Можно указать на три характерные черты русского права.

Первая черта — это неразвитость юридических традиций у рос­сийского населения, зачастую переходящая в правовой нигилизм, в отрицание самой необходимости и ценности права.

Государственная власть поддерживала и насаждала с помощью юридических средств господствующую идеологию, а та в спою очередь активно влияла на содержание правовых норм. Девять веков преоб­ладания христианства и семьдесят лет «марксистско-ленинской идео­логии» характеризуют вторую черту русского права, суть которой — идеологизация правовых норм, подчинение права идеологии.

Географическое положение русского государства и сосущество­вание и взаимодействие различных культур способствовали форми­рованию третьей характерной черты русского права — слиянию в нем европейских и азиатских начал. Свойственные западной культуре юридические формы тесно соединялись в России с присущими Вос­току коллективизмом, соборностью, общиной. Евразийский характер русской правовой культуры делает ее восприимчивой к иностранным влияниям.

Русское право выросло на основе восточнославянских, а отчасти финно-угорских и скандинавских (норманнских) юридических обы­чаев в конце I тысячелетия нашей эры. При возникновении и в первые века своего существования оно обладало всеми основными призна­ками древнего права в его восточном варианте. Однако внешние вли­яния, общение с более культурными народами, в первую очередь с наследницей Восточной Римской империи Византией, ускорили переход Руси к средневековому праву, что и произошло в Х1-ХП вв.

Замедленное изживание норм и институтов древнего права объ­ясняется отставанием средневековой Руси в социально-экономичес­ком развитии, а также политикой изоляционизма, которую право­славная страна проводила перед лицом более передовой католической и протестантской Европы: ограничение людских контактов и идео­логическая неприязнь мешали заимствованию прогрессивных новелл в правовой сфере.

Древнейшим источником права на Руси были юридические обычаи.

Усиление княжеской власти способствовало возникновению законодательства, основу которого составляет «Русская Правда» — важнейший памятник древнерусского права Она включала в себя нормы различных отраслей права, и в первую очередь уголовного и процессуального. Источником «Русской Прав­ды было обычное право. Вместе с тем она обобщила отдельные за­коны, принимавшиеся князьями, т.е. означала определенную систе­матизацию права.

«Русская Правда» — светский судебник. Он был создан государ­ственной властью и охватывал дела, подведомственные светским, го­сударственным органам, не вторгаясь в церковную юрисдикцию, ко­торая возникла с крещением Руси и была предусмотрена специаль­ными княжескими уставами. Вместе с тем в некоторых сферах, на­пример в наследственном праве, «Русская Правда» соотносилась с областью церковной компетенции.

В период средневековой раздробленности XIII—XV вв. среди ис­точников русского писаного права на первое место по количеству)! распространенности вышли княжеские грамоты. Они имели местное значение, и их действие не распространялось на всю территорию го­сударства. Постановления этих грамот дополняли и развивали нормы «Русской Правды», приспосабливая их к новым условиям.

Прибывшие из Византии священнослужители привезли на Русь сборники византийского канонического права, нормы которого на протяжении нескольких веков постепенно внедрялись в русскую пра­вовую систему. В результате подобной рецепции, заимствования по­явилась искаженная византийско-русская редакция законников, из­данных в Константинополе после Свода Юстиниана — так называв' мой Кормчей книги. Нормы византийского права — в целом более передового, чем древнерусское, — использовались церковными судами, но в силу особой роли христианской религии в средневековом обществе они также оказали позитивное воздействие на светское за­конодательство Руси — России.

Русская церковь с момента введения христианства стремилась обеспечить защиту своих интересов от чьих бы то ни было посягательств. С этой целью она добилась издания специальных актов кня-,_ской власти, полнивших название церковных уставов. Данными кументами определялось правовое положение православной церкви духовенства, устанавливались круг дел, подсудных церковным ин-_анциям, а также разнообразные льготы для церкви и ее людей.

