ПОСОБИЕ ПО ВЫЖИВАНИЮ 5 страница

– Нет, ваше темнейшее величество, удаляюсь. – Фин смекнул, что пахнет жареным, и скрылся. Жена что‑то пробормотала, но я не расслышал, только опустился на диван рядом. Она что‑то задумала, и я просто обязан узнать что. Не просто же так она с Фином дружбу водит.

– Ну, милая женушка, сразу во всем покаешься? Или мне придется под пытками выведывать информацию?

– Я ничего не задумала, – быстро ответила Элли.

– Значит, пытки, – с наигранной жалостью сказал ей и тут же улыбнулся. – Что же, этот вариант мне всегда больше нравился, но после применения парочки классических приемов я непременно возвращался к первому варианту!

– Но ведь действительно ничего, – Элли удержала меня за рукав рубашки, – ты сказал, что я могу поменять все, что хочу, в этой комнате, вот я и поменяла!

– Не помню, – пробормотал, прокручивая в голове события утра. Ах да – было. Но не настолько же! Если бы картина на диване не была более шокирующей, чем комната в целом, я бы впечатлился. А так… примерно такого и ожидал. Мелко, дорогая жена, мелко. Даже с масштабами у тебя плохо. Не могла что‑то грандиозное придумать, опустилась до мелочей! – Да, точно, говорил.

Еще раз окинул взглядом комнату. Радуга. Ярко, красочно и совершенно не соответствует ни замку, ни самой обитательнице. Стоп, а с чего я решил, что она ей не соответствует?

– И как тебе? – От меня явно ждали возмущения. Разочаровать тебя, жена, – лучшее, что я могу сейчас сделать. Не поможет? Всегда остаются пытки… как запасной вариант.

– Мило, но в своем замке делать подобное я не позволю! – предупредил, пока обороты ремонта не набрали масштаба. Она может жить как угодно, но уродовать замок не дам.

– Это и мой замок! – возмутилась девушка. Алчность? Меня обуяла злость. Нужно про нее побольше узнать. Вдруг все было подстроено?

– Надо же, в девочке проснулась алчность! А может, мое бальное платье на тебе не случайно оказалось? – Я едва не шипел от ярости.

– Да мне такое счастье и даром не надо было! – возмутилась Элли. Правдоподобно, так, что я почти поверил. Но разведать нужно.

– Девочка, не дерзи и не забывай, с кем ты разговариваешь. Я могу сделать угрозы реальностью, – предупредил и пошел к выходу, обернулся на полпути: – Сегодня вечером ко мне один граф заявится. Подбери что‑нибудь подобающее для торжественного ужина, хотя нет, я сам тебе кое‑что подберу. Со вкусом у тебя и вправду беда – лишний раз заходить сюда не хочется! – не удержался я.

– Я сама могу выбрать себе наряд! – возмутилась супруга. Надо же, ее права ущемляют. То ли еще будет!

«Она у меня по стойке „смирно“ будет ходить!» – думал я тогда, еще не зная, как ошибался.

– Нет.

– Значит, я никуда не пойду. – Еще и руки на груди сложила. Только надутых губ обиженной девочки не хватает. Я едва не фыркнул от этой картины.

– Как знаешь! Можешь не идти. На этом прощаюсь – дела! – Я открыл дверь. На пальцах жены образовался огонек. Похоже, кто‑то пребывал в большей степени злости, чем хотел показать. Чудно!

– Будет хорошо, если ты случайно сожжешь все это, или это сделаю я. – Кивнул в сторону шкафа. Мне определенно нравилось злить жену и смотреть за ее слабыми попытками меня одурачить.

– Только через мой труп! – предупредила она, едва не рыча от злости, а огонек на пальцах начал расти.

– Могу исполнить последнее желание, – улыбнулся ей.

– Ляжешь в гроб вместе со мной? – мрачно уточнила Элли, но ход ее мыслей мне определенно понравился.

