Социальная стратификация. Типы стратификационных систем

Классово-слоевая структура российского общества

Для анализа социальной структуры современного российского общества необходимо вспомнить, как она развивалась, функционировала, как она изучалась. Почти все специалисты обращают внимание на односторонность, узость классового подхода, выражавшегося в выделении по положению (месту) в системе производственных отношений трех (рабочие, крестьяне, служащие) или четырех (если группу служащих подразделить на специалистов и неспециалистов) основных социальных групп.

Справедливости ради следует отметить, что социологи-профессионалы, занимавшиеся изучением процессов социальной дифференциации и интеграции, никогда не ограничивались пресловутой “трехчленкой”, выделяя в составе населения не менее 16-20 слоев и групп, а в исследованиях 80-90-х гг., например Т.И. Заславской и др., это число достигало 70-80. К основным классообразующим признакам (отношение к средствам производства, место в системе распределения доходов, в разделении труда) добавлялись критерии квалификационные, политические, ценностные, т.е. уже были серьезные заявки на стратификационный анализ.

Проблема заключалась в сильной идеологизации и мифологизации классового подхода, в преувеличении роли факторов социальной интеграции, в недооценке реальной дифференциации советского общества. Нам представляется возможным корректное применение этого подхода с учетом тех данных о структуре советского общества, которые имеются в истории отечественной социологии и статистики, если при этом понимать, какие процессы за ними стояли, какие реальные взаимоотношения между группами складывались в советском обществе, и не сводить их к одному типу взаимодействия, зафиксированному в идеологеме «союз дружественных классов и групп». Если, например, видеть за количественной динамикой не только рост численности и возрастание ведущей роли рабочего класса, но и процесс отчуждения этой группы от собственности, власти, культуры; не простое сокращение доли колхозного крестьянства в населении страны при одновременном повышении его квалификации, социальной активности, а реальный процесс раскрестьянивания и деградации сельскохозяйственных работников.

Кроме того, можно согласится с В. Ильиным в том, что процесса нормального классообразования, естественного в развитии производства, регулируемого рынком, у нас в сущности и не было.

Попробуем описать «социальное пространство» советского общества, т.е. определенную иерархию, порядок размещения классов и групп, принадлежность к которым определяла социально - экономический статус отдельных людей.

4

		Служащие-специалисты в колхозах		«маяки»
		крестьяне

0 1 2 3

Ось разделения труда

Приведенная на рис.2 двухмерная «сетка» распределений людей по ячейкам социальной структуры построена на взаимодействии нескольких социально-экономических факторов. По мнению исследователей, в России после 1917 г. в условиях всемогущества новой правящей элиты очень быстро, путем «красногвардейской атаки на капитал», было уничтожено все разнообразие социальных слоев. Исчезли «классические» группы – сословия дворян, купцов, мещан, крестьян и др. Фактически были «вымыты», уничтожены как «несистемные», «несоциалистические» все зарождавшиеся при капитализме средние слои – ремесленники, торговцы, инженеры, агрономы, ученые-мыслители, церковники. Замкнутая административно-командная система означала жесткую иерархическую структуру с четким подчинением низов номенклатурным верхам. У тех, кто пользовался, распоряжался общенародной собственностью (от имени рабочих и крестьян), была сосредоточена в руках вся власть – экономическая, политическая, духовная. Естественное разделение труда на физический (1), умственный (2), особо сложный и творческий(3) в деформированном обществе превратилось в разделение групп людей по степени важности, ценности для господствующего режима власти, по лояльности или оппозиционности к ней.

Верхний этаж жесткой структуры (четвертый на рис. 2) занимали группы административных, управленческих, партийных работников разного уровня. По данным официальной статистики, в СССР их насчитывалось не менее 18 млн.человек (с семьями – до 40 млн.человек), и ежегодные «сокращения» чиновничьего аппарата на объявляемую одну треть практически всегда завершались его увеличением. Этот слой лишь немногие из ученых (М.Восленский, С. Андреев) называют классом, хотя бы потому, что до «классических» критериев нормального классообразования его облик «не дотягивал». В сегодняшней литературе этот слой довольно подробно описан, особенно внутригрупповая иерархия руководителей низшего, среднего и высшего звена (от начальника цеха и директора школы до министра), а также управленцев в сфере материального и духовного производства, политики (от директора завода, ректора вуза, секретаря райкома, обкома КПСС до члена политбюро). Эти группы, в первую очередь управленческая элита и приближенный к ней высший слой интеллигенции с властными функциями, обладали высокими доходами и многочисленными привилегиями. Их причастность к собственности была завуалирована, и в постперестроечную эпоху верхние слои из класса политического превращаются в открытых собственников либо господствующую элиту.

