КНИГА XXX 1 страница

1. (1) Консулы Гней Сервилий [Цепион] и Гай Сервилий [Гемин][3137](это был шестнадцатый год [203 г.] войны с Карфагеном) доложили сенату о состоянии государства, о войне и о провинциях. (2) Сенаторы постановили: пусть консулы договорятся между собой или бросят жребий, кому идти в Бруттий против Ганнибала, кому в Этрурию и Лигурию;[3138](3) получивший Бруттий примет войско от Публия Семпрония; Публий Семпроний, чья власть продлевается на год, как проконсул сменит Публия Лициния[3139], (4) а тот вернется в Рим. Лициний на войне показал себя хорошо, и не было в то время человека, которого природа и судьба так осыпали бы своими дарами: (5) он был знатен и богат; на редкость красив и силен, слыл красноречивейшим оратором, умел вести защиту в суде, говорить перед сенатом и перед народом, убеждать и разубеждать слушателей. Он был лучшим знатоком священного права. (6) А когда был консулом, приобрел и воинскую славу[3140]. Решение об Этрурии и Лигурии было таким же, как и о Бруттии; (7) Марку Корнелию командование продлили, ему велено было передать войско новому консулу, а самому отправиться в Галлию и управлять ею с теми легионами, которые в прошлом году были у претора Луция Скрибония. (8) Потом поделили по жребию провинции: Цепиону достался Бруттий, Гемину – Этрурия. (9) Преторы бросили жребий о своих обязанностях: Пету Элию[3141]достались судебные дела в Городе; Публию Лентулу – Сардиния; Публию Виллию – Сицилия; Квинтилию Вару – Аримин с двумя легионами, которыми прежде командовал Спурий Лукреций. (10) Лукрецию власть была продлена, с тем чтобы он отстроил Геную[3142], разрушенную пунийцем Магоном. Публию Сципиону власть продлили не на определенный срок, но до окончания войны в Африке. (11) Постановили совершить молебствие по случаю его переправы в Африку: пусть это дело послужит на благо народу римскому, самому полководцу и его войску.

2. (1) В Сицилии набрано было три тысячи солдат – ведь отборное войско, стоявшее в этой провинции, было перевезено в Африку; побережье Сицилии решили охранять с сорока кораблями на случай появления здесь вражеского флота из Африки. (2) Тринадцать новых кораблей привел в Сицилию Виллий; прочие – старые, остававшиеся в Сицилии, – были приведены в порядок. (3) Командовать этим флотом поставлен был Марк Помпоний – ему, претору прошлого года[3143], власть была продлена; он посадил на суда новобранцев, прибывших из Италии. (4) Столько же кораблей и такую же власть решено было дать Гнею Октавию, тоже претору прошлого года7a, для охраны сардинского побережья. Претору Лентулу велено было предоставить для этих судов две тысячи солдат. (5) Побережье Италии тоже нельзя было оставлять беззащитным (ведь неясно было, куда пошлют свой флот карфагеняне) – здесь охрана поручена была Марку Марцию, тоже претору прошлого года, и с тем же числом кораблей. (6) По постановлению сената консулами набрано было три тысячи солдат для этого флота и два городских легиона на всякий непредвиденный случай. (7) Испания со своим войском была оставлена прежним командирам – Луцию Лентулу и Луцию Манлию Ацидину. Римляне в этом году вели войну, имея двадцать легионов и сто шестьдесят военных кораблей[3144].

(8) Преторам было велено отправляться в свои провинции. Консулам приказали до отъезда из Города устроить Великие игры – в свое время Тит Манлий Торкват дал обет[3145]справить их, если через четыре года в государстве все будет столь же благополучно.

(9) Людей волновали новые знамения, о которых сообщали из многих мест: поверили, что вороны не только расклевали золото на Капитолии, но и съели его; (10) мыши в Антии погрызли золотой венок; на поля вокруг Капуи опустилась туча саранчи, неизвестно откуда взявшейся; (11) в Реате родился жеребенок о пяти ногах; в Анагнии по небу то там то сям мелькали огни[3146], потом вспыхнул огромный факел; (12) в Фрузиноне солнце опоясало узкое кольцо[3147], которое затем оказалось внутри круга большего, чем солнце; под Арпином осела земля и на ровном месте сделался огромный провал. (13) У одного из консулов при жертвоприношении печень первого закланного животного оказалась без головки[3148]. Для отвращения страшных предзнаменований крупные животные принесены были в жертву богам, которых указала коллегия понтификов.

