Внешняя политика 2 страница

За первые месяцы пятилетки Бухарин трижды высказался на стра­ницах «Правды» против сталинской «генеральной линии». Наиболее резко это прозвучало в речи, посвященной пятилетию со дня смерти В. И. Ленина и опубликованной там же 24 января под заголовком «По­литическое завещание Ленина». Статья, излагавшая ленинские рабо­ты о плане построения социализма, воспринималась как антисталин­ский манифест в защиту нэповской философии и политики, от кото­рой теперь избавлялся генсек. Ее заголовок напоминал об известном членам партийного руководства пункте «завещания» — о необходи­мости перемещения Сталина с поста генсека.

Все это привело к решающему столкновению в руководстве партии на совместном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК, кото-

рое проходило с 30 января по 9 февраля 1929 г. Оно завершило новый раскол в Политбюро. Сталин впервые назвал имена группы «правых»: Бухарин, Рыков, Томский. Обвинялись не просто их теоретические ошибки, а порочные взгляды «группы Бухарина»; ее оппозиция партий­ной линии; «правооппортунистическая, капитулянтская платформа»; намерение «сколотить антипартийный блок с троцкистами». Обозна­чившаяся победа над «правыми» была закреплена на объединенном пленуме ЦК и ЦКК (16-23 апреля 1929), созванном для принятия пятилетнего плана по промышленности. Рассчитывать на успех на этом форуме Бухарину не приходилось: из 300 с лишним участников пле­нума его сторонниками оказались немногим более десятка.

На утверждение пленума, впервые полностью проинформирован­ного о тянувшейся уже год борьбе с «правыми», была предложена резолюция Политбюро с резкой критикой Бухарина. Он, по словам Сталина, выступал и во внешней и во внутренней политике за линию, претворение которой в жизнь означало бы «предать рабочий класс, ре­волюцию». Особый упор делался на несостоятельности Бухарина как теоретика. Его новые претензии на эту роль объявлялись «гипертрофи­рованной претенциозностью недоучившегося теоретика», напоминалось, что Ленин называл его теоретиком «не вполне марксистским». Уничто­жающей критике были подвергнуты также Рыков и Томский. Результа­том было решение пленума об отстранении Бухарина от работы в «Прав­де» и Коминтерне, смещение Томского с поста председателя ВЦСПС и предупреждение о выводе их из состава Политбюро при новых по­пытках пропаганды «капитулянтских» взглядов. Утратил свое место в Политбюро и Угланов, еще раньше, в 1928 г., замененный Молото­вым на посту первого секретаря Московского комитета партии.

Созванная сразу же после окончания пленума XVI партийная кон­ференция ВКП(б) отвергла защищавшийся «правыми» минимальный проект пятилетнего плана и высказалась за оптимальный вариант как обязательный при всех условиях. Принятый в мае 1929 г. V Всесоюз­ным съездом Советов, он представлял собой программу развернутого наступления социализма по всему фронту хозяйства и построения фундамента социалистической экономики.

Победа Сталина и его сторонников над «правым уклоном» в партии открывала путь безудержному форсированию индустриализации и коллективизации. Несмотря на принятый закон о пятилетнем плане, Сталин уже через несколько недель добился увеличения его показате­лей. 20 января 1929 г. в «Правде» была впервые опубликована написан­ная Лениным в 1917 г. статья «Как организовать соревнование». Вскоре после этого в стране началось своеобразное движение за то, кто «больше пообещает» в деле досрочного выполнения пятилетки. 14 августа 1929 г. Президиум ВСНХ принял решение об увеличении во втором году пятилетки прироста валовой продукции крупной промышленности не на 21, а на 28%. Газета «Экономическая жизнь» в сентябре 1929 г.