Развитие законодательства путем издания отдельных актов пред­ставляло много неудобств, так как в результате накапливался огром­ный несистематизированный юридический материал, разобраться в котором было весьма трудно. Многие грамоты просто терялись, а дейтвующие противоречили друг другу. Следовательно, по мере объеди­нения русских земель возникла потребность в кодификации сущест­вовавшего законодательного массива. Изменить разом нормы граж­данского права было невозможно. Гораздо проще оказалось привести к одному знаменателю организацию судов и судопроизводство. Вот почему первые общегосударственные сборники законов, появив­шиеся после «Русской Правды», представляют собой процессуаль­ные кодексы и называются судебниками. Первый судебный устав — Судебник 1497 г. — был издан князем Иваном 111, второй, сменив­ший его судебник — Царский — появился в самом начале правления Ивана IV— в 1550 г.

Судебники систематизировали нормативные правовые материалы предшествующих региональных судебных грамот, в том числе Псков­ской и Новгородской, и подробно регламентировали ответственность за ряд новых для русского права преступлений: убиение государя, «по­сулы» (взятки судьям от тяжущихся) и др.

Наряду с Царским судебником в 1551 г. был составлен сборник церковного законодательства, который ввиду разделения его на сто глав получил позднее наименование Стоглав. Этот памятник русского права принимался церковным собором и содержал нормы об управ­лении православной церковью, о ее обрядах, о церковном суде.

Последовавшие за принятием Судебника 1550 I: дополнительные Указы и постановления (1550—1649 гг.) стали собираться в централь­ных органах управления — в приказах — в своеобразные хронологи­ческие сборники правовых норм. Каждый приказ отбирал для себя Те статьи или указы, которые относились к его ведению.

Развитие русского права в XV-XVI вв. способствовало появлению уникального законодательного акта, который был подготовлен принят Земским собором 1649 г., — Соборного уложения царя Алексея Михайловича. Соборное уложение подготавливалось более полуда и стало результатом творческой переработки многих предыдущих законодательных актов (судебников, грамот, указов), свода юридических норм Юго-Западной Руси (Литовский статут 1588 г.). Это важ­нейший из кодексов допетровской России, служивший основой рус­ского права на протяжении почти двух веков, вплоть до издания в царствование Николая I Свода законов Российской империи. Собор­ное уложение 1649 г. было первым законодательным актом, который был действительно опубликован и разослан в виде книги по всей Рос­сии. Отдельные нормы Соборного уложения были включены в Свод законов и таким образом действовали вплоть до свержения монархии в стране.

В течение первого полувека своего существования этот сборник русского законодательства был переведен на латинский и француз­ский, немецкий и датский языки. В тогдашней Европе ни в одном из государств не было закона, объединяющего в себе все писаное уго­ловное, процессуальное и светское гражданское право. Таким обра­зом, Россия, издав Уложение, опередила более передовые страны по уровню кодификации своего законодательства.

В отличие от обоих Судебников Уложение структурно подразде­лялось иа главы, а главы состояли из статей.

В Соборном уложении не было твердого разграничения права и морали. Законодатель не только устанавливал норму поведения, но и мотивировал свои решения, читая нравственные сентенции: Вторгаясь в сферу морали, Уложение в то же время оставляло без рассмотрения важнейшие юридические вопросы. В нем скудно осве­щены вещные и обязательственные отношения. В статьях Уложения нет изложения норм государственного права России времен царст­вования Алексея Михайловича. На основании Уложения невозможно представить себе государственное устройство и управление Москов­ского царства. Этот свод русского законодательства середины XVII в. охватывал преимущественно нормы административного, финансово­го, уголовного и процессуального права.

За семь веков русское писаное право проделало значительную эво­люцию. Однако оно не стало единственным источником русского права: подавляющее большинство населения — крестьяне — в повсе­дневной жизни продолжали руководствоваться «заветами глубоко!' старины» — юридическими обычаями, которые существовали в их общине на протяжении многих столетий, практически не изменяясь.

В 1721 г. Россия была провозглашена империей. Но историю им­перского права принято исчислять с 1696 г., когда Петр I стал еди­нодержавным правителем России. Правовая система императорской России была направлена на утверждение государства как решающей силы в правотворчестве.

