Г л а в а 1

ПСИХОЛОГИЯ И МЕДИЦИНА

Что такое психология? Определения психологии, которое устраивало бы всех, не существует, а множество взглядов на этот предмет и каждое определение психологии выражает позицию определенной психологической школы. По мнению ав­тора психологией следует считать такую научную дисциплину, которая изучает поведение человека, психические механизмы, лежащие в его основе, и психические процессы, возникающие при взаимодействии человека с самим собой и с окружающим его миром. В определение психологии можно включить и практичес­кое применение этих знаний в деятельности человека. Медицина же — одна из самых распространенных областей практического применения психологии. Это связано с тем, что медицина, так же как и психология, изучает прежде всего человека, изучает механиз­мы возникновения заболеваний, а некоторые из этих механизмов тесно связаны с психическими факторами. Существует целая груп­па заболеваний, которые в отечественной литературе называются “психогенными заболеваниями”. Это не означает, что в их возник­новении участвует только психический фактор. Вспомогательную роль могут выполнять и другие, например, генетический или конституционально-генетический фактор. Заболевание может раз­виться вследствие каких-то перенесенных заболеваний человека, например, ослабляющих, астенизирующих его мозг, вследствие воздействия каких-то экстремальных факторов внешней среды. Длительная световая депривация в течение полярной ночи, низкие или высокие температуры окружающей среды, гипоксия, интокси­кации также могут быть одним из факторов возникновения этих заболеваний. Но в заболеваниях, которые называются психогенны­ми, все эти факторы выполняют дополнительную, вспомогательную функцию, а на первое место выходит психический фактор. Заболе­вания, которые возникли под воздействием психического фактора, изучаются не только психиатрией. В практической деятельности врача любой специальности, особенно так называемого семейного врача или врача общей практики, большое место занимают неврозы. Это объясняется, прежде всего, чрезвычайной их распространенно­стью и кроме того тем, что они проявляются так называемыми соматоформными расстройствами, то есть симптомами, похожими на нарушение соматических функций не психического происхожде­ния, а также потому, что трудно себе представить реальную ситуацию, когда человек, заболевший неврозом, сразу же обращается за помо­щью к психиатру — особенно при наличии соматоформных рас­стройств. Как правило больной приходит сначала к врачу общего профиля или к узкому специалисту, если эти нарушения носят локальный характер (область сердца, спины и т.д.), так, например, истерическое нарушение зрения вынуждает человека обратиться за помощью прежде всего к офтальмологу.

Психический фактор выступает в качестве достаточно активного или весомого фактора возникновения заболевания и в так называе­мых психосоматических болезнях: таких, как язвенная болезнь же­лудка и двенадцатиперстной кишки, гипертоническая болезнь, целый ряд кожных заболеваний, некоторые варианты бронхиальной астмы, неспецифический полиартрит. Поэтому врачу любой специ­альности необходимо знать, во-первых, психологические механизмы возникновения этих заболеваний, во-вторых, иметь хотя бы общее представление о методах психологической коррекции.

Знание психологии необходимо еще и потому, что врачебный процесс, то есть процесс диагностирования заболевания, выбора лечения, выбора методов профилактики — это процесс, который происходит при взаимодействии людей — пациента и врача, и психологические факторы оказывают существенное влияние на все содержание и характер этого процесса.

Наконец, болезнь протекает не вообще, а она протекает у конкретного человека, с конкретной биографией, с конкретным опытом жизни. И то, как будет участвовать в процессе диагностики и терапии данный пациент, во многом будет определяться чисто психологическими факторами.

