Единство и многообразие всемирной истории. Неравномерность исторического процесса

История, собственно, и появляется в момент расхождения потенциальных и актуальных смыслов события, где появляется философский конфликт между этими потенциальными и актуальными смыслами события. Без такого конфликта (а именно он и рождает комментарий) можно было бы говорить о существовании факта только как истинного, не требующего соотнесенности с возможными его интенциями, то есть можно говорить о некоем вечном факте, абсолютно точно повторяющемся у разных народов, благодаря чему у них можно обнаружить одни и те же повторяющиеся, универсальные формы, что делает необязательным изучение всемирной истории как единства, обеспечивающего связь народов, единства сознания через разнообразие фактов, — достаточно истории одной, отдельно взятой страны, представляющей некую общественную идеализацию. Но вопрос обстоит несколько сложнее.

Эмпирическое многообразие конкретной истории – факт наблюдаемый и очевидный. История человечества – это история множества народов и государств, стран и регионов, культур и цивилизаций, история различных эпох и их смены, история борьбы различных классов и государств, войн и революций, короче – наполненная массой уникальных событий жизнь человечества в социальном времени и пространстве. Первая задача исторической науки состоит в описании реального многообразия истории во всей ее конкретности имен, дат, событий. Но уже решение этой первой задачи немыслимо без каких-то обобщений. Даже элементарная хроника событий включает то, что отложилось в памяти людей, имело какое-то значение в их жизни. Следовательно, и простое историческое описание нуждается в критерии для выделения того, что достойно быть запечатленным, для отделения существенного от несущественного, важного от неважного. А, вступив на путь обобщений, наука начинает испытывать потребность в методологии, разработка которой относится к компетенции философии.

В свое время Гегель провел принципиальное разграничение эмпирической и «философской» истории. Последнюю, по его мнению, должна интересовать не сама конкретная история, а заключенный в ней разум, доказательство того, что история является «разумным, необходимым обнаружением мирового духа…». За этим идеалистическим способом выражения у Гегеля скрывается идея закономерностей истории, которые, однако, вопреки Гегелю выявить невозможно вне анализа конкретной истории. Поэтому неверно противопоставлять философское познание историческому. Сила того и другого – в их взаимной связи, взаимном плодотворном обогащении. Конечно, философия истории решает свой круг проблем, но все они сводятся к выявлению того, что кроется за видимым эмпирическим многообразием человеческой истории, каковы предельные основания исторического познания. И постановка этих вопросов – не продукт праздного любопытства. От ответа на них зависит то или иное понимание истории, объяснение ее хода, метод ее анализа.

В истории философской и общественной мысли по теме единства и многообразия истории выделяются и подчас причудливо переплетаются две линии: разработка философско-исторических проблем на основе либо признания, либо отрицания общечеловеческого внутреннего единства мировой истории.

Концепции локальных культур и цивилизаций. Начиная с глубокой древности в сознании людей проникло деление на «мы» и «они». И это было не случайно, ибо такое деление отражало реальные условия бытия. Для древнего грека и римлянина, например, было естественным противопоставление своего полиса, общины, государства – варварской периферии, свободных – рабам. В тех условиях представление о дальних странах было смутным, а значительная часть мира вообще не была известна.

В новое время великие географические открытия, развитие мореплавания и торговли, сопровождавшая их колонизация расширили кругозор европейцев и обнаружили, с одной стороны, наличие общих черт у разных народов, а с другой – глубокие различия в культуре, нравах, образе жизни, религии, социальном строе, уровне экономики, даже во внешнем облике людей. Поэтому материала для противопоставления стран, народов, регионов, культур было более чем достаточно. И если появилась социальная потребность в теориях, в которых одни ветви развития противопоставлялись бы другим, они немедленно возникали.

