Рекомендовано до друку 7 страница

Жил Валентин один. Когда-то, в начале его жизненного пути, у него была жена. Но уже давно жена ушла. Валентин, в пылу азарта работы над очередной книгой, ухода не заметил. Да и вообще, если разобраться, он всегда думал о чем-то более возвышенном, чем любовное общение. Хотя, бесспорно, и любил. Вернее - умел любить; знал, что это такое; ему даже одно время нравилось подобное (в т.ч. и общение в постели), но все это сейчас как бы отошло на второй, третий, последний план. Все осталось в прошлом. Все осталось в прошлом...

На него вновь нахлынули эти загадочные состояния.

В какой-то мере Томас был к ним готов. Они ведь часто теперь посещали его. К слову сказать, дальше простого посещения дело не доходило. Томас научился выставлять в своей психике барьеры, благодаря которым совсем негативные воспоминания не проникали достаточно вглубь. Фактически оставаясь на поверхности, а значит особого беспокойства (вреда) не доставляя.

А еще можно было сказать, что Томасу нравились подобные состояния. Пусть в этом он никому не признавался, но сей факт было бы слишком глупо отрицать ему самому перед собой. Потому как - как раз перед собой - Томас старался быть честен.

Томас Вульф совсем не ощущал своего возраста. И даже не то, что в 42 года казалось ему, что это слишком мало. Нет. Он вообще не ощущал, сколько ему лет. Словно бы создавалось впечатление (и это было так), что вместо цифрового обозначения возраста - некая виртуально-абстрактная неопределенность. И накрывает она сознание как раз тогда, когда вроде как и надо пропускать через сознание какую материальную консистенцию бытия.

Ну а может и не надо. Дмитрий даже не то что не знал, а попросту решил положиться на правду судьбы.

Правда, конечно, была еще та. Иной раз Томас даже с придыханием слушал внутренний голос. И даже не то, что говорил тот ему какие-то чудеса, а просто было интересно.

Проходило время.

Иной раз Томас понимал, что время затягивалось. И тогда ему хотелось, чтобы прекратилось все разом. Прекратилось все то, к чему он с таким трудом подбирался все это время. Прекратилось без какого-то восстановления, прекратилось как бы сразу и навсегда.

Возможно ли, чтобы произошло такое? Возможно. Иногда Томас говорил себе что возможно, и иногда совсем как будто и удивлялся своим недавним словам. Притом что он в который раз замечал, что так получается; что действительность уже как будто и не особенно подчиняется ему. Что он вроде как говорит, и при этом можно предположить что то, что он говорит - совсем не важно. Что он стремится достигнуть какого-то единения, но может быть выходит так, что он совсем не до конца отдает отчет - стремиться ли? Ведь вполне возможно и наоборот. Вполне возможно, что он вроде как желает чего-то такого, что, по сути, кажется лишь более-менее загадочным, и не более. Что на самом деле получается так, что все его недавние устремления (устремления, которые еще недавно казались таковыми), на самом деле и не являются таковыми в полном смысле этого слова. Что может быть ему стоит еще раз окончательно все взвесить, предположить что-то по настоящему занимательное, и только потом он способен будет обнаружить то нечто, что все это время находилось рядом с ним. И в то же время если и было - то он самым загадочным образом это не замечал.

И вот когда наступало такое время, когда ему казалось что все это именно так - тогда Томас Вульф преобразовывался; и, изменяясь - влиял и на окружающих таким образом, что те, не замечая как - делали, порой, совсем не свойственные им поступки. Странные, можно сказать, поступки. Но и даже они, эти поступки, уже вскоре теряли весь ореол загадочности. Словно бы это было, и в то же время не было. Их - не было. Не осуществлялось.

Но тогда что было?

Подобный вопрос Томас не раз задавал себе.

Бывало, что он вдруг понимал, что такие вопросы, следующих друг за другом и повторяющиеся в непонятном величии возникновения, на самом деле ни к чему не способны привести, как только обосновать нечто, что было не только непонятно Томасу Вульфу, но и как бы понимание этого оказывалось ему безразлично.

Ну да всякое бывает.

Можно было, конечно, сказать, что в его жизни еще будет впереди.

Совсем не хотелось, конечно, сейчас ему говорить о чем-то подобном, но, наверное, так было прежде всего потому, что наметил он уже какие-то контуры своей будущей, ожидавшей его, жизни. И если даже предположить, что это все именно так, Савелий Гаркалин мог бы признать, что он верил, искренне и честно (вполне честно, если допустить в этом человеке наличие какой-то честности) считал, что сейчас, в этот момент, все как раз должно было происходить именно так. Тогда как в другой раз (он мог допустить) - будет по-другому.

Савелию на днях должно было исполниться сорок.

Возраст так себе, считал Гаркалин, притом что в своем понимании жизни он на самом деле предпочитал никому не доверять. Ну, разве что, какой случайный попутчик окажется поблизости его зоны контактов, и тогда Гаркалин вполне может себе позволить с ним не только пообщаться на отвлеченные темы (что он проделывал не раз с еще доселе незнакомыми людьми), но и что-то ему доверить.

Что доверить,-- вопрос был, должно быть, и для самого Гаркалин. Ну, разве что...