– Дорогая, у тебя все мысли к постели сводятся! Лягу, но не в гроб. – Моя улыбка стала обольстительной, а девушка залилась краской.

– Извращенец! – фыркнула супруга, запустив в меня фаерболом. Ей еще тренироваться и тренироваться. Рассмеявшись, прикрыл дверь и пошел разбираться с делами.

Спровадить советника удалось только через час, да и то после обещания просмотреть все бумаги завтра еще раз.

«Конечно, завтра!» – заверил я его. Обязательно! Тем более что завтра я собирался проведать мятежный округ. Но пусть поищет! Нет, если бы это было серьезным делом, я бы читал, но Андреас, как всегда, перегибал палку в своей скрупулезности.

Не забыл я и про Элли. Приказал экономке выбрать и купить закрытое черное платье до пола и отнести жене. Если хочет присутствовать на ужине, пусть надевает, а если это не соответствует ее тонкому вкусу, то может не идти. Хуже от этого никому не будет.

Едва на империю опустились сумерки, прибыл граф. Выслушав его идеи по поводу улучшения жизни граждан, я предложил переместиться в обеденный зал, чтобы отужинать.

– Ваше темнейшее величество, ходят слухи, что вы женились? – спросил граф Закертон, когда в сопровождении слуг и его сына мы шли в столовую.

– Да, есть такое, – нехотя согласился с ним.

– Она к нам присоединится? – спросил младший граф.

– Нет, она уже отужинала и плохо себя чувствует, – ответил я, сев за стол.

– Передавайте наши искренние пожелания скорейшего выздоровления, – учтиво сказал граф, запихивая за обе щеки свежеиспеченного гуся с гарниром.

– Не нужно передавать, мне уже лучше, – послышалось сбоку, и я едва не подавился вином, глоток которого только что сделал. Растешь, девочка! Ну ничего, наказание будет не менее сладким, чем твой внешний вид.

ГЛАВА 8

Элли

– А что здесь произошло? – Не успел уйти Алекс, как в комнате появился Кузьма. Ну подумаешь, почти догоревший стул у стены. – Тебе холодно было? – Кот опасливо осмотрел комнату, но больше не шипел. Похоже, он хорошо снял стресс, раз даже шел с трудом.

– Нет, это я в Алекса целилась, – отмахнулась я и опустилась в кресло. Если так дальше пойдет, от моей разноцветной мебели одни щепки останутся. Ну уж нет, такой радости я Александру не доставлю.

– Любопытно, – кот принялся карабкаться по покрывалу, но постоянно соскальзывал, – но глупо. А если бы попала?

– Если бы попала, то это был бы величайший день в моей жизни. – Я подсадила Кузю под толстый зад, устав наблюдать за его неудачными попытками вскарабкаться. – Ты же знаешь, что с меткостью у меня проблемы!

– Да уж, ты, наверное, в корову с пяти метров не попадешь, – хихикнул кот, облизывая лапку.

– Если на месте коровы будут Сара или Арисена, то легко!

– Ого, ты уже их в один ряд поставила? – Разговор с котом позволил расслабиться и ненадолго забыть всю бурю эмоций (в основном негативных), вызванных Александром. – Давай рассказывай, что я пропустил. – Кузя улегся поудобнее, а я кратко передала наш с Алексом разговор и реакцию последнего на ремонт.

– Нет, я понимаю, Темный Властелин и все такое, – меня вновь одолели злость и раздражение, – но зачем вести себя так, будто он последний сноб? Я же не виновата, что родилась не в королевской семье и что стала его женой. Кто дал ему право унижать меня?!

– Эль, но он же король, – в голосе кота были слышны нотки сочувствия. – Да еще Темный Властелин. Ты слышала, что о нем говорят? Безжалостен, жесток и принципиален. Ты хочешь, чтобы он был белым и пушистым?