сообщала: коллегия Главмашстроя приняла решение о перестройке пятилетней программы сельскохозяйственного машиностроения и тракторостроения. Для удовлетворения народного хозяйства трактора­ми необходимо не только форсировать строительство Сталинградско­го завода и тракторного цеха на «Красном путиловце» в Ленинграде, но и построить четыре новых тракторных завода; из них два — в теку­щем пятилетии. Челябинский завод должен быть рассчитан на выпуск не 20, а 30 тыс. тракторов, их производство на Харьковском заводе необходимо довести до максимальных пределов. Должны быть также построены заводы на юге или в Центрально-черноземной области (ЦЧО) страны, ускорено строительство завода шарикоподшипников, построен завод режущих инструментов, значительно увеличен выпуск сельскохозяйственных машин. Производство комбайнов устанавлива­ется не только на Ростовском, но и на заводе «Коммунар» в Запоро­жье, на Новосибирском заводе. Увеличиваются ассигнования на стро­ительство Ростовского завода сельскохозяйственных машин. С 1929/30 хозяйственного года намечено начать строительство Саратовского, Сибирского и Среднеазиатского заводов, а также включить в пяти­летний план строительство двух заводов на Урале и Дальнем Востоке.

27 октября 1929 г. в газетах опубликовано обращение рабочих заво­да «Красное Сормово» к трудящимся Советского Союза с призывом начать борьбу за выполнение пятилетки в четыре года. Через несколь­ко дней этот лозунг подхватили крупнейшие предприятия страны. В ноябре пленум ЦК партии одобрил начинания угольщиков о вы­полнении пятилетки за четыре года и тракторостроителей — в три года обогнать Америку. Первый всесоюзный съезд ударных бригад (5— 10 декабря 1929) принял обращение к рабочим страны с призывом о досрочном выполнении заданий пятилетки за четыре года.

К осени 1929 г. стали приносить плоды предпринимавшиеся с XV съезда партии (декабрь 1925) меры по подготовке к переходу де­ревни на сплошную коллективизацию. Если летом 1928 г. в стране су­ществовало 33,3 тыс. колхозов, объединявших 1,7% крестьянских дво­ров, то к лету 1929 г. их стало 57 тыс., в которых было уже свыше миллиона (3,9%) хозяйств. В некоторых районах Северного Кавказа, Нижней и Средней Волги, ЦЧО колхозными стали от 30 до 50% кресть­янских дворов. За три месяца (июль—сентябрь) их в колхозы вступило около миллиона, почти столько же, сколько за 12 послеоктябрьских лет. Это означало, что на путь колхозов стали переходить основные слои деревни — середняки.

Опираясь на эту тенденцию, Сталин и его сторонники перешли к пересмотру только что принятых планов по коллективизации и потре­бовав завершить ее в основных зерновых районах страны за год. Тео­ретическим обоснованием форсирования перестройки деревни яви­лась статья Сталина «Год великого перелома» (Правда. 1929. 7 ноября). В ней говорилось, что крестьяне пошли в колхозы «целыми деревня-

ми, волостями, районами» и уже в текущем году достигнуты «решаю­щие успехи в деле хлебозаготовок», «рухнули, рассеялись в прах» ут­верждения «правых» о невозможности массовой коллективизации.

Пленум ЦК (10—J7 ноября 1929), обсудивший итоги и дальней­шие задачи колхозного строительства, подчеркнул в резолюции, что произошедший перелом в отношении крестьянства к коллективиза­ции «в предстоящую посевную кампанию должен стать исходным пунк­том нового движения вперед в подъеме бедняцко-середняцкого хо­зяйства и в социалистической перестройке деревни». Это был призыв к немедленной сплошной коллективизации.