Как самостоятельная научная дисциплина психология относи­тельно молодая специальность. Она выделилась из общего числа наук в конце XIX века, а до этого являлась частью философии. Можно считать, что само развитие философии как науки началось именно с изучения тех ее аспектов, которые можно назвать фило­софскими аспектами психологии. Как только человек выделился из животного мира, он начал задавать вопрос: “Что такое окружаю­щий меня мир, и кто такой я? Какое место я занимаю в этом мире?” Наверное, один из первых вопросов, которые задал себе человек, был вопрос: “А что управляет моим поведением? Почему я сейчас делаю это, почему я завтра намерен делать что-то другое?” Эти вопросы возникли из стремления людей жить в структурирован­ном, а не хаотическом мире. Поэтому одним из признаков психо­логии является то, что она позволяет человеку структурировать свой и окружающий мир, лишает человека чувства неопределен­ности и позволяет ему предсказывать этот мир, жить в упорядо­ченном, а не хаотическом мире. Поскольку структурировать мир очень трудно и часто поведение других людей, да и самого себя, кажется ему малопонятным и труднообъяснимым, то возникает попытка, которая при дальнейшем развитии психологии как науки находит отражение в стремлении объяснять особенности окружа­ющего мира и самого человека явлениями, лежащими вне челове­ка. При этом ответственность за свои поступки переносится на причины вне сферы возможностей человека. Первое объяснение такого рода — это создание религиозной картины мира: богам Древнего Египта, Вавилона, Древней Греции в толковании психо­логической жизни людей отводится ведущая, решающая роль. В древнегреческой культуре возникает понятие “рока”, “судьбы”, предопределенности человеческого поведения.

Современный человек так же часто перекладывает ответствен­ность за свои действия и поступки на обстоятельства, судьбу или других людей. Такая позиция носит название экстернальной. Попыт­ки современного общества в создании людей, которые бы не стояли на этой позиции, а принимали бы ответственность за все поступки на себя, по-видимому, безуспешна, потому что эта позиция во многом предопределена врожденными свойствами личности.

Одновременно с этим в древности зарождается идея “разделе­ния” человека на две части: душу и тело. Причем, душе часто приписывается свойство бессмертности — она покидает тело после его смерти. И одновременно с этим, в той же древности Аристо­телем выдвигается так называемая холистическая идея — идея единства души и тела, взаимосвязи, неразрывности этих составля­ющих частей человеческой личности. Холистический подход наи­более характерен для медицины второй половины XX века. Развитие таких отраслей знаний, как психосоматическая медицина, медицинская психология, психотерапия, базируется на холистическом подходе.

Одновременно с этими идеями — отношений человека и среды, ответственности за поведение человека — возникает представле­ние, которое тоже во многом предопределило развитие современ­ной психологии. Это — понятие неразрывной связанности человека с окружающим его миром, не противопоставления чело­века и среды, а рассмотрение единства человека и окружающего его мира, человека как части этой среды, как частички космоса. Подобная позиция наиболее характерна для философии Востока и восточной культуры, где достижение преодоления разделения мира на человека и окружающую его среду рассматривается как основная форма самосовершенствования человека.

Вопрос о том, что является ведущим в психических свойствах и функциях человека, проходит через все развитие психологии. Этот спор ведется с первых шагов изучения психики человека. И чаще всего в нем разум противопоставляется чувствам. Аристотель основой психической деятельности человека полагал разум, мысли, идеи. В XVIII — это доминирование ощущений, ассоциа­ций, затем мощное развитие психоаналитических концепций, в которых на первое место выходит значение мотиваций и чувств человека. Затем становление нейрофизиологии, начатое И.П. Пав­ловым, приводит к возникновению того раздела психологии, который носит название бихевиоризм (“бихевио” — поведение), или поведенческая психология. Когнитивная психология отдает паль­му первенства познавательной сфере человека; различные направ­ления психоаналитической школы — мотивам, чувствам и потреб­ностям человека; поведенческая психология — анализу поведения. Наконец, можно выделить еще одну тенденцию, проходящую через все развитие психологии, и которая находит больше аналогий с психотерапией (приложением психологии к лечению болезней), чем с психологией, — это идея посредника. В религиозной психо­логии — это идея Бога, в психоаналитической психологии посред­ником являются те преломления бессознательного, которым оно говорит с миром, — сновидения, оговорки, опечатки, описки, ассоциации. В понимании автора данной книги посредник — это индивидуальная культура человека.