В 60-е годы XIX в. появляются благоприятные условия для раз­вития правовых начал и в деле осуществления крупнейшей в истории страны правовой реформы, заложившей основы правовой государст­венности в России. Если предшествующая история характеризовалась некоторой задержкой правового развития (сильные общинные тра­диции, правовой нигилизм и т.д.), то конец XIX — начало XX в. зна­менуются значительным подъемом в юридической сфере.

В течение двух столетий право Российской империи представляло собой сплав средневековой и западной правовых систем. Даже после реформ 60-х годов XIX столетия и 1905-1907 гг. в русском праве не были вытеснены остатки юридического средневековья: они сохраня­лись в важнейших сферах публичного и частного права. Однако, не­смотря на переходный характер российской правовой системы в пе­риод империи, она как в дореформенное, так и в послереформенное время бесспорно относилась к романо-германской правовой семье. Юридической нормой считалось лишь установленное государствен­ной властью правило, приказ суверена, обращенный к подданным. А судебная практика не признавалась полномочной творить право.

Единственным источником русского права в императорскую эпоху признавали закон. Обычай, игравший прежде определяющую роль в правотворчестве, отступил на задний план, утратил значение правообразующего фактора. Со времени царствования Петра I в ка­честве главного источника законодательства стали выступать сообра­жения целесообразности и заимствования из иностранного права. Этим определялся реформаторский характер имперского законода­тельства.

Законы XVIII в. нередко переводились с немецкого и шведского языков и были гораздо менее понятны народу, чем Соборное уложение с его весьма оригинальной русской правовой терминологией.

В XIX в. юридическая терминология отстоялась, язык высших со­словий остался недоступным для большинства населения. По мере распространения законодательных норм и народных представлений о праве возрастала потребность в широком опубликовании издавае­мых юридических актов. Наряду с обычной рассылкой в государст­венные учреждения стали шире практиковать чтение указов населе­нию. Обычно их читали в церквах, а в торговые дни — на ярмарках.

Важное место в истории развития русского права занимает коди­фикация, осуществленная комиссией во главе с ММ. Сперанским. Был повторен подвиг византийского императора Юстиниана, про­ведшего кодификацию римского права, и в семилетний срок была осуществлена грандиозная систематизация российского законода­тельства. Сначала проводилась работа по сбору и размещению в хро­нологической последовательности указов, международных договорен и важнейших судебных решений за 1649-1825 гг. В 1830 г было опуб­ликовано Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ}, включавшее все нормативные акты — от Соборного уложения до пос­ледних указов Александра I. Правовые акты, принятые до 1649 г., при­знавались недействительными и потому не были включены в Собра­ние законов.

В последующие годы это издание продолжалось: второе ПСЗ со­держало около 62 тыс. актов правления Николая I и Александра II; третье ПСЗ включило нормативные правовые акты двух последних императоров и было доведено до 1913 г. Всего до 1917 г. было выпу­щено в свет 45 фолиантов, являвшихся средоточием большей части правовых актов Российской империи.

Составление ПСЗ, помысли М.М. Сперанского, должно было слу­жить подготовительной работой для составления Свода законов. Из Полного собрания были составлены специальные исторические своды (законодательства) по отдельным вопросам. Затем из сводов устраня­лось все недействующее, а законоположения, сохранившие силу, были сведены в определенную систему. М.М. Сперанский принял при этом за образец Свод законов Юстиниана, руководствовался же он прави­лами, преподанными Ф. Бэконом: исключение всех повторений; со­кращение слишком многословных законов; из двух противоречащих друг другу законов предпочтение оказывать позднейшему.

Конечно, М.М. Сперанский не мог ограничиваться ролью про­стого собирателя действующих норм русского права. Чтобы логично соединить их, он иногда создавал новые юридические правила. Ярким примером подобного правотворчества, родившегося в результате учета передовых достижений западной юриспруденции, стало опре­деление права собственности — первое в истории русского законода­тельства.

В соответствии с эволюцией законодательства развивалась к юри­дическая наука. Что касается русской либеральной правовой мысли — работ Б.Н. Чичерина, П.И. Новгородцева, Б.А, Кистяковского и др., — то она уже в то время находилась на уровне передовых право­вых теорий. После революции 1905-1917 гг Россия готовилась воспринять новые кодексы, которые отвечали бы передовым достижениям западноевропейского права.

