ОСВОБОДИТЕЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ ПОД РУКОВОДСТВОМ КЕНЕСАРЫ КАСЫМОВА 4 страница

Внук хана Аблая, сын султана Касыма, Кенесары родился и вырос в семье, игравшей почти столетие руководящую роль в политической жизни Среднего жуза. Активная политичес­кая деятельность была традицией семьи начиная от деда и кончая братьями и сестрами Кенесары, и это обстоятельство оказало глубочайшее влияние на формирование идейно-поли­тических взглядов и характер будущего руководителя восста­ния.

Кенесары родился в 1802 году¹ в урочище Кокчетау, ны­нешней Кокчетавской области.

Особенно прославился дед Кенесары — хан Аблай (1711 — 1781 гг.)—потомок младшей линии султанов Среднего жу­за, внук владетеля города Туркестана. В условиях сложней­шей международной обстановки Аблай стремился объединить разрозненные казахские земли под своей властью. Умело ис­пользуя противоречия интересов своих соседей — царской России, Китая, Джунгарии, стремившихся к овладению Ка­захстаном— Аблай сумел отстоять фактическую независи­мость своей страны.

Характеризуя деятельность Аблай-хана, историк Левшин писал: «Превосходя всех современных владельцев киргизских летами, хитростью и опытностью, известный умом, сильный числом подвластного ему народа и славный в ордах сноше­ниями своими с императрицею Российскою и Китайским бо-гдоханом, Аблай соединял в себе все права на сан повелителя Средней орды. Уверенный в своих достоиствах, он искусно привлекал к себе приверженцев важностью своею и осторож­ным поведением; грозил врагам своею силою и признавал се­бя, смотря по нужде, то подданным русским, то китайским, а на самом деле был властитель совершенно независимый»².

По народным преданиям, свою юность Аблай прожил в изгнании, в нищете, работал батраком у богатых биев, а за­тем сражался в качестве рядового воина против джунгарских ойротов. Его необычайная отвага, мужество и находчивость быстро выдвинули Аблая в ряды известнейших батыров своего времени, а затем открыли ему дорогу к широкой государст­венной деятельности. В 1731 году он стал помощником хана Абулмамбета, от имени которого правил страной почти 40 лет. Лишь после его смерти в 1771 году Аблай стал ханом, офи­циально признанным как Россией, так и Китаем.

Немудрено, что образ деда, прославленного в песнях и легендах, с детства был любим Кенесары. Он гордился Абла-ем и неоднократно подчеркивал, что является продолжателем его дела и законным наследником его прав. Поэтому-то мы

[ так часто встречаем упоминание имени Аблая в письмах Ке­несары к царским властям и в его воззваниях к различным казахским родам. Кенесары открыто и прямо заявил, что бу-

I дет «ходить путем своего деда» и что он борется «за принад­лежавшие его деду Аблаю земли». В своих воззваниях он на­поминал, что «при Аблае казахи жили свободно и мирно». Имя Аблая было боевым кличем войск Кенесары.

В официальных царских документах сыновья Аблай-хана характеризуются так: «Во главе всех беспокойных стало се­мейство Касыма Аблайханова, которое по богатству, по род­ственным связям и по предприимчивости своей обладает ог-громным влиянием на умы киргизов и почитает происхожде­ние свое от хана Аблая за законное право на верховную власть над всею Среднею ордою» '.

Только отчетливо представляя отношение Кенесары к сво-

| ему деду и к его политическому наследию, можно понять, на­сколько неправы те историки, которые пытаются изобразить деятельность Кенесары лишь как карьеристскую погоню за ханской властью. В отличие от других претендентов на хан­скую власть, он выступал не как захватчик ее, а как чело­век, считавший, что он имеет на нее законное право, тем бо­лее, что власть означала для него возможность проведения в жизнь определенной политической программы, преемственно

I связанной с политической программой Аблая.