Этажом ниже располагаются группы работников свободного труда (рабочие, служащие), среди которых система выделяла наиболее верных помощников – «знатных людей», стахановцев, ударников труда. И все вместе, заключая добровольное трудовое соглашение с государственной властью, они верой и правдой служили государству, преумножая его собственность. По официальной идеологии – это не просто работники физического или умственного труда, но те, от чьего имени осуществлялась власть, кто формально причислялся к владельцам государственной собственности, реально все более отчуждаясь от нее. Фактически это были более или менее свободные наемные работники государства, занимая соответствующий статус не в экономической, а во властно-административной структуре. Свобода проявлялась в выборе места работы, уровня оплаты труда.

Рабочий класс, провозглашенный ведущей силой социалистического общества, в реальности утрачивал свой «гегемонизм» и постепенно сдавал позиции как по удельному весу в составе населения, так и в качественном отношении. Достаточно вспомнить 80-е гг., когда замедлился абсолютный рост и начала уменьшаться доля рабочих даже в крупных промышленных центрах (например, в Ленинградской или Свердловской области), так что потребовались особые меры стимулирования роста этой группы населения. По реформе образования 1986 г., например, предусматривалось увеличение в 2-3 раза наборов выпускников неполной средней школы в ПТУ, готовящие молодое пополнение рабочего класса. Ясно, что такие мероприятия, никак не отражавшие намерений и планов учащейся молодежи и их родителей, не могли быть эффективными, да и сами процессы как развития, так и разрушения какого-либо социального слоя шли намного сложнее, чем представляется любой схемой. Сегодня доля рабочих на госпредприятиях не превышает 40% занятого населения.

Большинство служащих-специалистов на предприятиях государственного и колхозно - кооперативного сектора, в других сферах, несмотря на довольно быстрый количественный рост этой группы и привлекательность ее статуса по качественным характеристикам (уровень образования, квалификации, культуры), также оказались в весьма сложном положении. Их труд либо не был в полной мере востребован, либо недостаточно оценивался. Высшее образование, относительная редкость которого обеспечивала этой группе престиж и приличный уровень доходов, по мере укрепления системы замещалось другими способами упрочения благополучия. Усиливался и процесс внутренней дифференциации основных социальных групп. Своя «аристократия» в рабочей или интеллигентской среде, подкармливаемая режимом, пользовалась авторитетом и поддержкой власти, в то время как положение «простых» рабочих, учителей, врачей неизбежно ухудшалось. Многие из них вынуждены были искать новые или дополнительные источники существования, чтобы обеспечить хотя бы привычный образ жизни. В то же время все большую дифференцирующую силу приобретали такие факторы, как отраслевая, территориальная принадлежность, наметилось падение престижа не только ряда профессий, но и вообще умственного труда.

Еще ниже по статусу (2 этаж) в «развитом социалистическом обществе» оказывались группы, связанные с другой формой собственности – колхозно-кооперативной. Это колхозники, кооператоры, специалисты, занятые в колхозном секторе экономики. Среди них тоже выделялись наиболее ценные работники – «маяки», «знатные люди», которых система поддерживала за успехи в труде и верность режиму. Труд и положение работников колхозов в системе властных отношений нельзя было назвать в полной мере свободными из-за двойного подчинения – колхозной и государственной административно-командной власти, большой доли принуждения в выполнении основных функций, а также из-за полного отсутствия признаков владения, пользования, распоряжения чем бы то ни было (без земли, без зарплаты, без паспорта, нередко и без профессии). Процесс «раскрестьянивания» достаточно хорошо описан в нашей исторической и философской литературе. «Преуспевающие» крестьяне в колхозах-миллионерах и некоторых совхозах (вчерашние колхозники) оставались в меньшинстве, значительная часть крестьянства люмпенизировалась, превращаясь в чернорабочих.

