Рекомендовано до друку 11 страница

 

 

Плетнев не стремился к усугублению ситуации. Он словно бы и понимал, что во всем происходящем есть какой-то свой особый взгляд на положение дел; и если он сейчас что-то видит не так, это на самом деле так и должно быть. Потому что означает, что сознание его развито именно в той степени, чтобы увидеть все так, а не иначе. Мол, если иначе - так может и не сможет он тогда в правильном ключе проанализировать текущую ситуацию. Хотя и сможет позже, когда настанет соответствующий момент. И вот тогда он окажется готов принять все как раз так, как и будет необходимо тогда.

Он, конечно, замечал, что иной раз все в его жизни невообразимым образом затягивается. Но уже с другой стороны можно было предположить, что как раз так это и было надо. Надо, прежде всего, ему. Потому как именно его психике требовалось время для адаптаций к новому уровню (повышению уровня) его сознания. Ибо с каждым месяцем и годом (а иной раз и с каждым прожитым днем) Плетнев замечал, что переходит (или как минимум продвигается) на новую ступеньку в иерархии восприятия жизни. То есть восприятия как себя в отношении жизни, так и жизни - в отношении себя. И при этом, что уж точно, не нужно было ему останавливаться. Потому как природа в любом случае все расставит со временем на свои места. Особенно если будет чувствовать, что где-то происходит некий перекос ситуации. И может кто-то другой остановился бы, а то и, спохватившись, сделал шаг назад, но совсем не таким был Плетнев. Совсем не таким, так же как, должно быть, таким он и не был никогда.

 

Конечно, он мог бы сказать, что еще совсем, быть может, и не было ничего ясно ему. Потому как верил, что если тайна существует - когда-нибудь она окажется раскрыта. Если же он запутался (готов был запутаться), то как бы тоже знал, что через какое-то время сможет разобраться в ситуации.

--Но ведь он уже разобрался,--утвердительно подумал Плетнев о себе.

Но несмотря на окончание размышлений, радости это особо не прибавляло.

И при этом Евгений каким-то шестым чувством угадывал великое событие, участником которого, по всему, он должен был стать в ближайшее время.

--Однако, так ли это?-задумался он, и от неожиданности вопроса застал сам себя врасплох.

--Этот не так,--поспешил было добавить он (чтобы как-то "отпустило"), да при этом почувствовал, что все на самом деле не так просто. И если еще недавно можно было предположить, что Плетнев мог хоть о чем-либо сказать что-то более-менее конкретное, то теперь все оказалось весьма поверхностным, и как бы уже не настоящим.

--Скажи мне,--услышал Евгений голос своего знакомого, Ивана Мирбаха.-Скажи мне,--загадочно сощурился Иван, рассматривая Плетнева.-Как тебе живется в новом обличье?

--Что ты имеешь в виду,--спросил, было, Плетнев, да тут же понял, кивнул, улыбнулся, и оглянувшись по сторонам, как будто собираясь увидеть кого-то еще (не увидел), внимательно посмотрел на Мирбаха.

Иван Мирбах был слегка одутловат ("то ли пил, то ли почки",-- подумал Плетнев), имел средний рост, обильную шевелюру, всегда ходил в одном и том же костюме, да и вообще, по всему был редкий зануда.

Впрочем, об этом он знал, и потому старался при случае создать о себе иное представление.

Иногда получалось.

Но в большинстве случаев его воспринимали таким, какой он был, а потому общались весьма неохотно и в случаях, как говорится, вынужденной необходимости.

--Так что ты имеешь в виду,--все же спросил Плетнев, видя что Мирбах молчит, продолжая рассматривать его.-И все же,--вопросительно вскинул брови Евгений, делая удивленное лицо от молчания товарища.

--Я имею в виду изменение твоего образа,--просто сказал Мирбах, отвернулся от Плетнева, пошарил в кармане пиджака, извлек от туда смятую сигарету, прикурил, медленно выпустил струйку дыма, и быстро потушив сигарету о зажигалку, собрался уже было уходить, и Плетневу ничего не оставалось, как попридержать приятеля за рукав.

--Ты куда-то это собрался?-поинтересовался Плетнев.-Так редко приходишь, и уже собрался уходить.

--Нет, правда, у меня дела...--начал мямлить, оправдываясь, Мирбах.-Видишь ли,--неожиданно четко произнес он, развернувшись к Плетневу.-Меня ждут.

--Ждут?-не понял Плетнев.-Кто?.. Кто тебя ждет, если все знают, что ты пошел ко мне?

--Кто знает?-не понял Мирбах.

--А ты разве никому не говорил?-улыбнулся Плетнев, и в этой улыбке было такое понимание, что Мирбаху на мгновение стало стыдно за всю свою жизнь... На мгновение, потому как он тут же взял себя в руки.

--Я никому ни о чем не говорил, и не понимаю о чем идет речь,--четко ответил Мирбах.-Если у тебя нет больше вопросов я бы хотел идти. У меня еще действительно дела.

--Да какие у тебя могут быть дела?-усмехнулся Плетнев.

--Ну, знаешь,-- скривился Мирбах.-Это уже, брат, переходит все границы.

--Нет, ну правда,--улыбнулся Плетнев.-У тебя разве много серьезных дел, которые при том необходимо делать именно сейчас? Ведь скажи - ты же шел ко мне чтобы...

--Я ухожу,--перебил его Мирбах.-И впредь тысячу раз подумаю, прежде чем к тебе придти.

--Ну и проваливай,--взорвался Плетнев.-Я тоже ухожу,--и повернувшись, он зашагал в другую сторону, отмеривая шаги своими длинными худыми ногами...

 

Разобравшись таким образом с товарищем, Плетнев подумал о том, что ему впредь следует аккуратно выбирать знакомых. Тем более дружить с кем-то. Потому как совсем еще не вопрос, что для дружбы подходят те, кто льстят, в поиске получить что-то от вас, а после предать, уйти, а то и вообще подложить гадость.