Психология никогда не развивалась изолированно от других научных направлений, и в зависимости от того, какие идеи и понятия доминировали в научных объяснениях мира, это отража­лось и в психологии. Широко развивается химия — и возникает структуралистский подход в психологии, когда она, в основном, ориентируется на изучение элементов психики. Приобретает ши­рокое распространение дарвинизм, в котором одну из главных ролей играет функция как определяющая эволюцию животных и человека, и тут же возникает функциональная психология. В XX веке появляются несколько направлений, определяющих развитие науки: одно из них — работы В.И. Вернадского, где жизнь. Земля, человек, мир. Вселенная рассматриваются как нечто единое целое, и возникает аналогичный подход в психологии. Широкое распро­странение в культуре XX века начинают получать информацион­ные системы — и рождается интерес к социальной психологии и к анализу коммуникативных процессов. Человек создает ЭВМ и пытается усовершенствовать их—и широкое распространение получает когнитивная психология, психология познания. Возни­кает тенденция к формализации научных знаний, к созданию четких логических научных схем — и даже в таком направлении психологии, как психоанализ, который всегда обвиняли в интуи­тивности, метафоричности, невозможности экспериментальной проверки его методов, в поэтичности образов, даже в нем возни­кает так называемый “транзактный анализ”, в котором структура человеческого “я” и взаимодействия людей построена на опреде­ленных жестких схемах и формулах, но при этом сохраняется образность и метафоричность психоанализа.

На развитие психологии оказывают влияние и методы других наук: метод наблюдения в психологии усовершенствуется до мето­да самонаблюдения, когда психика изучается с помощью метода самонаблюдения. Наука начинает все шире использовать приборы для изучения тех или иных явлений, уходя от описательных мето­дов, и психология начинает постепенно тяготеть к эксперименту. Возникает топографическая модель психики Приброма, где кон­струкция психики позаимствована из принципов топографии.

Может возникнуть вопрос, почему так много психологических школ, почему практически ни одно определение в психологии, будь то определение интеллекта, сознания, мышления, личности, не имеет однозначности. Это — следствие объективно существую­щего факта: природа человека и окружающего его мира столь сложна, что в познании его естественно использование принципа упрощения — структурирования. Если представить изучаемое пси­хологами явление как гигантский многогранник, имеющий бес­численное количество граней, то ориентация на одну определен­ную грань и попытка изучения всего многогранника через изуче­ние этой грани вполне естественна и допустима. И соответственно, нормально существование очень разных, часто взаимоисключающих подходов в изучении психики человека. Поэтому в психоло­гии, и особенно в практической психологии, применяемой в медицине, все большее и большее значение начинает приобретать так называемый “эклектический метод”, когда в картине мира определенного исследователя и его практической деятельности сосуществуют и взаимно дополняют друг друга несколько разных подходов к психике человека. Какой-то определенный психичес­кий феномен лучше разработан в подходе одной школы, а какой-то—в подходе другой психологической школы. Почему бы не взять все лучшее? Представляется неправомерным на сегодняшний день создание каких-то школ, претендующих на универсальность, всеобщность и единственно возможный взгляд на психику чело­века. Такая характеристика скорее относится к факту религиозного познания мира, где основой является не просто познание, а при­нятие постулата веры, и приверженцы подобных школ скорее на­поминают верующих, нежели ученых. Типичен пример дианетики, которая постепенно из науки превратилась в саентологическое церковное учение. Непримиримость таких подходов очень напо­минает фанатизм сектантов.

Какие современные концепции наиболее импонируют психоло­гии XX века и находят наибольшее применение в медицине? Несом­ненно, здесь по-прежнему следует отдать преимущество психоана­литическим теориям. Заслуга 3. Фрейда, основателя психоанализа, может быть приравнена к заслугам самых великих ученых мира — Коперника, Джордано Бруно, Галилео Галилея, Кеплера, Эйнштей­на, Дарвина, — потому что он впервые в истории науки и истории человеческой культуры четко сформулировал понятие многослойности психики, выделив три главные структуры и сформулировав принцип, в котором бессознательная часть психики во многом определяет поведение, мысли, чувства и желания человека.

