ЛЕКЦИЯ 3. Российская империя. XVIII век – век России.

1. Пётр I – великий преобразователь России или разрушитель её национальных основ.

2. Преемники Петра Великого – забвение или защита национальных интересов страны.

3. Екатерины II – «философ на троне или «казанская помещица».

4. Павел I – последний романтик в Европе или обычный деспот в России.

1. Пётр I – великий преобразователь России или разрушитель её национальных основ.

Весь XVIII век прошёл под знаком петровских реформ, задавших темп её дальнейшему социально-экономическому и культурному развитию, укрепивших её военное могущество, значительно усиливших её позиции на мировой арене, изменивших сам облик страны. Трудно назвать другую страну в мире, сумевшую совершить столь быстрый рывок в своём развитии, превратившись из прежде отсталого, архаичного и неавторитетного в Европе, Московского царства в могучую Российскую империю, надолго вставшую у руля мировой политики. Это позволяет считать реформы Петра I Великого одним из самых значительных событий отечественной истории, резко изменившим дальнейшую судьбу страны.

Поскольку все дальнейшее развитие России в XVIII веке явилось следствием реформаторской деятельности Петра Великого, то к его личности постоянно было приковано особое внимание историков. Споры вокруг личности и деяний одного из самых знаменитых правителей России начались уже в годы его преобразовательной деятельности и не утихают до сих пор. Одни авторы ставят ему в заслугу бурный рост российской промышленности, создание регулярной армии и флота, установление торгово-экономических и культурных связей с Европой, строительство новой столицы, основание школ, Академии наук, издание газет, принятие нового календаря и вообще изменение жизни и быта почти всех слоев русского общества. Перемены в столь краткие сроки нигде в мире невиданные и дающие право считать Петра I «революционером на троне». Такой взгляд отстаивали русские ученые-историки В.Н. Татищев, М.В. Ломоносов, Н.Г. Устрялов, СМ. Соловьев. Подчеркивали, безусловно, прогрессивный характер петровских преобразований и даже обоснованность революционно-репрессивных мер их проведения, советские историки Л.Г. Бескровный, В.И. Буганов, Н.Н. Молчанов, Н.И. Павленко, Е.В. Тарле и др.

Другие историки, напротив, ставят Петру I в вину подрыв прежних духовных устоев русского общества, некритическое восприятие европейских норм поведения и элементов западной культуры, чуждых русскому национальному характеру. Указывают на то, что даже позитивные сдвиги в жизни русского общества были достигнуты слишком большой ценой: разорением страны и физическим изнурением ее жителей. Так характеризовали деятельность Петра I не менее известные историки М.М. Щербатов, Н.М. Карамзин, а также славянофилы XIX в. (К.С. Аксаков, А.С. Хомяков). Не так резко, но тоже весьма критически оценивали Петра Великого историки конца XIX-начала XX в. (В.О. Ключевский, П.Н. Милюков, Н.П. Павлов-Сильванский, С.Ф. Платонов).

Более оригинальными в последнее время стали обвинения Петра Великого в насаждении военно-казарменного режима и в установлении собственного культа «отца отечества». Получается, что никакой он не реформатор, а просто «блистательный тиран», и «честолюбец», усилиями которого, как в свое время горестно заметил русский историк Н.М. Карамзин: «Мы стали гражданами мира, но перестали быть в некоторых случаях гражданами России». В последнее время появился ряд публикаций, где прослеживается попытка представить Петра I уж совсем невиданным злодеем, нанёсшим страшный урон стране и её народу ради не столь уж значительных результатов, а, может быть, и свернувшим Россию с более прогрессивного пути развития.

Принимая во внимание даже эти доводы, омрачающие личность и деяния Петра Великого. Отмечая поверхностный характер проведённой им модернизации России, которая, несмотря на приобретенный «европейский лоск» вовсе не сделала ее полностью похожей на передовые державы Европы. Соглашаясь с большими издержки для страны и её народа, которыми сопровождались его реформы, следует все же заметить, что в конкретно-исторических условиях России начала XVIII века это был единственно возможный путь обновления страны. Ведь, малейшее промедление в проведении реформ или более мягкий и плавный характер их проведения могли иметь самые катастрофические для страны последствия, а то и превратить Россию в колонию более развитых европейских государств. Именно такую судьбу предрёк нашей стране в конце XVII века великий математик и философ Лейбниц[11]. Так что честь и слава Петру Великому, спасшему Россию от столь незавидной участи.

Чтобы доказать обоснованность именно такой точки зрения на петровские реформы, надо, во-первых, показать, что они были подготовлены всем предшествующим этапом развития страны. Во-вторых, доказать историческую обусловленность жестких мер в их проведении.

По первому вопросу, на наш взгляд, всё предельно ясно. Уже в годы правления отца Петра, царя Алексея Михайловича, наметились некоторые, пока еще робкие, сдвиги в сторону более передовой европейской культуры. В образованной части русского общества усилилась тяга к иностранным языкам и литературе. При царском дворе был открыт театр. Усилился наплыв иностранных специалистов на русскую службу и настолько интенсивный, что для них было отведено целое поселение в одном из районов Москвы под названием «Кукуй-город». По инициативе властей строились первые корабли (фрегат «Орёл»), заводы и мануфактуры, внедрялись европейские приемы в организации и обучении войск. Даже проведенную по инициативе патриарха Никона церковную реформу можно рассматривать в качестве предварительного опыта и проверки готовности русского народа к более основательным и глубоким преобразованиям.