В разгар работы пленума, 12 ноября лидеры «правых» обратились к членам ЦК и ЦКК с предостерегающим заявлением. Они, признавая успехи советской экономики за истекший год, когда были получены «рекордные цифры по промышленности и развитию коллективных форм земледелия», предупреждали, что отказ от проторенной уже дороги нэпа и возрождение идеалов «военного коммунизма» приведут к кризису в сельском хозяйстве, а изменения в аграрной политике неблагоприятно скажутся на снабжении больших городов продовольствием. Ответная резолюция была суровой: «Бухарина, как застрельщика и руководите­ля правых уклонистов, вывести из состава Политбюро». Пропаганда взглядов «правого» оппортунизма и примиренчества с ним была при­знана несовместимой с пребыванием в рядах партии.

Резолюция подействовала отрезвляюще. 26 ноября лидеры «пра­вых» решили, казалось бы, окончательно прекратить борьбу и сдать все свои позиции. В опубликованном от имени Томского, Бухарина и Рыкова в «Правде» заявлении говорилось: «В течение последних полу­тора лет между нами и большинством ЦК ВКП(б) были разногласия по ряду политических и тактических вопросов... Мы считаем своим долгом заявить, что в этом споре оказались правы партия и ее ЦК... Признавая свои ошибки, мы со своей стороны приложим все усилия к тому, чтобы вместе со всей партией повести решительную борьбу против всех уклонов от генеральной линии партии, и прежде всего против правого уклона и примиренчества с тем, чтобы преодолеть любые трудности и обеспечить полную и скорейшую победу социали­стического строительства». В последующие дни один за другим заяви­ли о своем отходе от оппозиции и члены «бухаринской школы» — представители советской интеллигенции, занимавшие руководящие посты в центральных и местных идеологических учреждениях, плано­вых и хозяйственных органах.

Таким образом, в ноябре 1929 г. Центральным Комитетом была дана установка местным партийным и советским органам развернуть сплошную коллективизацию не только селений и округов, но и обла­стей. Для оказания помоши в организации колхозов было решено на­править в деревню не менее 25 тыс. передовых рабочих. Один из них

ярко изображен в романе М. Шолохова «Поднятая целина» в образе Семена Давыдова.

В речи на конференции аграрников-марксистов в декабре 1929 г. Сталин сформулировал задачу ликвидировать класс кулачества как необходимое условие развития колхозов и совхозов. «Большим скач­ком» в развитии, новой «революцией сверху» предполагалось разом покончить со всеми социально-экономическими проблемами, корен­ным образом сломать и перестроить сложившийся хозяйственный ук­лад и народно-хозяйственные пропорции. Революционное нетерпе­ние, энтузиазм масс, настроения штурмовщины, в определенной мере присущие русскому национальному характеру, цинично эксплуати­ровались высшими руководителями страны. В управлении экономикой возобладали административные рычаги, обесценивалась материаль­ная заинтересованность работников в лучших результатах труда. Конец 1929 г., названного годом «великого перелома», по существу стал за­вершением периода нэпа в истории страны.

Декабрь 1929 г. был отмечен празднованием 50-летия Сталина. Ген­сек, приведший своих сторонников к победе в борьбе с политически­ми оппонентами, утверждался в их глазах и мнении всех соотечествен­ников бесспорным вождем ВКП(б) и Коминтерна, живым символом «социалистического наступления по всему фронту», непогрешимым проводником генеральной линии партии, лучшим выразителем заве­тов Ленина. Культ личности, ярко проявлявшийся и на предыдущих этапах советской истории в отношении Ленина (в партии), Троцкого (в армейских кругах), Зиновьева (в Ленинграде), к концу 20-х годов был сосредоточен на фигуре Сталина. Празднование юбилея показа­ло, что началось целенаправленное формирование культа его личнос­ти, неотделимого от достижений и побед, поражений и трагедий со­ветского народа в последующую четверть века.