История имперской юстиции четко разделяется на два этапа. Пер­вый охватывал промежуток времени от реформ Петра Великого до утверждения Судебных уставов 1864 г.

Реформы, проведенные на первом этапе, смягчили средневековые черты российского правосудия.

Во-первых, судебные учреждения получили коллегиальное устрой­ство.

Во-вторых, судебная функция стала автономной частью админи­стративно-управленческой деятельности.

В-третьих, был установлен контроль за юстицией со стороны спе­циальных органов во главе с прокуратурой.

Однако суд оставался сословным: дворяне, граждане (мещане) и крестьяне судились в различных учреждениях юстиции. Сословной идеологией был проникнут самый образ мышления суда. Его не уда­лось отделить от административной власти. Правосудие вершили не только специализированные органы, но и учреждения управленчес­кие: губернские правления, полиции и др.

Второй этап правовой реформы длился полвека и был основан на четырех Судебных уставах 1864 г;. Таким образом, была создана весьма оригинальная система пра­восудия,

Во-первых, суд отделился от административной власти.

Во-вторых, был введен гласный состязательный процесс: право обвиняемого на защиту обеспечивала впервые созданная в России адвокатура.

В-третьих, законодательство о суде установило презумпцию не­виновности, а формальную силу доказательств заменило свободной оценкой их судом.

В-четвертых, сами судьи, как и судебные следователи (предвари­тельное следствие было передано от полиции суду), стали несменя­емыми по произволу власти и подлежали замене с соблюдением спе­циальной процедуры только в случае совершения ими серьезных пра­вонарушений.

В-пятых, был учрежден суд присяжных, обеспечивавший реаль­ное и непосредственное участие населения в отправлении правосудия. Составители Судебных уставов не ограничились механическим пере­носом этого демократического института из западных государств.

Именно благодаря творческому усвоению зарубежного юридического опыта русский суд присяжных стал заметным шагом в развитии ев­ропейской правовой культуры. Например, важным новшеством в и_е_ тории суда присяжных стала его аполитичность (дела о государствен­ных преступлениях, о многих должностных правонарушениях оказа­лись неподсудны суду присяжных в России),

Таким образом, развитие российской правовой системы в X-XIX вв., восприятие ею византийской культуры, православия, духа позднеримского права, а также североевропейских влияний позволя­ют сделать вывод о вхождении ее в романо-германскую семью пра­вовых систем. При этом можно отметить следующие особенности осо­бой — евразийской — разновидности.

Во-первых, высокая, приоритетная зашита общих интересов, об­щего дела, дух соборности в ущерб личным притязаниям индивида, его правам и интересам.

Во-вторых, слабость личностного правового начала в культуре во­обще.

В-третьих, широкое распространение неправовых регуляторов: моральных, морально-религиозных, корпоративных и т.д.

В-четвертых, отриц отношение православной религии к фундам устоям правового общества и к праву, правовой культуре,

В-пятых, высокая степень «присутствия» государственности в об­щественной жизни, в государственной идеологии, огосударствле­ние многих сторон общественной жизни, подчиненность права го­сударству,