Большое влияние на Кенесары имел и его отец — султан Касым. Вся жизнь Касыма прошла в неустанной, но тщетной борьбе за продолжение дела Аблая и восстановление ущем-

! ленных прав своего рода. Касым мужественно выступал про­тив агрессивных притязаний царизма.

Выдающиеся способности Касыма признавали даже его нраги. Так, председатель Оренбургской Пограничной Комис-син Ладыженский писал о Касыме: «Он стоит выше простого р.ч.чбойника, гонящегося только за добычей и живущего грабе жом. Он не из тех людей, которые появлялись в степи и при небольших усилиях со стороны правительства исчезали, не оставив после себя никаких следов. Он выше этих пришель­цев и по происхождению, и по цели, и по способностям, следо­вательно пренебрегать им нельзя» '.

Еще в начале 20-х годов XIX в. Касым решительно высту­пил против постройки укреплений на казахской земле. В пись­ме, адресованном западно-сибирскому генерал-губернатору Капцевичу, Касым «требовал уничтожения приказа и удале­ния русских отрядов из степей»². В ответ на это требование царское правительство наводнило степь новыми отрядами и начало постройку Актауского укрепления, связанного с Акмо­линской линией пикетов. Тогда султан Касым со своими сы­новьями— Саржаном, Есенгельды и Кенесары — «вместе с 40 тыс. семейств из родов Алтын, Тока, Увак и др., покинул насиженные родные места Кокчетава и ушел в пределы Ко-кандского ханства».³.

Направляясь в Коканд, Касым надеялся присоединить в освободительной борьбе подвластных Коканду казахов и за­ручиться поддержкой среднеазиатских ханств.

Однако попытка Касыма сотрудничать с кокандским ха­ном не увенчалась успехом. Наоборот, она привела к гибели его сыновей Саржана и Есенгельды, а позже и самого Ке-

сыма.

Попытки опереться на «единоверного» хана потерпели пол­ную неудачу. Семье султана Касыма пришлось уйти из преде­лов Кокандского ханства и переселиться в урочище Улу-Тау, на территории Сибирского генерал-губернаторства.

Таким образом, с детских лет Кенесары был не только сви­детелем, но и участником борьбы, которую вел его отец Ка­сым против царизма. Преследования, которым подвергали его семью власти, оставили глубокое впечатление на Кенесары.

Недаром, впоследствии вспоминая о тяжелых годах борь­бы своего деда и отца, Кенесары писал: «Дед мой Аблай, ро­дясь в Сибири и кочуя в Аягузском и Каркаралинском окру­гах и в окрестностях их, был постоянно томим сибирскими отрядами и потому вел жизнь не совсем покойную. Отец мой Касым и дядя Саржан, кочуя в Кокчетавском округе и по р. Ишиму, тоже были беспрестанно преследуемы сибирскими отрядами»⁴.

Нет сомнения, что тот факт, что Кенесары и его семье са­мим пришлось испытать на себе тяжесть колониального гне­та, сыграл немаловажную роль в оформлении политического сознания Кенесары.

А пришлось ему испытать немало. В одном из своих писем Генсу Кенесары подробно перечисляет как его лично, по на­говору султана Ямантая Букеева, отряды, посылаемые 'в степь, разоряли в 1825, 1827, 1830, 1831, 1832 и 1836 годах, потом два раза в 1837 году, 4 раза в 1838 и 3 раза в 1840

ГОДУ»

Таким образом, Кенесары лучше, чем кто-либо другой, мог понять и оценить страдания, которые приносило с собой наступление на Казахстан царизма и кокандского хана.

На путь вооруженной борьбы он встал еще в юные годы, сражаясь под руководством своего отца Касыма, а затем ак­тивно участвуя в восстании, поднятом его старшим братом Саржаном. Первое упоминание об участии Кенесары в рядах повстанческих отрядов Саржана относится к 1825 году².

Однако до смерти Саржана в 1836 году Кенесары проявил себя лишь как отважный батыр, своей смелостью снискав­ший себе всеобщее уважение.