Общей парадигмой такого рода концепций является идея самобытности развития данной страны или народа, их абсолютной «непохожести» на других, или несоизмеримости и несопоставимости развития целых регионов (например, Востока и Запада), или самобытности на уровне культур и цивилизаций. В первой половине ХХ столетия в рамках этой тенденции наибольшую известность обрели теория «локальных культур» О.Шпенглера, изложенная им в книге «Закат Европы» (1918-1922), и концепция множественности цивилизаций А.Тойнби, положенная в основу его многотомного труда «Исследование истории» (1934-1961). Оба они не признавали существования единой истории человечества, разрывали ее на множество самостоятельных потоков, а в качестве исходных посылок истории принимали духовные ценности либо религиозные системы, деятельность интеллектуальной элиты и т.п.

О.Шпенглер полагал, что каждая культура (например, западноевропейская) живет, подчиняясь особым, только ей присущим принципам и ценностям, и проходит периоды возникновения, расцвета, старения и гибели, а история в целом представляет собой сосуществование и смену различных культур. А.Тойнби обнаружил в истории множество локальных цивилизаций, каждая из которых создается творческим меньшинством и также проходит ряд этапов своего жизненного цикла вплоть до дезинтеграции. Правда, он считал, что в будущем возможно достижение единства человечества, но лишь в сфере духа, на основе религии.

Шпенглер и Тойнби опирались в своих построениях на глубокие различия между культурами и цивилизациями. Восточный деспотизм египетских фараонов или вавилонских царей, власть которых была окружена божественным ореолом и покоилась на абсолютном бесправии подданных, и греческую демократию времен Перикла на самом деле трудно, если вообще возможно считать идентичными социальными системами. Глубокие различия – исторические, культурные, социальные – между Европой, Индией, Китаем очевидны для каждого.

Само по себе признание и подчеркивание разнообразия культур, их оригинальности, специфики и в этом смысле – относительной равноценности, с одной стороны, а с другой стороны, критика позитивисткого понимания прогресса как монотонного и однолинейного движения истории, отказ от европоцентризма с его пренебрежительным отношением к истории неевропейских народов, недооценкой их самостоятельного вклада в культуру, безусловно, являются сильной стороной концепций локальных культур и цивилизаций. И все-таки в этих концепциях особенное абсолютизировано и доведено до отрицания общего, то есть единичных и общих начал развития всемирной истории.

Гносеологические корни концепции локальных культур и цивилизаций заключаются в односторонней интерпретации, и метафизической абсолютизации многообразия человеческой истории. На самом деле между культурами и цивилизациями имеются не только различия, но и существенные общие моменты, черты, стороны – то, что не только их разъединяет, но и объединяет.

Предпосылки выявления единства истории. Развитие экономических связей, начавшийся процесс формирования единого мирового рынка стимулировало поиск, скрытого за многообразием единства истории. Маркс делает обобщение, говоря что «всемирная история существовала не всегда; история как всемирная история – результат». В этой формуле отображено существо принципиального качественного изменения в развитии общества, которое произошло в новое время. Действительно, в предшествующих временах история человечества объективно двигалась вперед как бы отдельными, слабо связанными друг с другом потоками и ручейками. Именно развитие мировых хозяйственных связей явилось силой, втягивающей эти течения в одно русло.

Такой глубинный процесс в экономике не мог протекать обособленно. Он неизбежно обрастал массой социальных, политических, правовых, идеологических образований, связей, отношений и осмысливался в различных формах сознания. В этот период и стало осознаваться единство человеческого рода, возникли представления о равенстве людей, широко распространились идеи естественного права. Общественные учреждения стали рассматриваться как продукт человеческих действий, а не установлений свыше. Понятие человечества обрело реальные черты. Тем самым были заложены предпосылки для постановки вопроса о развитии человечества как некоем единстве процессе. Отсюда важный теоретический вывод: сама постановка вопроса о единстве истории, о единой прогрессивной направленности развития человечества стала возможна тогда, когда реальная история достигла соответствующей степени зрелости, когда практически стала формироваться мировая история.

