Воображение 2 страница

Вот так он «желал, всегда желал, очень сильно желал» и позволил раскрыться своему внутреннему «я», вот так он спасся от пустоты и гибели и заслужил бессмертие.

Именно такими мы хотим видеть наших детей, воспитывая их волю. Мы хотим, чтобы они умели избегать губительной суеты, умели концентрироваться на работе, раскрывающей внутренний мир, ведущей к великим целям. Мы хотим, чтобы и они заслужили свое бессмертие.

Движимые этим мучительным желанием, мы ведем детей за собой. Но разве сила, способная привести к успеху, не в них самих? Ребенок любит нас всем сердцем и подражает нам изо всех сил. Однако есть в нем нечто, что протестует. Это сила его собственного развития. Повинуясь ей, он берет различные предметы, изучая их, а мы говорим: «Не трогай!» Он двигается, чтобы научиться сохранять равновесие, а мы говорим: «Не бегай!» Он задает нам вопросы, чтобы уяснить положение вещей, а мы говорим: «Не приставай!» Мы держим его на привязи возле себя с немногими скучными игрушками, как Альфьери в театральной ложе. Ребенок думает: «Почему тот, кого я так люблю, хочет меня уничтожить? Почему он угнетает меня своими капризами? Ведь из каприза не разрешает он мне развивать свои внутренние силы, а отсылает к пустым, скучным игрушкам. Он так поступает только потому, что я его люблю».

Ради спасения ребенку нужно быть сильным, как Ал ьфьери. Слишком часто ему это не удается.

Мы не замечаем, как угнетаем, уничтожаем детей, требуем от них — по закону, по праву нашего всемогущества. Мы хотели бы получить взрослого человека, не давая ему расти при этом.

Сколько родителей, читая биографию Альфьери, мечтали о большем для своих сыновей! Они хотели бы, чтобы их детям не пришлось воздвигать материальных преград перед искушениями, стричь волосы, привязывать себя к креслу, пусть им хватит духовной силы. Они рассуждают, как один из наших поэтов, который, воспевая Лукрецию, упрекал ее за самоубийство, потому что она должна была бы «умереть от стыда, если бы была благороднее».

Эти родители, наполненные возвышенными идеями, не спрашивают себя, что они сами сделали для того, чтобы сыновья обрели силу и научились принимать духовную поддержку. Возможно, один из отцов уже позаботился о том, чтобы сломить волю ребенка, подчинить его себе. Однако не земной отец формирует дух, но мистический голос, который звучит в сердце каждого человека — в тишине. Пронзительные вопли родителей, желающих покорить своих отпрысков, противоречат законам природы, нарушают тишину, где спокойно и свободно творится чудо. Без «сильного человека» — все напрасно.

Говорят, однажды священник представил святой Терезе юную девушку, которая хотела стать кармелиткой и походила, по его словам, на ангела. Святая Тереза, принимая новенькую, сказала: «Отец мой, наш Господь, возможно, даровал этой девушке благочестие, но она не умеет рассуждать и не научится этому никогда. Она всегда будет обузой для нас».

Жанну д'Арк некоторые считали простым инструментом святого духа, но известный современный теолог, изучив ее личность во время процесса канонизации, возразил: «Не стоит заблуждаться, Жанна д'Арк не была слепым, пассивным инструментом высшей силы. Освободительница Франции располагала своей личностью и доказала это независимостью своих решений и действий».

Я думаю, задача педагога состоит прежде всего в защите детских сил и в руководстве ими — без помех для развития; затем в установлении контакта между человеком и его душой, которой он должен служить.

Давайте остановимся на минуту, чтобы подобрать ключ к свободе ребенка. Что приведет в движение механизмы образования?