4. Экономические корни права следует искать, прежде всего, в цивилизационной определенности. В настоящее время в общественном сознании достаточно прочно утвердилась мысль о том, что центром мировой цивилизации является, Западная Европа, или шире – Запад, включающий в себя еще и другие индустриально развитые страны. Следует заметить, что это представление является чисто «нововременным»; долгое время Западная Европа была скорее не центром мира, а его задворками. Не Запад, а именно Восток сохранил сокровища античной цивилизации, именно с Востока шли на Запад материальные и духовные богатства. Лишь в пятнадцатом веке возникает явление, ставшее осью мировой политики последних пятисот лет – экспансия Запада и индивидуальные попытки всего остального мира приспособиться, то есть изменить свою культуру и традиции так, чтобы не стать прямым пленником Запада. В течение несколь­ких десятков лет после освобождения Иберийского полуострова от мавров Испания и Португалия завладели мировой торговлей от Перу до Китая. Им на смену явились голландцы, англичане и фран­цузы. Через три столетия Западная Европа либо владела остальным миром, либо оказывала на него решающее влияние. Общее эволю­ционное развитие основных цивилизаций, периодически наруша­емое несчастьями завоевательных войн, но, в общем, примерно син­хронное, оказалось резко нарушенным раз и навсегда. Запад в исто­рически короткое время стал мировой мастерской, центром разви­тия производительных сил, плацдармом мировой науки, местом формирования нового индивида. Запад овладел мировыми комму­никациями и с развитием науки как производительной силы стал диктовать свою волю в мировом освоении природы. В поисках рын­ков и источников сырья он овладел (за малым исключением) всем миром, и к началу ХХ века политическая карта обрела характерную монохромность – целые континенты оказались в колониальной ор­бите нескольких западных стран. Мировые войны (трагедия внут­реннего раскола Запада) вернули карте мира прежнее многоцветие, но суть последнего полутысячелетия мирового развития была и ос­тается прежней Запад, вследствие своего необычайного броска впе­ред, обозначился как авангард мирового развития, оставляя прочий мир «реагирующей» массой, направляющей все свои силы на сокра­щение образовавшегося с середины XV века разрыва. Начиная с этого времени весь мир тайно или явно, успешно или безуспешно пытается догнать или копировать Запад.

Русский философ и политолог К. Леонтьев, крайне скептически относившийся к Западу, тем не менее, отмечал: «Здание европейской культуры гораздо обширнее и богаче всех предыдущих цивилизаций. В жизни европейской было боль­ше разнообразия, больше лиризма, больше сознательности, боль­ше разума и больше страсти, чем в жизни других, прежде погибших исторических миров. Количество первоклассных архитектурных памятников, знаменитых людей, священников, монахов, воинов, правителей, художников, поэтов было больше, войны громаднее, философия глубже, богаче, религия беспримерно пламеннее (на­пример, эллиноримская), аристократия резче римской, монархия в отдельных государствах определеннее (наследственнее) римской; вообще самые принципы, которые легли в основание европейской государственности, были гораздо многосложнее древних». Западная Европа за пятьсот лет сумела достичь результатов, которые стали образцом для всего остального мира.

Русский историк С.М.Соловьев объяснял подъем Запада следую­щим образом: «Все мы знаем, сколь выгодна для быстрого развития, социальной жизни близость океана, пространная линия побережья, умеренно разграниченные и четко очерченные пространства госу­дарств, удобные естественные системы для внутреннего движения, разнообразие физиологических форм, отсутствие огромных обре­меняющих пространств и благоприятный климат без нервирующей жары Африки и без азиатского мороза. Такие благоприятствующие обстоятельства отделяют Западную Европу от других частей света, и они могут рассматриваться как объяснения блестящего развития народов Европы, их доминирования над народами других частей Земли».

Превосходство Запада идеологически всегда идеологически обосновывали по-разному: и как фактор достоинства белой расы, и как свойство пуританского склада ума, и как следствие протестантской трудовой этики. Часто указывают на важную роль национальных государств, на геополитическую ситуацию, позволившую западноевропейцам быстро и эффективно, а главное самостоятельно освоить уникальное по своей удобности морское пространство вокруг Европы. Марксисты говорят о разложении феодализма и первоначальном­ капиталистическом накоплении.

Американский политолог Т.фон Лауэ объясняет необы­чайное и пока непревзойденное превосходство Запада уникальной комбинацией культурного единства и разнообразия в сравнитель­но небольшом географическом регионе, имеющем превосходный климат, естественные ресурсы и исключительно удобные внутрен­ние коммуникации. «Единство было обеспечено иудейско-христианской традицией, базирующейся на греко-римской культуре – оба явления представляют собой источник культурного творчества и растущей конкуренции в зоне Италии и Испании, в Западной Евро­пе. География и общее культурное наследство создали условия для быстрого взаимообмена основными культурными достижениями. Соперничество ремесленников, художников, ученых, а затем горо­дов, регионов и в конечном счете наций-государств вызвало к жиз­ни восходящую спираль вызовов и ответов, распространяющихся с постоянно растущей скоростью. С помощью аскетизма или, иными словами, религии, главная движущая сила культурного творчества – дисциплина индивидуального носителя и социальное взаимодей­ствие были развиты до интенсивности еще не виданной в мире».