Идея общественного прогресса, как и само это понятие для обозначения поступательного развития человечества от низших форм социальной жизни к высшим, была впервые осознана и сформулирована лишь в ХVIII веке. До этого античные и средневековые мыслители рассматривали историю либо как движение, повторяющееся в рамках определенного цикла событий, либо как постепенное удаление от мифического «золотого века» в далеком прошлом, либо как осуществление божественного предначертания. Для подобного восприятия истории были известные основания: общественный прогресс был слишком медленным, чтобы убедительно дать о себе знать; слишком частыми и продолжительными были периоды застоя и упадка в истории отдельных стран и народов. Поэтому даже быстрый материальный подъем и духовный расцвет в ХV-XVII веках в Европе первоначально воспринимался как возрождение античности. И лишь в XVIII веке для передовых мыслителей стало ясно, что человечество в своем экономическом и культурном развитии не просто возродило, а далеко превзошло античность. Именно тогда и возникли первые концепции общественного прогресса таких идеологов Просвещения, как А.Р.Ж.Тюрго и Ж.А.Кондорсе во Франции, Дж.Пристли и Э.Гиббон в Англии, И.Г.Гердер в Германии.

Идея прогресса как при ее возникновении, так и в последующей общественной мысли всегда была органически связана с историческим и социальным оптимизмом в отношении будущего человечества. Так, Кондорсе писал, что, излагая концепцию прогресса, видел свое призвание в том, «чтобы показать путем рассуждения и фактами, что не было намечено никакого предела в развитии человеческих способностей, что способность человека к совершенствованию действительно безгранична, что успехи в этом совершенствовании отныне независимы от какой бы то ни было силы, желающей его остановить, имеют своей границей только длительность существования нашей планеты, в которую мы включены природой. Без сомнения, прогресс может быть более или менее быстрым, но никогда развитие не пойдет вспять…». Убеждение в необратимости общественного прогресса человечества разделял и Гиббон в своей «Истории упадка и разрушения Римской империи» (1776-1788), считая, что отныне подобный регресс стал уже невозможным.

Идеалистическая трактовка единства истории. На признании единства истории были построены философско-исторические концепции Гердера и Гегеля, Сен-Симона и Фурье, Конта и Спенсера, многих других мыслителей, которые так или иначе ставили и рассматривали вопросы прогресса человеческого рода.

Уже этот перечень имен показывает, что единство истории признавали теоретики, придерживающиеся различных политических ориентаций и философских взглядов. Здесь и объективный идеалист Гегель, позитивист О.Конт, и утопический социалист Ш.Фурье, и идеолог викторианской Англии Г.Спенсер. Поэтому и теоретический контекст, в котором эта идея присутствовала, и способ ее конкретного выражения, и ее политическое звучание были весьма различны. Так, Гердер подводил под идею единства истории природную, естественную основу; у Гегеля, напротив, единство истории придавал «мировой дух», который последовательно воплощался в духе различных народов, делая их таким путем «всемирно-историческими». Их жизнь, согласно Гегелю, и составляла стержневую линию мировой истории. У Фурье идея единства истории служила обоснованию новой высшей цивилизации, которая придет на смену существующей. У Спенсера она была элементом его общей теории эволюции, спокойного и постепенного развития капиталистических отношений.

Материалистическая трактовка единства истории. Истоки единства мировой истории следует искать в характере антропосоциогенеза; труд как орудийная деятельность, формирующиеся в процессе труда общественные связи и отношения, а также язык явились теми силами, которые превратили обезьяноподобное существо в человека. Формирование физического облика современного человека, его сознания и общественных отношений представляет собой единый процесс. С самого начала человек представляет собой общественное существо, и присущие людям различия физического характера не имеют существенного значения, важно главное – их способность к труду, к мышлению, к общению. Именно эти качества относятся к характеристике родовой сущности человека.