3. (1) Выполнив все это, консулы и преторы отправились в свои провинции, но каждого заботила только Африка, словно она досталась ему: то ли все понимали, что там решается судьба войны и государства, то ли хотели расположить к себе Сципиона, на которого были устремлены взоры всей Италии. (2) Не только из Сардинии, как уже было сказано[3149], но из Испании и Сицилии к нему слали одежду и хлеб; из Сицилии еще и оружие и всякого рода припасы. (3) Сципион всю зиму не прекращал военных действий, дел хватало повсюду; он осаждал Утику, наблюдал за лагерем Газдрубала; (4) карфагеняне спустили на воду свои корабли; приготовили целый флот – перехватывать все доставляемое Сципиону.

А Сципион между тем не оставлял мыслей о примирении с Сифаком, любовный пыл которого мог уже и поостыть: он был уже давно женат[3150]. (5) Но от Сифака приносили условия мира с Карфагеном: пусть римляне уйдут из Африки, пунийцы из Италии; а если война продолжится, то нечего и надеяться, что он, Сифак, оставит карфагенян. (6) Я думаю, все велось через послов, – так говорят и большинство писателей[3151], Сифак сам не приходил в римский лагерь для переговоров, как утверждает Валерий Антиат. (7) Сперва римский командующий не хотел и слышать такого, но потом – чтобы дать своим воинам удобный повод наведываться в неприятельский лагерь – он стал менее резок в своих отказах, подавая тем самым надежду, что более частые встречи помогут уладить дело.

(8) Зимний лагерь карфагенян был целиком выстроен из дерева, кое‑как собранного в окрестностях[3152]. (9) Нумидийцы жили в хижинах из тростника, крытых циновками, беспорядочно разбросанных, где кто хотел; некоторые даже за рвом и валом. (10) Об этом донесли Сципиону, и он решил при случае поджечь вражеский лагерь.

4. (1) Вместе с послами, которых Сципион отправлял к Сифаку, он стал посылать старших центурионов, людей испытанной доблести и осмотрительности. (2) Пока послы вели переговоры, они, одетые рабами‑конюхами, бродили по лагерю, высматривая все входы и выходы, общее расположение лагеря и размещение его частей: где стоят карфагеняне и где нумидийцы, каково расстояние между лагерем Газдрубала и царским; (3) они разузнавали, как расставляют караулы и сторожевые посты, когда лучше было бы устроить засаду: ночью или днем. Послы к Сифаку ездили часто, и центурионов Сципион нарочно посылал то одних, то других, чтобы многим было во вражеском лагере все знакомо.

(4) Когда переговоры внушили наконец Сифаку, а через него и карфагенянам надежду на мир, римские послы заявили, что Сципион им запретил возвращаться без твердого ответа; (5) поэтому, если Сифак уже все решил сам, пусть сообщит о своем решении, а если ему нужно еще посоветоваться с Газдрубалом и карфагенянами, пусть советуется: сейчас как раз время или заключать мир, или воевать по‑настоящему. (6) Пока Сифак совещался с Газдрубалом, а Газдрубал с карфагенянами, у разведчиков было время все высмотреть, а у Сципиона приготовить что нужно для задуманного им дела. (7) Среди разговоров о мире обнадеженные нумидийцы и карфагеняне по обычной своей беспечности решили, что остерегаться им нечего. (8) Пришел от них наконец и ответ. Так как римляне, казалось, очень хотели мира, то в нем предложены были кое‑какие новые неприемлемые условия. Это было на руку Сципиону, который хотел сорвать перемирие. (9) Он сказал царскому послу, что доложит обо всем своему совету, а на другой день ответил: как он ни противился, мир отвергли все; больше нету надежды на мир; разве только Сифак оставит карфагенян и будет с римлянами.

(10) Таким образом Сципион прервал перемирие и мог, не нарушая слова, продолжать начатое. Спустив корабли на воду (было начало весны), он погрузил на них стенобитные и метательные машины, будто готовясь напасть на Утику с моря; (11) послал две тысячи солдат занять холм над Утикой, которым владел раньше. Он хотел и отвлечь внимание врагов от своих приготовлений (12), и обезопасить себя от вылазок из города: отправляясь к лагерям Сифака и Газдрубала, он оставлял в своем только небольшой отряд.