У ребенка, свободного в движении, двигающегося все с большим совершенством, есть интеллектуальная цель этих движений. Ребенок, свободно развивающий свое внутреннее я, упорно работающий, организовавший себя на это фундаментальное занятие, руководствуется интеллектуальной целью. Без нее упорство в упражнениях, внутренний рост, прогресс были бы невозможны. Когда мы перестанем руководить каждым шагом порабощенных детей, освободив их от нашего личного влияния, поместим их в соразмерную среду, наполненную развивающими материалами, мы доверим детей их собственному разуму. Их двигательная активность сведется к осознанным действиям: они моют руки и лицо, подметают комнату, вытирают пыль с мебели, переодеваются, складывают коврики, накрывают на стол, выращивают цветы, ухаживают за животными. Ребенок выбирает развивающее занятие и упорно трудится, направляемый интересом к сенсорному материалу, который помогает ему отличать один предмет от другого, выбирать, рассуждать, исправлять свои ошибки. Знания, приобретенные таким путем, являются не только причиной внутреннего образования, но и движущей силой прогресса. Переходя от простых объектов ко все более сложным, малыш становится хозяином своих знаний, более того, при помощи внутреннего порядка и достигнутых навыков создает характер.

Итак, предоставляя ученикам свободу, мы оставляем их на попечении собственного разума, а не инстинкта, как принято считать, подразумевая под словом «инстинкт» то, что присуще животным. Мы привыкли низводить детей до уровня щенков и прочих зверушек. Свободный ребенок напоминает нам собачку, которая лает, прыгает, ворует сладости, и мы расцениваем как проявление дурных наклонностей бунт детей, выращенных, как щенята: их скрытый протест, отчаяние или самозащита, к которой они вынуждены прибегать, чтобы избежать унизительной ситуации, созданной нами для их воспитания.

Сначала мы сравниваем детей с цветами и стараемся действительно держать их в бездействии, в растительном состоянии, не позволяя доверять собственным чувствам. Мы относимся к детям как к рабам. Но они никогда не превратятся в растения с ангельским ароматом. Напротив, признаки разложения проявляются все сильнее по мере того, как умирает духовная субстанция. Предоставив ребенку человеческую свободу, оставив его на попечении разума, мы кардинально изменим ситуацию. Именно ради этого нужно сформулировать новую концепцию проблемы свободы.

Я думаю, проблема разума должна стать ключевой в вопросе о социальной свободе человека. Люди поверхностно рассуждают о свободе мысли. Укоренившиеся предрассудки относительно воспитания детей заставляют думать, что мы и взрослых освобождаем, оставляя их наедине с собственными мыслями. Однако способны ли они мыслить? Не превратится ли эпоха подобного свободомыслия в коллективную неврастению? Не придем ли мы, в конце концов, к спорам об ограничении социальных прав безграмотных граждан?

К примеру, предложите больному выбор между болезнью и здоровьем. Мы предоставили ему свободу выбора? Предложите несведущему крестьянину настоящие и фальшивые деньги и предоставьте свободу выбора. Выбрав фальшивку, он не свободен, он ошибся. Выбрав настоящие деньги, он не свободен, ему повезло. Свободным крестьянин станет тогда, когда не только узнает, как отличать настоящее от поддельного, но и поймет социальную значимость того и другого. Дар внутреннего образования делает человека свободным без всяких социальных разрешений, то есть без внешних свободных завоеваний. Если бы сделать человека свободным было легко, то можно было бы издать один закон, разрешающий слепым видеть, глухим слышать, и несчастное человечество исцелилось бы.

Политики когда-нибудь признают, что фундаментальное право человека — право на образование, свободное от препятствий, от рабства, свободное черпать из окружающей среды средства, необходимые для развития. Итак, именно образование — основа для решения всех социальных проблем личности. Благодаря нашим детям мы поняли, что ум — ключ к образованию и средство внутреннего развития.

Гигиена ума становится крайне важной. Интеллект, средство формирования, основа жизни, не может больше ни использоваться для достижения сомнительных целей, ни безрассудно угнетаться. В недалеком будущем нам придется за детским разумом ухаживать тщательнее и продуманнее, чем за телом ребенка, о котором мы сегодня заботимся, не жалея денег и труда, до самых кончиков пальцев… Пока хорошая мать, зная все о том, что вредно и полезно для волос ребенка, совершенно не заботится о его уме, калечит его, ничего не замечая. Что ж, новый путь, открытый нам цивилизацией, долог, раз еще так велика пропасть между излишним и необходимым.