Единство истории закладывается в самой реальной жизни, в способе ее материального обеспечения с помощью трудовой деятельности и используемых ею материальных средств труда. Как бы ни отличались друг от друга племена, народности, нации, целые регионы по своим нравам, обычаям, средствам и способам трудовой деятельности, сам труд и то, что с ним связано – средства труда, сознание, язык, общение, - присутствуют всюду, где есть человеческие общности. Труд по отношению ко всей прошлой и нынешней истории человечества есть «вечное естественное условие человеческой жизни, и потому он… одинаково общ всем ее общественный формам»(К.Маркс).

Вывод: Материальное производство в своем развитии подчиняется действию общих законов, которые являются одним из основных показателей единства человеческой истории.

Из только сущностной характеристики истории, скрытой за существующей разобщенностью народов, это единство все в возрастающей степени становится видимой чертой ее наличного бытия. Что здесь имеется в виду?

Прежде всего, это установление многообразных экономических, культурных и иных связей между странами, развитие товарно-денежных отношений, что, в свою очередь, стимулирует подвижность населения, образование союзов племен, консолидацию народностей, рост городов и т.д. С развитием рыночных отношений все более широкий круг стран и народов вовлекается в механизм действия экономики – и через развитие хозяйства, и путем колонизации новых земель, эксплуатации их природных и трудовых ресурсов, и благодаря развитию торговли, созданию мирового рынка.

Экономические и культурные отношения между народами и государствами находятся во взаимодействии с развитием техники, транспорта и связи, создавая технические возможности и условия для все более широких и динамичных международных связей.

Методологический анализ диалектики единства и многообразия истории включает в себя определение путей перехода в процессе познания от эмпирического многообразия истории к ее внутреннему единству, то есть к общему, существенному, закономерному, и обратного перехода от единства к многообразию, то есть от общего к особенному, от сущности к явлению, от закона к формам его проявления. Здесь наука опять возвращается к многообразию, но на новой основе, ибо это многообразие уже как бы освещено изнутри светом теории, знанием законов.

Неравномерность исторического развития. Многообразие истории существует во времени и пространстве. Во времени – это различные этапы исторического развития, формации и эпохи. В пространстве – это наличное реальное многообразие социальной жизни, одним из основных источников которого является неравномерность исторического развития.

Неравномерность проявилась уже в период неолитической революции, когда не все, а лишь некоторые племена начали переходить от охоты и собирательства к земледелию. Земледельческие племена оказались в более благоприятных условиях, ибо земледелие открыло им возможность вести оседлый образ жизни, накапливать запасы пищи, увеличить темпы роста населения и т.д. Благодаря этому были заложены материальные основы для дальнейшего прогресса – возникновения городов, разделения труда, перехода к цивилизации.

Основным фактором, вызвавшим выделение земледельческих племен при достижении ими определенного уровня развития, было влияние природных условий. К возделыванию земли начали переходить племена, жившие на территориях, где для этого были сравнительно более подходящие географические условия. Отсюда следует вывод, что разнообразие природных условий – один из существенных факторов многообразия истории. Отвергая «географический детерминизм», важно, однако, внимательно изучать природу как естественную основу разнообразия исторических форм образа и строя жизни, исследовать влияние природных условий на развитие человека.

Неравномерность исторического развития обусловлена и тем, что более развитые производительные силы способны далее развиваться более быстрыми темпами. Поэтому общества, обладающие различным уровнем производительных сил, живут как бы в разном историческом времени. Действительно, первобытное общество существовало десятки тысяч лет (если считать, что современный человек – Homo sapiens – возник 40-50 тыс. лет тому назад). Жизнь рабовладельческого и феодального общества укладывается в рамки тысячелетий (если считать с начала возникновения городской цивилизации – примерно 5-6 тыс. лет тому назад), капиталистического – столетий. Но если последующие формации развиваются на порядок быстрее предшествующих, то, естественно, возможно в одно и то же время существование формаций или народов, находящихся на различных ступенях общественного развития, что порождает разнообразные противоречия и проблемы, накладывает отпечаток на отношения между народами. Достаточно вспомнить войны рабовладельческого Рима, конкистадоров в Латинской Америке, формирование колониальной системы капитализма.

