Гимн уюту

Памяти брата моего Гиви

 

 

На откосе, на обрыве

нашей жизни удалой

ты не удержался, Гиви,

стройный, добрый, молодой.

 

Кто столкнул тебя с откоса,

не сказав тебе «прощай»,

будто рюмочку – с подноса,

будто вправду невзначай?

 

Мы давно отвоевали.

Кто же справился с тобой?

Рок ли, время ли, молва ли,

вождь ли, мертвый и рябой?

 

Он и нынче, как ни странно –

похоронен и отпет, –

усмехается с экрана,

а тебя в помине нет.

 

Стих на сопках Магадана

лай сторожевых собак,

но твоя большая рана

не рубцуется никак.

 

И кого теперь с откоса

по ранжиру за тобой?..

Спи, мой брат беловолосый,

стройный, добрый, молодой.

 

 

 

А. Пугачевой

 

 

Слава и честь самовару –

первенцу наших утех!

Но помяну и гитару –

главную даму из всех.

 

Вот он – хозяин уюта,

золотом светится медь.

Рядом – хозяйка, как будто

впрямь собирается спеть.

 

Он запыхтит, затрясется,

выбросит пар к потолку –

тотчас она отзовется

где‑нибудь здесь, в уголку.

 

Он не жалеет водицы

в синие чашки с каймой, –

значит, пора насладиться

пеньем хозяйки самой.

 

Бог не обидел талантом,

да и хозяин как бог,

вторит хозяйке дискантом,

сам же глядит за порог:

 

там, за порогом, такое,

что не опишешь всего…

Царствуй, хозяин покоя:

праведней нет ничего.

 

Слава и честь самовару!

Но не забудем, о нет,

той, что дана ему в пару,

талию и силуэт.

 

Врут, что она увядает.

Время ее не берет.

Плачет она и сгорает,

снова из пепла встает.

 

Пой же, и все тебе будет:

сахар, объятья и суд,

и проклянут тебя люди,

и до небес вознесут.

 

Пойте же, будет по чести

воздано вам за уют…

Вот и поют они вместе,

плачут и снова поют.

 

 

«Не сольются никогда зимы долгие и лета…»

 

 

Не сольются никогда зимы долгие и лета:

у них разные привычки и совсем несхожий вид.

Не случайны на земле две дороги – та и эта,

та натруживает ноги, эта душу бередит.

 

Эта женщина в окне в платье розового цвета

утверждает, что в разлуке невозможно жить без слез,

потому что перед ней две дороги – та и эта,

та прекрасна, но напрасна, эта, видимо, всерьез.

 

Хоть разбейся, хоть умри – не найти верней ответа,

и куда бы наши страсти нас с тобой ни завели,

неизменно впереди две дороги – та и эта,

без которых невозможно, как без неба и земли.

 

 

«Ну чем тебе потрафить, мой кузнечик?..»

 

Ю. Киму

 

 

Ну чем тебе потрафить, мой кузнечик?

Едва твой гимн пространства огласит,

прислушаться – он от скорбей излечит,

а вслушаться – из мертвых воскресит.

 

Какой струны касаешься прекрасной,

что тотчас за тобой вступает хор

таинственный, возвышенный и страстный

твоих зеленых братьев и сестер?

 

Какое чудо обещает скоро

слететь на нашу землю с высоты,

что так легко, в сопровожденье хора,

так звонко исповедуешься ты?

 

Ты тоже из когорты стихотворной,

из нашего бессмертного полка.

Кричи и плачь. Авось твой труд упорный

потомки не оценят свысока.

 

Поэту настоящему спасибо,

руке его, безумию его

и голосу, когда, взлетев до хрипа,

он неба достигает своего.