5. (1) Приготовив все, Сципион созвал совет и велел лазутчикам сообщить о том, что они узнали; выслушал и Масиниссу, которому известно было все, что делается у врагов, и, наконец, сам рассказал о том, что задумывал на ближайшую ночь. (2) Военным трибунам он приказал по окончании совета, как только прозвучит труба, выводить легионы. (3) Как и было приказано, под вечер войско стало выходить из лагеря, около первой стражи построилось и в полночь, идя обычным шагом, подошло к вражескому лагерю; пути было семь миль. (4) Сципион поручил Лелию часть[3153]своего войска и Масиниссу с его нумидийцами и распорядился напасть на лагерь Сифака и поджечь его. (5) Он заклинает Лелия и Масиниссу, каждого особо: ночью легко потерять осторожность – пусть они будут тем более внимательными и осмотрительными. (6) Сам он нападет на Газдрубала и карфагенский лагерь, но не раньше, чем увидит огонь в царском лагере.

(7) Все пошло быстро: едва занялись ближайшие хижины, как огонь перекинулся на соседние, охватил их и разошелся по всему лагерю. (8) Ночной пожар, конечно, вызвал большое смятение, но никто не подумал, что это поджог; люди, не взяв оружия, разбежались тушить огонь и наткнулись на вооруженных врагов. (9) Масинисса, превосходно знавший царский лагерь, расставил нумидийцев у самых выходов. (10) Многие прямо в постелях, полусонные, были застигнуты пламенем; многие бросились бежать очертя голову и в давке были затоптаны в узких воротах лагеря.

6. (1) Зарево над нумидийским лагерем первыми из карфагенян увидели караульные, а затем и другие воины, разбуженные ночной тревогой; они тоже решили, что у нумидийцев пожар возник сам собой. (2) Никто не понял, в чем дело, не догадался, что доносящийся крик поднят убиваемыми и ранеными, а не просто перепуганными среди ночи. (3) Карфагеняне, совсем не думая о врагах, выбегали без оружия из своего лагеря – из всех ворот, какие кому были ближе. Они несли с собой только то, что могло понадобиться для борьбы с огнем. Тут они и натыкались на римское войско. (4) Их всех перебили – не только из ненависти к врагу, но чтобы не осталось никого, кто известил бы своих. Сципион сейчас же бросился к воротам, в этой суматохе не охранявшимся; (5) подожжены были ближайшие строения, сначала во многих местах вспыхнули отдельные огни, затем они слились в один огненный поток, поглотивший все. (6) Полуобгорелые люди и животные кинулись бежать сломя голову и завалили своими трупами дорогу к выходу; кто не сгорел, был убит: два лагеря были уничтожены в одну ночь. (7) Оба вождя, однако, и (из стольких тысяч!) только две тысячи пехотинцев и пятьсот всадников[3154]спаслись бегством, растеряв часть оружия, почти все и раненные и обожженные. (8) Перебито было и погибло в огне около сорока тысяч человек, пленено больше пяти тысяч, в том числе много знатных карфагенян, одиннадцать сенаторов; (9) знамен было захвачено сто семьдесят четыре; нумидийских коней больше двух тысяч семисот, слонов шесть, а погибло и сгорело их восемь. Огромное количество захваченного оружия Сципион сжег, посвятив Вулкану[3155].

7. (1) Газдрубал с немногими сопровождающими прибыл в ближайший город африканцев[3156]; туда же следом за вождем собрались все, кто уцелел. Опасаясь, что его выдадут Сципиону, Газдрубал ушел; (2) вскоре явились римляне: ворота перед ними были распахнуты; жителей ничем не обидели, так как они сдались добровольно. Еще два города были взяты и разграблены один за другим; всю взятую там добычу и все, что удалось в горевшем лагере выхватить из огня, отдали солдатам. (3) Сифак расположился милях в восьми оттуда в укрепленном месте; Газдрубал поспешил в Карфаген, чтобы там в страхе не приняли какое‑нибудь малодушное решение. (4) В городе все были напуганы новым поражением и сперва даже уверились, что Сципион, бросив Утику, сразу пойдет осаждать Карфаген. (5) Суфеты[3157]– они облечены как бы консульской властью – созвали сенат. (6) Обсуждали три предложения: одно – отправить к Сципиону послов просить мира; другое – вызвать Ганнибала спасать отечество; третье, достойное римской непоколебимости в несчастье, – (7) пополнить армию и убедить Сифака не прекращать войны. Так как Газдрубал находился тут же и вся партия Баркидов хотела войны, это предложение победило.

