Исламское право

 

Литература

AFCHAR, "The Muslim Conception of Law", II Int. Enc. Comp. L. Ch. 1 (1975).

ANDERSON, Law Reform m the Muslim World (1976).

BADR, "Islamic Law: Its Relation to other Legal Systems",26 Am. J. Comp. L. 187 (1978).

CHARLES, Le Droit musulman (4th éd., 1972).

CHEHATA, Études de droit musulman (1971).

COULSON, "Islamic Law", An Introduction to Legal Systems (éd. Derrett, 1968) 54.

— A History of Islamic Law (1964).

— Conflicts and Tensions in Islamic Jurisprudence (1969).

FYZEE, Outlines of Muhammadan Law (4th éd., 1974).

HILL, "Comparative and Historical Study of Modem Middle Eastern Law", 26 Am.J.Comp.L. 279 (1978).

KHOJA, Elements of Islamic Jurisprudence (1977).

LIEBESNY, The Law of the Near and Middle East, Readings, Cases and Materials (1975).

LINANT DE BELLEFONDS, Traité de droit musulman comparé, 3 vols. (1965-73).

RAMADAN, Das islamische Recht, Theorie und Praxis (1980).

SCHACHT, The Legacy of Islam (2 nd edn, 1974).

— The Origins of Muhammadan Jurisprudence (1950).

— An Introduction to Islamic Law (1964).

WIEDENSOHLER, "Grundbegriffe des islamischen Rechts", RabelsZ 35 (1971) 632.

 

I

 

По-арабски исламское право — шариат. Оно представля­ет собой совокупность норм или правил, извлеченных из божественных откровений, которым обязан следовать верую­щий мусульманин, если он хочет правильно исполнять свой религиозный долг. Сказанное со всей очевидностью показы­вает кардинальную разницу между исламским и западным правом. Исламское право есть результат божественного от­кровения и вследствие этого не опирается на авторитет како­го-либо земного создателя права. Это различие влечет за собой далеко идущие последствия.

Одно из последствий заключается в том, что исламское право, как право божественное, является в принципе не­изменным. В то время как в западных правовых системах общепризнано, что содержание права меняется, так как зако­нодатель, а также судьи и все остальные силы общества, участвующие в правотворческом процессе, приспосабливают его к меняющимся общественным потребностям, в исламе исходят из постулата о богоданном характере всего сущего права, которое в определенный момент истории Аллах от­крыл людям через пророка Мухаммеда.

Поэтому исламской юриспруденции чужд исторический подход к праву как к функции меняющихся условий жизни в каком-либо определенном обществе. Более того, право даровано человеку Аллахом раз и навсегда. Общество при­спосабливается к праву, а не порождает его, чтобы использо­вать как инструмент для решения ежедневно возникающих новых жизненных проблем.

Правда, исламская юриспруденция признает, что право, открывшееся людям в результате божественного откровения, не было изначально заключено в ясную для понимания и отточенную форму, и потому потребовалась многовековая работа исламских юристов, прежде чем им удалось постичь всю глубину содержания признанных правовых источников и подготовить их для практического применения. Однако в соответствии с ортодоксальными исламистскими взглядами все эти усилия были направлены не на создание нового пра­ва, а на открытие, усвоение и формулирование уже сущест­вующего права.

Исламское право является олицетворением воли Аллаха, а не мирского законодателя. И этим объясняется, что ислам-

 

ское право регулирует все сферы бытия, а не только пред­ставляющее интерес для государства или общества. Именно поэтому исламское право содержит нормы, предписывающие мусульманину, какие заповеди исполнять, в какое время со­блюдать пост, какую милостыню подавать и какие паломни­чества совершать.

Хотя соблюдение этих заповедей не носит принудительно­го характера, однако шариат, являясь правом, представляет собой одновременно и систему всеобъемлющих этических норм, или учение об обязанностях (фикх — fiqh), и в качест­ве таковых определяет весь ход земного существования му­сульманина, указывает ему способы выполнения его религи­озных обязанностей и в качестве награды за это обещает счастливую жизнь в лучшем мире.

