ОСВОБОДИТЕЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ ПОД РУКОВОДСТВОМ КЕНЕСАРЫ КАСЫМОВА 12 страница

Гораздо сложнее и неблагоприятнее для Кенесары сложи­лись отношения с Киргизией. Кенесары направил своих пред­ставителей во главе с Сайдак-кожа, бием Чукмаром и Есен-гельды Саржановым к киргизским манапам, призывая их к совместной борьбе против Кокандского ханства. Сообщение об этом настолько встревожило генерала Вишневского, что он тотчас же направил в район Копала отряд сотника Абаку­мова с целью прервать связь Кенесары с алатаускими кирги­зами.

Переговоры Кенесары с киргизами остались безуспешны­ми. Манапы рода Сарбагыш, во главе с Орионом и Жантаем, отклонили предложение Кенесары. Более того, они начали подстрекать своих сородичей к нападению на казахские аулы.

Чтобы не осложнять отношений с киргизами, Кенесары в 1846 году отпустил на свободу 200 киргизов во главе с Калча-бием, взятых в плен при нападении киргиз на аул Кенеса­ры. В том же году Кенесары в специальном письме к Жан-таю и Ориону разъяснял, что к киргизам он не питает ника­кой вражды.

«Цель моего прихода сюда,— писал он,— не враждовать и проливать кровь, а соединить силы казахов и киргиз в одно, отделить их от Коканда и вообще освободить от притеснений кокандцев. Между тем, случились некоторые нежелательные дела, теперь на все происшедшее между нами я объявляю са-лават и прощаю вам неразумие. Что я не питаю злобы, може­те видеть из того, что выпускаю на свободу невредимым Кал-чабия и его 200 джигитов. По получении этого письма удали­те из сердца опасения и явитесь ко мне, чтобы соблюсти об­ряды покорности и тем достичь высокой степени счастья. Если же это предложение не придется вам по сердцу и вы не отка­жетесь от вражды, то отвечайте сами за свою судьбу».

В этом письме характерно отсутствие призыва Кенесары к борьбе с царской Россией. Это не случайно. Кенесары по­нимал, что такой призыв не будет поддержан киргизами, так как в этот период они еще не испытывали гнета царских ко­лонизаторов. Основным врагом киргизов в то время был ко-кандский хан, под владычеством которого находилась вся современная территория Киргизии.

Однако манапы Орион и Жантай, чьи владения непосред­ственно граничили с кочевьями Старшего жуза и которые в своей внешнеполитической деятельности были вынуждены лавировать между Кокандом и царской Россией, естественно, не могли поддержать Кенесары. Но главное было не в этом. Сыдыков сообщает, что Ормон в переговорах с посланцами Кенесары однажды заявил: «Пусть он (Кенесары — Е. Б.) ханство над обоими народами передаст мне, а Кенесары бу­дет действовать с моего согласия»². Этому можно поверить, поскольку Ормон стремился к объединению всех киргиз под своей властью. Между тем Кенесары требовал от киргиз «соблюсти обряды покорности», т. е, признать его власть. Не

удержался он и от прямых угроз по адресу тех, кто не при­знал его власти.

Получив письмо Кенесары, Жантай и Орион обсудили его на собрании манапов и решили не принимать предложения султана. Они обратили внимание не на то место письма, где Кенесары призывал к совместной борьбе с Кокандом, а на то, где он угрожал силой присоединить к себе киргизов. Как пишет т. Джамгерчинов: «В стремлении Кенесары киргиз­ские манапы видели попытку лишить власти представителей киргизской феодально-родовой знати во главе с Орионом». Угроза потери власти над народными массами испугала их больше, чем подчинение Коканду, классовые интересы возоб­ладали у них над общенародными национальными интере­сами.

