертной казни. Если в Статуте 1529 г. санкционирование смертной казни ограничивалось случаями наиболее тяжких преступлений (государственных, умышленных убийств с отягчающими обстоятельствами, воровства с поличным и др.), причём в основном закон говорил о простой её форме, то в последующих статутах увеличивалось количество деяний, караемых «горлом», и регламентировалось применение тяжких и устрашающих видов смертной казни. Статут 1588 г. предусматривал смертную казнь за совершение государственных преступлений, преступлений против религии и церкви, против порядка управления и правосудия, против жизни и здоровья людей, воинских, имущественных преступлений и др. К повешению приговаривались, как правило, разбойники, воры, которые были пойманы с поличным, воры-рецидивисты и др. Квалифицированной смертной казнью (четвертованием, сожжением на костре, «замучением розными строгкими муками» и др.) наказывались государственные преступники. Так, за подделку великокняжеских грамот и печатей предусматривалось сожжение на костре. Аналогичным образом наказывались поджигатели городов, замков, домов. Четвертованием наказывалось убийство шляхтича «ножом або яким иным до бою незвыклым начиньем», т.е. неприменяемым в бою оружием (p. XI, ст. 16). Мучительным и позорящим способом наказывались убийцы своих родителей (p. XI, ст. 7).

Следует отметить, что такие суровые виды наказания не являлись характерными для местного белорусского права, и в большинстве случаев были привнесены извне. Кроме того, по сравнению с памятниками права феодальной эпохи других государств, статуты были достаточно гуманными законами. Так, смертная казнь не применялась к беременным женщинам и несовершеннолетним, её применение ограничивалось пределами закона. Статут 1588 г. точно определял, за какие преступления и в каком процессуальном порядке подозреваемого можно было приговорить к смертной казни. Несмотря на то, что уголовный закон прежде всего защищал шляхту, впервые в статуте предусматривалась смертная казнь шляхтича за убийство простого человека (p. XII, ст. 1). Применялась она при условии задержания преступника на месте преступления или при условии бесспорности вины, подтверждённой убедительными доказательствами; ответственность шляхтича ограничивалась выплатой головщизны. Введение этой нормы делало статут одним из самых прогрессивных законов своего времени.

В целом законодатель считал, что наказание должно быть справедливым и целесообразным. При назначении наказания закон требовал от судей руководствоваться принципами законности, справедливости, беспристрастности, неподкупности, в чем они и приносили торжественную присягу при вступлении в должность. Суд имел право уменьшить или увеличить срок наказания, заменить один его вид другим, принимая во внимание ряд объективных и субъективных обстоятельств.

При наличии определённых условий суд мог освободить лицо от применения наказания (полностью или частично). Уголовный закон феодальной Беларуси предусматривал следующие случаи освобождения от наказания: смерть виновного, истечение сроков давности, помилование преступника, примирение с потерпевшим, выкуп от наказания или зачёт наказания.