Кроме природной среды в качестве фактора разнообразия выступает внешняя для данного общества историческая среда. Она оказывает весьма сильное влияние на характер и направленность исторических процессов. Ярким подтверждением этого может служить развитие ранее отсталых народов, когда они, минуя целые формационные периоды, вступают на новый экономический путь реформ. Исторической средой, которая делает это возможным, является международный опыт и знания специалистов ведущих стран мира. Те основные исторические ступени общественного прогресса, которые являются необходимыми для человечества в целом, отнюдь не обязательны для отдельно взятой страны, для каждого народа. Некоторые из них смогли в сложившихся конкретно-исторических условиях миновать полностью или частично одну из формаций, например непосредственно перейти от первобытнообщинного строя к феодализму (древние германцы, славяне, тюрки и др.), а в современную эпоху для многих экономически отсталых стран открылась реальная возможность перейти к развитым формам.

Помимо внешней можно говорить и о внутренней исторической среде, охватывающей мощные факторы многообразия, которые могут включать любое общественное явление, в том числе политического и идеологического плана, социальные и культурные взаимодействия, активность субъективного фактора. На одной и той же экономической основе могут развиваться весьма разнообразные культуры, надстроечные формы, способы жизнедеятельности. Необходимо учитывать также роль личности, ее исторической инициативы, ее влияния на ход событий.

Объективная логика мировой истории воспроизводит поступательное развитие человечества только в его наиболее общем виде, «очищенном» от многообразных особенностей конкретной истории отдельных народов, стран и даже целых регионов, в том числе и от случайного в глобальном масштабе стечения внутренних и внешних обстоятельств. Поэтому логика истории совпадает с реальным историческим процессом лишь в основном направлении, в преобладающих закономерностях и тенденциях, но расходится во множестве существенных деталей с конкретным ходом исторических событий. В истории имеют место всякого рода зигзаги, попятные движения, неравномерность в развитии как отдельных стран, так и различных сфер деятельности людей (экономики и политики, науки и техники, литературы и искусства, религии и т.д.).

Взаимообусловленность различных структурных компонентов в логическом плане может и не совпадать с хронологической последовательностью событий в истории конкретных стран. Так, согласно логике истории, развитие производительных сил определяет, а значит, и должно опережать развитие производственных отношений; в конкретной же истории отдельных стран технологические революции могут предшествовать, совпадать во времени и даже следовать за социальными революциями в производственных отношениях. Периоды взлета духовной культуры (общественной мысли, литературы и искусства) весьма часто не совпадали по времени с периодами экономического подъема; нередко в развитии духовных сфер экономически более отсталые страны опережали по ряду показателей более передовые (например, в XIX веке Германия и Россия – Англию).

Вследствие неравномерности общественного развития отдельных стран и народов мировая история в ее конкретном воплощении предстает не как хронологически последовательная смена формаций, одновременно происходящая на всем земном шаре, а как большие исторические периоды сосуществования нескольких исторических эпох, отличающихся своеобразием в решении различных социальных проблем развития человечества. Наряду с членением мировой истории на такие ее основные вехи, как древняя история, средневековье и новое время, совпадающие с преобладанием соответственно рабовладельческой, феодальной и капиталистической формаций, выделение в их рамках различных исторических эпох имеет важное значение для научной периодизации общественного развития.

Смена исторических эпох определяется становлением и развитием общественно-экономических формаций, но не сводится к этому. Исторические эпохи могут охватывать переходные периоды от одной формации к другой, длительные фазы в их развитии, а также другие периоды времени, насыщенные важными для человечества событиями всемирно-исторического значения; эти эпохи могут примыкать друг к другу или накладываться одна на другую (например, эпоха великих географических открытий, эпоха Возрождения и эпоха Реформации при переходе от средних веков к новому времени или современная эпоха, совпадающая с эпохой научно-технической революции).