Однако историческое пространство является именно «историческим» и поэтому никогда не застывает в раз и навсегда данных географических границах. Непрерывно и безмолвно продолжают свое развитие производительные силы, а вместе с ними расширяются и морские пути: с восточной части Средиземного моря они с течением вре­мени начинают распространяться уже на все это море, а оттуда дороги пошли в глубь Европейского материка. Центр мира перемещается на полуостров Италии, на са­мую середину Средиземного моря. Это также явилось в известной степени следствием закономерного расширения исторического пространства.

Далее, после длительного периода средних веков, на­ступает эпоха нового времени с его стремительным про­мышленным развитием. За стенами замков из среды кре­постных крестьян появляются горожане. Последние, в свою очередь, выдвигают предшественников буржуазии нового времени. Затем нарождается и сама буржуазия, для которой открытие Америки и морского пути через южный мыс Африки представляет новые сферы деятельности. Рынки Ост-Индии и Китая, заселение Америки, торговля с колониями – все это привело к невиданному раз­витию торговли, мореплавания и промышленности. В этих условиях Средиземное море оказалось слишком тесным. Историческое пространство общественных связей стало быстро расширяться. Люди выходят через Гибралтар и мужественно встречают бурные волны Ат­лантического океана... Ричард Тарнас полагает, что приобретение Западом такого великого изобретения цивилизации, как магнитного компаса, было одним из четырёх важных факторов, изменивших облик мира и мировоззрение человека. «Великие открытия», ставшие возможными благодаря магнитному компасу, принесли великие веяния в интеллектуальную сферу, одновременно и отражая, и побуждая дальнейшие исследования естественного мира, подтверждая и упрочивая новое самосознание Запада, стоявшего на подступах к героическим рубежам цивилизованной истории. Совершённые исследователями новых земель открытия, неожиданно обнаруженные ошибки, а порой, и невежество античных географов породили новое сознание собственной осведомленности и даже превосходства над учителями древности, прежде казавшимися непревзойдёнными, тем самым, подорвав все традиционные авторитеты. Одним из «разоблачённых» географов оказался Птолемей, что не замедлило сказаться и на его репутации астронома. Экспедиции мореплавателей требовали, в свой черёд, более точных астрономических познаний и более точных астрономов (из их числа в скором времени появится Коперник). Открытие новых континентов предоставило новые возможности для экономической и политической экспансии, что вызвало коренные преобразования в европейском общественном устройстве. Эти открытия принесли и знакомство с новыми культурами, религиями, с совершенно иным укладом жизни, обогатив европейское сознание неведомым дотоле ощущением относительности привычных ценностей, пришедшим на смену прежней уверенности в абсолютности собственных традиционных представлений. Горизонты Запада – географические, умственные, экономические, политические – неслыханным образом меняли очертания и неудержимо расширялись. Европе стало тесно в своих пределах

После того как все это произошло, прежняя феодаль­ная, или цеховая, организация промышленности уже не могла больше удовлетворить спроса, возраставшего вме­сте с новыми рынками. Ее место заняла мануфактура. Но и мануфактура со временем перестала отвечать запро­сам все расширяющихся рынков. В промышленности должна была произойти техническая революция, и она произошла благодаря силе пара и машин. Таким образом, развитие средств сообщения вызыва­ет развитие промышленности, развитие промышленности в свою очередь приводит к дальнейшему развитию средств сообщения, и такая взаимосвязь вызывает стремительное расширение исторического пространства. Крупная промышленность создает мировой рынок, миро­вой рынок дальше развивает крупную промышленность. С открытием мирового рынка и на его основе производ­ство и потребление самых различных стран приобретают международный характер. Промышленность перерабаты­вает уже не местное сырье, а привозимое из самых отда­ленных районов земного шара; фабричные продукты про­даются во всех частях света. На смену старой местной и национальной замкнутости и существования за счет продуктов собственного производства приходят всесто­ронние связи и всесторонняя зависимость наций друг от друга. Далее изменения в сфере материального производ­ства не могли не вызвать огромных изменений и в сфе­ре духовной культуры: достижения отдельных наций ста­новятся общим достоянием. Из множества национальных литератур и искусств образуются единая всемирная лите­ратура и единое искусство. Буржуазия вовлекает в цивилизацию даже самые варварские нации. Еще К. Маркс отмечал: «Дешевые цены ее товаров – вот та тяжелая артиллерия, с помощью ко­торой она разрушает все китайские стены и принуждает к капитуляции самую упорную ненависть варваров к ино­странцам... Так же, как деревню она сделала зависимой от города, так варварские и полуварварские страны она поставила в зависимость от стран цивилизованных»