(8) Начался воинский набор в городе и по селам, отправили послов к Сифаку, который и сам готовился к войне не щадя средств; его опять убедила жена, но теперь уже не ласками, какими улещают влюбленного: (9) обливаясь горькими слезами, она умоляла Сифака не бросать ее отца и отечества, не допустить Карфагену погибнуть в таком же пожаре, какой уничтожил лагерь. (10) Послы очень кстати принесли обнадеживающие известия: они встретили под городом Оббой четыре тысячи кельтиберов, отборных молодых воинов, нанятых вербовщиками в Испании; на днях прибудет и Газдрубал с войском отнюдь не ничтожным. (11) Сифак не только благосклонно ответил послам; он показал им множество нумидийцев, сошедшихся в город, которым как раз в эти дни раздавал оружие и лошадей; он уверял, что с ним пойдет вся молодежь его царства. (12) Он знает, что не в бою разбит, а осилен пожаром; знает, что на войне побежден тот, кто побежден оружием. (13) Так ответил он послам. Через несколько дней войска Сифака и Газдрубала вновь соединились. Всего солдат у них было около тридцати тысяч[3158].

8. (1) Сципион, словно война с Сифаком и Карфагеном была окончена, обратил все старания на осаду Утики. Он как раз подводил к городу стенобойные машины, когда его известили, что война опять началась. (2) Он оставил под Утикой небольшие отряды солдат и моряков – пусть думают, что осада продолжается, – а сам с отборным войском двинулся на врага[3159]. (3) Сначала он расположился на холме, отстоявшем мили на четыре от царского лагеря, а на другой день с конницей спустился к Великополью[3160]– так называют равнину у подножия этого холма. Он нападал на вражеские посты, тревожа врага мелкими схватками. (4) Следующие два дня прошли в беспорядочных вылазках с обеих сторон: ничего, достойного упоминания, не произошло; на четвертый день началось настоящее сражение.

(5) Сципион поставил на передовой гастатов, за ними принципов, в резерве триариев;[3161]на правом фланге италийскую конницу, на левом – нумидийцев и Масиниссу. (6) Сифак и Газдрубал выставили против италийской конницы нумидийцев, против Масиниссы карфагенян; в центре против легионов с их знаменами – кельтиберов. (7) Выстроившись, вступили в бой. При первом же столкновении и нумидийцы и карфагеняне, стоявшие на обоих флангах, были отброшены: нумидийцы, в большинстве набранные по деревням, не смогли устоять перед римской конницей, а карфагенские солдаты, тоже новобранцы, – перед Масиниссой, всегда грозным, а сейчас еще разгоряченным недавней победой.

(8) Лишившиеся прикрытия с флангов кельтиберы держались стойко: на бегство в незнакомом месте рассчитывать им было нечего и нечего было надеяться на прощение от Сципиона: он столько сделал для них и для их племени, а они явились в Африку и нанялись против него воевать. (9) Окруженные со всех сторон врагами, они падали один за другим, мужественно принимая смерть. Все были заняты ими, так что у Сифака и Газдрубала было время убежать. Ночь опустилась на победителей, уставших от резни, длившейся дольше, чем битва.

9. (1) На следующий день Сципион отправил Лелия и Масиниссу со всей конницей, римской и нумидийской, и с легковооруженными пехотинцами в погоню за Сифаком и Газдрубалом[3162]. (2) Сам он с основной частью войска двинулся на окрестные города, подвластные Карфагену, и подчинил их Риму – то обнадеживая, то запугивая, то действуя силой.

(3) Ужас обуял Карфаген: Сципион с войском вот‑вот покорит всю округу и быстрее, чем ждут, подойдет к Карфагену. (4) Поправляли стены, выводили оборонительные сооружения, и каждый привозил с полей для себя припасы на случай долгой осады. (5) О мире заговаривали редко, чаще о том, что надо отправить послов к Ганнибалу, чтобы вызвать его сюда. (6) Большинство предлагало[3163]отправить флот, предназначавшийся для перехвата грузовых кораблей, под Утику, чтобы там уничтожить стоявшие на якоре и неохраняемые суда, а может быть, и лагерь моряков[3164], оставленный с малым гарнизоном. (7) Почти все склонялись к этому замыслу, но все‑таки решили послать за Ганнибалом. Ведь если даже флот превосходно справится со своим делом и облегчит участь осажденной Утики, (8) то для защиты самого Карфагена все равно остается только один вождь – Ганнибал и только его войско. (9) На следующий день были спущены на воду корабли, а послы отправились к Ганнибалу; все делалось стремительно – судьба подхлестывала, – и каждый считал, что малейшее промедление сделает его изменником общему делу.