Что такое интеллект? Не прибегая к различным философским определениям, можно сказать, что это совокупность деятельности рефлексивной и ассоциативной, или репродуктивной, позволяющей сознанию строить себя, взаимодействуя со средой. По Бэну, осознание различий — главный принцип всех интеллектуальных упражнений. Первый шаг ума — различение. Основа интеллектуальной деятельности по отношению к внешнему миру — ощущения. Собирать факты, отличать их друг от друга — начало интеллектуального образования.

Давайте проанализируем это понятие, внесем немного определенности и ясности. Первая характеристика, которую мы учитываем как показатель развития, — время. Люди настолько прочно усвоили этот простейший признак, что быстрота стала синонимом ума. Быстро реагировать на раздражитель, соединять идеи, формулировать суждение — вот наиболее очевидное проявление ума. Эта живость, конечно, связана со способностью черпать впечатления из окружающей среды, создавать образы, выражать свои внутренние впечатления. Ее можно развивать упражнениями, напоминающими ментальную гимнастику: получать многочисленные ощущения, устанавливать их взаимосвязь, извлекать суждения, привыкать свободно их высказывать. Все это, по мнению психологов, делает более проницаемыми проводящие пути, соединения, повышает скорость реакции. Так, в интеллектуальных упражнениях повторение не только совершенствует процесс, но и ускоряет его. В школе умным считают ученика, который не просто понимает, но понимает быстро. Медлительный, выучивающий заданный объем за более долгий срок, скажем за два года, а не за год, называется отстающим. Смышленый ребенок ничто не оставляет без внимания, он всегда собран, готов к восприятию любых стимулов. Баланс хороших весов зависит от малейшего изменения груза, и чувствительный мозг также чутко реагирует на каждый призыв, мгновенно ассоциирует. «Хватает на лету», — говорят люди.

Упражнения, приводящие в движение интеллектуальные механизмы, могут производиться только в режиме самообучения. Невозможно другому человеку, занимаясь вместо нас, усовершенствовать наши способности.

Сенсорные упражнения пробуждают детскую активность, усиливают ее. Вычленив отдельное ощущение и отдельный стимул, ребенок получает ясное, осознанное впечатление. Ощущение тепла, холода, шероховатости, гладкости, тяжести, легкости. Он слышит шум; в почти абсолютной тишине, закрыв глаза, слышит голос, шепчущий слово. Это внешний мир стучится в его душу, пробуждая ее. Так многочисленные ощущения соединяются в насыщенной среде, гармонично взаимодействуют, усиливая пробужденную ими активность. Ребенок, погруженный в рисование, слышит музыку и находит самые чудесные краски. Музыкант, репетирующий в радостном, изящном помещении, наполненном цветами, поет без фальши.

Первое, что мы замечаем у наших детей в самом начале процесса самообучения, увеличение скорости их реакций. Сенсорный раздражитель, которого они раньше не заметили бы, мгновенно воспринимается. Связи между предметами безошибочно и легко узнаются, осмысливаются, корректируются. Сенсорные упражнения — это первая и важнейшая гимнастика ума, пробуждающая его, запускающая механизмы центральной нервной системы.

Сравнение наших детей, живых, активных, чувствительных к самым незначительным внешним изменениям, готовых немедленно бежать к нам, не оставляя без внимания ни одно собственное движение, ни один попавшийся предмет, с учениками, парализованными обычной школой, неловкими, ничего вокруг не замечающими, неспособными быстро соединять идеи, заставляет сопоставить современную цивилизацию с былыми временами. Раньше жили гораздо медленнее, чем сейчас. Мы научились беречь время. Когда-то путешествовали в карете, сегодня в машине или даже на самолете. Прежде разговаривали на расстоянии слышимости человеческого голоса, теперь — по телефону. Люди сражались один на один, нынче гибнут тысячи. Приходится признать, что наша цивилизация ценит превыше всего не жизнь и душу, но время. Эпоха изменилась только внешне, стала стремительнее, привела в действие разнообразные механизмы.