Письмо Кенесары к киргизским манулам, очевидно, полу­чило в то время широкую огласку, среди казахов и киргизов. Об этом свидетельствуют многочисленные фольклорные материалы, передающие его содержание в разных вариантах. Таким образом, из анализа внутриполитического состоя­ния алатауских киргизов и их взаимоотношений со среднеази­атскими ханствами и Россией становится понятным, что сов­местные действия царских властей и киргизских манапов про­тив Кенесары не было случайным эпизодом борьбы.

Кенесары, оттесненный из районов Балхаша и Или, в 1846 году вынужден был начать борьбу с Кокандом без союзни­ков, только силами примкнувших к нему казахов Старшего жуза. В 1846 году он вторгся в район Аулиэ-Ата (ныне город Джамбул) и осадил крепость Мерке. После непродолжитель­ного сопротивления «датка» (комендант крепости) со своим гарнизоном сдался и в знак покорности подарил Кенесары своего аргамака — «Кзыл-ауз».Он обещал также догово­риться с пишпекским кушбеки и киргизскими манапами о

перемирии.

Ахмет Кенесарин пишет, что после занятия Мерке Кене­сары отстранил кокандского «датка» и сам стал правителем Мерке³. После падения Мерке киргизские манапы обрати­лись к пишпекскому кушбеки Алишеру с вопросом, как посту­пить с Кенесары: «Будет ли он вести борьбу с ним или всту­пить в переговоры о перемирии». Алишер ответил: «Меркен-ский «датка» — трус и злодей, я честный слуга своего хана и оправдаю его доверие. Я имею две пушки и готов сражаться с ним».

Алишер и манап Ормон предложили киргизам откочевать в глубь страны, а сами со своими войсками вышли навстречу Кенесары. Отлично зная окрестности, они выбрали удобную позицию и укрепились в горах Кеклы.

Алишер и манап Ормон предложили киргизам откочевать в глубь страны, а сами со своими войсками вышли навстречу Кенесары. Отлично зная окрестности, они выбрали удобную позицию и укрепились в горах Кеклы.

В первых вооруженных столкновениях в Алатауских горах обе стороны понесли многочисленные потери. В одном из пи­сем киргизского манапа Донентая к генералу Вишневскому сказано: «Кенесары, прибыв к нам, сделался уже врагом. В прошлом году они разбили аулы наши и 100 наездников умертвили, но мы с помощью божьей вооружились под пред­водительством султана Боке, умертвили их 4 тысячи чело­век» ^.

К середине 1846 года наступило некоторое затишье, нача­лись переговоры о прекращении военных действий и заклю­чении перемирия. По поводу предстоящих переговоров погра­ничный начальник сибирских киргизов писал: «К дикокамен-ным киргизам Кенесары отправил недавно от себя послов с присоединением к ним и от султана Галия, дабы условиться с ними о мире, но таковые еще не возвратились»³. Кенесары все время стремился к прекращению военных столкновений с киргизами. Это отмечал сотник Абакумов, который писал, что Кенесары с киргизами «всеми средствами старается по­мириться» ⁴.

Со стороны киргизов в качестве парламентера прибыл к Кенесары известный манап Калигул, впоследствии получив­ший за доставление головы Кенесары к Западно-Сибирскому генерал-губернатору Горчакову золотую медаль. Калигул был принят Кенесары, несколько дней находился в его ставке и был даже приглашен в гости к Наурызбаю. От Калигула мы впервые узнаем о внешности Наурызбая: «Одетый в бархат­ный кафтан, рослый молодой джигит, усы на нем только на-

чали появляться, стал приглашать к себе в гости. Впоследст­вии я узнал, что это был тюре Наурызбай».