Так что остается только согласиться с мнением известного историка С.М. Соловьева, что к исходу XVII века «народ поднялся, собрался в дорогу, но кого-то ждали, ждали вождя»[12]. И такой вождь явился. Им стал самый знаменитый правитель России из династии Романовых - Петр I Великий. Даже столь суровый критик Петра Великого, как консервативный публицист второй половины XVIII века князь М.М. Щербатов, и тот отметил, что России без Петра I понадобилось бы еще два столетия, чтобы выйти на достигнутый к концу его правления уровень развития.

В этой связи немалые сомнения вызывает та альтернатива петровским реформам, которую некоторые авторы связывают с именами царевны Софьи Алексеевны и ее фаворита князя В.В. Голицына. Действительно, есть факты, свидетельствующие о том, что они замышляли реформы, в чем-то перекликающиеся, а в чем-то и превосходящие самые смелые замыслы Петра Великого. Однако за семь лет своего правления, кроме указов, смягчавших наказание за некоторые виды уголовных преступлений, никаких значительных преобразований проведено не было. Царевне Софье и В.В. Голицыну не хватило самого главного, а именно политической воли для реализации своих реформаторских замыслов. Чтобы удержать неправедным путем захваченную власть, они вынуждены были постоянно соизмерять свою политическую линию с позицией своих консервативных сторонников из клана Милославских, не желавших и слышать ни о каких переменах. Что ж, силы традиционализма в русском обществе были тогда еще очень сильны, и с ними приходилось считаться.

Однако именно этот традиционализм сыграл роковую роль в судье правительницы Софьи Алексеевны и обеспечил успех петровских реформ. Это парадоксально, но это факт. Ведь в глазах общественного мнения уходящей московской эпохи Петр Алексеевич был законным, «богом данным» царем, и царевна Софья Алексеевна по достижении им совершеннолетия превращалась в простую узурпаторшу, свергнуть которую не составило большого труда.

А в российских условиях начала XVIII века главным инструментом в деле модернизации страны стали такие институты традиционного общества, как деспотизм власти и закрепощенное положение всех сословий общества. Остановить в тех условиях взятый правительством курс на обновление социально-экономических и политических основ русского государства могла только смена правителя. Однако царь Петр I устранил эту возможность, установив в стране военно-полицейский режим и пожертвовав своим сыном-наследником царевичем Алексеем, не разделявшим его реформаторских замыслов. Обеспокоенный судьбой своего детища - обновленной России, Петр I даже изменил общепринятый порядок перехода престола от отца к сыну. Он особым указом «О престолонаследии» предоставил императору право самому назначать себе преемника из числа наиболее достойных, на его взгляд, претендентов на трон в обход прямых наследников.

Во многих странах центром духовной оппозиции процессу модернизации страны становилась церковь, но на «святой Руси» такая возможность исключалась. Русская православная церковь всегда находилась в подчинении светской власти. Ее действительным главой являлся царь, а не патриарх. Пользуясь этим обстоятельством, Петр I свел на нет автономное положение церкви в государстве, фактически превратив в её особое ведомство по духовно-религиозным вопросам. Для этого было устранено патриаршество, а руководство русской православной церковью вверено специально созданному органу «Священному синоду» c государственным чиновником во главе, в чине обер-прокурора.

Поскольку петровские реформы ломали русские вековые нормы и обычаи, им было оказано довольно сильное как активное, так и пассивное сопротивление, особенно в низших слоях общества, на которые пала основная тяжесть проводимых мер. Неприятие петровских нововведений проявлялось в массовом движении раскольников, в стрелецких и казацких выступлениях, в дворцовых заговорах. В борьбе с противниками реформ Петр I не стеснял себя в средствах, «устраняя варварство варварскими методами», применяя массовые казни и другие средства устрашения.

Безусловно, не все было просто в истории России во времена петровских реформ. Одной из уникальнейших черт российского опыта модернизации тех лет, явилось то, что она проходила в экстремальной ситуации, в обстановке Северной войны. Ведь общеизвестно, что для успешного проведения реформ требуется политическая стабильность внутри страны и отказ от активной внешней политики. В России же все обстояло с точностью до наоборот. Именно обстановка военного времени наложила свой отпечаток на содержание и на сам ход преобразований. Трудно назвать другую страну в мире, которая сумела бы осуществить столь крутую ломку своих социально-политических и экономических структур в подобной ситуации, в условиях почти непрекращающихся военных действий на севере, западе и юге страны.

Налицо, таким образом, наглядный пример мобилизационного типа развития страны, когда именно государство выступает основной движущей силой развития, решая свои задачи за счет нещадной эксплуатации материальных и людских ресурсов общества.

Нельзя, конечно, отрицать, что обратной стороной реформаторской деятельности Петра Великого стал глубокий культурный раскол прежде единого русского общества. Европейское образование и западная культура стали уделом довольно узкого слоя, прежде всего дворянства. Остальной народ остался приверженцем старых русских культурных ценностей и норм поведения. По своему внешнему виду, и даже по языку (дворяне часто предпочитали общаться между собой на французском или немецком языке), верхние образованные слои российского общества стали резко отличаться от «простонародья», которое осталось хранителем национальных ценностей. Это ещё более усугубило взаимное неприятие и отчуждение между разными слоями российского общества, что имело грядущие негативные последствия.