Главное сопротивление концепции Фрейда объясняется, по-ви­димому, не столько научным характером причин, сколько особен­ностями человеческой психологии: чрезвычайно трудно принять идею о невозможности контролировать свое “я”. Одним из главных стремлений человека является стремление контроля: самоконтроля и контроля над окружающим его миром. Существующие наука и техника есть проявления этого свойства. Но почти каждый человек может вспомнить случай из своей жизни, когда он в ярости бросал какую-нибудь вещь, в случае неподчинения ему этой вещи: бросал коробку со спичками, если они не зажигались, пинал мебель, если все время на нее натыкался. Это и был крик: “Ты мне не подчи­няешься?!” Поэтому психологически человеку очень трудно принять то, что в нем есть такая часть, причем очень важная часть, которая не подчиняется ему, которая не контролируется им. Может быть само время и место возникновения этой концепции — регла­ментированный протестантский пуританский мир, с его стремле­нием к жесткости, четкости и контролируемости, породило свое­образный протест личности в форме психоанализа против такого положения вещей. И из этих условий, может быть, и возникла другая концепция Фрейда о том, что поведение человека не просто во многом детерминировано функционированием бессознатель­ной части его личности, а двумя мощными инстинктами: влечени­ем к жизни (это все эротические влечения) — либидо-инстинкт и влечением к смерти — танато-инстинкт. Почти в каждом человеке в той или иной форме, осознаваемый им или малоосознаваемый, живет страх смерти. Поэтому принятие на сознательном уровне существование в человеке танато-инстинкта бросает вызов этим страхам, делает человека еще более уязвимым. И это еще одна пси­хологическая причина столь яростного и активного сопротивления психоанализу. Третья характерная особенность психоанализа — это его стремление к универсальности, к объяснению явлений человеческой культуры в широком смысле этого слова, в том числе таких явлений, как войны, проблемы отцов и детей и многих других проблем, существующих из века в век. Это объяснение ис­ходило из модели психики одного отдельного человека и из модели коллективной психики. Можно с абсолютной убежденностью ска­зать, что культура XX века, наука и искусство, литература, способы бытового мышления многих людей были бы совершенно иными, если бы не было создана теория психоанализа. Примитивно пони­маемый психоанализ, сведенный до уровня дешевого порнографи­ческого журнала, антигуманистичен, он превращает человека в жи­вотное. Но это не подлинный психоанализ. Нельзя стать гумани­стичным, не узнав все о себе, в том числе и такое, чему противится наше сознание. Нельзя находиться в положении человека, который садится на стул, куда шаловливые дети положили кнопку, и гово­рить, что кнопки нет, испытывая при этом боль. Даже, если он и скажет, что кнопки нет, то через какое-то время заорет от боли, от чувства агрессии, испытываемой к этим детям. Так происходит тогда, когда человек говорит: “Нет, этого не может быть!” А когда он спокойно убирает кнопку и превращает ее в элемент игры с детьми, то больше ее ему не подложат, и отношения с детьми станут гуманистичными. Приблизительно тоже происходит в отношениях человека и его психики. Отлученность советской культуры на многие годы от психоанализа несомненно была вредна. Но столь же несомненно вредно поверхностное, неглубокое, примитивное оперирование психоаналитическими понятиями, когда даже само слово “психоанализ” превращается в эквивалент понятия анализа человеческой психики. Все, что происходило с людьми при непри­ятии психоанализа, и все, что происходит сейчас, легко понять, изучая сам психоанализ.

Психоанализ — это та школа, которая оказывает наибольшее влияние на медицину и не только на психиатрию и психотерапию, но и на общую медицину, так как развитие такой отрасли медици­ны, как психосоматическая медицина, в своей основе имеет пси­хоаналитический подход и язык, где физические симптомы болезни трактуются как язык органов, разрешающих психологи­ческие проблемы.

Второе направление в психологии, которое тоже оказывает серьезное влияние на медицину и современную культуру, в част­ности, в таких практических реализациях, как организация “домов умирания”, так называемая “гуманистическая психология”, ее ос­новоположниками были А. Маслоу и К. Роджерс.

Третье направление — поведенческая психотерапия, поведенчес­кая психология, в основе которой лежит учение об условном рефлек­се, предложившая целый ряд практических методов помощи людям.

Наконец, очень большое значение в психологии приобретает сейчас направление, ориентированное на интегративный культуральный взгляд, на слияние культур Востока и Запада. Одним из первых, принявшим участие в его разработке, был ученик 3. Фрейда — Карл Юнг, а в современных школах наиболее отчетливо это направление выражается в теории и практике психосинтеза, создателем которого является итальянский психоаналитик Ассаджиоли.

Пятое направление — когнитивная психология, ориентирован­ная на достаточно четкое, во многом построенное на эксперименте изучение познавательных процессов. Основоположниками этого направления можно считать Л. Выготского и американского ис­следователя Б. Скиннера.

Характерно, что все эти направления являются не просто теоре­тическими построениями или теоретическими взглядами на психи­ческую природу человека, но способствуют созданию практической системы лечебных технологий, применяемых в психотерапии.