И наконец, нижний слой общества, о котором не принято было говорить и который отсутствовал в официальной статистике. Речь идет о людях несвободного, принудительного труда, когда работать заставляют, условия и оплату определяют, перемену места труда запрещают, из активной политической жизни исключают. Кроме лиц в местах заключения, привлекаемых к подневольному труду (даже в начале 90-х гг. в местах лишения свободы было около 1 млн. заключенных), сюда можно отнести и рабочих из стройбатов – военнослужащих строительных и железнодорожных войск (более 500 тыс. человек по подсчетам на 1991 г.). Здесь была своя интеллигенция, подпольные репетиторы и шабашники, вплоть до перестройки вынужденные скрывать свои занятия, специалисты в «шарашках» – исследовательских группах и КБ ГУЛАГА. Были и здесь особо ценные люди («воры в законе» и «стукачи», например), которых режим использовал в своих целях. Самое «дно» общества образуют деклассированные элементы – бомжи, люмпены, тунеядцы, бродяги-босяки, число которых по самым осторожным оценкам не превышало 500 тыс., хотя все понимали, что никакого реального учета их не велось.

Такая структура сложилась в России к концу 30-х гг. и очень долго существовала в «законсервированном» виде – вплоть до конца 80-х гг., с небольшими внутренними перемещениями. Она очень удобно прикрывалась «трехчленкой» (2+1), которая отсекала номенклатурный верх и социальный низ. Управленцы официально представлялись лишь небольшим (до 20%) слоем внутри интеллигенции, а люди «дна» признавались лишь в качестве небольших остатков старого общества, которые уже ни на что не влияют и вот-вот исчезнут. Все остальное было настолько удобно представлять единой, более или менее однородной массой, что даже немногие исследования реальной структуры, свидетельствовавшие о дифференциации, не поощрялись официальной идеологией. В идеологизированной системе социального равенства процессы рассматривались не только изолированно от общественных тенденций, но и в стороне от закономерностей развития социальных систем.

Согласно теории волновых процессов, структурные изменения в обществе имеют колебательный характер, хотя сами по себе ни подъем, ни спад не уничтожают неравенства. Фаза подъема как фаза социальной динамики способствует динамическому неравенству: усиливается конкуренция, люди неожиданно обогащаются либо разоряются, появляются новые рабочие места, быстро растет средний класс, богатые делятся частью прибылей с рабочими («общество двух третей»), давая бедным выбиться в люди. Страна гордится «шведским, японским, южно-корейским, латинско-американским и т.п. чудом». Но такое общество недостаточно стабильно, угроза социальных конфликтов не исчезает. На фазе спада меньше богатых, больше бедных, уменьшается средний слой, сокращается мобильность, закрепляется неравенство – идеологическими средствами («естественное неравенство», «всяк сверчок знай свой шесток»), должностной иерархией, кастовой замкнутостью элитарных кругов. Можно, конечно, совершить скачок «из грязи в князи», минуя конкурентную борьбу, но это уже исключение. Общество оказывается довольно стабильным, но при этом остается благоприятной почва для тоталитаризма.

В России «замкнутая система» под названием «союз классов и групп» представляла собою жесткую иерархическую структуру с четкими отношениями «приказ - подчинение», и в этом подчинении государству, верху, вождю все были действительно равны. Режим не нуждался в сложной, дифференцированной социальной структуре, действие объективных закономерностей сознательно тормозилось. «Трехчленка» и миф о социальной интеграции позволяли скрыть формы эксплуатации труда и присвоения созданной трудящимися собственности со стороны номенклатуры, государства. У М. Восленского достаточно ярко показано, как государство-монополист (от лица которого выступала всемогущая правящая элита) в качестве владельца предприятий, хозяина совхозов и колхозов, единственного работодателя, учредителя зарплат и цен, изымателя прибыли перекачивало в свои сейфы созданную трудящимися прибыль через различные формы налогообложения, отчислений, прямого присвоения результатов принудительного труда. Эта структура настолько устарела, что с началом реформ она очень быстро утратила жесткость, и многие группы, потеряв устойчивость статуса, оказались в маргинальном (переходном) состоянии (12, с. 153-160).

Говоря о сегодняшнем российском обществе, мы должны, освободившись от мифов и иллюзий социализма, дополнить изложенную выше двухмерную структуру (критерии собственности - власти и разделения труда) рядом групп, слоев, выделяемых по тем же критериям и по новым признакам социально-экономического содержания, которые начинают «работать» в условиях реформирующегося общества. Речь идет о таких больших группах , которые были, но не выделялись особо ранее и не исследовались специально, как военнослужащие, священнослужители, домохозяйки, работники органов правопорядка, политическая элита, криминальные слои и пр., а также о новых группах, характеризующих изменение структуры, от деятельности которых зависит направление развития общества.