Подводя итоги преобразовательной деятельности Петра Великого и её влияния на дальнейшее развитие России, следует констатировать, что его реформы имели реальные корни в прошлом, а жёсткие методы их проведения - в традициях власти и в подчиненном положении народа. Именно своей несокрушимой волей Петр Великий заставил Россию совершить гигантский скачок в своём развитии. Достаточно только взглянуть непредвзято, чем страна была до Петра I, и какой она стала в результате его реформаторской деятельности. Французский посланник в России Кампредона с затаённым ужасом и с видимым сожалением писал вскоре после окончания Северной войны: «При малейшей демонстрации его флота, при малейшем движении его войск ни шведская, ни датская, ни польская корона не осмелятся ни сделать враждебного ему движения, ни шевельнуть с места свои войска, как о том бывала речь при прежних обстоятельствах»[13].

Вместе с тем, следует отметить, что, хотя Петра I иногда называют «революционером на троне», а его реформы – «революцией сверху», вся его революционность имела в целом консервативный характер. Прямым следствием его реформ стало еще большее укрепление таких традиционных основ русского общества, как самодержавная власть царя и закрепощенное положение всех сословий абсолютистским государством, установление государственно-регулируемого экономического режима.

Налицо, таким образом, феномен «консервативной революции», когда культурно-технические достижения Запада утилитарно были использованы для продления жизни архаичным социально-экономическим и политическим структурам. Таково, на наш взгляд, справедливое суждение об отдалённых последствиях петровских реформ современного российского историка Е. В. Анисимова[14].

2. Преемники Петра I Великого – забвение или защита национальных интересов страны.

Петр I оставил после себя не только сильную в военно-экономическом отношении державу, но и ряд сложных проблем в социально-политическом строе, мешавшим России стать вполне «цивилизованным» европейским государством. Главная из них заключалась в дальнейшем укреплении существующего политического режима, т.е. неограниченной самодержавной власти царя. Неограниченный произвол самодержавной власти, крайняя централизация государственного управления и отсутствие представительных учреждений на деле ослабляли политический режим, так как лишали власть и общество обратной связи и, тем самым, сужали социальную опору режима. В условиях почти полной самоизоляции самодержавия от русского общества небольшой кучке заговорщиков не составляло особого труда свергнуть неугодного императора, несмотря на всю мощь репрессивного аппарата, ибо заговор часто созревал у самого подножья трона. Поэтому вся вторая четверть XVIII века прошла под знаком дворцовых переворотов.

Такому пути решения проблемы взаимоотношения власти и общества в немалой степени способствовала большая роль армии в жизни страны и неупорядоченность Петровского закона о престолонаследии, значительно расширявшего круг претендентов на трон, включая в него самых отдаленных представителей правящей династии, что позволяло заговорщикам быстро найти замену неугодному императору (или императрице).

Все преемники Петра I России пытались решить эту очень важную для прочности их власти задачу. Один из простейших путей ее решения виделся в увеличении числа гвардейских полков, чтобы нелояльность одних воинских частей парализовать преданностью других. Так, царствующие особы немецкого происхождения, чувствуя неприязненное к себе отношение со стороны Семеновского и Преображенского гвардейских полков, в противовес им создали Измайловский и Кавалергардский лейб-гвардейские полки, где командные должности занимали офицеры-иностранцы.

Другой путь решения этой проблемы заключался в том, что император заранее назначал себе преемника, отсекая других нежелательных кандидатов. Но как показывала российская политическая практика, все подобные меры по упрочению власти оказывались неэффективными. Гвардия по-прежнему оставалась главной ударной силой дворцовых переворотов, а высшие правительственные сановники мало считались с волей покойного императора (императрицы). Так, Анна Иоанновна предельно ясно дала понять, что не желает видеть на троне свою двоюродную сестру Елизавету Петровну. Однако именно Эрнст Бирон и другие близкие императрице Анне Иоанновне ранее люди фактически расчистили дорогу дочери Петра Великого на императорский престол.

Следовательно, оставался более сложный, но зато более действенный

способ укрепления существующего режима - скорректировать петровские реформы в удобном для власти духе, взяв из них лишь то, что способствует стабилизации власти в стране. В зависимости от конкретной политической ситуации можно было имитировать возвращение к суровым петровским временам «регулярного государства», требуя порядка и дисциплины во всех звеньях государственного управления, а на деле утверждать военно-казарменный режим и всевластие тайной полиции, чтобы зажать всех недовольных в железный кулак. Или можно было идти навстречу духу времени - эпохи разума и просвещения, изображая в деятельности правительства элементы «просвещенного абсолютизма», расширяя права и привилегии дворянского сословия, чтобы сделать его верной опорой трона. Такая политика «просвещенного абсолютизма» проводилась в ряде других государств Европы и предусматривала осуществление под эгидой верховной власти некоторых прогрессивных реформ, не затрагивающих, однако, основ абсолютистского строя.

Эти два направления в правительственной политике: одна – к установлению военно-бюрократического режима и другая – к «просвещенному абсолютизму», определяли собой всю политическую жизнь России послепетровской эпохи, хотя иногда возникали вполне реальные перспективы законодательного ограничения самодержавной власти и создания представительного учреждения.