Можно было предполагать, что с разгромом «правых» инакомыс­лие надолго уйдет из партии. Однако этого не произошло. С первыми трудностями и массовым недовольством крестьян во время форсиро­ванной коллективизации Бухарин в завуалированной форме стал вновь выражать сомнение в том, что это продуманное продолжение нэпа. А когда Сталин в статье «Головокружение от успехов» (Правда. 1930. 2 марта) отмежевался от экстремистов, допускавших «перегибы» в деревне, Бухарин немедленно (7 марта) опубликовал памфлет «Фи­нансовый капитал в мантии "папы"». В нем иронически повествуется о том, как наместник Христа на земле пустил людей по миру, а затем попытался переложить ответственность за это на других. Намек был довольно прозрачен и соответствующим образом понят не только чи­тателями «Правды», он, естественно, не мог остаться без последствий.

XVI съезд партии (26 июня — 13 июля 1930), вошедший в исто­рию как съезд развернутого наступления социализма по всему фрон­ту, призвал «добиться действительного выполнения пятилетки в че-

тыре года». Выступая на съезде, Сталин не преминул показать превос­ходство партийной политики над «крохоборнической мудростью троц­кистов», которые «с точки зрения темпов, являются самыми крайни­ми минималистами и самыми поганенькими капитулянтами». Он ут­верждал, что пятилетка в некоторых отраслях может быть выполнена даже за 1,5-2 года. По заявлениям Сталина, ежегодное производство чугуна в конце пятилетки может и должно быть поднято до 17 млн т (в отличие от 10, намеченных планом), тракторов — до 170 тыс. штук (вместо 53 тыс.), автомобилей — до 200 тыс. штук (при запланирован­ных 100 тыс.). Все это позволяло с полным основанием воспринимать сталинскую политику как трансформацию известных идей Троцкого о «сверхиндустриализации».

«Правые уклонисты» на съезде вновь обвинялись за предложения снизить темпы индустриализации. В этой связи Сталин сказал: «Люди, болтающие о необходимости снижения темпов развития нашей про­мышленности, являются врагами социализма, агентами наших вра­гов». Сущность «правого уклона», пытающегося использовать трудно­сти колхозного движения для дискредитации линии партии, была оп­ределена как кулацкая. К этому были добавлены обвинения «правых» в террористических намерениях «насильственно изменить состав ЦК». Накануне съезда на Политбюро обсуждались «сходки» на квартире старого партийца Козелева, где велись такие разговоры. Микоян пред­лагал расстрелять его, но Сталин считал достаточным ограничиться исключением из партии.

В октябре 1930 г. Сталин упрекнул в проповеди терроризма самого Бухарина. Тот, потрясенный, писал ему от 14 октября: «Я считаю твои обвинения чудовищной, безумной клеветой, дикой и в конеч­ном счете неумной». Этим, в отчаянии продолжал он, «ты меня не напугаешь и не запугаешь», но провокация, «на которой ты строишь свою политику... до добра не доведет, хотя бы ты и уничтожил меля физически так же успешно, как ты уничтожаешь меня политически»,

В результате идеологической борьбы, обострившейся из-за опасе­ний возникновения единого оппозиционного «право-троцкистскоп» фронта, Сталин и его сторонники одержали верх над «правыми у нистами», обвиненными в пособничестве буржуазии и насажден капитализма в деревне. Победа закреплялась вытеснением оппозиц" неров из руководящих партийных и государственных структур. Бу рин утратил пост члена Политбюро в ноябре 1929 г., Томский . в июле, а Рыков в декабре 1930 г. Занимаемый Рыковым пост Преде дателя СНК СССР был передан Молотову.

В ноябре 1930 г. из числа кандидатов в члены Политбюро выведе С. И. Сырцов, сменивший в 1929 г. Рыкова на посту Председателя правительства РСФСР. В августе 1930 г., в связи с трудностями со снабжением. Сырцов направил в парторганизации письмо с назва­нием «Что-то надо делать?». В нем предлагалось снизить темпы кол-

лективизации, открыть колхозам и совхозам свободный доступ на ры­нок, ослабить плановое регулирование. Письмо было расценено как «право-левацкая растерянность» (Каганович), «клевета» и «попытка создать новую оппозиционную группировку» (Сталин). В декабре 1930 г. Сырцов и солидаризировавшийся с ним первый секретарь Закавказ­ского крайкома ВКП(б) В. В. Ломинадзе были осуждены комиссией ЦК и ЦКК как организаторы блока, «платформа которого совпадает с взглядами "правого уклона"». (Выдвинутый на пост Председателя СНК РСФСР Д. Е. Сулимов позднее, в июне 1937 г., также утратил место среди членов ЦК партии и был репрессирован.)