Но человек не подготовился к таким скоростям, он не развивается быстрее. Дети в наше головокружительное время не стали иными, более активными, смышлеными, умными. Не возникла преображенная личность, обладающая всеми этими техническими новшествами, использующая для собственного блага достижения цивилизации. Человек, словно в оцепенении, бережет время и деньги, но его сознание остается ущербным, угнетенным. Если он не изменит себя в соответствии с новым миром, который сам же и создал, то рискует быть опрокинутым, раздавленным эпохой.

Скорость реакций наших детей не единственное внешнее доказательство их ума. Быстрота связана не только с упражнением, но и с порядком, возникшим внутри. Внутренняя самоорганизация особенно значима для интеллектуального образования.

Порядок — настоящий путь к быстроте реакций. Хаотичному разуму узнать ощущение так же трудно, как и выработать суждение. Во всем, даже в социальном устройстве, есть свой порядок, который позволяет действовать быстро.

Уметь отличать — вот качество интеллекта. Различать и упорядочивать — это значит готовиться к созиданию. Творчество находит развитие в порядке.

В Книге Бытия та же концепция. Бог начал создавать мир только после подготовки. Этой подготовкой стало появление порядка среди хаоса. Бог отделил свет от тьмы и сказал: «Да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша». Наше сознание может хранить множество разных сведений, но, если они в беспорядке, не будет понимания. Появление понимания можно сравнить с появлением света, который позволяет различать вещи: «Да будет свет!»

Есть основания считать, что развивать ум — значит упорядочивать образы в сознании. Подумаем о состоянии духа трехлетнего ребенка, уже повидавшего этот мир. Сколько раз засыпал он от усталости, наглядевшись на множество вещей. Никто не догадывается, что для него прогулка — это работа. Видеть, слышать, когда органы чувств еще не слишком развиты (малыш должен постоянно исправлять их ошибки, руками проверять то, что не может пока точно определить на глаз), — очень трудно. Вот почему там, где раздражителей чересчур много, маленькие дети от переутомления плачут или засыпают.

В трехлетнем ребенке царит хаос. Он словно человек, собравший огромное количество книг, валяющихся в беспорядке, и задающий себе вопрос: что мне с этим делать? Когда я приведу книги в порядок настолько, чтобы иметь право сказать: «У меня библиотека!»?

Наши сенсорные упражнения позволяют детям различать и классифицировать. В наших сенсорных материалах проанализированы и представлены свойства вещей: размер, форма, цвет, гладкость или шероховатость поверхности, вес, температура, запах, шум, звук. Материал представляет собой качества, изолированные одно от другого, содержащиеся в предметах. Длинный, короткий, толстый, тонкий, большой, маленький, красный, желтый, зеленый, горячий, холодный, тяжелый, легкий, шершавый, гладкий, пахнущий, шумящий, звучащий — эти свойства соответствуют последовательным сериям предметов. Градация важна для порядка.

Свойства предметов отличаются не только качественно, но количественно. Можно быть выше или ниже, толще или тоньше, звуки бывают разной высоты, краски разной насыщенности, формы могут быть похожи; шершавость или гладкость тоже не абсолютны. Сенсорный материал позволяет различать это. Позволяет прежде всего при помощи многочисленных упражнений с вкладышами и составления пар установить идентичность двух стимулов. Различение возникает, когда внимание детей привлекают к предметам одной серии: светлый — темный, длинный — короткий. Ученик начинает различать степень проявления признака, располагая в определенной последовательности серии предметов. Таблички дают представление о разных оттенках одного и того же цвета. Звоночки — о звуках октавы. Другие материалы дают представление о соотношении длины, толщины.

Упражнения с этими материалами, как мы видели, очень привлекательны для детей и повторяются ими бесконечно. Наставница называет каждый признак. Так создается классификация, все ее рубрики, то есть возможность вспомнить признак, его образ по названию.

Мы можем различать предметы только по их свойствам, следовательно, классификация этих свойств — основа порядка, включающего в себя все предметы. Мир уже не хаотичен для ребенка. Его сознание похоже на полки хорошей библиотеки или музея. Каждая вещь на своем месте, в своей категории, всякий новый объект не брошен, как попало, а классифицирован. Этот исходный порядок уже не будет разрушаться, разве только обогащаться новыми материалами.

