Три подхода к выделению субъекта управления.

Как выявить, кто является действительным субъектом в управленческом отношении? Ответ на этот вопрос мы считаем крайне важным. Причина такой значимости ответа на этот вопрос следующая – именно на субъекта управления возлагают ответственность за результаты деятельности. Если "каждый член социалистического общества", а в настоящих реалиях - "каждый член российского общества", является субъектом государственного управления, то на каждом из россиян лежит ответственность за результаты государственного управления. Не на Президенте страны, не на Государственной Думе, не на министрах Правительства Российской Федерации, а на гражданах, которые их выбирали (или не выбирали, но не помешали их избранию).

Вопрос о том, как выявить, кто действительно является субъектом управления, не имеет однозначного решения. Наиболее распространенными являются следующие три подхода выделения субъекта управления.

Первый подход назовем нормативным (или номинальным). Суть его состоит в том, что субъектом управления считается тот, кто нормативно закреплен (указан в определенных документах) в качестве субъекта управления. Например, если в государственных регистрационных документах (например, в Едином государственном реестре юридических лиц ЕГРЮЛ) указано, что руководитель ООО «Рога и копыта» Паниковский В.А., то мы и будем считать его субъектом управления. Если бы было записано в Конституции РФ, что субъектом управления является российский народ, то мы бы и считали, что российский народ действительно является субъектом управления.

Достоинства нормативного подхода: нет особых затруднений при выявлении субъекта управления – достаточно ознакомится с публичными документами.

Недостатки нормативного подхода: привлекая к ответственности нормативного субъекта управления, мы часто нарушаем основное условие ответственности – ответственность есть мера соответствия свободы и необходимости субъекта. Привлекая субъекта управления к ответственности, мы можем преследовать следующую цель - пресечь его преступные деяния. Но часто лицо, записанное в документах руководителем организации, например, коммерческой фирмы, не имеет никакого отношения к деятельности этой фирмы. Просто на него фирма зарегистрирована. Часто регистрируют фирмы или иные, даже некоммерческие организации на «подставных» лиц как раз с этой целью – избежать юридической ответственности за свою деятельность.

Это было известно достаточно давно. Еще в «Золотом теленке» приводится знаменитый разговор Остапа Бендера, основателя фирмы «Рога и копыта», с так называемым «сидельцем» по фамилии Фунт[167].

Второй подход предлагает выделять субъекта в управлении на основании активности. Более активная сторона взаимодействия является субъектом, а менее активная - объектом управленческого отношения.

Достоинства этого подхода: Позволяет привлекать к ответственности «активных» участников взаимодействия, ограничивая границы их активности. Ответственность здесь работает по хорошо известному принципу «инициатива должна быть наказуема». Есть возможность бороться с «активными дураками».

Недостатки этого подхода.

Выделение субъекта отношения на основании активности сопряжено с рядом трудностей. Активность одного агента во взаимодействии по отношению к другому во многом определяется тем, насколько второй агент ее "позволяет", что является причиной этой активности, как и кем она фиксируется. Выяснение причинно-следственных связей не является задачей с однозначным решением. При фиксации активности возникает проблема ее измерения, поскольку необходимо произвести сравнение "более активный" (или "активный" - "пассивный"). Указанные процедуры возможны на основе фиксации и измерения результатов взаимодействия или "следа" взаимодействия.

Проблема измерения является достаточно сложной методологической проблемой, связанной не только с особенностями того или иного измерительного инструмента, но и с выбором самого инструмента. Измерения в "слабых" шкалах (номинальной и порядковой) объективно носят во многом субъективный характер. Фиксация следа взаимодействия тоже не является однозначной процедурой. Причиной этого являются как проблема идентификации следа (т.е. выделения, определения и соотнесения с теми, кто, возможно, мог "наследить"), так и то, что след может не "проявиться" сразу. Когда мы бросаем в землю семена, то для того, чтобы увидеть след взаимодействия, надо запастись терпением. "Урожай приходит позже, а главное дело делается тогда, когда ни малейших результатов еще не видно", - так характеризовал эту ситуацию Г. Кауфман. В управлении такие ситуации достаточно часты, о них в свое время упоминал еще один из "классиков" менеджмента Г. Эмерсон в своей книге "Двенадцать принципов производительности" в 1912 г.