Предметом социологического анализа становится социальный облик таких новых групп, как кооператоры (число которых в начале 90-х гг. успело вырасти до 5 млн. и очень быстро сократиться до неизвестной сегодня величины), предприниматели (бизнесмены, коммерсанты, частные производители, менеджеры, накапливающие первоначальный капитал, фермеры), наемные работники в негосударственном секторе экономики, «теневики» (занятые деятельностью, в сфере которой «крутится» второй бюджет страны), безработные (число которых по прогнозам должно было составить к концу 90-х гг. 9-12% трудоспособного населения, но пока не превышает 7% из-за искусственно сдерживаемых процессов развития рынка и распространенности скрытой безработицы - вынужденных отпусков, неполной рабочей недели и т.д.).

Одной из сложнейших проблем для нашей социологии является вопрос о формировании средних слоев. В современном развитом обществе именно средний класс олицетворяет надежность, стабильность и одновременно заинтересован в развитии. Почему? Потому что в каждой сфере общества (в материальном, духовном производстве, в сервисе) три необходимые для ее жизнедеятельности функции - интеллект, ресурсы, управление - как раз и выполняет средний класс на своем неноменклатурном уровне. Он весьма разнообразен, но и от буржуазии, и от лиц наемного труда отличается экономической независимостью, профессионализмом и соответствующей идентификацией, высокой самооценкой, базирующейся на осознании своей ценности для общества, высокой гражданственностью, ответственностью, политической независимостью.

Наши профессионалы, имевшие специальные знания, умеющие создать материальную базу, управлять персоналом, никогда не были субъектами рынка и в этом смысле представляли собою «псевдо-средний класс» (см. 15, с, 326). Вместо стабильности у нас усиливается люмпенизация общества: появляются люмпены - рабочие, люмпены - интеллигенты, люмпены - чиновники, люмпены - пенсионеры, лишенные социальных и профессиональных функций, требующие льгот и привилегий, заинтересованные в хаосе и разрушении.

Старые средние слои, основой которых была классическая мелкая и средняя буржуазия (ремесленники, лавочники, фермеры, мелкие частники), были, как отмечалось, «вымыты», разрушены; сегодняшних частников, фермеров, кооператоров-ремесленников мало. По данным статистики, к лету 1998 г. доля сельхозугодий, находящихся в государственном и муниципальном ведении, составляла 42%, а доля частников – 52 %. Фермерских хозяйств России в 1999 г. было 261 тыс., они владели 6% земельных угодий. Но... на правах аренды, ни прикупить, ни продать земли они не могут и, соответственно, не все ведут себя как истинные владельцы - хозяева. Поэтому и число их за истекшие 3 года увеличилось незначительно: по переписи 2002 г.их стало 264 тыс. Новые средние слои – из числа госслужащих, преподавателей, инженеров и других специалистов (так называемых «лиц свободных профессий»), которые работали бы не ради прибыли, капитала, а для достижения определенных стандартов жизни, пока не имеют условий для формирования. Они не вошли в рынок – в коммерческих структурах специалистов-профессионалов мало, и они почти не влияют на стабилизацию и развитие социально-экономических отношений. Те, которые «вошли и влияют» (бывшая номенклатура с ее аппаратными привычками), присвоив большую часть государственной собственности, уже думают о прибыли и, стало быть, стремятся в иной слой общества. Нет еще и культурно-политических предпосылок так называемой «индифферентности к полюсам», независимости как от сверхбогатства, так и от бедности.

Возможно поэтому ряд социологов (А. Согомонов, Т. Заславская, М. Горшков, Ю. Левада) говорят о множестве интерпретаций, клубке смыслов понятия «средний класс», которое может обозначать и социальный факт и социальный конструкт, и терминологическую условность, метафору современного общества, обозначающую некую общественную середину, социально неоднородную, но четко отличающую себя от полюсов богатства и бедности. Важнейшей характеристикой серединного статуса при этом считаются не столько объективные признаки западного «middle class» (образование – доход – профессионализм), сколько некие культурные «скрепы» в виде самоидентификации, самореализованности, достижительской культуры, добропорядочности и. т. п. (16, с.201-203). Этим они отличаются, по стереотипа массового сознания россиян, и от богатых, и от бедных. Как показали исследования М.К. Горшкова и Н.Е. Тихоновой (16, с. 16-30), богатые, по мнению опрошенных, это энергичные и инициативные люди, образованные, отличающиеся трудолюбием и высоким профессионализмом. Бедные – это люди совестливы, трудолюбивые, но пассивные и инертные. Жестких границ при этом между ними нет, т.к. все пока продолжают «вариться в общем котле», где наибольшая масса причисляет себя именно к среднему классу.