Так ученик, научившись различать предметы один от другого, закладывает основу своего интеллекта. Уже нет необходимости его внутреннему импульсу вновь стремиться к исследованию объектов окружающего мира, если порядок установился. Малыш узнает вещи, которые его окружают. Сколько чувств возникает в нем, когда он узнает, что небо голубое, рука гладкая, окно прямоугольное. На самом деле он узнает не про небо, руку или окно, а открывает их место в порядке своего сознания. Это создает устойчивое внутреннее равновесие личности, дающее покой, силу и возможность новых открытий.

Также координированная мускулатура позволяет телу сохранять равновесие, придает ему устойчивость, уверенность, облегчающую все движения. Порядок экономит силы и время, как хорошо организованный музей экономит силы и время посетителей. В итоге дети способны интенсивно и неустанно работать, мгновенно реагировать на внешние раздражители.

Различать, классифицировать, систематизировать предметы на основе твердо установившегося в сознании порядка — это и есть разум и в то же время культура. Когда образованный человек узнает писателя по стилю или по композиционным особенностям произведения, обычно говорят: «Он знаток литературы». Про другого скажут — знаток искусства, если он узнает художника по цветовому решению или по фрагменту барельефа определит время создания.

То же относится к ученым: они умеют наблюдать и оценивать каждую мелочь. То есть различия в свойствах вещей безошибочно воспринимаются и классифицируются. Ученый различает предметы благодаря порядку в своем сознании. Крошечный росток, микроб, животное или только его часть понятны ему, даже если он их видит впервые. Таковы химики, физики, геологи, археологи.

Не сумма знаний о вещах создает эрудита, ученого, умного человека, но порядок, созданный рассудком для получения новых знаний.

Напротив, у непросвещенных людей есть только знания о предметах, будь то дама, читающая книжки по ночам, или садовник, всю жизнь пытающийся научиться различать свои цветы. Их знания не просто беспорядочны, но ограничены теми вещами, с которыми связаны. Знания же ученого бесконечны. Располагая классификацией свойств, он узнает их повсюду и может определить тип, происхождение, связи объекта — сведения более глубокие, чем прямое знание о предмете.

Наши дети, как знатоки, как ученые, узнают во внешнем мире вещи по их признакам и классифицируют. В итоге они интересуются всем на свете, все имеет для них свою ценность. Необразованные же ребята слепы и глухи к миру, так невежественный человек проходит мимо шедевра живописи, музыки, не узнав, не оценив его.

Традиционные образовательные методики противоречат нашей. Они совершенно отвергают спонтанную активность, представляют ученикам каждый предмет со всем набором признаков, требуя постоянного внимания, не направляя, ничего не упорядочивая. Педагоги надеются, что детский ум самостоятельно обобщит признаки всех представленных вещей. Так в пассивном существе искусственно создается хаос, еще более непостижимый, чем тот, что возникает при непосредственном знакомстве с миром.

Широко распространенная сегодня «наглядная методика» преподавания, которая заключается в представлении одного предмета со всеми его признаками, проще говоря, в его описании, — всего лишь сенсорный вариант привычной зубрежки. Вместо описания отсутствующего предмета описывают то, что имеется в наличии. Вместо работы воображения задействованы органы чувств. И все это ради лучшего запоминания свойств того же самого объекта. Пассивный ум получает только образы, ограниченные беспорядочно собранными предметами. Каждая вещь обладает бесконечным набором свойств, и, как часто случается на наглядном уроке, они смешиваются с происхождением и назначением самого предмета. Ребенок совершенно теряется.

В одном детском саду я посетила наглядный урок, посвященный кофе. Кофе показывали и описывали: размер, цвет, форму, вкус, запах, температуру. Затем рассказали о плантациях кофе, о том, как его привозят в Европу через океан. В заключение зажгли небольшую плитку, вскипятили воду, смололи кофе, приготовили напиток. Что в результате? Сознание ребенка рассеяно по бесконечным просторам, а тема не исчерпана. Ведь можно было поговорить о возбуждающей силе кофе, о кофеине и еще бог знает о чем. Этот урок расплывается, как масляное пятно, до полного исчезновения, его невозможно хоть как-то использовать. Спросите малыша: «Что такое кофе?» Он ответит: «Это такая длинная штука, я и не помню».