Как вождь восставших, Кенесары выступил на арену лишь после убийства его отца и брата.

В формировании политических взглядов Кенесары извест­ную роль сыграла его семья, интересы которой были сосре­доточены на борьбе за возрождение независимости казах­ского ханства. Этим она резко отличалась от других султан­ских семей, замкнувшихся в круг своих личных интересов. Это отметил еще известный казахский этнограф и собиратель фольклора Жусуп Копеев, который писал: «Кроме рода Ка­сыма Аблаева, все прочие только беспокоятся о своем собст­венном благополучии и больше ни о чем не заботятся»³.

Очень характерным моментом для семьи Кенесары явля­ется царившая в ней спаянность и дружба, вытекавшие не только из родовых связей и родственных отношений, но и идейной близости. Недаром в числе ближайших сподвижни­ков Кенесары мы находим его братьев — Наурызбая и Абул газы, его старшую сестру Бопай и племянника Альджана — активных деятелей восстания.

Вместе с Кенесары находились и другие его родственни­ки— братья Кучак и Муса, его племянники — сыновья Сар-жана — Ержан, Худайменды, Иса и Кучкарбай, султаны Даировы — Тойши, Сатыбалды и Атй. и др.'

Из них особо следует выделить Наурызбая, сестру Бопай и Абулгазы.

Наурызбай, младший брат Кенесары ,родился в 1822 году. Еще в юношеские годы, находясь в отряде своего отца, он за­рекомендовал себя как мужественный воин. Впоследствии, при Кенесары, Наурызбай возглавлял особый отряд, действо­вавший на самых опасных участках, и был одним из ближай­ших советников Кенесары»².

В воинских подвигах Наурызбая народом создана замеча­тельная песня «Наурызбай-батыр». Об этой песне Затаевич — известный знаток казахской музыки — писал: «Это — эпиче ское сказание, эскиз для могучего финала казахской симфо­нии. Это вступление, подготовляющее могучие унисоны, ри­сующие торжественный въезд и победную мощь любимого казахского героя» '.

Наурызбай со своим отрядом принимал самое деятельное участие во всех крупнейших военных операциях Кенесары. Он всегда шел впереди своих воинов и увлекал их за собой. В народной поэме «Топ жарган» воспет героизм Наурызбая².

Смолоду заблиставший орел

Опорой стал Кенеке

Юный удалец, как Наурызбай,

Превзошел всех в те дни

Силой и отвагой Наурызбай.

Дерзнувший померяться силой с врагом

Был грозен он, как Рустем.

В одном народном предании так характеризуется личность Наурызбая: «В обычное время, когда Наурызбай тюре нахо­дился у себя на родине, он по характеру был исключительно мягкосердечным человеком. А когда Наурызбай отправлялся в поход на врага, тогда он приобретал вид, похожий на сверхъестественное чудо»³.

Подробное описание внешности Наурызбая дано в очерке киргизского историка Б. Салтабаева:

«Наурызбаю около 23—25 лет. Джигит, стройного тело­сложения и высокого роста. У него было румяное, гладкое лицо продолговатой формы, и черты его были значительно крупнее, чем обычно у казахов. Черно-карие глаза с огненным блеском смотрели спокойно. С макушки свисал опущенный чуб волос (айдар), убранный светящимися бусами жемчуга и опускавшийся на висок. Усов и бороды он еще не носил. В бо­ях он появлялся всегда на белом коне со светлорыжим отли­вом шерсти. В боевых схватках правую руку он всегда дер­жал свободной, обнажая ее почти до локтя, а рукав спускал под туго затянутый ремень... Наурызбай был грозой своих противников. Ни один киргиз не видел, чтобы он хоть раз дей­ствовал пикой двумя руками. Как правило, громадной тяже­лой пикой он управлял при всяких условиях только лишь од­ной рукой, что говорило за его действительно богатырскую силу. На голове он носил пушистый соболий тумак, крытый сверху красным плюшем, носил шубу на сусликовом меху с множеством висящих черных хвостиков и покрытую также сверху темно-синим шелковым плюшем. Воротник, края рука­вов и полы шубы были окаймлены кругом мехом кундуза (выдра) темнобурого цвета» '.