– Я хочу, чтобы он со мной считался, как с человеком… – На душе стало горько и тоскливо. Вдали от родных, без единственной подруги… Мечталось получить хоть немного любви и понимания. Любви? Нет, нельзя думать о любви к человеку, которого придушить хочется. Есть в нем что‑то притягивающее, но это ведь не повод вешаться ему на шею? Задвинув подобные мысли подальше, я тряхнула головой. Раздражение. Вот что я чувствовала по отношению к супругу. И нечего над этим думать!

– Тогда прекрати себя вести как обиженная девочка, – продолжил поучать меня кот и внезапно выпалил: – Я понял! Он тебе нравится! Хотя, должен признать, это странно. Лично меня этот шрам пугает! – доверительно сообщил Кузя.

– Шрам? – Я не сразу поняла, о чем он говорит. Небольшая полоска темнее кожи, пересекающая скулу. Вот только я о нем и думать забывала, едва видела хитрый прищур серых глаз и ленивую кривую усмешку. Элли, держись, это ничего не значит! Он меня унизил. Унизил, а такое прощать нельзя.

– Кузь, давай закроем тему, – попросила я, предотвратив самокопание. – И так настроение ни к черту. Давай не будем его еще больше портить. – Кот согласился. На том и порешили.

Ближайшие два часа Кузя лакомился пирожными со сметанным кремом, развлекая меня рассказами о своих любовных похождениях. Не думаю, что история про то, как он сражался против шести собак, правдива, но я была благодарна рыжику за то, что не позволял мне скучать.

Нашу идиллию нарушила служанка. Женщина лет пятидесяти с легкой проседью в темных волосах. От одного ее подтянутого вида, гордо расправленных плеч и высоко поднятой головы хотелось самой встать по стойке «смирно». Может, ей спицу пришлось проглотить, чтобы иметь такую осанку?

Постучав, она быстро вошла в комнату с вешалкой в руках и серым чехлом на ней. Сюрприз?

– Его величество просили передать вам это платье, – сухо изрекла женщина, склонив голову в поклоне, – и сказать, что ужин состоится в семь. Вы должны будете на нем либо присутствовать в этом платье, либо не приходить совсем.

– Это все? – так же сухо поинтересовалась я, подражая бесстрастной интонации служанки.

– Да. – Передав мне платье, женщина поклонилась и вышла.

– А она, часом, не родственница Генеральши? – за спиной послышался шокированный голос Кузи.

– Мне тоже так показалось, – задумчиво изрекла я, рассматривая чехол с платьем. – Надеюсь, что только показалось. Что ж, любопытно, что его мрачное величество выбрало для нас. – Звук молнии рассек тишину комнаты.

На вешалке висело черное платье, практически бесформенное, больше напоминающее балахон. Длинные широкие рукава с манжетами, воротник‑стойка из плотного кружева – главная фишка платья, придающая ему хоть как‑то праздничный вид.

Абсолютно в стиле Алекса, но даже монашки одеваются более откровенно! Смахивало на то, что супруг специально подобрал это. Ведь ультиматум был таков: либо в этом, либо не приходить! Сейчас! Вот только мордочку тебе вареньем намажу вокруг рта и сразу же исполню желание господина!

– Ты нарвался, дорогой супруг, – на моем лице расползлась предвкушающая улыбка.

– Эль, твоей улыбке убийца позавидует, – поежился кот.

– Ты даже не представляешь, насколько ты прав.

Времени оставалось не так много, поэтому я решительно распахнула дверцы шкафа. Спустя полчаса мой энтузиазм поубавился.

– Кузь, ну что мне надеееть! – ныла я, перерывая содержимое шкафа. Горничная как раз закончила развешивать мои вещи. Все же в женитьбе есть свои плюсы – никогда не любила развешивать вещи, а тут вместо тебя все делают слуги. Так и привыкнуть недолго! – Может, это? – приложила к себе вешалку с синим платьем, которое прикупила в прошлом году. – Нет, мрачновато. – Платье полетело в сторону кровати. Там, к слову, уже собралась большая куча тряпья. Никогда не думала, что у меня столько шмоток!

