Художественный мир поэта

Поэзия Марины Ивановны Цветаевой принадлежит к высшим достижениям XX века. Ее поэтические стиль сформировался в постсимволисткое десятилетие «серебряного века». Вступив в литературу своим пер­вым сборником «Вечерний альбом» (1910), она заня­ла позицию вне литературных школ и группировок, существовавших в то время.

В своем первом альбоме юная Цветаева отличалась тем, что она ничего не выдумывала и никому не подражала. Автор «Вечернего альбома» приглашала в свою страну детства, прекрасного, хотя и не всегда безоблачного, пишет о нежной и печальной матери, о
любимых книгах. Полудетские впечатления бытия делятся в книге условно на три части: «Детство», «Лю­бовь», «Только тени». Здесь непосредственно и искренно отражены многие мотивы ее будущего творчества: жизнь, любовь, смерть, дружба, литература.

Первый сборник стихов был благосклонно встречен
М. Волошиным, В. Брюсовым и Н. Гумилевым. Второй сборник «Волшебный фонарь» (1912) целиком был посвящен Сергею Эфрону, и новые стихи в основном повторяли старые мотивы. Но как поэт и как личность Цветаева развивалась стремительно. И уже через год-два после первых наивно-отроческих книг была другою. Ее стих стал более упругим, плотным, в
нем появилась энергия и ритмы, которых не было прежде. Внешние события (ведь большая часть этого раннего периода пришлась на первую мировую войну) проходили как бы вне ее, целиком поглощенной романом с собственной душой.

Зимой 1915-1916 годов Цветаева отправилась в Петербург А. А. Блока и А.Ахматовой. После возвра­щения домой она стала писать по-иному, чем прежде, и в этом была некоторая закономерность. В стихах появились дотоле не звучавшие фольклорные интонации, распевность и удаль русской песни, заговора, ча­стушки. В ее стих входит народное слово. Обделенная в детстве сказкой, не имевшая няни, Цветаева жадно наверстывала упущенное. Сказка, былина, притча, целые россыпи заклятий и наговоров — все это хлы­нуло в ее сознание, в память, в поэтическую речь. Она зачитывалась сказками и былинами. Ее поражал язык, переливчатый, многоструйный, полный неизъ­яснимой чары и прелести.

Стихи 1916-1917 и других годов, вплоть до 1921 составили книги «Верст» (их было две — «Версты 1» и «Версты 2»). В этих стихах есть несколько произве­дений, в которых фольклорное начало уже хорошо чувствуется («Заклинаю тебя от злата...», «Отмыкала ларец железный...»,« Посадила яблоньку...»).

«Версты 1» имеют отчетливый дневниковый ха­рактер. Интересна композиция этого сборника: кни­га состоит из пролога, начинающегося стихотворени­ем « Отмыкала ларец железный », в котором сразу была обозначена новая поэтика с ориентацией на фольклор, на песенное начало, стилизацию, дольник. Централь­ная, кульминационная часть — «Стихи о Москве» и эпилог — простое, вечное стихотворение «Вот опять окно...» и другие стихи. Фундаментом такой компо­зиции являются четыре цикла: «Стихи о Москве», «Стихи к Блоку», «Стихи к Ахматовой», «Даниил». Четыре указанных цикла являются важнейшими зве­ньями в структуре «Верст 1», так как именно с их по­мощью создавалось единство книги, а также облик самой Цветаевой как поэта и ее лирической героини.

Особенно интересны в этом отношении «Стихи о Москве». Цветаева была москвичкой по рождению и всегда оставалась московским поэтом. Она хотела че­рез слово показать свою столицу, огромный, странно­приимный город, что стоит на семи холмах. Когда-то московским говором восхищался Пушкин, и Цветаева — по его примеру, — выйдя за порог отцовского дома, окунулась с головой в родную московскую речь. И теперь эта речь ожила в ее книге легко, многозвучно, не потеряв ни красоты, ни напевности. Конечно, близость к этой речи была у Цветаевой врожденнная природная — от Бога. Всего девять стихов, посвященных Москве, но каких стихов! («Москва! Какой огромный„.», «Облака— вокруг»…, «Семь холмов — семь колоколов…» и др.)