При взаимодействии человека с техническим устройством кажется, что вопрос о субъекте и объекте отношения решается достаточно просто, поскольку налицо активная сторона - человек, активность которого проявляется в наличии определенного намерения, воли к осуществлению определенного воздействия, которых не наблюдается у технического устройства. Предположим, например, что человек хотел подключить устройство к электросети. Долго пытался сделать это, покрылся потом, стал раздражительным, получил нервный срыв, стал неосторожен и получил удар током, но устройство осталось неподключенным. Обозначенное намерение оказалось невыполненным. Если измерять активность наличием собственной воли или количеством пролитого пота, то, безусловно, человек есть субъект отношения. Но если посмотреть на результаты этого взаимодействия, то его следы мы обнаружим только на человеке, человек изменился в процессе взаимодействия, причем причиной этих изменений было "сопротивление", т.е. определенная активность технического устройства. С этой точки зрения человек не был активной стороной, т.е. субъектом отношения. Не обладая достаточным знанием собственных характеристик и характеристик объекта, позволяющих осуществить то или иное воздействие и не будучи способным получить эти знания в процессе взаимодействия, человек, вне зависимости от наличия собственной воли, не гарантирован от роли объекта. При установлении субъекта отношения наличия субъективных свойств недостаточно, подобное ролевое оформление во многом зависит от объективных свойств агентов отношения.

Когда агентами отношения выступают два носителя субъективности, два обладающих волей и определенными намерениями индивида (что часто случается при рассмотрении отношения управления), то определение субъекта отношения сталкивается с еще большими трудностями. В этом случае усиливается субъективная сторона этого отношения. Но и здесь имеется объективное содержание, вне зависимости от степени осознанности собственных целей носителями субъективности. В нормативно закрепленных отношениях управления субъект и объект управления (управляющий и управляемый) тоже нормативно закреплены. Но вне зависимости от нормативных предписаний результат взаимодействия управляющего и управляемого формируется объективно, объективно же распределяются и субъект-объектные роли между агентами этого отношения, причем происходит это не всегда согласно установленным нормам и намерениям управляющего.

Воздействие управляющего на управляемого в рамках нормативно закрепленного отношения может произойти по воле управляющего, произойти помимо воли управляющего или не произойти совсем, вопреки воле управляющего. Кроме этого, результат этого воздействия может быть адекватным целям управляющего, неадекватным им или даже противоположным целям управляющего. Соответственно, если воздействие происходит по воле управляющего, то он оказывается субъектом управления не только должным, но и сущим. Если он дополнительно получил адекватный результат, то и субъектом сознательным. Если он получил неадекватный результат, от чего никто не гарантирован, то для объективного сохранения своей субъектности он должен проанализировать причины подобного расхождения и устранить их, вплоть до переопределения цели.

В случае, если воздействие "нормативного" субъекта на объект произошло помимо воли первого, то объективно он оказался субъектом отношения, но субъектом бессознательным, поскольку это не осмысливалось им как цель. В этом случае, вне зависимости от содержания результата, субъект объективно не имеет необходимости оценивать результат по степени адекватности и, в случае несоответствия, продолжать воздействие до получения адекватного результата.

В случае, если воздействия на управляемого не произошло вопреки воле управляющего, то управление как процесс содержательного взаимодействия не осуществился, не дошел до реализации субъект-объектного отношения. Управляемый не прореагировал на воздействие субъекта (или его реакция не была зафиксирована), который не смог добиться желаемого результата, оставшись лишь носителем намерения осуществить взаимодействие, но не превратившись в субъекта воздействия.

Понимание объективной природы и сущности субъект-объектных отношений - это основа для проведения разницы между должным и сущим, между нашими намерениями и их конкретной реализацией ("благими намерениями вымощена дорога в ад"), между тем, каковы субъективные представления о том или ином отношении и каково его объективное содержание. Вопрос здесь существенно затрагивает степень соответствия субъективного объектному и его способность стать сознательным выразителем последнего.

Адекватность субъективного объектному детерминируется объективацией свойств, выраженностью объективных характеристик агентов отношения управления. Здесь существенным фактором выступает не только соответствие средств, применяемых управляющим, его собственным целям и ограничениям, но и соответствие средств управляемому, его способности адекватно реагировать на их применение. Последнее во многом связано с определенным "порогом чувствительности" к тем или иным воздействиям у управляемого и способностью проявлять вовне эту "чувствительность", "овнешнять" свои внутренние реакции, делать их "видимыми" для управляющего. Для субъекта управления эти факторы относятся к объективной реальности, к тому, что он не всегда волен выбирать, но обязан правильно квалифицировать.