Претендуя на всеобъемлющее регулирование человечес­кого поведения, исламское право в наши дни действует в отношении по меньшей мере 500 млн. человек, что составля­ет приблизительно шестую часть населения Земли. Хотя ислам является самой молодой из монотеистических рели­гий, он получил исключительно широкое распространение. Не прошло и 100 лет со дня смерти Мухаммеда в 632 году, как ислам в эпоху правления династии Омейядов вслед за арабскими армиями завоевал все северное побережье Афри­ки и проник далеко в глубь Испании, а на востоке — в Иран и Индию. Вторая волна арабских завоеваний в XV веке при султанах османской династии привела к покорению Визан­тии, захвату Константинополя в 1453 году и установлению господства ислама в Южной Европе. До сих пор в бывшей Югославии, Албании и Болгарии существуют представитель­ные мусульманские общины. В Азии ислам также достиг больших успехов. На Индостанском полуострове мусульмане образовали собственное государство Пакистан после второй мировой войны. А в Республике Индия приблизительно 10% населения, то есть около 50 млн. человек, исповедует ислам. Некитайское население Малайзии и Индонезии также пре­имущественно мусульмане. В Африке исламские миссио­неры и купцы первоначально обратили в ислам население верховьев Нила, то есть современного Судана. Оттуда по тор­говым путям Сахары он распространился на север. Так что в наши дни не только в Северной Нигерии, но и в большинст­ве государств, образовавшихся на территории бывшей Фран­цузской Западной Африки, население исповедует преиму-

 

щественно ислам. Широко распространился ислам и на вос­точном побережье Африки. Сомали почти полностью исламизировано, а в Танзании и Кении существуют большие мусульманские общины.

Основным и самым авторитетным источником исламского права является Коран — собрание религиозных изречений пророка Мухаммеда, которые считаются божественными от­кровениями. Он появился через несколько лет после смерти Мухаммеда. Разумеется, в Коране содержится незначитель­ное число мест, которые можно было бы применять как нор­мы права. В основном в нем собраны заповеди общего поряд­ка об этике правоверного поведения, которым не хватает точности и конкретности юридических норм.

Например, Коран предписывает, чтобы мусульманин со­страдал беспомощным и слабым, чтобы вел честно торговые дела, не подкупал судью, не занимался ростовщичеством и не играл в азартные игры. Но в Коране не говорится ни слова о юридических последствиях нарушения этих заповедей и о том, каковы могут быть эти последствия. Большинство запо­ведей Корана касается в основном ритуального поведения во время молитв, поста или паломничества. Но даже в тех слу­чаях, когда в Коране затрагиваются чисто юридические про­блемы, особенно в области семейного права, его тексты не содержат законченной системы норм, а воспроизводят лишь отдельные решения, которые Мухаммед провозглашал как судья и провозвестник права, сталкиваясь с конкретными жизненными ситуациями. При этом он всеulа руководство­вался тем вариантом обычного права, который был в то вре­мя наиболее распространен среди арабских племен. Он рас­ширил и изменил это право только в тех местах, где оно противоречило его политическим целям: заменил староараб­ский трайбализм сообществом людей, связанных между со­бой верой в Аллаха.

Например, Мухаммед находил в арабском обычном праве норму, согласно которой лишь кровные родственники по мужской линии наделялись правом наследования. Он не за­менил эту норму .другой, а модифицировал ее таким образом, что наряду с кровнородственными мужчинами определенные наследственные права признавались и за дочерьми, женой и сестрами наследодателя.

В результате ослаблялись кровнородственные связи, рас­шатывались устои традиционной патриархально-племенной

 

организации общества и создавались предпосылки для новой социальной модели, в которой семья составляет основу об­щины, спаянной верой в Аллаха.