С некоторой оговоркой к современным психологическим тео­риям можно отнести и учение о психологическом стрессе, потому что, в конечном итоге, самим создателем этой концепции Гансом Селье была написана книга, которая по сути является психологией жизни, жизни без дистресса (разрушающей части стресса).

Учение о стрессе не может рассматриваться как чисто психологи­ческая теория, потому что оно является интегративным взглядом клиницистов, физиологов, специалистов по кибернетике и часто интегрирует в себе подходы и взгляды других психологических школ.

Что же помогает освоить профессию врача? Какие психологи­ческие и тактические приемы?

Прежде всего — изучение психологии познавательных процес­сов, навыков, основанных на том, как лучше усваивается учебный материал, как применять приемы так называемого активного слу­шания, как организовать свою память. Все это можно использовать в процессе обучения профессии, и, прежде всего, в процессе получения информации.

Однако для обучения врачебной профессии очень важно и дру­гое — познание самого себя, умение читать свои чувства, умение их анализировать; способность понять, почему врач или студент сейчас сам испытывает ненависть или гнев, которые будут мешать его работе, что вызывает у него неприятие: предмет, который он сейчас изучает или лектор, который преподает этот предмет. И это позволит студенту не отождествлять изучаемую медицинскую дисциплину с личностью лектора или преподавателя и тем самым не совершать ошибки в приятии или неприятии какого-то раздела знаний. Изуче­ние психологии позволит будущему врачу ответить на вопрос, какой врачебной специальности он посвятит свою жизнь, какая специаль­ность будет соответствовать его личности, особенностям характера, ума, темперамента. Или он поймет, что восхищен личностью своего преподавателя и хочет воспроизвести его в себе, выбрав данную спе­циальность. Но если при первом мотиве человек может стать увле­ченным и квалифицированным специалистом, определиться на всю жизнь, то в случае второго мотива нередко наступает разочарование

в профессии.

Одной из самых трудных, как мы уже говорили, в профессии врача является проблема человеческого общения с пациентом, с его родственниками, с другими врачами. Среди студентов и врачей во все мире относительно мало прирожденных коммуникантов, то есть людей, изначально обладающих высоким талантом коммуни­кации. Остальным просто приходится учиться навыкам грамотного взаимодействия.

В связи с этим уместна постановка вопроса: а что такое меди­цина? Это наука или искусство? Сам по себе этот вопрос несколько условен, искусственен, потому что он как бы автоматически исклю­чает возможность сочетания этих двух видов человеческой деятель­ности, человеческого творчества. Медицина, возможно, одна из немногих профессий, где и искусство, и наука соединены в единое целое и их невозможно разделить. Речь, конечно, вдет не о теориях в медицине, не об экспериментальных исследованиях, а о работе врача-клинициста. Если говорить, что деятельность врача-клинициста — это работа с людьми, то можно сказать, что она является искусством взаимодействия, но построенном на науке взаимодей­ствия. Кроме того, врач-клиницист находится почти постоянно в состоянии стресса и неумение психологически грамотно взаимо­действовать с самим собой усугубляет этот стресс, доводя до уровня дистресса, вызывая усталость, депрессию и страх перед своей рабо­той. Знание психологии человека ведет и к познанию самого себя; научение навыкам работы с людьми дают врачу возможность умело работать с самим собой и охраняет его от дистресса.

Не случайно вопрос о том, чем является медицина — наукой или искусством, относится к разделу психологии, а не является предметом какого-то чисто методологического характера. Великий американский психотерапевт Милтон Эриксон был человеком, деятельность которого может быть отнесена к той форме челове­ческой культуры, которая называется искусством. Его удивитель­ная способность замечать нюансы и оттенки человеческого поведения, использовать невербальные характеристики общения, создание особой атмосферы взаимодействия с людьми, по-види­мому, являют пример искусства в медицине и не могут рассматри­ваться как чисто научные способы взаимодействия с пациентами и терапевтического воздействия на них. Но существуют и другие психотерапевты, которые считаются в практической психологии основателями направления, называемого нейролингвистическим программированием — Бендлер и Гриндлер, которые сами считали себя учениками Милтона Эриксона. Они подвергли приемы и техники М. Эриксона научному анализу и создали жесткую техно­логию воздействия на человека. Стать Милтоном Эриксоном не­возможно, это уникальная личность и она не воспроизводится, как и другие уникальные личности. Но стать квалифицированным и опытным специалистом по нейролингвистическому программи­рованию может человек, обладающий некоторыми особенностями: у него должна быть мотивация к овладению этими знаниями, он должен проявить старательность и иметь минимальные врожден­ные задатки замечать, видеть, чувствовать. Многие люди на Земле могут овладеть технологиями нейролингвистического программи­рования. Это происходит потому, что искусство Милтона Эриксо­на было превращено в науку путем научного психологического анализа этого взаимодействия.