Вопрос же выбора адекватных средств воздействия - это вопрос его свободы и творчества, его компетенции, его профессионализма. Это то, что обеспечивает ему роль субъекта, его управленческий ресурс. Решение этого вопроса во многом зависит уже от "порога чувствительности" управляющего, от его способности "улавливать" и "читать" следы реакций объекта управления. Во многом здесь приходит на помощь техника, которая способна выделять, модулировать, усиливать, очищать от помех некоторые сигналы, которые остаются за порогом чувствительности человека. Но технические приборы всегда нуждаются при этом в определенной настройке, позволяющей получать адекватные преобразования сигнала, в своего рода адаптации к объекту, субъекту и так называемым помехам или шумам. Если нормативно закрепленным объектом управления является человек, то, как носитель субъективного начала, он может создавать большой спектр помех, искажая (и даже уничтожая) сигнал как внешний след реакции на воздействие. Таким образом, возможности техники в распознавании образов весьма ограничены, несмотря на достаточно успешные работы по созданию фильтров для конкретного типа помех. Поэтому субъект управления должен обладать собственным более высоким порогом чувствительности и быстрой реакцией (как внутренней, так, в случае необходимости, и внешней) на изменения. От этого во многом зависит управляемость и объективное сохранение его субъектности.

Неуправляемость многих социотехнических процессов связана именно с тем, что нормативные субъекты управления либо обладали низким порогом чувствительности, либо медленной реакцией на изменение ситуации и, в частности, объекта управления. Примеров тому в действительности можно найти сколько угодно, социальная действительность поставляла и поставляет их в изобилии. Значимость этого информационного аспекта столь велика, что позволяет отдельным авторам, следуя традициям, заложенным Н. Винером и У.Р. Эшби, отождествлять управление и информационный обмен. Заметим однако, что сами "отцы" кибернетики не привносили ни в управление, ни в информацию никакого субъективного и субъектного содержания. Их трактовка управления делала бессодержательным выделение субъект-объектных отношений, ибо субъект и объект там тождественны, что находит свое косвенное подтверждение в том, что энтропия как количественная мера информации обладает свойством симметрии, т.е. количество информации как результат взаимодействия у двух агентов взаимодействия одинаково. Естественно, в управлении социотехническими системами не только подобная трактовка информации являетсмя достаточно общей, а потому грубой и подчас малосодержательной, но и сведение управления к процессу информационного обмена является гипертрофией только одного аспекта управления.

Таким образом, проблема состоятельности нормативно закрепленного управляющего как субъекта управления имеет свое решение в зависимости от объективных характеристик управляемого как объекта управления и адекватности средств, имеющихся у управляющего и актуализованных в его действии.

Третий подход – выделение субъекта управления на основании ответственности. Поскольку основным недостатком первых двух подходов к выявлению субъекта управления было то, что мы привлекали к ответственности не действительных субъектов управления, а так называемых «стрелочников», то логично предположить, что необходимо признать субъектом управления того, кто добровольно примет на себя ответственность за результаты своей деятельности. То есть сначала человек (или социальная группа) добровольно принимают на себя ответственность, и только на этом основании их считают субъектами управления и, как следствие, предоставляют им определенные полномочия.

Субъект управления ответственен за результаты управляющего воздействия. Естественно, что во многом этот результат детерминируется объективными характеристиками объекта управления, т.е. в определенном смысле объект управления тоже «ответственен» за результат, но в смысле самоопределения и функционально ответственность за результат является атрибутом субъекта управления.

В последнее время фактор ответственности приобретает все большее звучание, причем акценты смещаются из чисто функциональной в социальную плоскость, приобретая значительную политическую и этическую окраску. Подтверждением тому служат многочисленные теории о социальной ответственности менеджмента, политики и управления технологическими процессами.