И не только в этом Мухаммед улучшил правовое положе­ние жены. Так, согласно старому правилу, муж мог в любой момент по собственному усмотрению выгнать свою жену, и ничто не могло ему в этом помешать. Мухаммед смягчил это правило, предписав, что муж может бросить жену, только если он по справедливости учтет ее интересы и назначит ей доста­точное содержание после того, как она останется одна. Сле­дует ли эту заповедь толковать как общий этический принцип или как правовое обязательство с определенными юридичес­кими последствиями — на это Коран не дает никакого ответа.

После смерти Мухаммеда в 632 году политическое руко­водство и обязанности верховного судьи перешли к халифам (дословно — представители), из которых четверо первых были еще из его ближайшего окружения. Они и назначаемые ими судьи опирались в своей судебной практике в основном на действующее обычное право с учетом, разумеется, запове­дей Корана, которые подходили для данного конкретного случая. Первоначально основной корпус права был “рели­гиозно нейтральным”. И дальнейшее сохранение такого со­стояния могло бы привести к формированию такого права, которое, хотя и было бы в определенной мере подвержено влиянию религиозного учения о выполнении обязательств перед богом, в целом бы базировалось на практике, было пригодно для практики и применялось на практике (см. Bergsträsser, aaO, S. 12).

То, что в конечном счете право попало в поле притяжения ислама, объясняется трансформацией политической власти халифов из религиозной в светскую. Это вызвало энергичное и завершившееся в конце концов успехом противодействие тех, кто считал себя хранителем религиозных традиций. После смерти четвертого халифа Али, двоюродного брата и зятя Му­хаммеда, к власти пришли Омейяды, представители мекканской аристократии. Они воплощали в себе традиции монархов древней Аравии, рассматривали себя в основном как политиков и государственных деятелей и руководили из своей резиденции в Дамаске завоевательными походами арабских армий.

 

По мнению одной из групп мусульман, сан имама, духовного главы мусульманской общины, является наследственным в семье Али в силу божественного указания, переданного через Мухаммеда. И соответ-

 

 

ственно лишь потомки Али имели легитимное право быть имамами. Поэтому мусульмане, разделявшие подобные взгляды, считали первых трех имамов и особенно Омейядов узурпаторами. Их называют шиита­ми (от слова si'a — “партия” (Али). В дальнейшем между ними произо­шел раскол на различные группировки в связи с различным толковани­ем проблемы наследования Али. Их религиозные обряды и правовая практика во многом отличались от религиозных обрядов и правовой практики других мусульман — суннитов. В наши дни шииты составля­ют 8% всех мусульман. Большинство из них живет в Иране, в Южном Ираке, Йемене и в среднеазиатских государствах, образовавшихся на территории бывшего СССР, особенно в Туркменистане, Казахстане и Узбекистане.

 

Светский стиль правления Омейядов подвергся резкой критике из Медины, ученые мужи которой утверждали, что жизнь во всех ее проявлениях должна подчиняться требова­ниям религии и потому человеческое поведение следует проверять на правоверность на основании критериев фикха, который охватывает все обязанности, налагаемые шариатом на мусульманина.

В этой связи они предприняли попытку проверить, во всех ли сферах и в какой мере право соответствует нормам пове­дения, установленным Мухаммедом. При этом было особенно важно выявить точные юридические последствия коранических предписаний, которые по сути своей предназна­чены были служить религиозно-этическими принципами богоугодного поведения мусульман. Вскоре, однако, выясни­лось, что одного Корана недостаточно. Поэтому то, что от­сутствовало в нем, черпали из речений и деяний, которые мусульманская священная традиция приписывала пророку и его ученикам. Однако и предания, названные в совокупности “сунной”, были в значительной мере далеки от исторической правды и поддерживались исламскими учеными исключи­тельно с целью придать своим взглядам видимость досто­верности. Поэтому современная исламистика рассматривает сунну как “документы, относящиеся не ко времени их пред­полагаемой датировки, а к последующим этапам развития доктринальных взглядов в течение первых веков ислама” (Schacht, Origins, aaO, S. 4). Как бы то ни было, сунна, согласно теории исламского права, остается вплоть до се­годняшнего дня вторым по важности правовым источником после Корана.