Кенесары договорился с Калигулой, что впредь казахи и киргизы будут жить дружно и находиться в добрососедских отношениях, что киргизы будут прислушиваться к советам Кенесары. Калигул от имени киргизского народа дал обеща­ние: «Киргизы и казахи будут дружественной самостоятель­ной страной, но по всем важнейшим делам будут советовать-• ся с Кенесары и прислушиваться к его голосу»¹. Кроме того, договорились обменяться военнопленными. Кенесары, по просьбе Калигула, возвратил пику и шашку (булат) киргиз­ского батыра Тастанбека, убитого казахами, а Калигул обе­щал вернуть за выкуп попавших к ним в плен джигитов Кене­сары. Во время переговоров об освобождении из плена двух любимых батыров Кенесары (один из них был шурином Кене­сары— братом бывшей в плену в Оренбурге старшей жены Кунимжан) — киргизы назначили выкуп «за первого 64 воро­ных лошади, за второго —10 лисьих шуб, 10 штофных хала­тов, 10 выдр, 10 саврасых лошадей и 10 верблюдов». Кенеса­ры объявил по аулам поголовный сбор ценностей для выкупа джигитов и двух батыров, однако, «собранного имущества недоставало на выкуп шурина его и еще одного любимца»². Заключенное перемирие скоро было нарушено самими киргизами. Манапы стали подстерегать известного батыра из Старшего жуза— Саурыка, желая отомстить ему за убитого им киргизского батыра Джаман-кара. Во время пребывания Саурыка на отдыхе 70—80 киргиз напали на его отряд, пе­ребили его джигитов и угнали более 700 лошадей. Сам Сау-рык во время погони попал в засаду и был убит киргизами. Нападение киргизских манапов на Саурыка и угон лошадей привело к нарушению условий перемирия и послужило пово­дом к последующему вооруженному столкновению и к гибели самого Кенесары и его соратников.

В 1847 году Кенесары вторгся в пределы Киргизии. В этой борьбе Кенесары преследовал основную цель — борьбу с господством Коканда, как врага казахов и алатауских кир­гиз, и против киргизских манапов, являвшихся верными союзниками кокандских беков. Поэтому поход в Киргизию он рассматривал как ответ на действия манапов, передавших­ся на сторону Коканда. Но пр*и этом он допустил крупней­шую ошибку, выразившуюся в том, что в Киргизии Кенесары применил типично феодальные методы борьбы. Его репрессии обрушились не столько на манапов, сколько на киргизский народ. Им сжигались целые аулы, он не щадил ни женщин, ни детей. Но жестокость проявлялась обеими сторонами: и киргизские манапы в своих письмах к властям также хвали-лись тем, что умертвили «бесчисленное количество привер-жецев Кенесары», жестоко расправились с повстанцами и описывают мучительную казнь Кенесары и его соратников. Свойственная феодальной эпохе жестокость отразилась в методах борьбы восставших. Конечно, и сам Кенесары не мог выйти из рамок своей среды.

По поводу национально-освободительных войн, происхо­дивших в условиях феодального общества, Энгельс писал:

«...в народной войне средства, применяемые восставшей нацией, надо оценивать не с точки зрения общепризнанных правил регулярного ведения войны или какого-либо другого абстрактного критерия, а лишь с точки зрения той ступени цивилизации, которой достиг восставший народ» .

Жестокость Кенесары объясняется той средой, к которой он принадлежал и нравы которой наложили отпечаток и на его идеологию и на методы его борьбы. Но именно эти фео­дальные методы борьбы помогли Ориону и Жантаю объеди­нить широкие массы киргизского народа для борьбы с Кене­сары. Кенесары пришлось иметь дело в Киргизии не с фео­дальными дружинами манапов, а с сопротивлением народа, и это погубило его.

Кампания Кенесары в Киргизии настолько мало изучена, что трудно восстановить подробный ход событий. Интересно отметить хитроумные приемы борьбы, применявшиеся Ормон-ханом с целью дезориентации Кенесары и сыгравшие извест­ную роль в исходе конфликта.

«Во время войны с Кенесары Ормон-хан приказал своим отрядам боевым походом спускаться с горы по видимой ка­захам дороге, пустив побольше пыли. Спустившись вниз, они по ущелью возвращались назад и начинали походный марш сначала. Так происходило беспрерывно 3 дня. Говорят, что Кенесары, наблюдавший это, был поражен многочисленнос­тью войск Ормон-хана, бесконечно, в клубах пыли, прибы­вавших к нему.