Места «вычищенных» из Политбюро оппозиционеров занимали приверженцы сталинской линии на осуществление революции сверху. 13 июля 1930 г. новыми членами Политбюро стали Л. М. Каганович, С. М. Киров и С. В. Косиор (первый секретарь ЦК КЩб) Украины с июля 1928), 12 декабря — Г. К. Орджоникидзе. С исключением Рыкова из Политбюро в составе этого органа из числа входивших в него при Ленине оставался только Сталин. Таким образом, коллективное руко-лодство, возглавлявшее партию и государство в первые годы после смерти Ленина, к концу 1930 г. было разрушено до основания и по существу заменено режимом личной власти Сталина.

Утверждение этого режима и его эволюция в дальнейшем уже не приводили к появлению на политическом небосклоне новых ярких ансзд и сколько-нибудь значительных оппозиционных групп. Можно сказать, что последующая история сталинского режима сопровожда­лись арьергардными боями местного значения и зачистками полити­ческого поприща от довольно многочисленных приверженцев и эпи­гонов Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина. По числу жертв бои, И силу особенностей личных качеств Сталина (главным образом лег­кости, с которой он прибегал к насилию для подавления несогласных с его политической линией, не останавливаясь перед уничтожением действительных и мнимых противников режима), многократно пре-осходили жертвы 20-х годов. В идейном плане антисталинисты чаще сего не могли простить ему «измены» идее мировой революции и ругих утраченных альтернатив исторического развития, которые могли ыть более успешными в сравнении со сталинской альтернативой. Например, в 1932 г. ряд членов партии попытались создать орга­низацию и развернуть антисталинскую пропаганду. Идейным вдохно­вителем протеста стал М. Н. Рютин, секретарь Краснопресненского райкома партии Москвы в 1924—1928 гг., кандидат в члены ЦК в 1927—1930 гг., исключенный из партии в сентябре 1930 г. с формули­ровкой: за «предательско-двурушническое поведение в отношении 1шртии и за попытку подпольной пропаганды правооппортунистиче-ских взглядов». Пытаясь защититься, Рютин писал в ЦКК, что он непствительно «допустил отступление от линии в вопросе о темпах и оценке положения в деревне», но «Сталин напрасно ошельмовал меня

и вышвырнул с партийной работы. Я считаю это нечестным с его стороны». На такой оригинальный способ защиты был дан не менее оригинальный ответ: Рютин был арестован и подвергнут новым доп­росам. Освободившись в январе 1931 г., он стал размышлять о причи­нах деградации советского общества и вскоре вместе со старыми боль­шевиками В. Н. Каюровым и М. С. Ивановым пришел к выводу, что без свержения сталинской тирании не обойтись.

К марту 1932 г. М. Н. Рютин подготовил два документа. В обраще­нии «Ко всем членам ВКП(б)», в частности, говорилось: «Авантюри­стические темпы индустриализации, влекущие за собой колоссальное снижение реальной заработной платы рабочих и служащих, непосиль­ные открытые и замаскированные налоги, инфляция, рост иен и паде­ние стоимости червонца; авантюристическая коллективизация с помо­щью невероятных насилий, террора... привели всю страну к глубочай­шему кризису, чудовищному обнищанию масс и голоду как в деревне, так и в городах... Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры, для дискредитации ленинизма не мог придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики».