В роли среднего класса могут выступать не только влиятельные экономические группы (в условиях развитого рынка социально-влиятельные культурно-политические группы, индифферентные к полюсам), но и функциональные группы разного типа (производственные коллективы, территориальные ассоциации, соседские сообщества), обретая статус самостоятельных участников взаимодействия с пересекающимися интересами и образуя эластичную ткань гражданского общества.

Для среднего класса главным «образующим» признаком является даже не обязательная зажиточность, не уровень материального благополучия, а цель и способ его достижения. Таким способом является высокоэффективный производительный труд на основе высокой профессиональной и общей культуры, а цель – достаточно высокий и достойный образ жизни.

Мы подробно говорим об этих проблемах «перекомпозиции» социальной структуры в России еще и потому, что эти знания необходимы учителю-воспитателю, работающему с молодежью. Любая группа, слой воспроизводится и развивается с участием молодежи, и от выбора путей поколениями, включающимися в жизнь, зависит социальная динамика.

Завершая вопрос о социально-классовой и классово-слоевой структуре российского общества, обратим внимание на еще один важный момент. Реальная социальная структура более объемна и многообразна, чем выявленная с помощью этого метода. Различия и неравенство между группами (к примеру, рабочих и ученых, бригадиров-мастеров и министров), а также слоями внутри групп во многом определяются сегодня другими критериями, другими статусами. И мы должны описанную картину-”сетку” (рис.2) дополнить “сетками” других структур: социально-демографической, региональной, территориально-поселенческой, отраслевой, этнической, социально-профессиональной, конфессиональной. Рабочий промышленности в городе – региональном центре, на предприятии военно-промышленного или нефтегазового комплекса и рабочий совхоза в отдаленном от центра регионе нечерноземной полосы – это представители разных слоев. Можно привести массу примеров социального неравенства между городскими и сельскими учителями, врачами; между работниками торговли, транспорта, культуры, внутри групп работающего населения, между молодежью, средним поколением и лицами пенсионного возраста. Неслучайно также, что у безработицы «женское лицо пожилого возраста», либо очень молодое лицо, ищущее первое место работы. Иначе говоря (см. рис. 3), одно – или даже двухмерный подход, имея право на существование, не дает возможности уловить сложность и динамику социальной структуры, она должна быть представлена более объемно, с использованием более современных методов анализа.

Возможность многомерного анализа нам дает специальный метод исследования структуры общества – метод стратификации. Термин «стратификация» заимствован из геологии, он означает «расслоение» (лат. straum – слой). Социология применяет этот термин для обозначения расслоения, дифференциации общества на группы, слои, находящиеся в неравном положении по отношению друг к другу, или, как говорит Э.Гидденс, «структурированного неравенства» [5].

Необходимо отметить три значения термина «социальная стратификация», которым обозначают:

1) процесс реального расслоения общества; структурированное, институализированное, функциональное неравенство;

2) метод анализа структуры общества;

3) картину расслоения общества, которая получается в результате применения метода.

Основы современного подхода к исследованию социальной стратификации были заложены М. Вебером и П. Сорокиным. Они различают, как минимум, три аспекта стратификации - расслоения общества. По М. Веберу, это:

1. Социальный аспект, представленный статусными группами. В них объединяются люди, имеющие сходный стиль жизни, образование, происхождение. Неравенство положения статусных групп определяется неодинаковым отношением общества к той или иной группе, различиями в престижности и предпочитаемости статусных позиций. Так различаются слои «образованных» «родовитых», «деловых», «торговцев», «обывателей» и т.п.

2. Экономический ярус, куда вслед за К.Марксом Вебер помещает классы. Здесь неравенство определяется различиями в распределении собственности, величиной доходов и ролью на рынке.