По ночам Ормон-хан приказал каждому человеку развес­ти отдельные костры. И когда Кенесары видел по ночам бес­численное множество огней в горах, он будто бы сказал: «Кыргыз коппу, асмандагы жылдыз коппу»— т. е. «киргизов больше или звезд на небе больше?».

Последнее сражение Кенесары с киргизским войском про­исходило в горах Кеклы, недалеко от Пишпека (ныне Фрун­зе). Горы Кеклы находятся на восток от с. Токмак. Войска Кенесары были расположены в местности Майтюбе — неболь­шого плоскогорья, направо от которого в 1—2 километрах протекает река Чу. Киргизы испокон веков считали Май-тюбе

«кровавым местом»².

С северо-востока к Май-тюбе примыкает гора Кеклы, на­зываемая «священной сопкой». К западу от этой сопки лежит широкая долина Кара-конус, простирающаяся до реки Чу. Эта долина разделяется на две части: одна из них называет­ся «Алмалы-Сай» (яблоневая долина), а примыкающая к ней долина — «Саулман». Эти долины богаты дикорастущим лесом, среди которого протекает бурная река. Кенесары по­пал в плен к киргизским манапам в долине «Алмалы». Штаб Кенесары находился на Май-тюбе. До наших дней здесь сох­ранились остатки временного укрепления, сооруженного сто­ронниками Кенесары: вырытый на восточной стороне плоско­горья окоп и сваленные в кучу каменные глыбы.

Исход сражения Кенесары с киргизами заранее был пред­решен в пользу киргизских манапов. Во-первых, командова­ние царских отрядов согласовало с манапами план военных действий. В своем рапорте генерал-майору Вишневскому есаул Нюхалов писал: «Я послал письмо к известнейшим из них биям: род Бугу — Бурамбаю Бекмуратову и Ажибаю Сералину; Сарбагыз — Орион Ниязбекову и Солты — Джан-гараш Ескожину — приглашая их к истреблению Кенесары как врага их и русского правительства»³.

Во-вторых, казахский султан Рустем и бий Сыпатай, при­мкнувшие к движению Кенесары из-за боязни ограбления, в ночь перед сражением покинули дружины Кенесары. Об этом рассказывает Мадбек Бекожаев: «Сыпатай и Рустем-тюре ночью, отделив свои войска, переправили их на противопо­ложный берег реки Чу и, достигнув «Мыкан Суы», они в поисках места переправы простояли до утра. В это время киргизские войска, обнаружив их, напали. Позади враг, впе­реди непроходимая болотистая вода, казахи были перебиты, а часть попала в плен к киргизам».

Услуга, оказанная Сыпатаем и Рустемом, забыта не была. Впоследствии манап Жантай Карабеков писал пограничному начальнику сибирских киргизов, прося о награждении султа­на Рустема: «...султан Рустем с бием Сыпатаем Алибековым, взяв войско, обратились, представив мне по своему разуме­нию поступить с Кенесары».

В-третьих, кокандские беки передали свой отряд в распо­ряжение манапа Ориона.

Понимая безвыходность положения, Кенесары созвал во­енный совет, чтобы решить, как выйти из окружения. Наурыз-бай предложил Кенесары: «Дайте мне 200 годных к бою джи­гитов под начальством Курман-батыра из рода Таман, Агбай-батыра, с этими двумя сотнями я ударю на строй киргизов и пробью его»³. Хотя этот совет был одобрен всеми, Кенесары возразил: «Раз мы пробьемся, мы побежим уже безостановоч­но. У кого лошадь быстра, тот спасется. Большинство же на­рода погибнет. Если я сам, предводительствуя войском, об­ращусь в бегство, то уже не могу больше быть ханом на­рода».