Цветаева рисует Москву в этих стихах в духе живописи кубистов, в том числе и русских, и в то же время в стиле картин П. Филонова, соединяя элементы лубка. В определенной степени на «Стихи о Москве» оказал воздействие лубок и его стиль, народные песни, жанры былины, сказки, плача.

Завершает «Стихи о Москве» знаменитое «Красною кистью...», построенное на автобиографическом мифе. В его основании два смысловых центра. Первый — рождение поэта в день Иоанна Богослова, и отсюда — стремление к вере, смирению, монашеству аскетизму. Другое смысловое ядро стихотворения - жаркая рябина, символизирующая неукротимую страсть Цветаевой, ее языческое начало, гордыню и фатально предопределенную трагичность (горькая кисть):

Красною кистью

Рябина зажглась,

Падали листья,

Я родилась...

День был субботник:

Иоанн Богослов.

Появление на свет Цветаевой сопряжено со смертью — извечной темой осени («Падали листья, Я родилась».) Однако сила и жажда жизни пока, как вид­но в последней строфе, сильнее смерти. Кстати, двой­ственность — черта, присущая ее мировосприятию в последний период.

В разделе «Стихи к Блоку» Цветаева признается у любви к гениальному поэту. Торжественно, велича­во и свято звучат ее стихи. В стихотворении «Ты про­ходишь на Запад Солнца—» образ любимого поэта отождествляется с Христом, приобретает ореол муче­ника («Божий праведник мой прекрасный, Свете ти­хий моей души», «В руку, бледную от лобзаний, Не вобью своего гвоздя», «Вседержатель моей души»). Все стихотворение имитирует жанр молитвы:

И, под медленным снегом стоя,

Опущусь на колени в снег,

И во имя твое святое,

Поцелую вечерний снег.

В мае 1920года Цветаева видела Блока, но лично знакома с ним не была.. Марина Ивановна бесконечно преклонялась перед ним, называя его «сплошной со­вестью» , воплощенный духом. После кончины Блока цикл был продолжен («Вот он — гляди — уставший от чужбин...», «Други его — не тревожьте его...», «А над равниной...» «Не проломанное ребро....») и за­вершен разделом «Подруга» (1921).

Есть в книге «Версты 1» раздел, посвященный Анне Ахматовой. «Своей любовью к ней, своему желанию ей подарить что-то вечнее любви» объясняет Цветаева воз­никновение этого цикла. Восторженное отношение к поэтессе звучит во многих стихах («Ты солнце в выси мне застишь...», «О муза плача, прекраснейшая из муз!...», «Имя ребенка —Лев», и др.).

Процитируем самое изве­стное шестое стихотворение цикла, где Цветаева пред­видит неразрывную связь своей судьбы с ахматовской:

Не отстать тебе. Я — острожник.

Ты — конвойный. Судьба одна.

И одна в пустоте порожней

Подорожная нам дана.

Однако книга «Версты», вышедшая в 1922 году не стала достоянием читателя. Подлинным несчастьем, роком было отсутствие у Марины Цветаевой слушателя и читателя. Ее талант, подобный речи или даже проповеди, всегда обращенный к некой аудитории или толпе, собравшейся на площади, оказался обреченным на немоту. Однажды, отвечая корреспонденту, с горечью сказавшему, что ее, Цветаеву, не помнят, она написала: «Нет, голубчик, меня не не помнят, а просто не знают. Физически не знают. Вкратце: 1912 года по 1920 я пишу непрерывно, не выпустила по литературному равнодушию, вернее, по отсутствию во мне литератора — ни одной книги. Только несколько случайных стихов в петербургских «Северных записках». Я жила, книги лежали..., то есть никогда не были напечатаны». Для Марины Цветаевой в этом была подлинная трагедия.