– А чем тебя платье, которое принесла служанка, не устраивает? Алекс же велел в нем приходить или не приходить вовсе. – Куча зашевелилась, и из‑под нее показалась наглая рыжая морда кота обыкновенного. На его голове красовалась моя маленькая шляпка с вуалью на обруче изумрудного цвета. О том, что шляпка Кузе идет, я решила умолчать. А то так и последнего союзника можно лишиться…

– Вот именно что велел, – недовольно протянула в ответ. – Я могла бы облачиться в это уродство во избежание скандала…

– Вот и избеги, – предложил кот.

– Но не буду. Я ему не служанка, чтобы подчиняться. Муж и жена должны быть равны.

– Хорошо хоть ты его мужем своим признала, – проворчал Кузя. – Так и до перемирия недалеко! – Похоже, пушистик всерьез решил нас помирить.

– Зри в корень, – гордо изрекла я, продолжая копаться в шкафу. – Дальше нейтралитета у нас с этим высокомерным кретином, – «Красивым и холодным кретином», – добавила я мысленно, – дело не зайдет. Так что к тебе вопрос как к эксперту. Какое? – Я приложила к себе два платья. Одно – малиновое безобразие, презентованное мне мачехой на день рождения, другое – красное, облегающее, с глубоким декольте, которое я приобрела на первую стипендию, но облачиться в которое мне все время не хватало смелости.

– А почему это я эксперт в области платьев? – нахмурился кот. Меня всегда поражала его способность хмуриться и смеяться подобно человеку, немного сощурив глаза.

– А потому, что ты единственный мужчина в этой комнате. Так как? Какое бы тебя платье больше взбесило, будь ты Темным Властелином? – пришлось попеременно приложить каждое из двух платьев к себе.

– Ну, первое какое‑то дурацкое и в принципе может разозлить твоего мужа, но оно банально, а второе слишком откровенное. – По интонации было понятно, что ни один из вариантов его не впечатлил.

– И что ты предлагаешь? – У меня опустились руки.

– Ничего. Мелко ты зришь. Розовое – это как‑то банально, красное как‑то слишком вызывающе смотрится. Не то это все. Давай отталкиваться от того, что имеем. Делегация официальная – это раз. Платье, именуемое «черная мрачная простыня с оборкой», – это два. Значит, вызывающее отпадает. Это должно быть что‑то простое и красивое, но без вульгарности, – рассуждал кот. – Если он предлагал тебе черное, значит, ты должна надеть что‑то яркое. Как луч света во тьме.

– Луч света, говоришь… – протянула я. – Кузь, на какое преступление ты меня толкаешь, – хихикнула я, извлекая из шкафа платье. Нет, не так – Платье. С большой буквы. Осторожно, слово величайшее сокровище, я извлекла его из шкафа, развернув тонкую ткань чехла.

Я хранила это платье как память о матери, но настало его время. Белоснежное, с глубоким вырезом лодочкой, открывающее ключицы и плечи. Длинные рукава из полупрозрачного летящего материала. Из такого же белоснежного материала, но более плотного, соткано и все платье. Завышенная талия идеально подчеркивает грудь, ткань спокойными волнами спадает вниз до пола. Лиф платья драпирован ручной вышивкой и жемчугом.

Это свадебный наряд матери, который она завещала мне. Я всегда возила его с собой как память о ней, ведь все остальное уничтожила мачеха, когда вышла за отца. А тот потакал новой жене, не считая вещи фетишем. В детстве я мечтала, что надену платье на свою свадьбу, но не срослось. А раз не срослось, то почему бы не надеть его сегодня? На второй день после свадьбы?

Приложив к себе платье, я любовалась своим отражением в зеркале. Воображение нарисовало рядом Алекса. Свет и тьма. Я не сомневалась, что мужчина для ужина выберет черный наряд. Похоже, у него пунктик по поводу белых вещей. А я в этом платье выгляжу совсем как святая невинность. Интересно, какой эффект я произведу… Или на этот раз он тоже не позволит насладиться триумфом? Вот чурбан бесчувственный!