В другом документе — «Сталин и кризис пролетарской диктату­ры» — политика генсека бичевалась как изменническая по отношению к международному социализму, начиная с Брестского мира: «Ленин подходил к вопросу о Брестском мире как большевик-интернациона­лист, Сталин же — как национал-большевик. Для Ленина Брестский мир был средством задержаться до появления общей социалистической революции, ибо "на Западе есть массовое движение, но революция там еще не началась". С точки же зрения Сталина, "революционного движе­ния на Западе нет, нет фактов, а есть только потенция, а с потенцией мы не можем считаться". Ленин страстно верил в революционное дви­жение на Западе и видел его, Сталин не верил в него».

Рютин говорил также о «сотнях и тысячах стопроцентных стали цев», которые, с его точки зрения, представляли «законченный ти оппортунистов», но «сумели приспособиться» к режиму. Среди ни пофамильно назывались, что походило на донос, С. М. Киров — «быв­ший кадет»; Г. Ф. Гринько (нарком финансов СССР в 1930-1937 гг.) и Н. Н, Попов (член редколлегии «Правды», затем секретарь ЦК КП(б) Украины) — «бывшие меньшевики»; В. И. Межлаук (первый зам. прел седателя Госплана СССР) — «бывший кадет, потом меньшевик-. А. П. Серебровский (зам. наркома тяжелой промышленности) — «бьш ший верный слуга капиталистов».

Документы не получили широкого распространения, так как opi ;i низация, получившая 21 августа название «Союз марксистов-лении цев», была разгромлена в самом зародыше. 14 сентября члены партии Н. К, Кузьмин и Н. А. Стороженко передали в ЦК заявление о том, что ими получено для ознакомления от Каюрова обращение «Ко всем членам ВКП(б)». Текст прилагался. На следующий день члены «право-

левацкого» союза были арестованы. К этому времени с документами ознакомились Зиновьев, Каменев, Угланов, ряд членов вскоре также разгромленной «бухаринской школы» (Д. П. Марецкий, П. Г. Петров­ский, А. Н. Слепков, Я. Э. Стэн и др.). Создатели «Союза марксистов-ленинцев» и все, кто имел какое-либо отношение к деятельности или документам этой организации, были привлечены к уголовной ответ­ственности с назначением различных мер наказания. Всего таких ока­залось 30 человек. В октябре 1932 г. отправились в ссылку Зиновьев и Каменев — только за то, что знали о документах и не сообщили о них в ЦКК, как этого требовала партийная этика.

В октябре 1932 г. были арестованы также 38 участников «группы Слепкова и других» («бухаринская школа»), В качестве конкретных обвинений ее участников выдвигались два факта: проведение конфе­ренции в августе 1932 г. на квартире В. Н. Астрова (в ходатайстве о реабилитации в 1988 г. он утверждал, что это была просто встреча бывших однокашников по Институту красной профессуры) и подго­товка террористических актов против руководителей партии и прави­тельства. В апреле 1933 г. 34 человека из «школы» были осуждены на различные сроки лишения свободы по обвинениям в «контрреволю­ционной организации правых, ставившей своей целью активную борьбу с Советской властью и восстановление капиталистического строя в СССР» и проведении «активной контрреволюционной деятельности и контрреволюционной агитации». Некоторые обвинялись к тому же как сторонники террора против руководства.