Понятие столь обширно (нельзя сказать сложно), что утомляет и туманит сознание, его не превратишь в динамичное пробуждение сходных ассоциаций. Усилия ученика останутся лишь усилиями памяти, пытающейся вспомнить историю кофе. Если ассоциации все же возникнут в его сознании, они будут весьма недалекими. Оттолкнувшись от слов учительницы про океан, малыш подумает про стол, на котором по утрам возникает чашка кофе, то есть отвлечется от темы, как всякий праздный ум, предоставленный ряду собственных пассивных ассоциаций.

У погруженного в подобные мечтания ребенка не возникнет никакая внутренняя активность, тем более индивидуальное отличие. На таких наглядных уроках дети только пассивно воспринимают, превращаясь, если угодно, в своеобразные склады; они сидят в классе как будто лишь для того, чтобы в них можно было засунуть побольше новых предметов.

Здесь не возникает никакая деятельность, направленная на исследование свойств объекта, так чтобы в ребенке родилась какая-нибудь идея. В его сознании не может возникнуть связь между данным предметом и остальными. Да и что может быть общего в их употреблении?

Чтобы найти нечто общее между разными вещами, мы должны выделить из всей совокупности признаков только те, что действительно похожи. К примеру, чтобы сказать, что две прямоугольные таблички похожи, мы должны сначала выделить из множества свойств данных табличек (они деревянные, полированные, гладкие, раскрашенные, разной температуры и т. д.) то, что связано с формой. Они сходны по форме. Это напоминает целый ряд предметов: стол, окно… Однако прежде необходимо, чтобы ум мог абстрагировать из всех признаков этих объектов прямоугольную форму. Ум должен работать активно: анализировать объект, выделять определенный признак и в соответствии с данным признаком синтезировать, соединять множество предметов определенным образом.

Если такой отбор предметов по определенным качествам не осуществлен на стадии синтеза, то ассоциирование по сходству и вся высшая умственная деятельность становятся невозможны. Это и есть настоящая умственная работа, поскольку понимать не означает фотографировать предметы и складывать их рядышком, как страницы альбома или плитки на кафельном полу. Подобная складская деятельность нестерпима для нашего ума. Ум с его стремлением упорядочивать и различать должен иметь возможность различать, выделять наиболее значимые качества вещей, ибо эти способности лежат в основе его внутреннего развития.

Наши дети, чей разум упорядочен в отношении классификации свойств (при помощи педагогов), учатся не только наблюдать предметы, анализируя их свойства, но и видеть сходство, отличия, идентичность, и, благодаря этому, легко и свободно выделяют один признак, свойственный каждой отдельной сенсорной группе. То есть ребенок и усваивает различные характеристики вещей, и открывает объекты, сходные по форме, по цвету, потому что и формы, и цвета уже сгруппировались по категориям, ясно отличимым, и, следовательно, могут напомнить целый ряд сходных объектов.

Классификация признаков — своеобразный магнит, сила, объединяющая группу признаков. Предметы, обладающие определенным качеством, связаны между собой, соединены в одно целое. Тогда ассоциирование по сходству становится почти механическим. «У книг форма призмы», — могут сказать наши ученики, и их выбор был бы следствием сложной умственной работы, если бы призматическая форма не вызывала заранее в их сознании некий хорошо знакомый ряд, включающий в себя все предметы окружающей среды, обладающие данным признаком. Образ белой бумаги, покрытой черными значками, соединится в нашем сознании, благодаря сочетанию цветов, в одно целое, и мы скажем ученикам: книги — это белая бумага, на которой напечатаны черные буквы.

В подобной активной деятельности проявляются индивидуальные отличия. Какая группа признаков объединит наибольшее количество сходных предметов? Каков будет выбор значимого признака, по сходству с которым выстроится ассоциативный ряд? Один ребенок скажет, что занавеска светло-зеленая, другой заметит, что она легкая. Для одного окно — прямоугольник, для другого — возможность увидеть небесную лазурь. Выбор существенного признака становится естественным выбором, связанным с врожденными тенденциями.