Династия Аббасидов, захватившая власть в халифате в 750 году, оказала существенную поддержку развитию религиоз-

 

ной правовой науки. Аббасиды дали возможность религиоз­ным законам оказывать большее влияние на жизнь государ­ства, признали авторитет ведущих правоведов и возвели мно­гих из них на высшие судейские должности. В гигантском арабском государстве наряду с другими существовали также многочисленные центры, в которых процветало изучение божественных откровений.

Наряду с Мединой особенно выделялся в этом отношении г. Куфа в современном Ираке. Там обосновалась группа име­нитых правоведов, которые постепенно разработали свою теорию и начали распространять ее. Развиваемое этими уче­ными научное направление в исламском правоведении было названо по имени наиболее выдающегося из них — Абу Ханифа — ханифитской школой. В Медине же подобное на­правление было названо по имени ученого Малика ибн Анаса маликитской школой. Между этими двумя системами право­вых взглядов с течением времени появились существенные различия. Так, первоначально каждый ученый мог принять самостоятельное решение по любому правовому вопросу, если не находил на него ответа в Коране или сунне. Но так как представители различных школ права находились далеко друг от друга, то их взгляды испытывали различное влияние образа жизни, уровня развития и правовых обычаев окружающего их населения. И потому естественно, что взгляды ученых разных школ расходились между собой. Это обстоятельство оправды­вают ссылкой на изречение, приписываемое Мухаммеду: “Различие мнений в моей общине — признак благораспо­ложения Аллаха”.

Помимо маликитской и ханифитской школ несколько позднее в конце ГХ века были созданы еще две новые школы правоведения, не потерявшие своего значения и поныне. Одна из них была названа по имени знаменитого ученого Аш Шафии шафиитской школой, а вторая — ханбалитской школой по имени ее основателя Ахмеда ибн Ханбаля.

 

С течением времени взгляды этих четырех школ права получили распространение в определенных частях исламского мира: маликитс­кой — в Северной, Западной и Центральной Африке, ханифитской — на Ближнем и Среднем Востоке и в Пакистане, шафиитской — в Вос­точной Африке, Малайзии и Индонезии, ханбалитской — в Саудовской Аравии. Все эти правовые школы взаимно признали законность друг друга. Что же касается расхождений между ними, то они рассматрива­ют это как угодные богу различные варианты единых в своей основе святых законов.

 

 

Тем не менее многочисленные доктринальные различия во мнениях отдельных ученых и направлениях школ привели к опасению, что исламское право может раствориться в бес­численном множестве отдельных мнений. Чтобы противодей­ствовать этой угрозе, знаменитый ученый Аш Шафия (умер в 820 г.) сформулировал учение “четырех корней” исламско­го права, благодаря которому юристы получили единый, раз и навсегда установленный метод судопроизводства. Согласно этому учению, первый “корень”, разумеется. Коран; второй “корень” — сунна как воплощение боговдохновенной прак­тики пророка, которая имеет решающее значение для толко­вания и разъяснения заповедей Корана; третий “корень” — иджма, то есть единое мнение всей исламской общины, не­специалистов и юристов по какому-либо вопросу исламского учения об обязанностях правоверных; четвертый, и послед­ний, “корень” — принцип суждения по аналогии “кыяс”, то есть применение соответствующих норм, сформулированных в Коране, сунне или иджме, к новым аналогичным случаям. Более позднее учение лишь незначительно изменило эту схе­му, сделав более гибким содержание понятия “иджма”, что значительно усилило его практическое значение. Благодаря этому в качестве нормы права стали признавать единое мне­ние, достигнутое в определенный период времени учеными всех школ или даже какой-либо отдельной школы. Этот принцип имеет в историческом плане что-то общее с древнеримским commuais opinio prudentium (единое мнение ученых-специалистов). Бросается в глаза, что классическая система “четырех корней” исламского права объединяет разнопорядковые вещи: два источника — Коран и сунну, метод — ана­логию и господствующие доктринальные взгляды — иджму. Ясно также, что решающее значение придается согласован­ному, единому мнению ученых, так как оно в конечном счете определяет, какую норму Корана или сунны непосредствен­но либо по аналогии следует применять в качестве дейст­вующего права.

