Рекомендовано до друку 6 страница

Впрочем, мнение Фирсова в отношении себя еще со школьных лет было более субъективным, чем даже хотел бы он предположить. И по всему такой человек больше себя ругал, чем любил.

Что не могло не сказаться на его жизни и на тех людях, что эту жизнь окружали. Ибо подбирались в знакомые Фирсову и действительно все больше люди странные да загадочные. При этом Фирсов явно подозревал, что каждый из них надеялся извлечь свою выгоду из общения с ним. И быть может уже думая так о других, Фирсов тем самым столь неудачно программировал себя. Потому как пребывал он всегда больше в печали, чем в радости. И в любой жизненной ситуации прежде всего видел неудачу и обман. Хотя и стремился от этого избавиться.

Но ему не удавалось.

И по всему уже становилось понятно, что Фирсов человек был более несчастный, чем было на самом деле. Жалел себя, и бессознательно радовался подобной жалости.

Воеводин с одной стороны задумывался над тем что происходит, а с другой - мечтал, чтобы ничего особенного не происходило. То есть перед нами был пример человека сомневающегося, но и стремящегося понять окружающую действительность хотя бы в рамках собственного вИдения ее. Что, опять же, надо заметить, было если и возможно, то результат имело весьма загадочный. Потому как ни к чему подобное присовокупить было невозможно. Пользу извлечь тоже никакую. Оставалось быть сторонним наблюдателем, и разве что включиться позже.

Воеводин был готов ко всему. Месяц назад ему исполнилось тридцать девять лет. Массивность делала его лет на десять старше. Неправильный прикус несколько удивлял и озадачивал людей. Особенно тех, кто знал о финансовом состоянии Воеводина (у него был один миллион евро).

Впрочем, внешне Воеводин старался не выделяться среди представителей среднего класса. И только по совсем малым деталям (галстук, зажигала, ботинки, ремень...) можно было заметить его финансовые возможности. Но и для этого необходимо было стать как минимум наблюдательным. А таковых в окружении Воеводина было мало. Потому как всего себя он отдавал работе. Работал клерком средней руки в министерстве связи. Ну и попутно был владельцем контрольного пакета акций в двух предприятиях металлургической области. В свое время удачно Воеводиным приватизированными. Ну, то есть, украденными у народа.

Он мог бы, конечно, сказать, что имело в его жизни быть в последнее время.

Да он вообще о многом мог бы рассказать и без того.

Но вот выходило так, что даже начиная нечто подобное, Максимов словно бы останавливался на полпути. Вроде как и знал дорогу вперед (что уж точно - она просвечивалась в его подсознании тонким контуром), понимал, что остается позади, а в то же время как-то не спешил окончательно решиться. Может потому, что ждал чего-то другого?

Максимов ждал. Максимов умел ждать. Выросши без отца, мальчик с юных лет был большей частью поручен самому себе (мать задыхалась на нескольких работах). Однако, то ли хорошая генетика (погибший отец был академиком РАН, Валя был единственный сын 65-летнего ученого; в 75 лет академика, всю жизнь переходившего переход на зеленый свет светофора сбил автомобиль, выскочивший на красный; и 10-летний пацан остался один; еще молодая мать разом как-то сникла и постарела), то ли вмешательство каких-то еще сил-факторов, но мальчик смог оградить себя от влияния сверстников-бродяг и полууголовников, с отличием окончил школу и университет, а потом неожиданно сменил вектор интересов, и вместо физики (путь отца-академика ему уже пророчили) неожиданно стал писателем. Да и говорили неплохим...

Валентин Максимов, 34-летний мужчина высокого роста, крепкого телосложения, с кудрями черных волос, спадающих на плечи, уже десять минут ловил такси, стоя на оживленном перекрестке, и несмотря на подсказки интуиции пройти дальше, намереваясь поймать машину именно в этом месте.

Машины проезжали мимо. В его родном городе Санкт-Петербурге было много машин. Все больше иномарок. Красивых и почти новых. Сейчас они все проезжали мимо.

Лицо Валентина не выражало ничего. Зима. Восемь вечера. Давно зажглись фонари. Лиговский проспект, недалеко от БКЗ "Октябрьская", впереди метро "Восстания", впереди-слева - Невский проспект. За спиной Валентина и чуть слева - Московский вокзал. Место с одной стороны примечательное, с другой - такое же как, как и какое-то другое. Ни больше, ни меньше. Разве что настроение у Максимова было какое-то особенное. И в чем причина такого настроения - он не знал, не догадывался, да и вообще, как-то не особенно и стремился рассуждать на эту тему. Он ловил такси. И становился зол от того, что это ему не удавалось.

Если спросить, куда он собрался ехать - Валентин бы ответил -- домой. Жил он на Пискаревском проспекте. Давно собирался выехать с этой дыры, да его писательская жизнь денег ему особенных не приносила. Писать он старался качественно. А значит издателей массовой литературы его рукописи не интересовали. В чести в стране в это время была литература иного толка. Хотя Максимов и знал, что остались те, кто ориентирован на издание литературы категории "не для всех". Его и издавали такие издатели. Причем отдельный вопрос-загадка как они находили Максимова. В сети интернет он не выставлялся. Друзьям читать не давал. Разве что какие-то отрывки зачитывал самостоятельно. Ну, может, так и разошлось о нем мнение как о писателе. Ну а дальше, пущенное по системам массовых коммуникаций оно и дошло до того, до кого необходимо. И как бы уже не было - у Максимова вышло пять книг. Он только что написал шестую (работал он в кафе на Староневском), и сейчас спешил домой.