Первая и наиболее решительная попытка ограничения самодержавной власти относится к 1730 году, когда претендентке на российский престол вдовствующей курляндской герцогине, племяннице Петра Великого, Анне Иоанновне членами Верховного Тайного совета были предъявлены предварительные условия «кондиции». По этому документу вся полнота власти в стране переходила в руки членов Верховного Тайного совета, а будущая императрица теряла реальную власть и превращалась в чисто декоративную фигуру.

Отказ Анны Иоанновны от уже подписанных соглашений и последующую расправу над авторами этого документа известный русский историк и политический деятель П.Н. Милюков расценил как роковой поворот, очередную трагедию в истории российского государства, когда окончательно утвердилось самовластие в России, и была предана поруганию первая официальная российская конституция - «кондиции». Тогда же, по его мнению, потерпела крушение самая реальная в XVIII веке попытка ограничить самодержавную власть царя.

Более современные нам авторы, В.Б. Кобрин и Н.Я. Эйдельман, тоже считают, что в случае принятия Анной Иоанновной «кондиций» хотя бы узкий слой российской аристократии выводился из-под необузданного произвола самодержавной власти. Это, по их мнению, могло открыть путь к гражданскому освобождению других сословий российского общества[15]. С этим трудно согласиться, поскольку освобожденные со второй половины XVIII века от обязательной государственной службы дворяне усилили эксплуатацию своих крестьян, что еще дальше отодвинуло перспективу освобождения последних от крепостной зависимости. Кроме того, установление в таких странах, как Речь Посполитая и Швеция, полного господства феодальной аристократии отнюдь не привело эти государства к величию и процветанию.

В конкретных условиях России того времени установление полного господства над страной представителей 10-12 самых родовитых семей могло стать реакционным шагом, перечеркивающим все достижения петровской эпохи. Заговор «верховников» явился прямым отголоском звучавших во времена правления Екатерины I и Петра II предложений о восстановлении местничества, расширявшего права родовитых российских семей, и об отмене Петровского табеля о рангах, дающего возможность проникновения в дворянское сословие выходцев из простого народа. Все-таки, для России в ту историческую эпоху, исходя из социально-политических и иных факторов, наиболее предпочтительной формой государственного устройства был «просвещенный абсолютизм». Только при том непременном условии, чтобы российский трон занимали люди, искренне пекущиеся о благе отечества, как Петр I.

Не все преемники Петра Великого, правившие в стране во второй четверти XVIII, оставили заметный след в российской истории. Екатерина I по причине своей неграмотности и отсутствия всякого интереса к государственным делам, а Пётр II по причине малолетства и скорой смерти.

Несколько особое место в отечественной истории занимает следующая правительница Анна Иоанновна. Время её правления отмечено засильем иностранцев (прежде всего немцев) при императорском дворе и в органах государственного управления, а также установлением полицейского режима в стране. За этим периодом российской истории прочно закрепилось название «бироновщина», от имени фаворита Анны Иоанновны Э.И. Бирона. Не занимая никаких официальных постов, он, тем не менее, определял всю политику государства. Это определение периода правления Анны Иоанновны проникло во все научные труды, учебные пособия и в художественную литературу. В них постоянно приводились строки из сочинений В.О. Ключевского о том, что «немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении». Конечно, этим иностранным пришельцам должны быть глубоко чужды Россия и её национальные интересы.

Особенно был резок в своих суждениях советский писатель В. С. Пикуль, обрушившийся в своём романе «Слово и дело» на «подлого вестфальца», вице-канцлера А.И. Остермана, который «…смотрел на Россию глазами Вены, слышал стоны России только немецкими ушами. Иначе говоря, он ничего не хотел слышать, кроме звона золота и приказов из Вены»,[16] то есть проводил антинациональную внешнюю политику, продавая интересы страны за австрийское золото. Нисколько не лучше его были другие сановники немецкого происхождения, грабившие и унижавшие достоинство страны, видя в ней, как бы сейчас сказали, только «поле для охоты» за чинами, наградами и богатством.

Однако современные авторы Е.В. Анисимов и А.Б. Каменский выразили сомнения относительно подобных стереотипов сложившихся в освещении этого периода российской истории.

Действительно, более беспристрастный взгляд на этот период русской истории позволяет судить о том, что выходцы из захудалых германских княжеств, заполонившие двор Анны Иоанновны, не питали ностальгических чувств по утраченному фатерланду. Они всем в своей жизни были обязаны России и только ей, где обрели знатность и богатство. Нет спора, Э.И. Бирон, А.И. Остерман, И.Д. Шумахер и другие (за исключением, может быть, фельдмаршала Б.Х. Миниха) были взяточниками и казнокрадами, как, впрочем, и их русские коллеги А.М. Черкасский, С.А. Салтыков, А.П. Бестужев и другие, но врагам России они не служили. Более того, они участвовали в проведении политики, направленной на закрепление позиций России в Польше и Прибалтике, сделали попытку продвинуться к теплому Черному морю. Причём, сохранилось свидетельство очевидца строгой отповеди, данной Э.И. Бироном австрийскому послу, за что его легко можно заподозрить, как сейчас бы сказали, в великорусском шовинизме.