 

III

 

После того как классическое учение “четырех корней” исламского права стало господствующим во всех правовых школах, начался постепенный подъем правотворческой дея-

 

тельности исламских юристов. Ранее применявшийся метод относительно свободно принимаемых решений по спорным вопросам, правда, все же ориентированным на Коран и сун­ну, стал рассматриваться как недопустимый. Все чаще и чаще проблемы, вызывавшие сомнение, решались с общего согласия ученых. Найденные таким образом решения стали составлять основную часть божественного права и потому недоступны для критики. Уже в К веке возобладало мнение, что юристам нельзя принимать самостоятельные решения по какому-либо правовому вопросу, основываясь непосредст­венно на Коране и сунне. Их деятельность ограничилась тол­кованием и разъяснением правовых книг, которые отдельны­ми школами были признаны как авторитетные источники. Так постепенно в доктрине исламского права начался про­цесс застоя и упадка, что, возможно, способствовало раз­витию определенных областей права вне шариата и судов духовенства.

 

Все еще молчаливо признавалось, что халиф как верховный пра­витель наделяется правом поручать решения споров в области госу­дарственного и административного права специальным судьям и изда­вать правила, в соответствии с которыми решения по этим спорам должны приниматься. Дела о преступлениях в сфере управления и спо­ры о земельной собственности также решались специальными судами, так как с политической точки зрения имелась крайняя заинтересован­ность в существовании эффективного правового механизма для реше­ния этих вопросов. Обычные суды не годились для такой роли из-за сложных процессуальных процедур, рассчитанных на показания сви­детелей и присягу. Поэтому можно утверждать, что хотя теоретически шариат и претендовал на регулирование всех аспектов человеческого бытия, на практике его значение ограничивалось областью частного права.

Неизменность догмы религиозного права и застывшая в своем развитии доктрина привели к тому, что в судебной практике появилась масса случаев обхода закона. Например, для заключения сделки о пре­доставлении займа под проценты, что противоречит положению Корана о запрете ростовщичества и потому недопустимо, была разработана техника “двойной продажи”. Согласно этой технике, должник “про­дает” кредитору какой-либо предмет, который кредитор тут же “про­дает обратно своему партнеру по сделке по цене выше первоначальной на сумму заранее оговоренных процентов, причем оплата должна произойти в момент истечения срока кредита. С помощью таких пра­вовых уловок (hiyal — хияль) можно было добиться, чтобы доктрина соответствовала нормам шариата, а суды учитывали требования практики (см. Conlson, History, aa0, p. 138 ff.; Schacht, Introduction, aaO, S. 78 ff.).

 

 

Несмотря на свой застывший характер, шариат вполне отвечал потребностям мусульманского мира, тем более что в развитии социальных структур арабских народов в то время наблюдалось мало прогресса. Но с 1850 года традиционному праву был брошен решительный вызов. С одной стороны, в связи с постепенным упадком Османской империи значи­тельно усилилось политическое влияние европейских держав на Ближнем Востоке. С другой стороны, расширение связей с заграницей привело руководящие круги исламского мира к осознанию неизбежности коренной модернизации механизма управления и правового регулирования, чтобы выдержать политическую и экономическую конкуренцию с европейски­ми державами.