К концу 1932 г. в списке «контрреволюционных заговорщиков» оказались (по заявлению руководителя Комакадемии, старого друга Бухарина по московскому подполью и эмиграции М. А. Савельева) известные участники Гражданской войны В. Н. Толмачев и Н. Б. Эйс-монт, входившие до 1927 г. в объединенную троцкистско-зиновьев-скую оппозицию. Первый в 1932 г. был начальником Главдортранса С'НК РСФСР и членом экономсовета РСФСР, второй — наркомом снабжения РСФСР. «Преступным» оказался разговор на вечеринке 7 ноября 1932 г. на квартире Эйсмонта, в котором Толмачев заявил о необходимости «убрать Сталина», а согласившийся с этим Эйсмонт предложил своему близкому знакомому Н. В. Никольскому «самооп­ределиться и высказать свое мнение относительно своего участия в лом деле». Как сообщал Савельев со слов Никольского, последний, оценивая свой разговор с Эйсмонтом, высказал предположение о на­личии сформировавшейся «правой» антипартийной группы, куда вхо­дили Эйсмонт, Толмачев и А. П. Смирнов (председатель Всесоюзного совета по делам коммунального хозяйства ЦИК СССР, член Прези­диума ВСНХ СССР, член ЦК, в 1928-1930 гг. секретарь ЦК партии).

24 ноября 1932 г. последовало решение Президиума ЦКК; за учас-ше в антипартийной группировке, попытку привлечь в эту группи­ровку других лиц, распространение клеветнических обвинений про-

тив руководящего состава ЦК партии, лживые показания в ЦКК — исключить Эйсмонта из рядов ВКП(б); дальнейшее ведение его дела передать ОГПУ. 25 ноября аналогичное решение было принято по делу Толмачева. Поведение Смирнова было предметом разбирательств на объединенном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК, в ко­миссиях ЦКК.

Обвиняемые категорически отрицали намерение «убрать Стали­на». Тем не менее январский (1933) объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) своим постановлением обвинил группу Смирнова, Эйсмон­та и Толмачева в самых тяжких грехах и потребовал, чтобы члены ЦК Томский, Рыков и кандидат в члены ЦК Шмидт, якобы поощрявшие антипартийную деятельность группы, коренным образом изменили свое поведение. Результатом всего этого стало заключение Толмачева и Эйсмонта в спецлагерь сроком на три года. Смирнов был исключен из членов ЦК, но оставлен в рядах партии и предупрежден, что если своей работой в дальнейшем не заслужит доверия партии, то будет исключен из ее рядов.

Под впечатлением событий рубежа 1932-1933 гг. речь Сталина на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) (7-12 января 1933) была довольно резкой. Он вновь заявил, что по мере успехов социализма классовая борьба будет обостряться и «на этой почве могут ожить и зашевелиться разбитые группы старых контрреволюционных партий эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов центра и окраин, могут ожить и зашевелиться осколки контрреволюционных элемента» из троцкистов и правых уклонистов».

Однако в отношении к главным лидерам оппозиционеров в насту­пившем году «обострения» не наблюдалось. Напротив, Зиновьев, ис­ключенный из партии в октябре 1932 г. по делу «Союза марксистов-ленинцев» и отправленный ссыльным в Кустанай, в декабре 1933 г. решением ЦКК был вторично восстановлен в партии, избран членом правления Центросоюза, позднее включен в редколлегию журнала «Большевик». Каменев, исключенный из партии в 1932 г. одновремен­но с Зиновьевым и приговоренный к трем годам ссылки (отбывал се в Минусинске), в декабре 1933 г. тоже был прощен и возвращен и партийные ряды, назначен директором издательства «Academia», по­зднее стал директором Института мировой литературы АН СССР. Изгнанный из Политбюро Бухарин вскоре был избран академиком АН СССР, оставался членом ЦК (после XVII съезда — кандидатом и члены) и членом ЦИК СССР, начальником Научно-технического управления и членом Президиума ВСНХ, работал в наркомате тяже­лой промышленности. 27 февраля 1934 г. он был назначен ответствен­ным редактором советского правительственного официоза — газеты «Известия». Томский, пониженный в партийном статусе с члена По литбюро до кандидата в члены ЦК партии, с 1932 по 1936 г. заведовал Объединенным государственным издательством.

