Государственные преобразования. М. М. Сперанский

 

Бурная деятельность Александра I и молодых реформаторов продолжалась еще несколько лет. Спору нет, эти годы принесли России множество гуманных указов, по крайней мере, написанных пером, а не кнутом. И если с решением аграрной проблемы, как всегда, ничего не получилось, то удалось провести масштабную реформу государственного аппарата. Тут все разом получилось – был образован новый Государственный совет и созданы министерства. Как легко догадаться, «молодые реформаторы» заняли не последние места – стали министрами, крупными чиновниками… У истоков государственной реформы стоял толковый человек, и благодаря ему преобразования в области управления все‑таки продолжались до 1812 года. Его звали Михаил Михайлович Сперанский. Попович по происхождению, он рано проявил свои государственные способности, был замечен как незаурядный чиновник, и его приблизил к себе царь. Благодаря своему уму, образованности и знанию государственного устройства Сперанский стал главным советником царя по реформам. В конечном счете он предполагал постепенно превратить самодержавную Россию в конституционную монархию с Государственным советом и Думой. Четкое разделение законодательной, исполнительной и судебной власти сочеталось в его планах с предоставлением дворянам и купцам избирательных прав. С 1810 года Сперанский реализовал план создания Государственного совета и системы министерств. Однако Александр не решился идти дальше на кардинальные реформы, которые могли бы сократить власть самодержца. Он заподозрил Сперанского в интригах против него и в 1812 году сослал его в Нижний Новгород. Позже (в 1818–1821 годы) Сперанский стал генерал‑губернатором Сибири, но в Петербург смог вернуться лишь при Николае I.

 

 

М. М. Сперанский.

 

Заглянем в источник

Модест Корф передал, со слов Сперанского, тот роковой для последнего разговор с царем. В целом нет оснований ему не верить – многое из поведения и манер императора известно и по другим источникам:

«…Александр вдруг переменил и вид, и осанку, и начал самым суровым голосом, с переменою всегдашнего “ты” на холодное “Вы”: “Нам надо объясниться, Михайло Михайлович, я уже давно замечаю, что вы идете против меня, а теперь вполне в том убедился”. Остолбеневший Сперанский хотел что‑то вымолвить, но государь не допустил до того и вообще, продолжая речь с чрезвычайной живостью и свойственным ему многословием, не дал своему слушателю выговорить и после почти ни слова. В самых раздраженных выражениях, в тоне грозного судьи перед обличенным преступником, с такими подробностями, которые едва ли мог бы уловить и стенограф… Александр стал обвинять его главнейшее в том: 1) что, стоя у кормила правления, он при всех случаях худо о нем отзывается и даже в секретарской комнате не раз громко говорил о предстоящем будто бы падении империи; 2) что он стремился расстроить ее финансовыми своими мерами и посредством усиленных налогов возбудить ненависть против правительства; 3) что он жертвует благом государства из привязанности своей к французской системе; 4) что, не довольствуясь общим преобразованием всего государственного строя, в которое вовлекал государя своими софизмами, он замышлял уничтожить даже и последнее звено, соединявшее Россию Александровскую с Петровскою – через ломку Сената; 5) что, несмотря на вверенный уже ему обширный круг дел, он старался еще более его расширить и покушался проникнуть в дипломатические тайны, употребляя для того во зло влияние свое на некоторых чиновников министерства иностранных дел; 6) что он готов был, чтобы только не встречать никаких более препон своим замыслам и своему властолюбию, пожертвовать даже личными своими чувствами и соединиться с прежними известными своими врагами Армфельдом и Балашовым – Я знаю, – продолжал государь, – что вы предлагали им составить вместе с вами какой‑то триумвират, через который проходили бы все государственные дела, а я, стало быть, представлял бы у вас уже только роль пешки!»

Александр I был очень сложным, противоречивым человеком. Он был склонен к позе, самолюбованию, многие считали его злопамятным, фальшивым и неискренним. В то же время он был добр и сентиментален. Порой император мог казаться «слабым и лукавым» (по словам Пушкина), но никому – ни либералам, ни консерваторам – не удавалось подчинить его себе, сломить его волю. Он почти всегда избегал явных конфликтов, но умел добиваться своего и, как многие его предшественники, был особенно подозрителен, мнителен, когда заходила речь о святая святых – самодержавной власти. Жертвой этой подозрительности и мнительности и пал Сперанский, когда со своими проектами незаметно приблизился к этой святая святых, к той знаменитой «игле Кощея Бессмертного», которая хранится в яйце, а яйцо – в утке, а утка… и т. д.