В 1840-1879 годах османские правители осуществили реформу законодательства (см. § 8, Va), практически не встретив противодействия со стороны консервативных кру­гов. Прежде всего она заключалась в рецепции французских кодексов — торгового кодекса и кодекса торгового морепла­вания. Кроме того, реформа коснулась тех областей, в кото­рых традиционное исламское право редко находит примене­ние. Затем вступил в силу ГПК, в соответствии с которым имущественные споры были подчинены юрисдикции специ­альных светских судов.

Эти меры не вызывали сомнений еще и потому, что, со­гласно общепризнанной мусульманской традиции, государст­во теоретически наделялось компетенцией регулировать внешние условия жизни мусульманской религиозной общи­ны. В эту компетенцию входило регулирование не только в области государственного и административного права, но и в области судоустройства и процесса. Следующий шаг в этом направлении турецкие правители сделали, издав так называ­емую “Маджаллу” (Majalla, 1869-1876).

Тем самым была предпринята попытка объединить в рам­ках одного закона, содержащего 1850 статей, все нормы ис­ламского права ханифитской школы о собственности и обя­зательствах. Этот шаг был в одинаковой степени необходим и необычен. Необходим, так как от светских судов, компе­тентных рассматривать имущественные иски, нельзя было больше требовать изучения средневековых юридических книг. А необычным этот шаг был потому, что впервые нормы шариата в соответствии с европейским образцом были вос­произведены в форме параграфов и вступили в силу на осно-

 

ве акта государственной власти (см. Tedeschi. Le centenaire de la Mejelle, Rev. int. dr. corn., 21, 1969, 125). Однако и на сей раз государство не осмелилось вторгнуться в святая свя­тых шариата — его семейное и наследственное право.

 

В сферах, ранее находившихся под непосредственным контролем права колониальных держав, развитие приняло иной оборот. Правда, и в данном случае безоговорочно признавалось, что все споры между мусульманами решаются на основании шариата. Например, в колони­альной Индии отправление правосудия находилось в руках английских судей или по крайней мере судей, получивших юридическое образова­ние в Англии, а высшей судебной инстанцией был Тайный совет. И поэтому исламское право там подверглось столь сильному влиянию общего права, что ныне уже говорят об “англо-исламском праве” (Anglo-Muhammadan law).

В тех случаях, когда судьи, сталкиваясь с необходимостью толковать шариат, сочтут, что его нормы пробельны, устарели или не соответству­ют принципу “справедливости, беспристрастия и добросовестности”, они всегда прибегают, часто даже неосознанно, к применению принци­пов и понятий хорошо знакомого им общего права. Английские право­вые традиции укоренились так прочно, что даже в наши дни англо-мусульманское право и в Индии, и в Пакистане считается прецедентным правом, для которого руководящим принципом является следование ранее принятому судебному решению. Что касается права собственнос­ти, то в этой сфере начиная с 1872 года был принят ряд законов, которые в значительной мере кодифицировали общее право (см. § 18, IV). Таким образом, сейчас англо-мусульманское право сохраняет свое значение лишь в отношении семейного и наследственного права.

В Алжире, бывшей колонии Франции, все семейные и наследствен­ные дела рассматриваются религиозными судами. Однако и здесь под влиянием французских судей, заседавших в апелляционных судах, исламское право маликитской школы постепенно трансформировалось в алжирско-мусульманское право. Аналогичная трансформация про­изошла и в Марокко, и в Тунисе (см. Coulson, History, aa0, p. 163 ff.; Schacht, Introduction, aa0, p. 94 ff.).