Кенесары предложил заколоть всех лошадей, оставив только 30, чтобы нагрузить на них мясо и другую провизию, а самим пробивать дорогу пешими с пиками в руках. Но это предложение не встретило одобрения. По казахским пред­ставлениям, лишение лошади равносильно смерти. Решено было остаться до следующего дня в надежде, что прибудет подкрепление. Но помощь не пришла.

Кенесары и Наурызбай, во главе своих отрядов, решили все же с боем выйти из окружения.

Кенесары со своим отрядом принялся пробивать дорогу через болотистую реку Кара-Сук. Во время переправы мно­гие утонули в реке, но, несмотря на это, воины старались вся­чески спасти Кенесары. Вот как описывается этот эпизод

участником восстания: «Сотни Кенесары-касымовцев, заса­сываемые предательской рекой, потонули под ударами насе­дающих кара-киргиз, но, погибая, они выручили своего лю­бимца султана Кенесары Касымова: жертвуя собой, они спасли султана, перебрасывая его с одной тонущей лошади на другую»

Попытка вырваться из окружения окончилась неудачно. Наурызбай вместе со своим отрядом погиб в неравной борь­бе. Кенесары же был захвачен в плен манапами.

Перед своей казнью он еще раз обратился к киргизским манапам с предложением о прекращении вражды и объедине­нии сил казахов и киргизов для совместной борьбы с общим врагом — Кокандом. Однако и на этот раз киргизские манапы отклонили его предложение.

Кенесары перед казнью, при огромном стечении людей, запел песню. В этой песне он вспомнил весь путь суровой борьбы, во имя свободы и независимости своей страны, вспом­нил привольную степь Сары-Арка и своих соратников, пав­ших на поле брани. Вот как описываются последние момен­ты казни Кенесары: «Кенесары, взглянув тогда (во время казни) на собравшийся народ, на далекие горы, на высокое небо, откуда лились ласковые лучи веселого солнца — взгля­нув кругом себя, запел песню. Долго лилась его песня среди собравшейся толпы и словам сим она долго внимала, не имея ни сил, ни желания оторваться от властных слов его песни, что глубоко западали в душу каждого, кто слушал их. И в песне своей вспомнил он всю свою жизнь в родных и привольных степях, в кругу родного аула».

Смерть Кенесары произвела потрясающее впечатление на его соратников и боевых друзей.

Я. Палферов передает словами участника восстания Ны-самбая эти глубокие переживания казахов, лишившихся свое­го вождя. «Вдруг тишина ущелья прорывается странным ак­кордом домбры, а вслед раздалось высокое грудное «Э... э... Алла»... полилась грустная, в душу проникающая, надгроб­ная песня Нысамбая, тут же им сложенная...

Плачь горькими слезами, степь родная!

Поникни гордой головою, высокий ковыль!

Посетила нас, казахов, кручинушка злая,

В сердце когтями впилась ужасная боль...

Погиб наш агид и батыр могучий.

Рукою коварной в засаде сраженный...

Погиб Кенесары — точно бор дремучий,

Злым пожаром нещадно спаленный...

Нет Кенесары больше среди нас,

Мертвый он... Теперь поругание

Над трупом свершают асхеды,

Кипчаки проклятые ада посланье...

Стихни, ветер свободный!

Свои песни забудьте, акыны...

Слышится плачь лишь надгробный:

Степь потеряла лучшего сыра.

«Долго еще лилась песня — импровизация, полная мучи­тельных аккордов, далеко-далеко несясь по ущелью, а там, вырвавшись на свободу, аккорды льются по широкой ковыль­ной степи, всюду разнося скорбную весть о смерти батыра Кенесары... И внимало рыдающему аккорду все окружаю­щее. По смуглым лицам слушателей струились обильные сле­зы, а порой вырывался стон... Казалось, что вся природа рыдала вместе с этой безутешной песнью»³.

С получением вести о смерти Кенесары, Пограничная Оренбургская Комиссия разослала циркуляр, в котором из­вестила «киргиз Оренбургского ведомства о смерти общего врага их».