В это время как Запад усиливал свое экономическое развитие, для России оно было чрезвычайно невысоко

5. Большинство исследователей как российских, так и западных обращали внимание скорее на различия в социально-политических аспектах развития России и Запада, нежели на сходстве. Мысль о глубоком различии между Россией и Западом объединяет лучших российских мыслителей, выясняющих: одни – «совершенную самобытность» русской истории, другие – «её крайнее своеобразие», третьи – её «полную противоположность» истории западной, до резкого «контраста». Поражает, однако, тот факт, что определённый одинаковый комплект отрицательных характеристик российские исследователи приписывали Западу, а западные – России. Так, славянофил И.Киреевский в области государственного развития находил в России целостность в противоположность западной раздвоенности. Государство на Западе возникает как следствие завоеваний и деспотизма, в России – из естественного развития народного быта.

Как ни странно солидаризируется с ним и западник К.Д.Кавелин, отмечавший полную противоположность русской и западной государственности, видевший в новгородском республиканском устройстве не общеевропейские корни, а, прежде всего элемент общинного устройства

Другие западники – Т.Н.Грановский, Б.Н.Чичерин, а ранееИ.Ф.Эверс рассматривали историю России всё же, как проявление всемирно-исторических закономерностей. С.М.Соловьев, прежде солидаризировавшийся с К.Д.Кавелиным, под влиянием социологии Г.Бокля объясняет некоторую задержку в развитии России и специфику её государственности в географическими условиями, жидким состоянием, когда полукочевое население было похоже на перекати-поле, не связанного узами недвижимой собственности и прочной системы отношений.

П.Н.Милюков, исходя из этого же параметра «жидкого элемента» в русской истории, выводит резкую противоположность между российским и западным развитием, которую он сам определил как контраст... Европейское общество, по мнению Милюкова, развивалось нормально, в результате внутреннего процесса, снизу вверх. На Западе средний слой феодалов-землевладельцев вырос на сформировавшемся низшем слое оседлого крестьянства. Высшей надстройкой явилась государственная власть. В России процесс был противоположный: сверху вниз. Государственная организация опережает внутренний процесс экономического развития; она закрепила под собой военно-служивый класс, занявший место местной земельной аристократии, а военно-служивый закрепил под собой крестьянство. По этому же контрасту с Западом шло и последующее развитие России: государственная власть строила общество и связи, прежде всего с потребностями внешней самозащиты.

Чрезвычайно интересна и плодотворна так называемая «вотчинная теория» В.О.Ключевского, в которой происхождение власти на Руси, взаимоотношения великий князей, собиравших государство и удельных князей, преследующих центробежные тенденции, отношений «сюзерен–вассал», обусловливается спецификой собственности на Руси, принципиально отличной от западной, взаимоотношений власти и собственности.

В самом деле, природа российской государственности отлична от западной. Это различие видно даже этимологически. Русское слово «государство» восходит к «государю», термину частноправовому, собственнику рабов и вещей. Западные обозначения государства (английское state или французское etat) являются публично-правовыми понятиями «состояния, упорядоченности». Западноевропейские государства, пронизанные римским правом, уже в раннем средневевье чётко разделяют публичную власть государя и его частную собственность, imperium иdominium.