До ужина оставался всего час, когда я начала сборы. Надела платье и золотистые босоножки на высоком каблуке. Волосы с помощью служанки завила в крупные локоны, а на голову надела небольшой обруч из жемчужин, тоже мамин.

– Святая невинность, если бы не дьявольский огонь в глазах. – Кузя до этого молча наблюдал за моими сборами.

– Главное, чтобы Алекс этого огня не заметил! Пожелай мне удачи! – Я сделала реверанс.

– Вернись живой. – Кот устроился на подушке. – И прихвати мне чего‑то вкусного! – донеслось до моих ушей, когда я закрывала за собой дверь комнаты.

– Обжора, – пробормотала, двинувшись на первый этаж. Там, по рассказам Кузи, должна была быть столовая.

Остановившись у двери, прислушалась.

– Она уже отужинала и плохо себя чувствует. – В тишине замка голос Алекса звучал властно и громко. Нездоровится? Это тебе сейчас поплохеет! Один из гостей как раз просил передать мне пожелания выздоровления, когда я взялась за ручку двери.

– Не нужно передавать, мне уже лучше, – распахнула дверь и оказалась возле длинного стола. – Добрый вечер, господа! – медленно прошла, уселась на пустой стул по правую руку от Алекса.

Надо заметить, супруг был одет полностью в своем стиле: черная атласная рубашка идеально подчеркивала широкие плечи и мужественную шею. Штаны, насколько мне было видно из‑за стола, тоже черные. Красив и холоден, как всегда. Только губы немного больше обычного сжаты. Сердитесь, батенька! Мне едва удалось сдержать победную улыбку. Надо держать образ. Я невинный ангел, я невинный ангел!

Подарив супругу милую улыбку, я отвела взгляд и начала рассматривать присутствующих. По левую руку от Алекса сидели двое мужчин, скорее всего, отец и сын. Оба симпатичные, с овальными лицами, прямыми носами и одинаковыми зелеными глазами. Отцу, мужчине лет сорока с короткой бородкой и небольшой лысиной, шел его темно‑серый костюм из дорогой ткани с золотыми пуговицами. Сын тоже был облачен в мрачный костюм цвета осеннего неба.

Похоже, это негласное правило одеваться мрачно распространяется не только на обитателей замка, но и на всех жителей империи. Что же, значит, я попала в точку своим белоснежным одеянием.

– Простите мое опоздание, – пролепетала, заметив из‑под опущенных ресниц, как Алекс скрипнул зубами. Даже гости сжались, физически ощутив напряжение хозяина замка. – А где мои приборы? Несите! – приказала скучающему официанту. Тот дождался кивка Алекса и побежал исполнять. В замке что, и дышать без его разрешения нельзя?!

– Дорогой, – у меня едва зубы не свело от улыбки, – ты меня не представишь?

– Господа граф Закертон с сыном Антонио, познакомьтесь с моей супругой Эллинор Марией де Агейрос.

Мужчины приветливо улыбнулись, быстро поднялись и поклонились.

– Приятного аппетита. – Голос Александра прервал церемонию знакомства, заставив всех замолчать. Гости притихли и опасливо покосились на моего супруга и на полставки Темного Властелина. Хотя с такими темпами на четверть ставки придется переходить. Алекс даже вопрос о каких‑то землях пропустил, с силой сжав вилку. Хм, перестаралась? На его фоне я выглядела невинной овечкой. Тут все верно, но эффект не тот, гости даже смотреть на меня боялись.

Совесть подсказывала, что в вызывающем красном платье я бы не осталась незаметной, но мозг дал подзатыльник совести, сообщив, что мы, Эллинор, порядочная девушка, и это не наши методы.

– Кушайте баранину, – тишину нарушил Антонио, тепло мне улыбнувшись.