3. «Юридический аспект», который мы сегодня назвали бы «политическим». Он связан с группами, стремящимися к власти. Люди объединяются в такие группы по сходству политических взглядов и интересов (демократы, коммунисты, национал - патриоты, государственники...). Неравенство в положении этих групп в обществе определяется степенью обладания властью, силой влияния (power).

Подход М. Вебера отличается от логики К. Маркса не только тем, что к экономическому расслоению он добавил еще две статусные характеристики и модель стала трехмерной.

К. Маркс считал, что если люди не равны во всем (во многом), то потому, что не равны в одном, главном, классообразующем основании: три измерения (что используют, на что живут, каким трудом заняты) необходимо совпадают, накладываются одно на другое, и с какой бы стороны ни рассматривалось неравенство, оно неизбежно сведется к отношениям собственности. По М. Веберу, если люди не равны в чем - либо одном, то это не означает, что они не равны в другом (во всем). Три аспекта измерения неравенства пересекаются, но не всегда совпадают, несводимы один к другому, не определяются какой-то общей, решающей детерминантой, даже если стремятся к этому. Более того, даже власть не всегда приносит «социальную честь», престиж (их иерархия может быть и обратной). И экономическая власть, положение на рынке не всегда распределяет людей между классами как носителями «общих действий». Такой носитель, как считает М. Вебер, – это сословие, естественно сложившаяся общность людей, связанных с социальной оценкой важности их свойств независимо от имущественного положения (джентльмен, профессионал и др.) (3, с.139)

П.А. Сорокин анализирует систему стратификации общества также по трем срезам. (17, с. 302). Как и у Вебера, это прежде всего экономическое и политическое неравенство, но третий аспект у Сорокина – профессиональное расслоение общества. Неравенство в статусе профессиональных групп определяется престижностью той или иной профессии. Социальная стратификация как процесс дифференцирует любые совокупности людей (населения), выделяемые на основе разных параметров, на классы, занимающие высшие и низшие ранговые позиции, находящиеся в иерархической зависимости. Подчеркивая динамичность этого процесса, ученый предсказывает революцию в доходах, рост материального благополучия, взрыв демократических институтов, революцию в образовании, усиление роли студенчества, возрастание престижа преподавания и многие другие результаты стратификации. Он делает выводы о том, что нестратифицированных обществ не существует, есть лишь эгалитарные тенденции, что критерии расслоения могут не совпадать, хотя группы и стремятся к интеграции (например, дать бедным большие политические права), что социальная мобильность является закономерностью развития структуры общества.

Анализируя типы стратификации в разных обществах в разное время, П.Сорокин показывает, что социальная стратификация – динамическая система, т.е. постоянно изменяется. Меняется профиль стратификации и ее высота. Профиль стратификации зависит от численности каждой из неравно расположенных групп, а ее высота – от различия в положении самого высокого и самого низкого социального слоя.

В стратификации российского общества по уровню доходов можно выделить пять основных групп (названия условны):

1. Бедные;

2. Малообеспеченные;

3. Обеспеченные;

4. Состоятельные;

5. Богатые.

На основе статистических данных, взятых за определенный период, отметим количественную динамику этих групп, рассчитав их долю в общем населении (в %).

Пользуясь этими данными, мы можем построить профиль экономической стратификации в нашей стране и сравнить его с другими.1 Для наглядности предлагаем подготовить к семинарскому занятию ряд таких профилей.

Профиль стратификации показывает, что большинство населения России принадлежит к «низшим» слоям общества, средние слои мало представлены. Профиль такого типа образно называют «грушей», в сравнении с «лимоном», представляющим численность доходных групп в развитых странах, и «Эйфелевой башней» латиноамериканских государств. Три «груши» с разницей в 5 лет дадут представление о том, в какую сторону идут процессы стратификации и какая получается картина.

Для оценки высоты экономической стратификации используется специальный показатель – «децильный коэффициент». Сопоставляются доходы 10% наиболее обеспеченных и 10% наименее обеспеченных. В США этот показатель равен 1:14, в России до экономических реформ он составлял 1:4, в 1993 г. его оценивали как 1:10, в 1995 г. он составлял 1:11 и с тех пор официально не изменялся. Это говорит о том, что в нашей стране намечается стабилизация процессов расслоения общества по уровню доходов. Но необходимо отметить, что это официальные данные, которые могут быть неточными. Сегодня высокие доходы зачастую скрываются, поэтому реальный показатель высоты стратификации может быть гораздо больше (некоторые эксперты называют соотношение 1:25).