(10) Медленно следовало за Сципионом войско, нагруженное добычей из многих городов; Сципион отослал пленных и прочую добычу в свой старый лагерь под Утикой; по пути в Карфаген он занял Тунету[3165], брошенную бежавшей охраной; (11) она отстоит от Карфагена миль на пятнадцать, укреплена природой и трудом людей; (12) ее видно из Карфагена, а из нее открывается широкий вид на этот город и на окружающее его море.

10. (1) Римляне были заняты там возведением вала, когда заметили, что вражеский флот направляется из Карфагена в Утику. (2) Работы оставлены, объявлен поход, легионы быстро строятся: нельзя допустить, чтобы был уничтожен флот, корабли которого, обращенные к суше и участвующие в осаде, совершенно не готовы к морскому сражению. (3) И как могли противостоять флоту, подвижному, хорошо оснащенному и вооруженному, корабли с метательными и стенобойными машинами, превращенные в грузовые суда или подведенные к стенам так близко, что с них туда можно было подняться, как с насыпи или с моста. (4) Придя в Утику, Сципион поставил, против принятого в морских битвах обыкновения, боеспособные военные корабли[3166]у самой суши, в последнем ряду, (5) а перед врагом выстроил словно стену, четыре ряда грузовых; и чтобы во время сражения эти ряды не расстроились, он, перекидывая с корабля на корабль мачты с реями, связал все вместе крепкими канатами, а сверху устроил из досок настил, (6) по которому можно было ходить вдоль всего ряда судов. Под этими мостиками оставлены были проходы для сторожевых судов; они могли и пройти к врагу, и скрыться в безопасное место. (7) Все это было сделано наскоро – время не ждало, – на грузовых судах разместили с тысячу отборных солдат и приготовили огромный запас метательного оружия, чтобы его хватило на длительный бой. (8) Приготовившись таким образом, стали ждать врага.

Карфагеняне, поторопись они, при общем беспорядке и замешательстве все бы разрушили первым же ударом. (9) Но угнетенные поражениями на суше и теперь даже морю (где были сильнее) не доверявшие, они медленно плыли весь день и лишь под вечер пристали в гавани, которую африканцы называют Рузукмоной[3167]. (10) На следующий день перед солнечным восходом карфагеняне выстроили свой флот как бы для правильного морского сражения, рассчитывая, – что римляне пойдут на них. (11) Так они простояли долго и наконец, видя, что враг не шевелится, напали на грузовые корабли.

(12) Началось нечто совсем не похожее на морское сражение и скорее напоминавшее нападение кораблей на городские стены. Грузовые суда были несколько выше; (13) карфагеняне с военных кораблей зря посылали вверх свои стрелы и дротики; более тяжелое оружие, с силой пущенное сверху, с грузовых судов, поражало вернее. (14) Сторожевые корабли и другие легкие суда, проходившие под настилом, разбивались при первом же столкновении с большими военными кораблями. (15) Впрочем, оказываясь среди вражеского флота, они мешали и римским солдатам, которые, боясь попасть в своих, не бросали дротиков.

(16) В конце концов карфагеняне стали зацеплять римские корабли железными крючьями, насаженными на шесты. (17) Невозможно было перерубить ни эти крюки, ни цепи, к которым их прикрепляли, чтобы забросить. И каждый военный корабль, отходя назад, тащил за собой на крюке грузовой. (18) Видно было, как лопаются канаты, соединявшие между собой грузовые суда, как один корабль порой тащил целую связку. (19) Мостки над первым рядом судов были сломаны, и солдатам едва удалось перепрыгнуть на второй ряд. (20) Почти шестьдесят грузовых судов, зацепленных за корму, доставили в Карфаген – удача не стоила ликования, ею вызванного, но была тем приятнее, что среди беспрерывных горьких поражений блеснула вдруг карфагенянам эта нечаянная радость. (21) Ясно было и другое: римскому флоту пришел бы конец, если бы командиры карфагенских кораблей не промешкали и не поспел бы вовремя Сципион.