 

С наступлением XX века в сферу реформаторских усилий государство постепенно вовлекает семейное и наследствен­ное право. В 1917 году при одном из последних султанов в Турции вступил в силу кодекс, источником которого было уже не только исламское право официально признанной в Османской империи ханифитской школы, но и правовые нормы ханбалитской и маликитской школ в тех случаях, когда законодатель находил их более прогрессивными. Еги­пет и Судан, в то время англо-египетский кондоминиум последовали в 20-30-е годы этому примеру. А после второй мировой войны почти во всех арабских странах законы, ре-

 

гулирующие семейно-брачные отношения и наследование, были уже приняты, как, например, в Иордании (1951), Сирии (1953), Ираке (1959), или находились в стадии разработки. Важность законодательных реформ в этой сфере заключа­лась в том, чтобы ограничить одностороннее право мужа на развод рядом предварительных условий обязательного поряд­ка и одновременно предоставить замужней женщине опреде­ленный объем прав быть инициатором развода.

Кроме того, эти реформы были направлены на ограниче­ние прав родителей и опекунов контролировать заключение брака несовершеннолетними, а также на отмену или запре­щение полигамии. Разумеется, ни в одной из вышеназванных стран законодатель не ставил перед собой задачу обязательно реализовать эти реформы, отказаться от шариата как от ос­новы семейного права и поставить на его место что-то совер­шенно новое. Лишь в Турции был предпринят решительный шаг в этом направлении. В 1926 году там вступил в силу швейцарский ГК, что представляло собой полный разрыв с исламской традицией в области семейного и наследственно­го права. И потому признание сделанного шага широкими массами населения происходило и происходит очень посте­пенно (см. § 15).

Однако решение других мусульманских стран сохранить шариат в качестве основы семейного права также столкну­лось с неменьшими трудностями. Согласно ортодоксальным взглядам, источником исламского права является божествен­ное откровение. Потому оно в принципе неизменно по своей сути, и государственный законодатель не может даже по при­чине необходимости реформ хоть на йоту менять его содер­жание. И чтобы оправдать законодательные решения проб­лем в глазах общественности, и в первую очередь верующих мусульман, было важно доказать, что каждый из прини­маемых законов соответствует принципам шариата. Наибо­лее простым и доступным законодателю средством выполне­ния этой задачи стало внесение в процессуальные процедуры таких изменений, которые, по сути дела, автоматически вели к изменению материального права. Например, ранее в Егип­те не были прямо запрещены браки несовершеннолетних, поскольку это разрешалось Кораном. Но существовало пред­писание, предоставляющее судам возможность принимать решение по вопросу о такого рода браках лишь в том случае, если брак зарегистрирован. Однако брак мог быть зарегист-

 

рирован только после достижения вступающими в брак определенного возраста. Еще большее практическое зна­чение имел другой принцип. Согласно этому принципу, за­конодатель имел право выбирать между многочисленными точками зрения различных школ исламского права и пред­писывать судьям в форме закона, какой из них им должно следовать.

Уже в “Маджалле” законодатель опирался не только на преобладающую точку зрения ханифитской школы, но иног­да также предпочитал ей точку зрения меньшинства. Турец­кий семейный кодекс 1917 года был еще одним шагом впе­ред. В нем впервые нашли отражение господствующие точки зрения не ханифитской, а других школ исламского права, и постепенно стало считаться вполне достаточным, когда зако­нодатель для обоснования своего решения мог сослаться на соответствующее мнение какого-либо автора, независимо от того, в какой период развития исламского права оно было высказано.

Иногда в решении законодателя можно было обнаружить, -что одна деталь обстоятельств дела обосновывалась мнением одного автора, другая — другого, а правовые последствия — третьего. И наконец, несмотря на все еще продолжавшуюся оживленную полемику, была поставлена завершающая точка в развитии современных взглядов на эту проблему. Согласно ей, юристам необходимо вновь разрешить полностью отка­заться от принципа обязательного следования мнениям клас­сических авторов различных школ и дать им возможность самостоятельно принимать решения на основе Корана и сун­ны и с учетом потребностей сегодняшнего дня.