Высота экономической стратификации – очень важная характеристика общества, поскольку слишком большое различие в доходах между группами “богатых” и “бедных” грозит ростом недовольства бедных слоев, которое сейчас и фиксируют социологические опросы в нашей стране. Неудовлетворенность своим материальным положением легко переходит в недовольство общественным устройством и политикой властей, выводит людей на площади и улицы.

Проблема бедности существует во всех обществах. Многие страны пытаются решить ее с помощью специальных социальных программ. Несколько стран, например, Швеция, Швейцария добились почти полного исчезновения бедности, используя политику “двух третей”, при которой большой слой обеспеченных людей может «прокормить» 1/3 населения, нуждающегося в поддержке государства. Однако ни в одном обществе проблема не решена полностью отчасти и потому, что богатые не очень охотно делятся с бедными, а налоговой прессинг приводит к вывозу капитала.

Кто же сегодня в российском обществе беден? Еще недавно, в начале 90-х гг., это были безработные, сокращенные с предприятий, члены неполных и многодетных семей, матери-одиночки, пенсионеры, инвалиды, беженцы. Эти категории людей прежде всего нуждаются в социальной защите, специальных государственных пособиях. Такие пособия существуют, хотя их размер недостаточен для поддержания достойного уровня жизни. Но сегодня процесс имущественной поляризации стремительно разворачивается, и на социальных полюсах оказываются иные, в том числе и новые слои. За чертой физиологического выживания (ниже «прожиточного минимума», отражаемого в стоимости так называемой «потребительской корзины») оказались большинство рабочих госпредприятий, учителя, врачи, культработники, студенты, ряд специалистов и служащих с высшим образованием.

Социальный верх составляют сегодня не только потеснившаяся старая и весьма живучая партгосноменклатура, но и хозяева и руководители фирм, совместных предприятий, лидеры коммерческих структур, новая политическая элита, добравшаяся до привилегий, компрадорская необуржуазия, интеллигенция коренного этноса в суверенизированных районах и др., т.е. и слой богатых неоднороден. Расслоение на «богатых» и «бедных» по одному критерию недостаточно, ибо речь идет не только о материальном положении, но и о социально - профессиональном статусе, образе жизни, характере досуга. Далее мы отметим, что к объективным характеристикам неизбежно присоединяются субъективные, в том числе самооценки и взаимооценки статуса.

Интересные результаты получены в 2003 г. институтом комплексных социальных исследований РАН, осуществившим масштабное исследование «Богатые и бедные в современной России» (Социс., 2004. № 3). Повторим лишь один из примеров оценки богатства – бедности массовым сознанием.

«Богатые» в массовом сознании россиян – это стремящиеся к власти энергичные и инициативные люди, довольно жадные к деньгам, безразличные к судьбе своей страны и не слишком порядочные, но при этом образованные, отличающиеся профессионализмом и трудолюбием. «Бедные» – это люди в основном добрые, терпеливые, совестливые, законопослушные и трудолюбивые, но пассивные и инертные».

При всем субъективизме восприятия в портрете тех и других нет одной лишь симпатии или антипатии и тем более нет пресловутой «классовой ненависти».

Метод, который мы применили для анализа экономического расслоения общества, называют одномерной стратификацией. В этом случае мы делим общество на слои, используя только один критерий – доход на каждого члена семьи. Можно использовать другие критерии, получая новые срезы одномерной стратификации, фиксируя ее профиль и высоту. Основное требование при выборе критерия – он должен отражать неравенство, реально существующее в обществе. Например, профессиональное расслоение общества можно исследовать, используя критерий престижности профессий. Если мы просто поделим общество на профессиональные группы, сказав, что в России столько-то шахтеров, продавцов, инженеров, учителей, медиков, это не будет социальная стратификация, так как здесь нет неравенства. Нет пока ничего, что свидетельствовало бы о том, что одни лучше, другие хуже, один статус выше, другой ниже. Престиж профессии уже отражает, насколько та или иная профессия, тот или иной вид деятельности уважаемы, популярны, ценимы в обществе. Неодинаковая привлекательность профессий действительно определяет неравенство между людьми и позволяет построить профессиональную стратификацию общества.