– Спасибо, сэр, – смущенно улыбнулась в ответ, – но я не ем мяса. Убивать животных ужасно, не правда ли? – Под моим невинным взглядом мужчины, не сговариваясь, отодвинули тарелки с пресловутой бараниной, а Алекс безмятежно съел следующий кусочек. Завидую ему! Я бы тоже не отказалась от сочной отбивной, но от образа отходить не стоит. – Люди, право говорю, ужасны. Как они могут убивать ни в чем не повинных животных? – еще бы слезу для убедительности пустила, но гости и так были в изумлении. Главное, не переиграть. Алекс грозно сверлил меня взглядом, но своего недовольства больше никак не проявлял. Он настолько увлекся какими‑то своими мыслями, что пропустил вопрос графа.

– Ваше величество, – осторожно обратился граф.

– Что? – оторвал муж свой грозный взгляд от меня. Мужик с бородкой замер, боясь вымолвить слово. Мы не трусливые, можем и повторить, корона с головы не упадет. Кстати, про корону. Где мой экземплярчик? Хотя и у Алекса на голове лаврового венка не хватало…

«И рогов тоже!» – хихикнуло мое альтер эго. Скоро со стенами буду разговаривать, раз больше не с кем.

– Ваш гость, дорогой супруг. – На слове дорогой Алекс закашлялся. – Что же ты так неаккуратно! – Под ошалелым взглядом мужа я промокнула белой салфеткой его рот, едва успев отнять руку. Тшш, она мне еще нужна, а то откусишь и не заметишь. – Так вот, он интересовался, кому достанутся земли маркиза Лабутье. – Я с напускным интересом рассматривала листья салата, наколов их на вилку.

– Никому, – «отмер» Алекс и принялся за еду. Тишина, нарушаемая только звоном столовых приборов о фарфоровые тарелки, давила.

– А что там за земли? – невинно поинтересовалась, когда тишина стала невыносимой.

– Небольшие земли в центре империи, что всегда принадлежали моей семье, – охотно пояснил граф, – но путем обмана и подкупа их заполучил маркиз Лабутье. Мы пытались вернуть имения себе, но он не шел на контакт. Вражда длилась двести лет, пока полгода назад Лабутье не решил затеять переворот. Милостивый его величество Александр, – мужчина еще больше сжался, словно ожидал смерти после подобной фразы, – вовремя среагировал, наказав неверных. Всех участников сговора казнили, а детей отправили на воспитание дальним родственникам.

– Это же жестоко!

– Нет, его величество – самый добрый и честолюбивый человек. Он даровал жизнь невиновным и публично казнил причастных, чтобы другим неповадно было. Сейчас же земли пустуют. Очень жаль, столько земли…

Какие, к черту, земли, если он детей сиротами оставил? А что, если их подставили, да вот этот самый графчик и подставил? Мнение об этих двух резко изменилось.

– Казнили? А суд? Доказательства? – не могла успокоиться я.

– Их вина была неоспорима, – тихо сказал Александр, вмешавшись в наш разговор. Он был зол, а напряжение, возникшее между нами, стало настолько сильным, что ощущалось физически.

– Неоспорима? И за что их казнили? За какой сговор? И почему сразу казнить? Тюрьмы переполнены? – Я не могла сдержать злости. В голове не укладывалось, что вот так просто людей лишили жизни, а их детей оставили без родителей.

– Это не то, чем должна интересоваться твоя прелестная головка, дорогая! – все так же тихо, но с предупреждающими рычащими нотками в голосе сказал супруг, с силой сжав вилку.

– А чем еще?! – не сдержалась я, отбросив прибор. Это бесчеловечно!

– Молчать. Или я заставлю. – Холодный бесстрастный голос, от которого застыла кровь. Говорить расхотелось, а все силы ушли на то, чтобы сдержать предательские слезы. – Ужин закончен, господа. Дворецкий вас проводит. Вам лучше забыть все, что вы видели и слышали, если, конечно, не хотите последствий. – Голос супруга звучал глухо, но никто не посмел ослушаться. Меня знобило от отвращения и бессильной злости. Для него человеческая жизнь вообще ничего не значит?!