С начала 1917 года обозначалось два русла цвета цветаевской поэзии. Первое: надуманная, книжно-театральная романтика, (например, в цикле «Любви старинные туманы» — мелодраматическое расставание некой пары на берегу Сены, или роковой поединок страстей Дон-Жуана и Кармен в одноименных циклах). Все это маски и плащи, мало души и много одежд. Такая декоративная лирика была не чем иным, как уходом от суровой неуютной реальности. Этот путь продолжился еще два года, когда Цветаева подружилась с актерами-студийцами Второй студии МХТ и Третьей Вахтанговской, и стала писать романтические пьесы.

Второе: народное, русское начало. Под влиянием неразрывно слитых исторических и личных обстоятельств: гражданской войны и разлуки с мужем, пол­нейшей о нем неизвестности, поражения Доброволь­ческой армии, а, значит, и гибели того дела, которому служил Сергей Эфрон и гибели его самого, она пишет книгу стихов «Лебединый стан». В красной Москве она — жена белого офицера, чувствовала себя отще­пенкой, и чувство невольной вины, ожидание возмез­дия и готовности принести себя в жертву, стали моти­вами ее лирики этих лет. В этой книге Цветаева про­славляет белое движение за то, что в его рядах был ее любимый («Белая гвардия, путь твой высок...», «Бе­логвардейцы! Гордиев узел...»).

Прославляя белую гвардию песней исключитель­но скорбной и траурной, она тем самым передавала че­рез это свой страх и отчаяние. Ее лирика годов революции и гражданской войны, когда она вся была по­глощена ожиданием весточки от Сергея, проникнута печалью и страстной, почти отчаянной надеждой. И силы для этой надежды она брала из русского фоль­клора,

В стихах «Лебединого стана» было оплакивание погибших и ужас смерти, крови, сиротство, вопли ов­довевших матерей. Поэт не хочет, чтобы гибла Жизнь, не хочет ничьих смертей, мук. В этом сборнике зву­чит поистине вселенский протест женщины-поэта про­тив убийства человеком человека.

«России меня научила Революция », — так, по сло­вам дочери, ответила Цветаева на вопрос, откуда взя­лись в ее творчестве эти неподдельные, русские, народ­ные интонации. Стихов было написано много, и среди них есть подлинные жемчужины. Омытые слезами, отшлифованные скорбью, они были скрыты от всех глаз в кипе рукописей. Она писала их исключительно для себя, уходя, по ее словам, в тетрадь, как в келью.

(«Горечь! Горечь! Вечный привкус...» (1919), «Простите меня, мои горы...» (1919), «Я счастлива жить образцово и просто...» (1919), «Писала я на аспидной доске...» (1920), «Пригвождена к позорному столбу...» (1920), «Вчера еще в глаза глядел...»(1920) и многие другие стихи,)

Очень часто в ее стихах этого периода звучат мысли о всепоглощающей и требовательной любви. Вообще любовь была сутью творчества Цветаевой. Она любила само это состояние любви, а любить значило для нее жить. И любовь у Цветаевой изначально обречена на разлуку, радость обречена на боль, счастье на страдание («Любовь! Любовь! И в судоргах, и в гробе...»,1920).

С середины 1922 года начинается последний эмигрантский период творчества Марины Цветаевой. Почти 18 лет. Она начинает писать совершенно по-другому, словно уходит в подполье тайных, интимных переживаний, выраженных изощренно, зашифровано. Ее лирика становится более усложненной («Есть час на те слова…», цикл «Земные приметы», «Берлину»).

В эмиграции Марина Цветаева выросла в поэта, которого в наши дни справедливо причисляют к великим. Самой заветной цветаевской темой в эти годы стала философия и психология любви. Она утверждала, что можно влюбиться в ребенка, старуху, дерево, дом, собаку, героя романа, собственную мечту («Древняя тщета течет по жилам...», «Люблю — но мука еще жива...», «Попытка ревности» и др.).

В лирике этих лет есть и стихи, посвященные разлуке с родиной, родиной идеальной, не исковерканной, не измученной («Рассвет на рельсах» (1922) «Эмигрант» (1922)).