Можно применить квалификационные, образовательные критерии, которые «расслаивают» группы изнутри. Для этого нужно провести социологический опрос и узнать, какие профессии, с каким уровнем образования и квалификации россияне считают престижными, какие – нет. Такого крупномасштабного опроса у нас в стране не проводилось, хотя есть немало исследований престижа и привлекательности профессий у молодежи, осуществляющей выбор жизненного пути. По «правилам» П. Сорокина, престижность профессии определяется важностью занятия (профессии) для выживания и функционирования общества в целом, а также уровнем интеллекта, образования, необходимым для успешного выполнения профессиональных обязанностей.

Как и любое правило, эти тоже предполагают исключения, но они чаще всего подтверждаются. Действительно, в большинстве обществ на вершине профессиональной стратификации оказываются группы, занимающиеся высококвалифицированным умственным, творческим трудом, и группы, осуществляющие управление обществом; нижние же позиции занимают группы, выполняющие неквалифицированную работу. Например, в США самыми престижными считаются профессии юриста, врача, менеджера; а самыми непрестижными – чистильщика обуви и проститутки.

В российских условиях исследования выявляли до недавних лет примерно такие же предпочтения. В глазах молодежи наиболее ценными и привлекательными были профессии ученого, артиста, юриста, космонавта, врача, менее престижными – учителя, инженера, рабочего-станочника, совсем не привлекали статусы разнорабочего, грузчика, продавца, официанта... В последние годы ситуация заметно меняется, престиж в глазах поколения, выбирающего жизненный путь, имеют прежде всего профессии, востребованные рынком. По результатам исследований ВЦИОМ, сегодняшние московские школьники наиболее привлекательными считают профессии экономиста, бухгалтера (21%), юриста, адвоката (20%), психолога (18%), бармена (12%).

Одномерная стратификация делит общество на социальные слои, в которых мы объединяем людей по одному выбранному нами признаку. Такое объединение людей условно, оно не предполагает устойчивых связей между ними, общих интересов и целей, сходного образа жизни. В один слой по уровню дохода могут попасть, например, предприниматель средней руки, высокооплачиваемый рабочий и директор школы – люди, совершенно разные по другим признакам: интересам, системе ценностей, образу жизни.

Многомерная стратификация позволяет выделить устойчивые общности людей, имеющих целый набор сходных признаков: одинаковое экономическое, политическое положение, общую систему жизненных ценностей и интересов, похожий образ жизни и т.д.

Первая проблема, которая встает перед социологом, применяющим многомерную стратификацию общества, – это выбор критериев: сколько их должно быть и какими они могут быть. Если учитывать все критерии, определяющие неравенство общественного положения людей, мы поделим общество на очень мелкие группы. Это трудно, почти невозможно осуществить. Чаще всего стратификацию анализируют на макроуровне, выделяя самые крупные социальные группы. В современном обществе это классы.

Для того, чтобы дифференцировать общество на классы, мы должны базироваться на нескольких наиболее важных признаках, о которых шла речь раньше. И тут перед нами встает вторая проблема: какие критерии выбрать? По К.Марксу – одни, по М.Веберу – другие, по Э. Гидденсу – третьи... При этом, напоминаем, они должны отражать неравенство, существующее в обществе.

В западной социологии применительно к развитым странам принято выделять 3 класса на основе совокупности трех критериев: материальное положение (доход, наличие собственности), объем власти (способность влиять на действия других людей, групп), профессионально-образовательный статус (образование, квалификация, престиж, место на карьерной лестнице).

Являются ли эти критерии достаточными, и можно ли стратифицировать общество по иному типу, не сводимому к одному или всем трем измерениям? Ответ непростой. Конечно, можно взять что-либо еще за основу стратификации: гражданство, национальность, род занятий, религиозность, социальный пол и получить соответствующую картину. Но если мы возьмем, к примеру, такие признаки позиции индивида в социальной иерархии, как уровень образования, информационный статус, лидерство, то увидим, что в конечном счете каждый из них сведется к одному из трех, это сделает именно его доминирующим, детерминирующим (для лидирующего статуса нужны и уровень образования, и доступ к информации; для лучшей информированности важно образование и лидерские позиции; для качественного образования необходимо владение информацией, умение ею пользоваться и быть лидером в образовательно-профессиональной подготовке).

И все таки, считая обозначенные три критерия необходимыми и достаточными для идентификации соответствующих групп, социологи выделяют на их основе высший, средний и низший классы современного развитого общества (см. табл. 1).

Табл. 1