XVII съезд партии, проходивший 26 января — 10 февраля 1934 г., долгое время фигурировал в истории как съезд победителей. Он отме­тил победу на фронте социалистического строительства в результате успешного выполнения первого пятилетнего плана и утвердил резо­люцию «О втором пятилетнем плане развития народного хозяйства СССР (1933-1937 гг.)», задачи которого были — окончательная лик­видация капиталистических элементов и завершение технической ре­конструкции народного хозяйства. Съезд провозгласил полный идей­ный разгром всех фракционных и оппозиционных группировок, а в докладе Сталина говорилось: «Разбита и рассеяна антиленинская группа правых уклонистов. Ее организаторы давно уже отреклись от своих взглядов и теперь всячески стараются загладить свои грехи... Разбиты и рассеяны наиионал-уклонистские группировки. Их организаторы либо окончательно спаялись с интервенционистской эмиграцией, либо принесли повинную.,. Если на XV съезде приходилось еще доказывать правильность линии партии и вести борьбу с известными антиленин­скими группировками, а на XVI съезде — добивать последних привер­женцев этих группировок, то на этом съезде — и доказывать нечего, да, пожалуй, и бить некого. Все видят, что линия партии победила. Победила политика индустриализации... Победила политика ликвида­ции и сплошной коллективизации... Очевидно, что все эти успехи и, прежде всего, победа пятилетки деморализовали и разбили в прах все и всякие антиленинские группировки».

Однако к концу съезда благодушие выветрилось. Несмотря на клят­вы верности вождю и отповеди оппозиционерам, самобичевание и льстивые речи бывших «левых» и «правых» уклонистов (Каменев при­зывал «всеми силами, всей энергией противодействовать малейшему колебанию» авторитета Сталина, Бухарин величал его фельдмарша­лом пролетарских сил), были признаки и того, что новая «оппози­ция» вызревает в ходе самого съезда. Некоторые делегаты, чувствовав­шие надвигающуюся на них угрозу, собираясь в гостиничных номерах и на частных квартирах, обсуждали кандидатуры на пост генерально­го секретаря.

Участники событий (в том числе А. В. Снегов, в 1934 г. секретарь Иркутского горкома партии; старый большевик Л. С. Шаумян, сын легендарного Степана Шаумяна; Наполеон Андреасян, возглавляв­ший одну из счетных подкомиссий на съезде; О. Г. Шатуновская, в 1934 г. парторг МК и МГК, репрессированная позднее за принадлеж­ность к троцкистской организации и ставшая после реабилитации одним из самых деятельных разоблачителей сталинских преступлений ii 1955—1962 гг. — в ранге ответственного контролера и члена КПК мри ЦК КПСС) рассказывали, что на роль генсека на XVII съезде партии «примерялись» кандидатуры Г. К. Орджоникидзе, Я. Э. Рудзута-ка, И. М. Варейкиса и чаше всего — С. М. Кирова. Известно, что К депутатов во главе с секретарем Северо-Кавказского крайкома

Б. П. Шеболдаевым приглашали его на совещание и предлагали вы­двинуть на пост генсека. Но он не просто отказался, а сообщил об этом предложении Сталину. И это имело трагические последствия.

10 февраля 1934 г. пленум ЦК ВКП(б), избранный XV11 съездом партии, сформировал Политбюро, Оргбюро и Секретариат ЦК. В По­литбюро вошли: Андреев (нарком путей сообщения СССР), Вороши­лов, Каганович, Калинин, Киров, Косиор, Куйбышев (зампред СНК, | председатель Комиссии советского контроля), Молотов, Орджони­кидзе, Сталин. Секретариат ЦК образован в составе Жданова, Кага­новича, Кирова и Сталина. С этого времени и вплоть до апреля 1966 г. должности генерального секретаря в ЦК партии не было. До появле­ния в ЦК должности первого секретаря (сентябрь 1953) формально все секретари ЦК были равноправны. Можно сказать, Сталин с 1934 г. сохранял «неформальное» лидерство в партии, фактически выполняя функции генсека.