И стихи о поэте, его сути, величии и беззащитности, о его могуществе и ничтожности в этом мире («Поэты», «Что ж мне делать, слепцу и пасынку....», «Двое», «Проводы»).

Среди произведений чешского периода особенно выделяется ее «Поэма Горы» и «Поэма Конца». Эту лирико-трагедийную дилогию Борис Пастернак на­звал «лучшею в мире поэмою о любви». В ее сюжете краткая, но драматическая история реальных взаимо­отношений, связанных с увлечением Марины Цвета­евой эмигрантом из России Константином Радзевичем.

Впервые в Чехии Марине Цветаевой удалось из­дать сразу несколько книг: «Царь-девицу», «Сти­хи к Блоку», «Разлуку», «Психею», «Ремесло». В 1928 году появился последний прижизненный сбор­ник Марины Цветаевой «После России», включивший в себя стихи 1922-1925 годов. По ведь Цветаева писа­ла еще по крайней мере 15 лет! И все, что было написа­но после 1925 года: стихи, проза, пьесы, — никогда не появлялось в ее книгах, потому что книг просто не было.

Весной 1926 года Пастернак заочно познакомил ее с Рильке — поэтом, перед которым она преклоня­лась издавна. Так возник эпистолярный роман тро­их — «Письма лета 1926 года». В те месяцы Цветаева переживала творческий подъем и написала поэму, посвященную Пастернаку, «С моря». «Попытка ком­наты» — Пастернаку и Рильке одновременно. В это время извечное противостояние быта и бытия не вне­дрялось столь глубоко в ее поэтическое сознание. С од­ной стороны, надоблачная высь общения с великими поэтами, свидание душ, разговор об Истине, Любви, Совершенстве, Гармонии. С другой — еще не остыв­шие впечатления от первых месяцев пребывания в Па­риже — фабричные окраины, общение с бедняками, знакомыми в их нищей, убогой обстановке, от жизни, которая угнетает, убивает души.

Смерть так никогда и не увиденного Рильке, по­следовавшая в начале нового 1927 года, потрясла Цветаеву. Она откликнулась большим стихотворением-реквиемом «Новогоднее» и «Поэмой Воздуха».

В 1933 году Цветаевой написан единственный в своем роде цикл стихов, обращенных к письменному столу, который разделял с поэтом радости и муки нелегкого творческого труда. Циклом «Стол» Цветаева отметила юбилей — тридцатую годовщину своего творчества. Здесь своеобразное подведение итогов: воспевая стол, она на самом деле определяет свое место во вселенной, она поет благодарность повелителю от пленницы, осчастливленной рабством ремесла, благодарность мудрому деспоту, учителю:

Учивший, что нету завтра.

Что только сегодня есть.

И деньги, и письма с почты —

Стол, сбрасывавший в поток!

Твердивший, что каждой строчки

Сегодня — последний срок.

Живя в эмиграции, Цветаева, страстно, до влюбленная в Россию, чувствовала себя ненужной, выброшенной во времени. В стихах эмигрантского периода трагически звучат мотивы сиротства, потери родины: «По трущобам земных широт // Рассовали нас, как сирот». Отлучение от родины, по Цветаевой, для русского смертельно: «Доктора узнают нас в морге по не в меру большим сердцам».

«По непосредственности, по бьющей ключом щедрости дарования мало кто мог, в литературе нашего века, сравниться с Мариной Цветаевой. У нее была врожденная искрометность слова, та естественная взаимопроникнутость мысли и воображения, по которым только и узнаешь настоящий «от Господа Бога» дар», — писал о Марине Цветаевой В. Вейдле.

Вопросы и задания

1. Расскажите о трагической судьбе М. И. Цветаевой.

2. Как назывались первые сборники поэтессы?

3. Каковы особенности изображения Москвы в лирике М. И. Цветаевой?

4. Проанализируйте одно из стихотворений М. И. Цве­таевой о Москве.

5. Назовите основные мотивы любовной лирики М. И. Цве­таевой.