ГЛАВА 9

Элли

Едва за гостями закрылись двери, гнетущую тишину нарушил тихий голос Алекса. Сейчас я могла сравнить его полушепот с рычанием зверя и в полной мере осознать, кто сидит по левую руку от меня.

– Послушай, девочка, не говори о том, чего не понимаешь, – говорил он, не поднимая на меня глаз, словно я была недостойна взгляда, а руки с силой сжимали мраморную столешницу, грозя надломить ее. – Ты можешь хоть триста раз пытаться сделать что‑то мне назло, можешь надевать беленькие платья, весь замок перекрасить в розовый цвет, но тебе не изменить одного. Меня. Я. Всегда. Поступаю. Так. Как. Мне. Нужно. А ты здесь никто.

– Так зачем ты меня сюда привез? – На глазах блестели слезы. – К чему нужен был весь фарс с балом?

– Я тебе уже говорил. – Александр поднял на меня взгляд, и на секунду показалось, что в нем вселенская скорбь уставшего от жизни человека. Нет, показалось. Злые и колкие глаза цвета морской бури.

– Я помню, – в голове всплыл наш недавний разговор в кабинете, – про наследника. Так, может, сделаешь ребенка и сошлешь меня подальше? – Смех вперемешку со слезами распирал меня изнутри, щекотал ребра, грозя превратиться в истерику прямо сейчас.

– Может, так и сделаю!

– Отлично! – Мое лицо исказила гримаса‑улыбка. – Вся в вашем распоряжении, сир! На этом спешу откланяться! Ешьте – не подавитесь! – Громко отодвинув стул (несчастный предмет интерьера жалобно скрипнул), я выбежала из столовой и быстро поднялась по лестнице. Почему‑то до последнего боялась, что Алекс побежит следом, но он этого не сделал. Но что это было? Спокойствие или разочарование? Едва дверь моей комнаты захлопнулась, я разрыдалась, упав на кровать поверх атласного покрывала, холодившего разгоряченную кожу. Кот где‑то пропадал, но я была рада – желала, чтобы моих слабости и слез никто не видел.

Обида из‑за несправедливых слов, жалость к себе из‑за того, что до последнего верила в то, что Алекс может быть хорошим, печаль по родному дому и не очень уютным стенам академии, которые по сравнению с этим местом были просто раем, и боль. Боль одиночества, ведь моя судьба предрешена. Выхода нет, остается только смириться с положением и принять испытания с честью. Он – жесткий, сильный… и я – бледная тень, не имеющая своего собственного мнения.

Кровать прогнулась под чьим‑то весом, а на мою голову опустилась рука и стала перебирать локоны. От неожиданности я дернулась, приподняла голову от подушки.

– Что вы?.. – рядом сидела горничная. Та самая, что принесла мне платье. Полумрак, который царил в комнате вместе с лунным светом, смягчил черты ее лица, сделав их добрее и умиротвореннее.

– Не плачь, деточка, все пройдет, – мягко сказала женщина.

– Вы не понимаете, – всхлипнула я, утирая слезы. – Я здесь совсем одна, если не считать Кузи. Ни друзей, ни родных. Он ведь даже к отцу меня не отпустит!

– Элли, деточка, не плачь. Он не такой, каким хочет казаться. Просто он всегда должен был делать выбор. От этого выбора зачастую зависели жизни его родных и близких.

– Расскажи мне, – попросила, устроившись поудобнее.

– Давай мы тебя переоденем, я заплету тебе волосы и расскажу, – тепло улыбнулась женщина. – Вот, выпей. – В ее руке оказался стакан с водой.

Спустя полчаса, когда я приняла душ и переоделась в ночную рубашку, Аделаида расчесывала мои волосы, а я сидела на стуле, внимательно слушая рассказ.