Западно-Сибирский генерал-губернатор Горчаков решил пригласить к себе всех отличившихся в этих боях киргизских манапов и представить их к награждению орденами, что впоследствии и было сделано. К самому убийце Кенесары — Алибекову — Горчаков обратился со специальным письмом, в котором писал:

«Почтенному киргизу Калигуле Алибекову. Желая награ­дить отличную храб/юсть и примерное усердие, оказанное Ва­ми в деле мятежника Кенесары Касымова, я, по высочайшей, представленной мне его императорским величеством власти, препровождаю при сем серебряную медаль, для ношения на шее, на Георгиевской ленте, оставаясь вполне уверенным, что Вы достойно оцените столь высокую награду и преданностью священной особе государя императора заслужите внимание

правительства» .

В последнем сражении, по данным пограничного началь­ника Сибирских киргиз генерала Вишневского, манапом Ор-моном были убиты брат Кенесары — Наурызбай, двое его сыновей и 15 других султанов². Кроме того, много было уби­то рядовых казахов, а число пленных составляло около одной

тысячи³.

Киргизские манапы Орион и Жантай, в знак своей приз­нательности и дружбы, послали головы убитых казахов в ка­честве подарка кокандскому хану. Об этом говорится в по­казаниях одного караван-баши, данных капитану Рыльцову: «Собственными глазами я видел в Ташкенте присланные ди-кокаменными киргизами тамошнему начальству в подарок два воза голов убитых из шайки Кенесары, головы эти вы­ставлены были на длинных шестах на Ташкентском базаре. Тамошнее правительство, в изъявление удовольствия своего, выдало дикокаменным киргизам подарки».

Правительство высоко оценило помощь киргизских мана­пов в подавлении восстания Кенесары. Об этом генерал-майор Гасфорд в своем письме к управляющему Министерством иностранных дел Л. Г. Сенявину, отмечая заслуги Ормона Ньязбекова, писал: «Неоспоримо, что без его содействия и исполненной им над Кенесарою казни, дела наши тогда могли взять другой, менее выгодный для нас оборот»⁵.

В отмщение за смерть Кенесары, казахи Копальского уезда предприняли поход против киргизских манапов. Несколько убийц были жестоко наказаны. В частности, казахи разгроми­ли аулы киргизского манапа Тюрегельды, а его самого увезли

в плен.

Вслед за гибелью Кенесары, в 50-х годах XIX века нача­лась разорительная междоусобная феодальная война в Кирги­зии, возглавляемая тем же Орионом. Орион во главе сары-багышцев хотел захватить богатейшее пастбище бугинцев, раскинувшееся по берегам Иссык-Куля, и подчинить их своей власти. В процессе этой войны, в 1855 году Ормон погиб. На­сколько ненавистно было имя другого убийцы Кенесары—• манапа Жантая не только казахам, но и самим киргизам, луч­ше всего свидетельствует письмо самого Жантая: «У меня много врагов и мало друзей; легко может быть, что казахи или дикокаменные наговаривают вам на меня, не верьте им. Я все тот же мирный, который давно посылал с этими наме­рениями своих людей к царю. Верьте лучше мне, чем кирги­зам».

Джамбул в своей поэме «Суранши-батыр» рисует Жантая двуличным и корыстолюбивым человеком.

Он хотел как царь Российский Быть владыкой орд Каспийских И владеть с Урманом вместе Даром выпасов Илийских.

Знал блудливый этот хан: — Не изменит друг — Урман. Утопив в крови киргизов, Продал он царю чапан .

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

20—40-е годы XIX в. в Казахстане ознаменовались собы­тиями, оказавшими крупнейшее влияние на дальнейшие судь­бы казахского народа и на судьбу Средней Азии в целом.