 

Это можно наглядно пояснить следующим примером. Коран позво­ляет мусульманину иметь четырех жен при условии, что он сможет содержать их должным образом. Все четыре школы права были едино­душны в том, что Коран тем самым хотел просто обратиться с призы­вом к совести мужа. Но сирийский законодатель в 1953 году истолко­вал Коран по-иному, расценив способность содержать двух жен как предварительное условие для второй женитьбы. Поэтому сирийский закон постановляет, что судья может отказать в разрешении, необходи­мом для заключения второго брака, если доказана неспособность мужа создать удовлетворительные условия и содержать должным образом двух жен. Еще дальше пошел тунисский законодатель. Основываясь на одной из сур Корана, в которой речь идет об обязанности мужа спра­ведливо и с равным вниманием относиться ко всем своим женам, он пришел к выводу о невозможности брака со второй женой, если бес-

 

 

пристрастность мужа не будет заранее гарантирована. А так как, по мнению реформаторов, в современных условиях беспристрастность практически невозможна, то тунисский закон 1956 года постановил коротко и ясно: “Полигамия запрещается” (другие примеры см. Coulson. History, aa0, p. 182 ff.).

 

Процесс развития права в арабских странах в наши дни привел к значительному ослаблению глубоких противоречий между кодифицированным в основном по французскому об­разцу вещным и обязательственным правом, с одной сторо­ны, и некодифицированным исламским семейным и наслед­ственным правом — с другой. Сейчас даже семейное и наследственное право все более кодифицируется.

При этом особенно сильное влияние европейские право­вые взгляды оказали на брачное право. Правда, новым зако­нодательством они были восприняты в традиционных для исламского права формах. А в области вещного права эра дословного копирования европейских образцов уже ушла в прошлое. Так, в иракском ГК 1953 года предпринята энер­гичная попытка реализовать идеи исламских правовых докт­рин в этой области.

Особенно ярко проявилась тенденция к устранению раз­личий при применении вещного и семейного права в том, что в большинстве арабских стран стремятся избавиться от дуализма светских и религиозных судов и создать единую судебную систему с судьями, имеющими университетское образование и находящимися на оплачиваемой службе у го­сударства. И уже в рамках этой единой системы будут при­ниматься решения как по семейно-брачным, так и по иму­щественным спорам на основе кодифицированного права. Египет объединил светские и религиозные суды в 1955 году. Тунис последовал его примеру в 1957 году. А остальным арабским странам это еще предстоит сделать.

Конечно, было бы ошибкой предположить, что в арабских странах исламское право подверглось тотальной “вестернизации”. Ни одна страна исламского мира не поддержала до сих пор радикального решения Турции. Однако, с другой стороны, и последствия, вытекающие из религиозного харак­тера шариата как права божественного откровения, вряд ли в нынешних условиях будут широко восприняты. Достиже­нием классической исламской юриспруденции является то, что ей удалось развить учение ислама о религиозном долге во всеобъемлющую систему правовых норм, которые были при-

 

званы регулировать по возможности все внешние проявления человеческой жизни.

Эти правовые нормы создавались исламскими правоведа­ми и полностью отражали дух своего времени. Но так как им приписывалось, правда, путано и туманно, божественное происхождение, они претендовали на то, чтобы вечно оста­ваться неизменными, и не требовали одобрения со стороны государства, никакие земные силы не могли их отменить. И действительно, исламские правоведы классического периода были высшими законодателями в стране. При достижении общего согласия они получали право требовать такой власти, какой не обладала правовая наука континентальной Европы даже в годы своего наивысшего расцвета.

Все это более неприемлемо для государств современного исламского мира, авторитарных и националистических по своей сути и стремящихся к процветанию и прогрессу.

Это не означает, что в конце концов они должны будут отказаться от права, опирающегося на религиозный фунда­мент. Скорее, это означает, что должен быть найден новый компромисс между основополагающими и категорическими требованиями исламской религии и необходимостью сделать право способным к изменениям в вечно меняющемся мире.