– Ты знаешь, как умерли его родители?

– Нет. Не встречала нигде ничего об этом, – вопрос был столь неожиданным, что мне понадобилось время, чтобы что‑то вспомнить. А ведь действительно про них ничего не сообщалось!

– Синьора и синьор прожили короткую жизнь, а Александру пришлось возглавить империю очень рано. Ему тогда едва исполнилось шестнадцать. Да и империей это место тяжело было назвать. Небольшая страна размером с два графства, раздираемых междоусобной войной. Мать его, леди Мариам, умерла во время родов, и отец винил сына в смерти жены. Он был добрым человеком, но из‑за смерти супруги страдал и часто пил, забывая обо всем, поэтому Александру пришлось самому заботиться о себе. Стараниями его отца из небольшой, но крепкой страны будущая Темная империя, а тогда царство под названием Анисия, превратилась в бедные земли, разоренные из‑за высоких налогов и отсутствия сильной руки.

Неизвестно, что могло бы случиться, если бы Алекс, который тогда учился в академии, не вернулся домой на каникулы. Он застал отца и всех слуг мертвыми. Боюсь даже представить, что сын чувствовал в этот момент. Найти труп собственного отца и пепелище вместо замка… Он поклялся отомстить и сделал это. Учеба была заброшена, а дар парень совершенствовал самостоятельно, в свободное время, положив все силы на то, чтобы вернуть землям предков былую мощь.

Через сотню лет благодаря силе, отваге и твердому духу он вернул стране мощь времен его прадеда. Александра боялись, но уважали.

– Ладно, я поняла, как нелегко ему пришлось. – В голове не укладывалось, что Алекс так рано лишился любви и заботы. – Но он не имел права вести себя так со мной.

– А как ему вести себя с тобой? – устало покачала головой женщина. – Ты же сама его злишь.

– Я не… – попыталась возразить автоматически, но поняла, что сказать мне нечего. Ведь действительно сама провоцировала его.

– Я же вижу. Вы как два ежика – и подойти хочется, и иголки колючие. Поверь, деточка, я многое повидала на своем пути. Почему он так с тобой? А он не умеет по‑другому. Александр привык, что девушки к нему в постель прыгают сами. Не все, конечно. Некоторые кокетничают, но только для вида. Но о тех и других он наутро забывает. – От этих слов на душе стало тоскливо, словно я была на месте этих девушек. Ну уж нет! Ни за что не стану одной из них! – Еще есть такие, что вздохнуть боятся в его присутствии, сжимаются, словно он ударит их. А ты только споришь и колючки выпускаешь. Это для него ново. Сейчас, когда мальчик больше не играет в войну, ему скучно, а ты как глоток свежего воздуха.

– Вы его так хорошо знаете!

– Я уже сорок пять лет здесь работаю. Его величество взяли меня из мятежной деревни, когда почти никого не осталось в живых. – На лице женщины появилась скорбь.

– И вы на него не злитесь? Не ненавидите? – Мое удивление не знало предела.

– Нет. Иногда правителю нужны жесткость или даже жестокость, и ты как жена должна его поддерживать и не сомневаться в нем. Тем более публично. – Большего женщина сказать не захотела, и я не стала расспрашивать, увидев, что рана еще свежа и велика.

– Спасибо вам, – поблагодарила, поднявшись. Разговор с Аделаидой не принес облегчения. Одиночество и обида жгли, но все же она подарила спокойствие и умиротворение. Это обстоятельства сделали Алекса таким. То, что война отняла у него юность, ужасно, но именно это научило его жестокости, заставив пройти школу жизни в молодом возрасте. Стоп? Я его уже жалею?

Ида, пожелав мне спокойной ночи, вышла. Только жалости не хватало. Он злой, жестокий, он меня унизил и обидел. В голове всплыл образ мужчины. А еще у него красивые серые глаза и ямочки на щеках. Жаль только, что смеется он нечасто. От смятения чувств я не знала, куда себя деть.