Своими боевыми подвигами прославилась и сестра Кене-сары — Бопай. С первых дней восстания она стала активным участником борьбы. Она призывала своего мужа Самеке, его родственников — султана Сортека и Досана Абулхаировых — принять участие в восстании.

Получив отказ, она в 1837 году покинула мужа и его род­ственников и, забрав с собой 6 своих детей, навсегда связала свою судьбу с судьбой восставших.

Бопай возглавила особый отряд в 600 человек, который занимался сбором закята и реквизицией имущества и продо­вольствия у султанов, отказавшихся примкнуть к восстанию.

По поводу приезда Бопай в Аргынский род за сбором за­кята лазутчик Самрат Мамаев заявил: «В числе тюленгутов Кенесары приехала также известная в степи участием в делах Кенесары, сестра его Бопай»².

Наряду с этим, Бопай участвовала во всех крупных сра­жениях Кенесары Касымова и совершала отдельные парти­занские рейды в тыл врага. Бопай присутствовала на всех со­вещаниях Кенесары, и он внимательно прислушивался к ее советам.

Сын Бопай — Нурхан также был активным участником восстания казахов. В одном из столкновений с царскими от­рядами он был взят в плен. О его храбрости сотник Лебедев писал: «В наших руках находятся ныне схваченные — родной племянник разбойника Кенесары, сын родной его сестры Бо­пай, султан Тюрехан Самекин (Нурхан — Е. Б.), воспитанник почетнейшего бия Инем — Тунгаторовской волости, Айдарбе-ка Кувандыкова и тюленгут Кенесары — Сарсенбай, из коих первый при отчаянном своем действии и сопротивлении силь­но изранен»³.

Абдулгазы — брат Кенесары — родился в 1821 году в Кок-четаве. После смерти своей матери он воспитывался у маче­хи— Кужак-Ханум. Он известен, как советник Кенесары. Абулгазы вел всю важнейшую переписку Кенесары с властями и среднеазиатскими ханствами. Следует отметить, что он был сторонником русской ориентации и всегда советовал Ке­несары поддерживать дружественные отношения с Россией. Об этом свидетельствует письмо самого Кенесары к Перов­скому, где он писал: «Абулгазы Касымов, который, хорошо зная законы и обычаи Российского государства и других вла­дений, два года уже внушает нам наставления России, при­учая держаться и следовать им» '.

Судя по письму Кенесары, можно полагать, что Абулгазы владел русской грамотой. Его симпатии к России надо объяс­нить тем, что он долго находился в плену у кокандского хана и видел, какую ненависть питали к'казахам кокандские беки. Некоторые сведения о себе дает сам Албулгазы: «Отец мой года четыре тому назад был приглашен кокандским ханом для примирения, прибыл со мной и означенной Кужак-Ханум, отец был задержан и там умер, а я и Кужак-Ханум были освобождены по просьбе хивинского хана Алла-Кула, кото­рый прислал за нами Юсуф-бека. После этого я находился при султане Кенесары и занимался письмоводством»².

Из всей семьи султана Касыма только его старший сын Кучак стоял в стороне от дела Кенесары. Отношения с ним у Кенесары были весьма напряженные. За самовольный захват скота у мирных казахских родов и самоуправство Кенесары не раз писал ему гневные письма, угрожая суровой распра­вой. В свою очередь Кучак боялся брата, втайне завидовал ему и мечтал, при случае, свести с ним счеты. Очень характе­рен в этом смысле рассказ чиновника Оренбургской Погра­ничной Комиссии Григорьева, в июне 1844 года побывавшего в плену у Кучака.