Имеются и другие факты, опровергающие утверждения о покровительственном отношении окружения Анны Иоанновны к сановникам немецкого происхождения, или о полном пренебрежении последних к нуждам и заботам простых русских людей. Именно по инициативе президента военной коллегии фельдмаршала Б.Х. Миниха жалование русских офицеров было установлено на одинаковом с иностранцами уровне, а не в два раза меньше, как это было при Петре I. Есть статистические данные свидетельствующие, что даже иностранцев на русской службе во времена Анны Иоанновны было не больше, если не меньше, чем в иные периоды русской истории.

И сама Анна Иоанновна в области внутренней политики продолжила линию своих предшественников на некоторое облегчение положения дворян, постепенного освобождения их от пожизненной службы государству. Им были сокращены сроки обязательной военной и гражданской службы. Для дворянских недорослей был открыт Шляхетский корпус, окончив который они сразу становились офицерами, а не тянули, как в прежние времена, по несколько лет солдатскую лямку. Был изменен петровский закон о наследовании помещичьих имений. Если раньше все доставалось старшему сыну, а остальные должны были искать себе пропитание на военной или гражданской службе, то теперь хозяин имения получил право распределять свое имущество между всеми членами семьи.

Хоть, императрица всецело посвятила себя балам, охоте и другим развлечениям; дела в стране, между тем, как ни странно, шли в гору. Увеличилось число заводов, и значительно выросли объёмы производства. Во внешней политике также была продолжена линия на усиление влияния России на ближайшие страны и в европейской политике.

Единственное, что омрачает период правления Анны Иоанновны, так это установленный ею репрессивный режим, который часто изображают схожим по жестокости с правлением Ивана IV Грозного. Только в какие времена власть не преследовала инакомыслящих? Однако и здесь прошлое поколение историков несколько сгустило краски. По произведённым подсчётам количество политических дел при Анне (более 2 тыс.) было вполовину меньше, нежели в годы правления вроде бы доброй императрицы Елизаветы Петровны. Следует потому признать, что Анна Иоанновна действовала также, как её предшественники, приближая угодных, отдаляя неугодных и жестоко наказывая недовольных. Так что надо отметить, что в целом политика Анны Иоанновны и ее окружения вполне соответствовала русской политической традиции XVII-XVIII веков, и ни о каком подчинении её чужеземных интересам не может идти речь.

Разные императоры и императрицы сменяли потом друг друга на российском престоле, но неизменной оставалась их линия на расширение дворянских привилегий, развитие экономики и усиление внешних позиций страны.

Захватив власть с помощью дворянских гвардейских полков, Елизавета Петровна отблагодарила дворян специальным указом, предоставлявшим только лицам благородного дворянского сословия право «иметь над людьми и крестьянами полную власть без изъяна, кроме отнятия жизни и наказания кнутом и проведения над оными пыток». Прочие сословия (купцы и духовенство) таких прав были лишены. Еще резче, таким образом, стала черта, отделявшая дворян от остальной части российского общества.

Петр III недолго пробыл на троне по причине откровенно пренебрежительного отношения к национальным интересам страны, к русской вере и к русским обычаям. Однако за свое недолгое правление он успел издать ряд указов, представлявших собой попытку внесения более основательных элементов европейской политической культуры в страну, сохранявшую, несмотря на свой внешний европейский лоск, черты восточноазиатской деспотии. Его Указ «О вольности дворянской » вообще освободил дворян от обязательной службы государству. Другой Указ ликвидировал Тайную канцелярию - орган политической полиции, державший во времена Анны Иоанновны в страхе все население страны, включая высших сановников. Особенно примечательным был Указ, проводящий идею веротерпимости и прекращавший преследование старообрядцев. Все это позволило современному историку А.C. Мыльникову объявить Петра III великим реформатором, ставшего жертвой консервативного дворянского общества[17]. Однако личные качества этого несчастного императора делали его достаточно одиозной фигурой на российском престоле, крайне непопулярной в среде столичного дворянства, которое предпочло ему его супругу, ставшую самой знаменитой правительницей России под именем Екатерины Великой. Тем более что до недавнего времени ни один правитель России так откровенно не пренебрегал интересами страны, как Пётр III по причине своего почтительного отношения к прусскому королю Фридриху II уступившему последнему все российские завоевания в Восточной Пруссии.

3. Екатерины II – «философ на троне» или «казанская помещица».

Именно в годы правления Екатерины II было окончательно покончено с петровским идеалом «регулярного государства», с равными обязанностями и равным бесправием всех сословий перед верховной властью. При ней дворяне получили все, что хотели, включая право на созыв дворянских уездных и губернских собраний (по «Жалованной грамоте дворянству» 1785 году). В первые годы своего правления Екатерина II была готова даже пойти на некоторое ограничение своей самодержавной власти. В августе 1762 года по инициативе ее ближайшего советника Н.И. Панина был подготовлен документ о создании Верховного Императорского Совета с законодательными функциями. Но когда в работе созванной правительством Уложенной комиссии выяснилось, что дворянству в основной его массе абсолютно чужды идеи представительной власти, она тотчас приостановила действие этого уже подписанного указа.

Вместе с тем ей очень не повезло в отечественной историографии. Хотя, по отзыву критически относившегося к русской истории П.Я. Чаадаева, её правление приобрело «столь национальный характер, что, может быть, ещё никогда ни один народ не отождествлялся до такой степени со своим правительством, как русский народ в эти годы побед и благоденствия»[18]. Именно потому российское общество отдало ей – немке предпочтение перед законным императором Петром III, который за полгода своего правления продемонстрировал такую неприязнь к России и нежелание защищать её национальные интересы, что по отзыву его жены, что «во всей империи у него не было более лютого врага, чем он сам». В отличие от своего импульсивного и недалёкого супруга у неё была конкретная программа действий и воля для проведения её в жизнь.