Так, ученый, ассоциируя, выберет наиболее полезное свойство. Один антрополог для различения человеческих рас обратит внимание на форму головы, другой — на цвет кожи. Не важно. Оба отлично знают внешние признаки человека. Важно найти один и выстроить на его основе классификацию, то есть сгруппировать по сходству множество признаков. Деловые люди оценят человека не по научным — по утилитарным признакам. Производитель шляп учтет прежде всего размер головы, оратор — способность сочувствовать речам. Однако выбор необходим для использования вещей, для перехода от неопределенности к практике, к действию.

Каждая существующая или созданная вещь характеризуется определенными границами. Наша психосенсорная организация основана на отборе. Органы чувств к одним раздражителям более восприимчивы, чем к другим. Глаз определяет границы света, ухо — звука. Формируя содержание сознания, мы отталкиваемся оттого, что его величина ограничена. Сознание заранее определяет границы этой величины, доступной нашим чувствам, и формирует ее путем внутреннего отбора. Вот почему внимание сосредотачивается на определенных объектах, а не на всех подряд и волевым действием выбирает сферу деятельности из многих возможностей.

Высшая умственная работа совершается по аналогии с работой внутреннего внимания и воли. Ум выделяет существенные свойства вещей, ассоциирует, благодаря этому, образы и сохраняет их. Он не учитывает колоссального балласта, который превращает его содержимое в нечто бесформенное и спутанное. Всякий развитой ум отличает важные вещи от поверхностных, отбрасывая последние, и, таким образом, может создать что-то существенное, ясное, настоящее и живое. Он способен выделить то, что полезно его творческой деятельности, и найти бесконечное множество средств для своего спасения. Без подобной деятельности нет ума. Иначе он будет, как неразвитое внимание, переходить от одного предмета к другому, ни на чем не останавливаясь, как неразвитая воля, не решится ни на один поступок.

«Можно предположить, — говорит Джеймс, — что Бог, не в ущерб своей работе, умудряется уделять внимание мельчайшим деталям нашего мира. Если бы человеческое внимание рассеивалось так же, мы бы только смутно видели все вокруг, не находя времени дяя конкретного действия».

Это одно из волшебных явлений жизни, которое проявляется только в условиях определенных границ. Это таинственное наличие у всякого живущего «своей фигуры и своего роста» (в противоположность камням неопределенных форм и размеров) повторяется и в психической сфере. Развитие, самосотворение психики — лишь все более точная определенность, возрастающая сконцентрированность. Так постепенно из первобытного хаоса возникает и утверждается наш внутренний неповторимый облик.

Это и лежит в основе нашей способности формировать концепт вещи, рассуждать и делать выводы. Узнав свойства колонны, можно прийти к обобщению, что колонна — это поддержка. Такая синтетическая идея опирается на заранее выбранное качество. Мы могли бы сделать другой вывод: колонны цилиндрической формы. Мы выделили данное свойство из многих других, которые заставили бы нас сказать: они твердые, холодные, каменные и т. д. Именно умение отбирать позволяет нам рассуждать.

К примеру, при демонстрации теоремы Пифагора ученики занимаются с металлическими фигурами-вкладышами. Они должны сначала установить, что прямоугольник эквивалентен ромбу и что квадрат эквивалентен тому же ромбу. Осознание данного факта позволяет рассуждать дальше: квадрат и прямоугольник эквивалентны друг другу. Если бы ребята не могли выяснить свойства фигур, они не пришли бы ни к какому выводу. Ум открыл им общее свойство двух непохожих фигур, а это открытие привело к целому ряду выводов, при помощи которых и доказывается теорема Пифагора.

В волевой сфере решимость предполагает систематическую тренировку сил возбуждения и торможения. На это способен только сам человек ради выработки привычки. В интеллектуальной сфере то же самое: только человек может тренировать свою ассоциативную и селекционную деятельность (под руководством и при помощи внешних средств), чтобы сформировать умственные привычки (решительно исключая одни идеи и выбирая другие), адекватные его индивидуальности, его типу. В основе всякой внутренней деятельности, формирования интеллекта, в частности, как и внимания, раскрывающего его, лежит индивидуальная направленность, природа.