«На девятый день по взятии нас в плен,— пишет Гри­горьев,— мы прибыли в аул султана Кучака Касымова при устье реки Джиланчик, называемой Ак-Куль. После некото­рых вопросов означенный султан сказал мне: «Младший брат мой Кенесары, как непримиримый враг России, пренебрег моими советами. Я его презираю, ненавижу, готов содейство­вать русским, указать им его разбойничьи притоны и руча­юсь, что от меня он не уйдет». Потом, понизив голос, продол­жал: «Вы — мои гости, а не пленники, я кочую на Оренбург­ских землях и вы принадлежите не к Сибирскому ведомству. •Будьте спокойны, я вас отпущу»³.

До острого конфликта и разрыва между братьями дело не дошло, но для иллюстрации настроений Кучака вышеприве­денный документ весьма показателен.

К сожалению, очень немного известно матери Кенесары, калмычке по национальности. В народной поэме «Наурызбай ханшаим» о ней говорится:¹

Мать Наурызбая была иная,— Она была умнее своей среды.

Поскольку на политической характеристике Кенесары мы останавливаемся в других разделах нашей работы, здесь мы остановимся лишь на двух его личных качествах — смелости и гуманном отношении к людям.

Кенесары с детства научился верховой езде и меткой стрельбе. Он страстно любил охоту на диких зверей, водив­шихся в Кокчетавских горах и в Боровом. Поныне некоторые горные ущелья и перевалы в Боровом и Кокчетаве называют­ся по его имени «Кенесары унгыры»².

Кенесары с юных лет отличался своей смелостью и отва­гой.

Будучи юношей, он заявил однажды своим сверстникам: «Я никогда не оставлю своего батырства и умру, совершив чудеса храбрости»³.

Впоследствии Кенесары действительно стал отважным батыром и полководцем. Историк Смирнов, характеризуя его в зрелые годы, писал: «Красиво одетый в бархатный бешмет с полковничьими эполетами на плечах, с знаменосцами поза­ди, Кенесары скакал всегда впереди своих скопищ»⁴.

Так же характеризовал Кенесары и Л: Мейер, отмечав­ший, что Кенесары «был храбр до-нельзя»⁵.

Сами повстанцы высоко ценили Кенесары за его исключи­тельную отвагу и звали его «храбрым батыром». Об этом султан-правитель Ахмед Джантюрин писал: «Ни один из усердных приверженцев никак иначе его не называет, как одним из храбрейших и умнейших ханов»⁶.

Интересно остановиться также на отношении Кенесары к тем русским, которые побывали в его ставке, а также воен­нопленным.

Побывавший у Кенесары семипалатинский приказчик Уфимцев рассказывает: «Перед первым же его кордоном нас остановили и спросили, что нам надобно? Мы ответили, что имеем дело к царю Кенесары. Тогда нас повели к нему и ско­ро впустили меня в юрту по приказанию Кенесары... Вошедши к нему, я сделал три поклона до земли и хотел было поцело­вать его одежду, но он подал руку и поцеловал меня в голо­ву; потом приказал мне сесть и начал расспрашивать — кто Вы и где были? Я сказал, что мы из России, из Семипалатин­ска, едем из Кульджи, были на ярмарке, и стал просить его принять от меня дары из Китая. Он изъявил желание. Когда дары были присланы, приказал их разложить; смотря на них, он смеялся и позвал своих жен. Потом приказал все убрать. После этого он спросил, чего же я желаю от него? Я сказал: прошу пропустить наш караван без обиды. Он спросил: А где же ваш караван? Я ответил: Стоит за юртами, я велел дожидаться там меня. Он сказал: Я желаю, чтобы ты погос­тил у меня. Мы с тобой погуляем. Я Россию люблю. Ты пьешь вино? Я ответил: пью, но только слабое — виноград­ное. И я пью такое же,— ответил Кенесары, приказал гото­вить обед и подать вина. Мы обедали каждый день только вдвоем. Так он продержал меня целую неделю, все расспра­шивал меня о разных разностях. Я стал, наконец, говорить, что пора уже мне ехать в Семипалатинск, хозяин нас дожи­дается. Кенесары согласился меня отпустить» '.