Потому и возникает вопрос, почему Екатерине II Великой, сравнимой по своим деяниям на благо своего нового отечества с Петром I Великим, так не повезло в отечественной исторической литературе. Во многих исторических сочинениях, особенно советского периода нашей истории, её реформы, дипломатические успехи, победоносные войны и обширные территориальные приобретения оказались заслонены бесчисленной чередою фаворитов, расправой над пугачёвцами и восставшими поляками, борьбой с революционной Францией и ужесточением крепостных порядков. Иными словами, оценка личности Екатерины II и её роли в российской истории оказались явно неадекватны успехам, достигнутым страной за годы её правления, которые окончательно закрепили за Россией ведущее место в мировой политике.

Вполне возможно, что многих дореволюционных и советских историков в их оценке места и роли самой знаменитой императрицы объединило их общее активное неприятие тех либеральных идей, которые она высказывала и которые, хоть и безуспешно, но пыталась провести в жизнь. Может быть, сыграл свою роль и чисто мужской шовинизм, нежелание смириться с тем очевидным фактором, что эта женщина на троне принесла России больше воинской славы и территориальных приобретений, чем иные правители-мужчины в более поздние времена.

Даже сейчас нередкими являются попытки умалить результаты её преобразовательной деятельности, представив их простым продолжением прогрессивных мероприятий в духе «просвещённого абсолютизма», начатых ещё при Елизавете Петровне, что представляется не вполне правомерным. У Екатерины II была собственная политическая программа, которую она пыталась реализовать на протяжении всех лет своего царствования. В самом общем виде эту программу можно определить как попытку ускорения социально-экономического и культурного развития России, добиться её дальнейшей интеграции в мировую политику, но при сохранении в неизменном виде основ существующего социально-политического строя. В нём она видела прочную гарантию сохранения политической стабильности в стране и незыблемости своей личной власти. Но не только это удерживало императрицу от более решительных действий.

Здесь Екатерина II преподаёт нам урок политической мудрости, основанной на умелом сочетании искусства субъективно желаемого и объективно возможного. Известно её отрицательное отношение к крепостничеству, но тронуть крепостное право она не посмела, как сама объясняла из страха, что дворяне просто побьют её камнями. Императрице в своей деятельности приходилось учитывать интересы дворянского сословия, от поддержки которого зависела не только её судьба, но и решение всех остальных проблем страны. Однако в массе своей российское дворянство, за редким исключением (и то из числа ближайших друзей императрицы), было весьма косным и консервативным, чтобы можно было подвигнуть его на большие свершения в социально-политическом строе страны.

С другой стороны, Екатерине II, почитательницы трудов французских просветителей, очень хотелось выглядеть «просвещённой государыней» и править соответственно духу времени – эпохе разума и просвещения. Но вначале надо было предстать перед своими подданными в образе защитницы национальных интересов страны, попранных ранее её незадачливым супругом, отказавшимся от всех завоеваний России в годы Семилетней войны (1756-1763 годы).

Екатерина II просто обязана была стать большей русской, чем сами русские, и действовать в национальном духе, чтобы восстановить национальное достоинство России, попранное её предшественником. Потому её политика как бы включала в себя три не то что различные, а прямо противоположные направления: национальное, либеральное и сословно-дворянское. В ходе их реализации она проявила недюжинный прагматизм. Будучи не в состоянии их разрешить разом и сообща, императрица их просто разделила, и каждую проводила в особой сфере государственной деятельности. Национальный интерес чётко проводился во внешней политике. Внутренняя политика была подчинена исключительно интересам дворянского сословия. Своя сторона была отведена и либеральным идеям: на них строилась система законодательства, то есть их принципы проводились в отдельных законах, а свободное изложение собственных суждений допускалось в литературе, школах и светских салонах.

Но главное, что позволило Екатерине II стать самой знаменитой правительницей России, так это то, как уже отмечалось, что она проводила свои политически решения сообразуясь с реальными обстоятельствами, довольно часто поступаясь своими либеральными идеями, если они не находили должного отклика у представителей «благородного» дворянского сословия. Если попытаться представить её политический курс в самом цельном и обобщённом виде, то это будет: попустительство (на время) распространению либеральных идей и постоянное расширение сословных прав и привилегий дворян – главной опоры её императорской власти.

В целом, реформаторская программа Екатерины II осталась незавершённой, многое из того, что было задумано, осталось только на бумаге, в нереализованных проектах. Но следует признать, то, что она успела сделать в стране, являло собой максимум возможного в конкретно-исторических условиях России второй половины XVIII века. Природная немка сумела сделать свое правление одним из самым благополучных периодов в русской истории, дав пример осуществления серьезных реформ, не нарушивших при этом общественной стабильности в стране.

Оценивая государственную деятельность Екатерины II с позиций сегодняшнего дня, следует отметить, что она явилась достойной продолжательницей дел своего великого предшественника Петра Великого, окончательно устранив при этом некоторые негативные последствия его преобразовательной деятельности, препятствовавшие дальнейшему развитию страны и расширению западного уклада в российском обществе.