11. (1) Почти в эти же дни Лелий и Масинисса после пятнадцатидневного перехода прибыли в Нумидию; мезулии с радостью предоставили отцовское царство Масиниссе, как царю, давно желанному. (2) Все гарнизоны Сифака и все их начальники были выгнаны; сам он остался при своем старом царстве, отнюдь не собираясь на том успокоиться. (3) Его, больного любовью, подстрекали жена и тесть; воинов и коней было вдоволь, и силы царства, накопленные за многие годы процветания, внушили бы самонадеянность и не такому необузданному варвару. (4) Сифак собрал всех своих подданных, годных к военной службе, раздал им коней и оружие, распределил их так, как научился когда‑то[3168]у римских центурионов – всадников по турмам, а пехотинцев по когортам, – (5) и двинулся на врага с войском не меньшим, чем прежнее, хотя новонабранным и плохо обученным.

(6) Он поставил лагерь поблизости от неприятельского; сперва лишь по нескольку конных разведчиков отдалялись от своих постов, высматривая врага с безопасного расстояния; их отгоняли дротиками, и они возвращались к своим; затем начались вылазки уже с обеих сторон – досада разжигала отогнанных, к ним присоединялись все новые всадники. (7) И вот возбужденная конница уже рвется в бой; надежда собирает своих к побеждающим, гнев – к оттесненным.

(8) Сражение начали немногие, но скоро боевой пыл охватил и вовлек в сражение всю конницу обоих враждующих сторон. Пока сражались только конники, трудно было выдерживать натиск масесулиев, большие отряды которых Сифак бросал в бой; (9) но, когда римские пехотинцы, пройдя через раздвинувшиеся ряды своей конницы, выстроились перед вражеской, устрашенные варвары сначала ослабили натиск, (10) затем остановились, сбитые с толку этим новым способом вести бой, и в конце концов стали отступать не только перед пехотой, но и перед конницей, осмелевшей потому, что пехота ей помогла. (11) Уже подходили под знаменами легионеры, и масесулии не выдержали не то что первого столкновения, но даже самого вида их оружия и знамен, то ли напомнившего им о прежних поражениях, то ли вселившего в них неодолимый страх.

12. (1) Тогда перед вражескими отрядами появился Сифак – разъезжая у всех на виду, он рассчитывал устыдить бегущих и остановить их, но лошадь под ним была тяжело ранена; он упал и был взят в плен. (2) Живого потащили его к Лелию – для всех, и особенно для Масиниссы, зрелище радостное.

(3) В Цирте[3169]– столице Сифака – после битвы собралось много спасшихся бегством. (4) Ведь в этой битве перебили меньше врагов, чем обычно бывает при таких победах, так как бой вела только конница. (5) Убитых было не более пяти тысяч и вполовину меньше пленных, взятых в лагере, куда кинулись люди, потрясенные утратой царя. (6) Масинисса сказал, что для него сейчас не было бы ничего радостнее, чем посетить, одержав победу, отцовское, наконец возвращенное царство, но сейчас не время для передышки – удачи, как поражения, задержек не терпят. (7) Если Лелий разрешит ему прийти в Цирту первым – со своей конницей и с пленным Сифаком в цепях, – то он на всех наведет такой страх, что никто и не подумает о сопротивлении; Лелий может не спеша следовать за ним. (8) Лелий согласился; Масинисса, первым прибывший к Цирте, приказал созвать для переговоров городскую знать. О судьбе царя в городе не знали, и ни рассказом о том, что произошло, ни угрозами, ни уговорами Масинисса не мог ничего добиться – тогда он вывел царя в цепях. (9) Зрелище всех ужаснуло, поднялся плач; некоторые в страхе ушли со стен, другие, рассчитывая на милость победителя, открыли ему ворота. (10) Масинисса расставил караулы у всех ворот, а где было нужно, еще и у стен, чтобы закрыть врагам все пути к бегству, а сам поскакал занять царский дворец.