В этом свидетельстве любопытно указание на то, что Кенесары пил вино, вопреки религиозным запретам. Харак­терно, что вообще ни в одном из документов ничего не гово­рится о его религиозном фанатизме.

Аналогичную характеристику Кенесары дает побывавший в его ставке барон У-р; он пишет: «Кенесары сидел на огром­ном сундуке, прикрытом богатым бухарским ковром. Только что он меня увидел, как встал с сундука, протянул мне руку и сказал какое-то приветствие. Заметив, что я по незнанию языка затрудняюсь ответить, Кенесары приказал позвать сво­его переводчика и, в ожидании его прихода, мы молча рас­сматривали друг друга... Пришел переводчик, одетый по-кир­гизски, с бритой головой, но говоривший так хорошо по-рус­ски, что я посчитал его беглым казаком, хотя он мне и не хотел в этом признаться... Кенесары со мною был ласков. Каждый день призывал он меня к себе и вступал со мною в длительные разговоры. Обыкновенным предметом этих раз-1 говоров были оправдания во всех прежних произведенных им разбоях» '.

Очень характерны и отзывы об обращении Кенесары с пленными русскими, разоблачающие легенду о мнимой крово­жадности и свирепости Кенесары. Так, например, урядник Андрей Иванов, побывавший в плену у Кенесары в 1844 году, в своем донесении пишет:

«Во время нашего плена жестокого обращения с нами не было, а заставляли только добывать дрова и рыть колодцы. По распоряжению Кенесары все пленные были размещены по разным аулам и хозяевам, виделись между собой только во время перекочевок, а в прочее время к свиданию друг с другом старались не допускать. Хозяев наших -Кенесары зас­тавлял нас кормить и не дозволял делать обид»².

Зарисовок внешности Кенесары не сохранилось, однако до нас дошли описания его внешности. По свидетельству казаха Наурызбая Чегенова, Кенесары был «роста среднего, сухо­щав и несколько курнос»³.

Аналогичную характеристику внешности Кенесары дает побывавший в ставке Кенесары барон У-р, который пишет, что Кенесары был «невысокого роста и худощав, с калмыцки­ми чертами лица, узковатые глаза его сверкали умом и лу­кавством, физиономия не обличала жестокости»⁴.

Более полное описание внешности Кенесары дал в своем очерке Б. Салтабаев: «Кене-хан был сухощав, среднего роста с толстой шеей. У него было смуглое живое лицо, сверкаю­щие орлиные красноватые глаза и раздувающиеся ноздри. Небольшие усы и густая, заостренная клином, бородка жел-тобурого цвета. Он говорил мало и держался сурово и спокойно, с большим благородством. На голове он носил окаймленный кундузом небольшой меховой тумак. Поверх одежды был наброшен серый чекмень, вытканный из верб­люжьей шерсти, а под ним он надевал шуЧ5у на меху выдры. Рубаха и штаны были у него белые домотканные» ⁵.

Интересную характеристику личности Кенесары дает Н. Н. Середа: «Кенесары умел быть достойным повелителем своих дружин,— пишет он.— Духу, которым они были оду­шевлены, позавидовал бы любой полководец европейских войск... Стремительный в своих набегах, подобно все сокру­шающему степному урагану, Кенесары не останавливался ни перед каким препятствием. Напротив, всякая преграда, каза­лось, только раздражала его непреклонную волю и делала его стремительнее, дерзче в своих предприятиях, пока, нако­нец, несокрушились перед его энергией все препоны на пути I к достижению желаемой цели. Все эти качества высоко чти­лись в Кенесары нашими кочевниками и сердца его соучаст­ников бились безграничной, до самоотвержения преданностью своему предводителю»'.

Таков был Кенесары Касымов, вставший в 1837 году во главе восстания казахского народа.

Как мы видели, к моменту начала восстания Кенесары уже прошел суровую школу борьбы и накопил богатый жиз­ненный опыт. Уроки борьбы с внешними агрессорами, кото­рую вели его дед Аблай, отец Касым и старший брат Сар-жан, Кенесары учел, и это помогло ему избежать ряда оши­бок его предшественников.