В общении врача и больного могут быть использованы многие приемы, техники и технологии, применяемые в так называемой народной медицине, например, способы общения с пациентом. Они могут быть подвергнуты научному анализу и из них может быть взято то, что наиболее желательно в ситуации общения, наиболее оптимально в рамках той этнокультуры, в которой при­ходится работать врачу с определенным этносом. Кроме того, анализ методов народной медицины просто позволяет иногда совершить сугубо научное открытие. Например, использование в начале 50-х годов в психиатрии резерпина для снятия страха, тревоги и возбуждения базировалось на том факте, что в индий­ской народной медицине настойка из травы серпенты (из которой изготавливается резерпин) применялось для лечения психически больных. И это не просто заимствование народных методов. В основе этого лежит одна очень важная психологическая идея: человеческая культура неразрывна, прежде всего, во временном контексте. Создавая новые технологии, например, лазерную тера­пию, можно вспомнить о том, что существует достаточно много волшебных сказок у разных народов мира, в которых лучи солнца каким-то образом концентрируют и оказывают или повреждаю­щее, или лечебное воздействие. Архетип какого-то проникающего луча издавна существовал в культуре и был достоянием так назы­ваемого коллективного бессознательного.

Решение проблемы взаимодействия медицины как науки и искус­ства ставит вопрос: почему люди, которые живут в очень технологич­ном мире (имеется в виду не тропическая Африка, где лечение у пара-медика во многих регионах является практически единственным ввдом получения медицинской помощи), обращаются за помощью к так называемым “парамедикам”? Современные люди живут в го­родских квартирах, наполненных различными вещами и предметами, связанными с современным, технологическим миром, хранят свои продукты в холодильнике, каждый вечер смотрят телевизор, слушают радиоприемник, пользуются пылесосом... Они могут работать на современном заводе и пользоваться технологиями, которые лежат на рубеже XX и XXI веков. Но когда они заболевают, то почему-то ока­зываются не в поликлинике и не в стационаре больницы, а на приеме у парамедика. Почему это так и можно ли этому воспрепятствовать? Ответ на вопрос: “Почему люди лечатся у парамедиков?” — содержит следующие составляющие.

В психологии человека сохраняется вера в чудо, несмотря на то количество сведений, которое он имеет об окружающем его мире и которое, казалось бы, исключает возможность чуда. Если бы не было веры в чудо, не было бы и праздника Нового года, просто люди в определенный срок меняли бы календарь на стене. Но тем не менее у всех народов мира этот праздник есть. Это отражение архетипа смены времен, обновления, рождения и смерти и веры в чудо. Это не логический расчет, это механизм психологической защиты в виде фантазирования, когда человек совершает где-то в будущем то, что ему не удалось сделать сейчас. Поэтому обращение к чуду является одной из причин обращения к парамедицине, которая и построена во многом на этой вере. Когда средства массовой информации на­чинают рекламировать какую-то клинику, какой-то метод или како­го-то конкретного врача, то обязательно используется метафора: этот человек способен совершать чудеса. И человек рассчитывает попасть на прием к волшебнику. Никто не использует в рекламных целях такие аргументы: “Этот человек настолько усовершенствовал техно­логию лечения, что исключена возможность ошибки”. Это не язык мифа, веры, чуда. Это не очень срабатывает. Гораздо заманчивей фра­за: “Здесь творят чудеса”.

В каждом веке были этапы увлечения наукой и техникой и периоды разочарования в них. Вот тогда и наступает особая по­требность в чуде. Поэтому взаимодействие человека, ориентиро­ванного на выздоровление, с тем человеком, который может его вылечить, превращается в общение с человеком, который имеет ключи доступа к волшебным шкатулкам. Здесь в ход идет все: и броская необычная одежда, и ореол загадочности, и намеки на по­стоянную связь с потусторонним миром, и мистические эмблемы, и особая атмосфера того помещения, где идет прием больных.