Для того, чтобы хотя бы коротко суммировать политичес­кие и социально-экономические итоги рассматриваемого трид­цатилетия, необходимо прежде всего учесть тот широкий международный фон, на котором развивались эти события, и то место, какое занимали экспансия царизма в Казахстане в общих планах завоевания Средней Азии царской Россией. Одним из главных успехов, достигнутых царизмом на пу­тях завоевания Средней Азии, было полное завершение подго­товки к окончательному подчинению Казахстана и превраще­нию его в колонию русского царизма.

Историческое значение этого факта станет ясным, если вспомнить огромное стратегическое значение Казахстана, расположенного между Россией, среднеазиатскими ханства­ми и Китаем. Через Казахстан пролегали древние торговые пути, ведшие в эти страны и далее в Афганистан, Индию и глубины Центральной Азии. Через Казахстан пролегали в том же направлении и военнооперационные линии. Только обес­печив здесь свои позиции и подтянув сюда свои войска, мож­но было приступить к осуществлению походов на среднеази­атские ханства и к дальнейшему наступлению на Централь­ную Азию. Это отмечал еще Энгельс, который писал:

«Стоит им (русским войскам — Е. Б.) только пройти Кир­гизскую степь, и они очутятся в сравнительно хорошо обрабо­танной и плодородной области Юго-Восточного Туркестана, завоевание которого нельзя будет у них оспаривать».

Таким образом, Энгельс отмечал не только неизбежность завоевания всей Средней Азии царской Россией, но и, что для нас особенно интересно, роль Казахстана, как буфера между империей и среднеазиатскими ханствами. Превращение этого буфера в плацдарм для решительного наступления на Коканд, Хиву и Бухару и приближение на юго-востоке вплотную к границам Китая и составляло важнейшую задачу среднеази­атской политики царизма, блестяще разрешенную им в тече­ние 20—40-х годов XIX века.

Осуществление этой задачи происходило постепенно, и тем­пы ее определялись двумя моментами — внешнеполитическим, в котором основную роль играло англо-русское соперничество в Центральной Азии, и внутриполитическим, в котором решаю­щее значение имело сопротивление колонизаторской политике царизма, оказанное казахскими народными массами. Ведь со­вершенно ясно, что если бы царизму не пришлось подавлять длившееся 10 лет восстание Кенесары, он подчинил бы себе Казахстан в значительно более короткие сроки и раньше бы вышел на исходные рубежи в направлении Средней Азии. Как известно, активизация политики царизма в Средней Азии и Казахстане наступает лишь в 20-х годах XIX века. Началом ее явилось внедрение российской административной системы сначала в Среднем, а затем в Малом жузах, важней­шим элементом которого явилось введение так называемого «Устава о сибирских киргизах» 1822 года. На первых порах наступление царизма не встретило серьезного сопротивления казахских масс, поскольку подавляющая часть султанов и родоначальников перешла на службу к царизму. Это уже са­мо по себе определило весьма спокойный и неторопливый ход событий, тем более, что среднеазиатские дела в целом до на­чала 30-х годов вообще играли второстепенную роль во внеш­ней политике царизма. Достатбчно сказать, что даже границы Казахской степи не были точно известны. По словам Левши-на, они представлялись «не иначе, как умственной линией, которой направление будет описано самым неопределенным образом» '.

Насколько неторопливо шло внедрение новой администра­тивной системы, видно хотя бы из того, что между организа­цией Кокчетавскогр и Каркаралинского округов, открытых в 1824 году, и Аягузского округа, открытого в 1831 году, про­шло целых 7 лет.