В деятельности Кенесары ясно выступает стремление преодолеть родовую вражду и феодальную раздробленность казахского общества, добиться укрепления единой государст­венной власти. Действительно, только при этом условии мож­но было защитить страну от угрозы порабощения.

Непосредственному выступлению Кенесары весной 1837 года предшествовал ряд его попыток убедить царские власти отказаться от постройки системы укреплений в Кокчетаве и Акмолах, т. е. на родине самого Кенесары. С этой целью Ке­несары, который кочевал в то время в пределах Кокандского ханства, адресовал царским властям ряд писем протеста.

«Завещанные нашими предками,— писал он в одном из ких писем,— Есил, Нура, Актау, Ортау, Каркаралы, Казылык, Жаркайн, Обоган, Тобыл, Кусмурун, Окият, Токзак до Ура­ла— при нынешнем царе отобраны у нас и там построены укрепления. Теперь, с каждым днем захватывая наши земли, на них закладывают укрепления и этим доводят население до отчаяния. Это не только для нашей будущности, но и для сегодняшнего существования опасно»².

Как и следовало ожидать, письма эти остались без ответа. Между тем, сам Кенесары, лишившись братьев и хорошо по­нимая, что никакой помощи от среднеазиатских ханств, не только от Коканда, но и Хивы и Бухары, он не получит, ре­шил покинуть пределы Кокандского ханства и возвратиться в свои родные кочевья. Весной 1837 года, вместе со своими бли­жайшими соратниками, Кенесары появился в Акмолинском округе Среднего жуза. Это было искрой, попавшей в порохо­вой погреб. Каз'ахи, до этого глухо волновавшиеся, начали массами стекаться под знамя Кенесары Касымова. .

В 1837 году восстали казахи Байдалинской, Алексинской, Кайлюбай-Чаграевской, Жанай-Калкамановской, Темешев-ской, Тыналинской волостей Акмолинского приказа. По пово­ду этого полковник Талызин в своем донесении писал: «в ав­густе месяце шесть волостей Акмолинского округа откочевали в пределы Малой орды, чтобы присоединиться к семейству Аблайханову, обещавшему освободить их от. власти рус­ских»¹.

К концу 1837 года к ним присоединилась большая часть казахов Кипчакского и Киреевского родов. Массовый уход казахов из пределов Акмолинского приказа и присоединение их к Кенесары произвели сильнейшее впечатление на сибир­ские власти и на время вызвали среди них растерянность и переполох.

Возникновение такого массового движения казахов на тер­ритории Акмолинского приказа не было случайным. К этому времени Акмолинский приказ стал опорным пунктом царской колонизации. Наряду с Акмолинском была построена Актау-ская крепость, связанная с ним линией пикетов, и от нее шли дороги к другим укреплениям.

Казахи, жившие в пределах Акмолинского приказа, осо­бенно испытывали на себе тяжелый колониальный гнет цар­ских властей и их агентов — старших султанов, которые ото­брали у них хорошие земли, богатые пастбищными угодиями, реками и озерами, заставляли казахов работать на укрепле­ниях, брали с ним непосильные налоги. Во время строитель­ства Актауской крепости, якобы для доставки лесоматериа­лов, у казахов забирали лошадей, верблюдов, а затем их не возвращали.

Массовые выступления казахов Акмолинского приказа, расположенного в центре Среднего жуза, были предвестни ком предстоящей борьбы и открытым вызовом царским влас­тям.

Сибирские власти решили послать в отложившиеся облас­ти титулярного советника Менковича и старшего султана Ко-нур-Кулжа Кудаймендина с тремя султанами. Однако их миссия не увенчалась успехом. Казахи заявили, что они не возвратятся на свои прежние кочевья, пока не добьются унич­тожения приказа на своих родных местах.