Стоит заметить, что и когда медицина очень технологична и не ориентирована на парамедицинский контекст, она тоже создает этот антураж, но только в ином, технологическом ореоле: много всяких приборов, которые мигают, жужжат. Идя в диагностичес­кий кабинет, заполненный современной аппаратурой, человек на самом деле идет к магу, волшебнику и парамедику, и мотивация его такая: новейшая аппаратура способна совершить чудо. Одни люди верят в магические силы, другие — в приметы, а третьи — в компьютер, который в их глазах является столь же загадочным, как и магический кристалл.

Обращение к услугам парамедиков объясняется большим количе­ством людей, обладающих мифологическим сознанием, в котором преобладает архетип веры в чудо. Наличие коллективного бессозна­тельного, в котором одним из главных архетипов является вера в возможность чудесного исцеления вплоть до получения бессмер­тия, — это один из самых распространенных сюжетов сказок.

Еще одна мотивация обращения людей к парамедикам — разо­чарование в официальной медицине. Взаимодействие с новыми технологиями, обозначающими этапы развития технологической цивилизации, характеризуются, как мы уже говорили, приливами и отливами энтузиазма: от крайней увлеченности до отказа и полного очернения того, что было достигнуто. Сейчас в истории медицины наступил некоторый этап разочарования во многих прежних достижениях, когда больше пишут не о возможностях антибиотиков, а об их отрицательном воздействии на человеческий организм, когда люди больше получают информации об ошибках врачей, чем об их успехах, когда возникает новый образ врача — образ беспомощного и бездумного человека. Столкновение боль­ного в реальности с грубыми ошибками прежде всего психологи­ческого характера подтверждает этот образ.

Волнообразность процесса взаимодействия с технологиями циви­лизации аналогична волнообразности процесса обращения людей с идолами, с фетишами. Когда человек изначально опирается на тезис “медицина может все”, то он совершает ошибку, а затем начинает нести в себе комплекс вины за эту ошибку. Когда же медицина не оправдывает его надежд, он старательно охаивает все, что с ней свя­зано: и прогрессивное, хорошее, и плохое, чтобы как-то искупить эту свою вину, чтобы как-то наказать себя за фетишизацию.

Все это уже было подробно описано 3. Фрейдом. И чем больше человек ранее поклонялся медицине, тем сильнее через некоторое время он будет ее уничижать.

Заставляет людей обращаться к парамедикам и недоступность некоторых видов медицины. Ошибка официальной медицины состоит в том, что она объявила смертельную войну парамедицине. Гармония человеческого взаимодействия строится не на борьбе, и обозначении медицины как науки агрессивной, или как отрасли человеческих знаний, направленных не на лечение больных, а на борьбу с инакомыслием, изначально неверно. В этом случае гораз­до интересней адаптационный подход, где патология рассматрива­ется не только как следствие пола, но и как форма приспособления этого организма к новым условиям существования. Это можно позаимствовать у некоторых направлений парамедицины. Разум­ная позиция, которую может занять медицина по отношению к парамедицине, заключается в следующем:

а) познание конкретных приемов парамедицины, нахождение их логического и биологического обоснования;

б) анализ полезных сторон этих приемов и тех, которые могут повредить человеку;

в) заимствование полезных приемов, как в свое время была использована настойка серпенты для лечения психических боль­ных, как были взяты в арсенал современной психотерапии техники медитации и транса, широко практикуемые в восточной парамедицине;

г) необходимо отличать талантливых парамедиков от проходимцев и жуликов. В парамедицине встречаются и те, и другие, как в медицине встречаются плохие и хорошие врачи.

Тогда врачи могут спокойно сосуществовать с парамедиками, помня о том, что в человеке никогда не иссякнет вера в чудо и ни­когда не исчезнет группа людей с мифологической картиной мира. Тогда можно выполнить девиз психотерапии: “клиент всегда прав”. Пусть пациент обращается туда, где ему не нанесут вреда, и нет разницы — будет это дипломированный врач или парамедик.

Но необходимо четко знать границы возможностей парамедицины и границы возможностей официальной медицины. Например, опасно обращаться к парамедику человеку с коматозным состоянием, с болевым шоком после острого инфаркта миокарда. Реальная по­мощь может быть оказана только в реанимационном отделении. А человеку с мифологическим видением картины мира и неврозом вполне можно лечиться у профессионального парамедика.