Однако с начала 30-х годов положение меняется. Темпы экспансии царизма в Казахстане усиливаются, особенно со второй половины этого десятилетия. Причинами этого явилось обострение англо-русского соперничества, в связи с разверты­ванием событий в Иране и Афганистане и усиленными интри­гами в среднеазиатских ханствах, а также рост агрессии Хивы и Коканда в отношении казахов. Очень характерно, что хотя основная линия фронта англо-русского соперничества пролег­ла весьма далеко от Казахстана, многие чиновники-колониза­торы встревожились не на шутку. Так, полковник Бутовский из Западно-Сибирского военного округа в 1836 году предста­вил даже особую докладную записку, где отмечал, что англи­чане, «смело и успешно» распространяя свое влияние в Сред­ней Азии, «приближаются также к киргизам». Напоминая «потерю огромных сумм, которая стоила России приобретение киргизов» и критикуя, как недостаточную, систему управления казахскими степями, Бутовский требует «решительно и вне­запно устроить нашу укрепленную Линию между Каспийским морем и Китаем, по реке Аму-Дарье... и стать там твердою ногой». Не ограничиваясь этим, он проектирует далее высад­ку десанта в Астрабадском заливе и одновременно движение русских отрядов от побережья Каспия, Оренбурга и Семипа­латинска в районы Аму-Дарьи, в результате чего Хива ока­жется включенной в русские границы.

Серьезные опасения правительству внушала и агрессия Хи­вы. Действительно, в 1832 году Хива завоевывает Мерв и под­чиняет своему влиянию не только часть прикаспийских турк­мен, но и усть-уртских и сыр-дарьинских казахов, назначая там ханов и построив на Сыр-Дарье крепости Кинджабай и Чиркайлы. Мало того, Хива простирает свои претензии до р. Эмбы и ведет враждебную России работу среди казахов, кочующих к северу от Мугоджар и между Эмбой и Усть-Уртом.

Таким образом, именно эти причины — обострение англо-русского соперничества и агрессия Хивы — оказали сущест­венное влияние на активизацию политики царизма в Казах­стане. Это подтверждается формулировкой цели Хивинской экспедиции 1839 года, зафиксированной в журнале Особого Комитета от И марта 1839 года: «Восстановить и утвердить значение России в Средней Азии, ослабленное долговремен ною ненаказанностью хивинцев и, в особенности, тем постоян­ством, с которым английское правительство во вред нашей промышленности и торговле стремится к распространению своего господства в тех краях».

В результате усиленного наступления на Казахстан в пе­риод 30-х годов царизм значительно укрепляет свои позиции в казахской степи. При этом он действует не только методами военными, вроде форсированного строительства кордонов и укрепленных линий и снаряжения карательных экспедиций, не только методами политическими, вроде введения дистанци­онной системы, дальнейшей организации округов и окружных приказов, подкупа султанов и т. п., но и методами экономи­ческими. Усиливается, особенно с 1835 года, захват земель, в 1837 году вводится кибиточный сбор и т. д.

Все это ведет к усилению колониального гнета, который продолжает расти, не ослабевая и в 40-х годах, и вместе с гнетом казахской феодальной верхушки образует двойной пресс эксплуатации и угнетения, обрекающий народные мас­сы на невиданные еще страдания.

Неудача Хивинской экспедиции 1839 года и заключение в 1840 году англо-русского соглашения, предусматривавшего разграничение сфер влияния в Средней Азии, казалось бы, должны были ослабить активность царизма в Казахстане, поскольку они были непосредственными причинами ее подъе­ма в 30-х годах. На деле, однако, этого не случилось, ибо дело зашло уже слишком далеко. Правда, второй Хивинский поход пришлось временно отложить, что, впрочем, вовсе не было жертвой со стороны царизма, так как напуганные хи­винцы пошли на существенные уступки. Что же касается Англии, то она, добившись уступок России в Иране и Афга­нистане, не настаивала на прекращении экспансии царизма в Казахстане, ибо такое требование было бы сочтено за вмеша­тельство во внутренние дела империи. Да и слишком далек был Казахстан в ту пору от сфер непосредственно английских интересов, тем более, что самый центр англо-русских отноше­ний переместился на Ближний Восток.

Все это привело к тому, что и в 40-е годы царизм продол­жал, правда, бесшумно, вести усиленную политику всемерно­го закрепления своих позиций в Казахстане и создания на­дежного плацдарма для будущего наступления в Средней Азии.