Рекомендовано до друку 35 страница

Но до этого не дошло. Маковский вдруг ответил взаимностью на чувства Зои. И можно даже сказать, что признались в любви они друг другу одновременно.

.........................................................................................

Плетнев знал о многом, а кто-то считал, что и обо всем.

Знал, но старался до поры до времени не пользоваться имеющейся у него информацией. Так ему было спокойно,--думал кто-то. Но еще вернее было,--как предполагало совсем малое число людей, большей частью когда-то близко общавшихся с Евгением Георгиевичем,--что Плетнев сам по себе никогда бы не смог решиться использовать подобную (тайную) информацию, если бы только не нашлось чего-то, что оказалось бы способным вывести его из себя. Мол, только тогда.

Как считал сам Плетнев - никто не знал. Можно даже предположить, что не знал он и сам. Хотя тот же Маковский, зная Плетнева, был уверен, что при случае тот будет делать все, чтобы сбить с толку любого интересующегося. Причем это стало у Евгения Георгиевича скорее привычкой, чем следовало усматривать в подобном какую-либо намеренность. Последней не было. Не было хотя бы потому, что в душе Евгений Плетнев был исключительно искренним и доверчивым человеком. Он привык доверять другим. Он привык, что доверяют ему. Так как этих "других" со временем становилось все больше, Евгений Георгиевич уже перестал верить кому попало, и как бы попутно перестал верить себе. Что же касалось желаний, то достаточно быстро Евгений Георгиевич понял, что те, кто часто общается с другими людьми, постепенно перестает верить всем. Потому что природа психики такова, что человек в большей мере становится склонен ко лжи, чем к какой-либо форме правды. И если уж говорить дальше (а Плетнев вообще любил как поговорить, так и поразмышлять), то в подобном случае мог намечаться определенный парадокс, если бы Плетнев однажды не расставил все точки над "и". Когда было надо, он умел решительно пресекать намечаемые противоречия, действуя решительно и как бы наверняка. И при этом...

И при всем при этом, Евгений Георгиевич Плетнев все так же не мог похвастать тем, что способен был разрешить все противоречия.

Тут даже можно было предположить, что он переживал при этом, если не знать, что как раз переживать он как-то дал себе зарок. Слишком это оказывалось мучительно для его психики. Да и сама психика со временем претерпела столько метаморфоз, что было почти невозможно сказать, сколько она еще сможет выдержать, чтобы не скурвиться.

И при этом трудно было бы допустить, что Евгений Георгиевич не контролировал ситуацию. Нет, тут как раз все у него было под контролем. Можно сказать даже больше. Многочисленными (по временным рамкам) размышлениями Плетнев приучил себя -- как реагировать на любое обстоятельство, так и отдавать отчет всему, что происходило или происходит с ним. И что тут было главным, прошлое или настоящее, понять, наверное, не мог и он сам. А может и не хотел, понимая, что чем больше неразгаданных тайн - тем интересней жить. Ведь так часто бывало, что, докопавшись до какой-либо истины, как будто и мучавшей его с давних пор, Плетнев начинал бессознательно корить себя, понимая, что зря он это сделал: доискался правды.

Но это совсем не значило, что в другой раз он эту правду не будет искать. В его сознании вообще многое перемешалось за годы жизни. И чем Евгений Георгиевич становился старше, тем больше он допускал наличие возможных (и даже обязательных) противоречий, которые просто обязаны были существовать.

И вот как только понял он это уже окончательно, то больше не предпринимал никаких попыток искать. Он словно бы предпочитал оставлять все на своих местах, чтобы, когда это было необходимо, возвращаться к проблеме вновь. А возвращаясь, он всегда удивительным образом преображался. Испытывая в иных случаях наслаждение сродни сексуальному.

Подобное действительно оказывало мощное суггестивное влияние на его психику. Причем уже как раз тут Евгений Георгиевич становился не способен себя ограничивать. Он считал, что непременно должен пребывать в самом процессе. Ему становился неважен результат. Можно было сказать, он занимался проблемой ради самой проблемы. Какая-либо истина отступала на второй план. Он видел, какое огромное по силе воздействие начинает вдруг испытывать его психика. Видел, и сознательно не останавливал процесс. В такие минуты он действительно жил. Ему хотелось, чтобы такие минуты растягивались на вечность. Он получал настоящее удовлетворение от самого процесса. Процесс его подчинял, вел вперед, гипнотизировал. И это по своему нравилось Плетневу, вдруг начинавшему балансировать на краю пропасти, совсем, как будто, не рассчитывая ни на что, на какой-либо результат. Он запрещал себе ожидать какой-либо результат. При этом, бессознательно понимая, что результат придет сам собой. Для этого тот не надо ждать. Да и какие-либо ожидания все равно не смогут поддаваться какому-нибудь планированию. Потому что это был практически вечный поиск. Поиск истины. Поиск смысла жизни. Процесс, который не мог закончиться никогда.

Сергей Алексеевич Зелинский

16 мая 2008 год

© С.А.Зелинский. История вопроса, или демарш воли.

Вченою радою Черкаського національного університету

Імені Богдана Хмельницького

(протокол № від 2011 року)

Рецензенти:

Л. П. Рудакова – кандидат педагогічних наук, доцент кафедри фонетики та граматики Навчально-наукового інституту іноземних мов Черкаського національного університету імені Богдана Хмельницького;