Ещё в большей мере Екатерина II способствовала укреплению международных позиций России, значительно расширила ее территориальные пределы. В том, что Россия в XVIII веке играла одну из ведущих ролей в европейской политике, были согласны как российские, так и европейские политики. Прусский король Фридрих II писал о ее «страшном могуществе», перед которым, по его мнению, через полвека будет трепетать вся Европа. Князь Безбородко на закате своей дипломатической карьеры говорил своим молодым коллегам: «Не знаю, как при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела»[19].

Одним из критериев деятельности правителя является состояние государства, в котором он его оставил. Так вот, Екатерина II оставила государство в гораздо лучшем состоянии, чем получила. Численность населения увеличилась с 19 млн. до 36 млн. чел., как за счет естественного прироста, так и за счет присоединения новых территорий. Более чем вчетверо увеличилась сумма государственных доходов. Число фабрик и мануфактур выросло с 500 до 2000. Была положено начало созданию банковской системы, и увеличилось число собственников. К предпринимательской деятельности потянулись как помещики, так и крестьяне, даже крепостные.

Однако в этот «блистательный, золотой век русского дворянства» не все представители этого сословия испытывали восторг от времён «матушки-императрицы». Не ускользнули от их внимания ни фаворитизм, когда огромные имения и сотни тысяч крепостных крестьян раздавались любимцам императрицы отнюдь не за заслуги перед отечеством, а совсем за другие подвиги; ни казнокрадство, достигшее астрономических размеров при добродушном отношении к этому злу самой Екатерины II, как-то заметившей в частной беседе, что Россия настолько велика и обильна, что, сколько её не обворовывают, а разворовать не могут.

В такой ситуации последних лет царствования Екатерины II, обязательно должны были найтись обличители наблюдаемого падения нравов и сторонники утверждения крепкого порядка. Свои надежды на укрепление порядка в стране все недовольные «повреждением нравов в России» возлагали на цесаревича Павла. За что им потом пришлось изрядно покаяться.

4. Павел I – последний романтик в Европе или обычный деспот в России.

Годы правления императора Павла I пришлись на переломное время, обозначившее переход от «блистательного» XVIII века, когда ещё действовал позитивный заряд петровских реформ, обеспечивший ведущие позиции России на мировой арене и устойчивость внутреннего устройства страны, к новой исторической эпохе, когда всё ощутимее стали проявляться издержки прежнего образа правления и негативное влияние сословно-крепостнического строя. Новое время, диктующее необходимость перехода или приспособления к индустриальному типу развития, требовало смены приоритетов в правительственной политике, чтобы устоять под натиском либеральных идей, доносившихся из Европы. Не этот ли факт отмечал великий русский историк В.О. Ключевский, давая свою характеристику времени правления Павла I: «Это царствование органически связано как протест – с прошедшим, а как первый неудачный опыт новой политики, как назидательный урок для преемников – с будущим. Инстинкт порядка, дисциплины и равенства был руководящим побуждением деятельности этого императора, борьба с сословными привилегиями – его главной задачей». Только, продолжает дальше великий русский историк: «Его преобразовательные позывы получили оппозиционный отпечаток, реакционную подкладку борьбы с предшествующим либеральным царствованием. Самые лучшие по идее предприятия испорчены были положенной на них печатью личной вражды»[20].

Именно, исходя из этих очень глубоких мыслей В.О. Ключевского, следует определять место и роль императора Павла I в российской истории. Он стал первым из русских самодержцев нового XIX века, попытавшимся сделать решительный поворот от политики «просвещённого абсолютизма» к установлению полного абсолютизма, то есть к военно-казарменному режиму. Поэтому не выдерживают никакой критики заявления историков 20-х годов ХХ века П.Н. Буцинского и М.В. Клочкова, что Павел был противником дворян и настоящим «царём-демократом».

Столь же неточен в своих суждениях историк XIX века А.А. Корнилов, оценивший правление Павла I как внезапный шквал, налетевший на Россию, перевернувший всё вверх дном и исчезнувший, не оставив заметных следов в государственном организме. И совсем уж оригинальным следует признать мнение дореволюционного историка и политика П.Н. Милюкова, назвавшего царствование Павла «временем преобразований, которыми вводился порядок в управлении». Также неправы и те историки, которые видят в этом императоре обычного самодура, дорвавшегося до власти, не имевшего никакого плана действий, стремящегося только изменить всё то, что было связано с именем его нелюбимой матери Екатерины II. Именно в таком духе писали в своё время придворные историографы Н.К. Шильдер и И.С. Шумигорский, считая правление Павла I «временем слепой прихоти и насилия», «периодом бреда и хаоса». Их образ мыслей вполне понятен: оправдать издержки самодержавного образа правления неуравновешенным характером отдельных царей и императоров.

Между тем при всей нелогичности и абсурдности многих поступков Павла I в его поведении можно найти определённую последовательную линию. Все его действия вели к сосредоточению всей полноты власти в руках императора и его фаворитов, среди которых уже в самом начале его правления выделялся А.А. Аракчеев.