Менкович и султан Конур-Кулжа Кудаймендин не только поняли невозможность мирным путем вернуть казахов отло­жившихся волостей на прежние места, но и убедились в их решимости к борьбе. После этих переговоров они не стали углубляться в другие казахские волости, расположенные ближе к ставке Кенесары, и возвратились обратно.

Менкович в своем донесении от 4 октября 1837 года пи­сал: «Сильно поколеблены умы киргиз, ибо за всеми моими стараниями я не мог совершенно успокоить киргиз здешнего округа. Едва ли возвратятся они на постоянно занимаемые ими места» '.

С каждым днем восстание охватывало все новые районы.

Восставшие казахи мелкими группами совершали воору­женные нападения на разъезды и пикеты, захватывая при этом в плен чиновников и торговцев.

Пограничные начальники стали настойчиво просить, что­бы им выслали на помощь отряды для борьбы с восставшими казахами. 31 октября 1837 года Менкович писал управляюще­му Омской областью полковнику Талызину: «Для обуздания их необходимо принять строгие меры посредством отрядов, без чего нельзя ожидать никакого успеха, ибо киргизы тех волостей, с давнего времени привыкнув к независимости, считают подчинение тяжким гнетом»².

Однако омская администрация решила предварительно использовать посредничество духовенства, чтобы с его по­мощью внести раскол в ряды повстанцев. С этой целью в конце 1837 года был послан в Акмолинск глава омской маго­метанской мечети ахун Мухаммед Шариф Абдрахманов. Он получил строго секретное поручение доставить сведения о численности войск. Попутно с этой шпионской работой он должен был убедить казахов в необходимости возвращения на прежние места кочевок. Ахун Мухаммед Шариф Абдрах­манов со своей свитой был срочно доставлен в Акмолинск и оттуда выехал в отложившиеся волости. По прибытии к во­лостному управителю Айткожа-Карпыковской волости в уро­чище Кара-Агач, он собрал казахскую знать во главе с биями Сапеком и Танырбергеновым, расспрашивал их о настроении отложившихся казахов, стараясь доказать на основе корана необходимость их возвращения обратно. Характерно, что ка­захская знать отнеслась к нему довольно доброжелательно, в то время как со стороны народа он встретил холодный прием.

Для усиления разведывательной работы вслед за ахуном к восставшим казахам должны были отправиться представи­тели султанских родов. Но никто из султанов, боясь за свою жизнь, не хотел ехать добровольно. Управляющий Омской областью полковник Талызин настаивал на посылке в отло­жившиеся волости сыновей Конур-Кулжа Кудаймендина. «Я в последний раз требую, чтобы Вы с получением сего непре­менно через 24 часа отправили своих детей по назначению приказа для усмирения киргиз и разведывания предприятий мятежников. Это Вы обязываетесь исполнить со всей точнос-

тью»

Старший султан Конур-Кулжа Кудаймендин, подчинив­шись приказу царских властей, послал в лагерь повстанцев своих сыновей Джаналы и Чингиса. Джаналы поручалось все­ми мерами удерживать казахов Акмолинского округа от уда­ления в глубь степей и присоединения к Кенесары Касымову. Кроме того, он должен был собрать сведения о предстоящих походах Кенесары. Наряду с разведывательным заданием, Чингис должен был добиться освобождения султана Коты-баева и русских торговцев, захваченных в плен повстанцами.

Оба, они, достигнув кочевки Тыналы-Карпыковской и Темешевской волостей, не решились двинуться дальше в став­ку Кенесары. Они встретили не обычных мирно кочевавших казахов, а воинственно настроенных мстителей, полных реши­мости бороться с врагом. Они не могли получить достовер­ных данных о предстоящих походах Кенесары, но установили наблюдение за кочевавшими с ним казахами, аулы которых были похожи на военный лагерь, готовый к длительному по­ходу. Убедившись в невозможности возвращения отложив­шихся казахов и опасаясь за свою собственную жизнь, Джа­налы и Чингис Кудаймендины возвратились обратно.