Ранее ответственность субъекта управления за результаты своей деятельности понималась в узком функциональном смысле, что подтверждалось и закреплялось юридически в административном праве, являющемся основным регулятором распределения ответственности в виде фиксации прав и обязанностей и предусмотренных мер за их нарушение. В последнее время в связи с проблемами, порожденными научно-технической революцией, наукоемкостью и техноемкостью социального бытия, усилением нелинейности всех процессов, идущих в обществе, когда малые локальные возмущения порождают большие глобальные последствия, ответственность субъекта управления за результат деятельности становится не просто желаемой характеристикой, а существенной, неотъемлемой, атрибутивной.

Естественно, что принятие такой парадигмы встречает серьезное противодействие со стороны самих субъектов управления, которые отстаивают точку зрения, что вся социальная ответственность управления состоит либо в получении максимальной прибыли (что характерно для менеджмента), либо в достижении оптимальных параметров технологического процесса, либо в получении определенных привилегий для отдельных социальных групп, лоббируемых политиком, и соблюдении определенного баланса политических сил и влияний. Надо признать, что в этом направлении их управляющие воздействия вполне осознаны и успешны. Приведем один маленький, но весьма характерный пример, подтверждающий этот тезис.

В сжатом изложении факты таковы. В 1978 г. три молодые женщины сгорели заживо, когда “Пинто”, в котором они находились, получил удар сзади, и бак с бензином взорвался. Компании “Форд” было предъявлено обвинение в убийстве. В напутствии присяжным судья подчеркнул, что “Форд” будет осужден, если, по мнению присяжных, обвинению удастся доказать, что эта компания способствовала “откровенной, сознательной и неоправдываемой халатности, могущей повлечь за собой причинение ущерба и что халатность в данном случае является существенным отклонением от стандартов общепринятого поведения”[168] ¹⁾ . В 1980 году суд присяжных вынес вердикт о невиновности компании.

Между тем компании “Форд” было известно об уязвимости бензобака “Пинто”, а также о том, как избавиться от этого дефекта. Компания провела финансовый анализ ситуации, сопоставив возможные издержки на выплату компенсаций в случае смертей или ранений от ожогов с затратами на то, чтобы сделать бензобак “Пинто” более безопасным. Анализ показал, что выплата компенсаций обойдется компании дешевле, даже если затраты на достижение необходимой безопасности составят всего 11 долларов на автомобиль. Все эти обстоятельства дела были известны. И тем не менее адвокаты “Форда” строили свою защиту на том, что в данном случае не имело место отклонение от приемлемых стандартов поведения. Одним из основных аргументов защиты было то, что по безопасности “Пинто” удовлетворял всем требованиям закона и был не хуже других машин подобного типа. “Пинто” соответствовал закону, и ничего иного от компании требовать было нельзя.

В истории с “Пинто” следует принять во внимание и еще одно обстоятельство. Компания “Форд” не только знала, что бензобак “Пинто” был потенциально авариен, но, более того, в течение нескольких лет настойчиво лоббировала непринятие законодательных актов, которые могли бы потребовать совершенствования бензобаков для повышения их безопасности.

Все это прекрасно демонстрирует, что субъекты управления не видят никакой необходимости и, тем более, не считают себя ответственными за предотвращение нанесения ущерба кому-либо. Но еще более убедительно, на наш взгляд, демонстрирует позицию субъектов управления то, что многие из них постоянно борются против ужесточения законодательства о безопасности, а тем самым, фактически, против усиления ответственности за свои действия, утверждая, будто такого рода меры разорительны для экономики.

Как видно, распределение ролей в субъект-объектных отношениях во многом зависит от результата взаимодействия. Подчеркнем, что этот результат нельзя абсолютизировать. Если управляемый управляем, т.е. результат воздействия соответствует поставленной цели, то в случае двух субъективных агентов взаимодействия этот результат можно интерпретировать следующим образом. Управляемый понял и принял цели субъекта управления как собственные и сделал состоятельной эффективную реализацию этих целей. Он сам "управлял собой", значит, он сам выступал в роли субъекта управления, персональные характеристики которого, он сам, оказался объектом его действия. Получили ли мы здесь двух субъектов управления? Нет. На самом деле мы имеем здесь одного, но не индивидуального, а коллективного субъекта управления, объект воздействия которого находится за пределами их отношений между собой. Совпадение их целей приводит к идентичности их ролей, делает их единым субъектом, но тем самым переводит ситуацию в другой сущностной слой, где обязательно найдется тот противостоящий им агент, который и определится как объект управления.