Император Павел I просто грубо, по топорному, сделал попытку перейти от игры в «просвещённый абсолютизм» к абсолютизму нормальному, то есть к полицейскому государству, которое он считал лучшей панацеей от революционных бурь, сотрясавших Европу и угрожавших спокойствию России. Вовсе не случайно свой идеал государственного устройства Павел I увидел в государстве-казарме Пруссии, а его средневековые представления о дворянской доблести и чести наглядно продемонстрировало увлечение российского императора Мальтийским духовно-рыцарским орденом. Этот орден был изгнан со своей территории и нашёл пристанище в России. И российский император не нашёл ничего странного в предложении мальтийских рыцарей стать главою их ордена, несмотря на то, что он являлся православным государем, а орден подчинялся Римскому папе.

Подводя итоги правления Павла I приходиться констатировать, что в последние годы своего пребывания на российском престоле он разрушил, превратил в собственную противоположность немногие свои положительные решения. Уже отмечалось, как «в пику» своей матери Екатерины II он выпустил на свободу ярых противников режима (Тадеуша Костюшко и Александра Радищева) зато засадил в тюрьмы десятки тысяч людей за малозначительные проступки и подверг изуверской казни героев польской кампании братьев Грузиновых. Не говоря уже о том хаосе, который образовался в делах высшего государственного и местного губернского управления, хотя неистребимым желанием Павла I было вернуть петровскую модель «регулярного государства», работающего как часовой механизм.

В итоге первый опыт утверждения в стране военно-казарменного режима взамен прежнего «золотого века дворянских вольностей» не увенчался успехом. Помешали этому, прежде всего, неуравновешенный характер Павла I и необузданные крайности его политики, а также то, что российское дворянское общество пока ещё находилось под влиянием «блистательного екатерининского века» с его просветительскими идеями и дворянскими вольностями. По совершенно точному определению историка Н.М. Карамзина: «Павел вошёл на престол в то благоприятное для самодержавия время, когда ужасы французской революции излечили Европу от мечтаний гражданской вольности и равенства; но что сделали якобинцы в отношении к республикам, то Павел сделал в отношении к самодержавию: заставил ненавидеть злоупотребления оного»[21]. А.С. Пушкин по этому поводу просто заметил: «Царствование Павла доказывает одно: что и в просвещенные времена могут родиться Калигулы»[22].

Подводя итог рассмотрению актуальных проблем российской истории XVIII века, и отвечая на поставленные в лекции вопросы, приходишь к следующим выводам.

Конечно же, Пётр I был и останется в исторической памяти великим преобразователем России, несмотря на то, что «проводил их палкой», а указы «писал кнутом». Даже, несмотря на их негативные отдалённые последствия для страны, ход и содержание петровских реформ вполне соответствовали характеру переживаемой эпохи. Попытки их оценки с точки зрения современных критикам Петра морально-этических норм просто некорректны, а поиски каких-то альтернатив его подходу к модернизации России являются занятием заведомо бесперспективным.

Что же касается разрушения национальных основ русской жизни, то процесс европеизации коснулся только верхушки российского общества, но и там, по отзывам современником, в поведении и в домашнем быту провинциального дворянства и столичной аристократии присутствовала смесь «французского с нижегородским». Относительно особой «любви» Петра I ко всему иноземному, то реформатор подходил к «онемечиванию» России очень утилитарно, заявляя, что нам Европа нужна только на время, а потом мы можем обратиться к ней спиной.

По вопросу о соответствии политики государей национальным интересам России в послепетровский период, конкретные факты указывают на то, что даже в период «бироновщины» государственные деятели разных национальностей защищали национальные интересы той страны, которой служили. Те из правителей, которые проявляли в этом деле медлительность или открыто пренебрегали интересами России, на её троне, как правило, долго не задерживались. Такова печальная судьба Анны-Леопольдовны с её малолетним сыном Иваном VI Антоновичем из Брауншвейгской династии, а также трагическая участь императора Петра III.

Новая славная страница в истории России связана с правлением императрицы Екатерины II Великой и, отвечая на вопрос, кто преобладал в её личности - «философ на троне» или «казанская помещица»; и что определяло основное направление её политики – политика «просвещённого абсолютизма» или линия на расширение сословных привилегий дворянства с одновременным низведением крепостных крестьян до положения бесправных рабов, надо сказать – всё это находилось и в личности, и в действиях императрицы в органическом единстве.

Хорошо понимая шаткость своих прав на российский престол и, всецело завися от поддержки господствующего дворянского сословия, Екатерина II в своей деятельности проводила четкую грань между своими либеральными идеями и собственной политической практикой, трезво оценивая неподготовленность страны к более радикальным переменам. Поэтому, руководствуясь здравым смыслом, она сделала для страны всё, что было возможно в данной конкретной ситуации, сохранив симпатию к себе со стороны господствующего класса – дворянства, укрепив экономический потенциал России и усилив её позиции в мире.

«Гамлет» на российском престоле Павел I был, скорее всего, несчастным Дон-Кихотом, видевшим спасение Российской империи от ужасов Французской революции в возвращении к суровым петровским временам с равными обязанностями всех сословий общества перед государством в лице императора-самодержца. Этот его рыцарский порыв к наведению порядка в стране натолкнулся на неприятие главенствующего в стране дворянского сословия, привыкшего к «славным екатерининским временам», и увидевшего в Павле I обычного деспота с неуравновешенной психикой, от которого надо, от греха подальше, быстрее избавиться.

Новый XIX век поставил перед российским обществом новые проблемы, главная из которых заключалась, опять же, в определении путей дальнейшей модернизации страны, ради сохранения достигнутого Россией ценою больших жертв и потерь достойного места в ряду великих европейских государств.