(11) На самом пороге прихожей к нему кинулась Софониба[3170], жена Сифака, дочь карфагенянина Газдрубала. Увидев Масиниссу в толпе вооруженных и признав в нем царя – как по оружию, так и по манере держаться, – она упала к его ногам: (12) «Боги, твоя доблесть и счастье даровали тебе полную власть над нами, но если пленница смеет умолять того, кто властен над ее жизнью и смертью, если я смею касаться твоих колен и твоей победившей десницы, (13) то заклинаю тебя царским достоинством, которое еще недавно облекало нас, именем народа нумидийского, к которому принадлежите вы оба – и ты и Сифак, наконец, божествами этого царского дворца, (14) пусть они тебя примут при знамениях более благоприятных, чем те, с какими они провожали отсюда Сифака. Смилуйся над умоляющей: реши сам по своему усмотрению судьбу твоей пленницы, но не допусти ее оказаться во власти надменного и жестокого римлянина. (15) Будь я только женою Сифака, я и то предпочла бы положиться на честность нумидийца, своего земляка, а не чужака‑иностранца. (16) Чем страшны римляне карфагенянке, дочери Газдрубала, ты знаешь. Если иначе нельзя, молю и заклинаю тебя: освободи меня смертью от власти римлян».

(17) Она была в расцвете юности, на редкость красива; в ее просьбах, когда она, то обнимая колени Масиниссы, то беря за руку, молила не выдавать ее римлянину, звучало столько ласки, (18) что душу победителя переполнило не только сострадание – нумидийцы покорны богине любви[3171], – пленница пленила победителя. Подав ей правую руку, Масинисса пообещал исполнить все ее просьбы и ушел во дворец. (19) Тут он начал сам с собой обсуждать, как ему исполнить свои обещания. Ничего он придумать не мог, и любовь подсказала ему решение опрометчивое и бесстыдное: (20) он вдруг велит немедленно, в этот же самый день, готовиться к свадьбе, чтобы ни Лелий, ни сам Сципион не смогли распорядиться Софонибой как пленницей – она уже будет женой Масиниссы. (21) Когда свадьбу справили, явился Лелий; он был так раздосадован, что собирался отправить Софонибу прямо с брачного ложа к Сципиону вместе с Сифаком и прочими пленными. (22) Мольбами Масинисса добился, чтобы решение о том, с кем из двух царей должна разделить судьбу Софониба, было отложено и предоставлено Сципиону. Отослав Сифака и пленных, Лелий с помощью Масиниссы овладел остальными нумидийскими городами, где держались еще царские гарнизоны.

13. (1) Когда разнеслась весть, что Сифака ведут в лагерь, сбежалась поглазеть, как на триумфальное шествие, целая толпа. (2) Впереди в цепях шел он сам, за ним следовали знатные нумидийцы. И тогда все, кто как мог, стали превозносить Сифака и его прославленный народ, возвышая тем самым и собственную победу: (3) вот он, тот царь, которого так возвеличили оба народа, могущественнейшие на земле, карфагенянский и римский; (4) некогда Сципион, предводитель римлян, ища его дружбы[3172], отправился с двумя квинкверемами в Африку, оставив и войско, и свою провинцию Испанию. (5) Газдрубал, предводитель карфагенян, не только сам явился к нему в его царство, но и выдал за него замуж свою дочь. Было время, когда в его власти оказались и карфагенский вождь, и римский[3173]. (6) И как обе стороны, принося жертвы, молили бессмертных умилосердиться, так обе искали и его дружбы. (7) Он был настолько могуществен, что Масиниссе, изгнанному из своего царства, приходилось, чтобы уцелеть, распускать слух о собственной смерти, скрываться, жить, как лесной зверь, добычей[3174].

(8) Так толковали вокруг; царя провели в палатку Сципиона. Судьба Сифака, былая и нынешняя, воспоминание о его союзе с Римом и его дружеском гостеприимстве взволновали Сципиона. (9) И, вспомнив о том же, Сифак решился заговорить с победителем. Что ему было нужно, спросил Сципион, почему он не только отвернулся от римлян, но и начал, никем не принуждаемый, войну с ними? (10) Сифак не оправдывался: он виноват, он поступил как безумец, но еще раньше, чем поднял оружие против римского народа: этим его безумие завершилось – не началось; (11) разум его помутился тогда, когда, забыв об узах гостеприимства и о договоре меж государствами, он ввел в свой дом женщину‑карфагенянку. (12) Дворец его сгорел от пламени брачных факелов; эта фурия, эта чума ласкала и улещивала его и не успокоилась, пока не лишила его разума, не отвратила от друзей, пока своими руками не дала ему оружие против гостя и друга. (13) Его, погибшего, сломленного, утешает лишь то, что теперь эта чума и фурия пришла в дом самого ненавистного ему человека. (14) Масинисса не разумнее Сифака и также необуздан, а по молодости своей он и неосторожнее: женившись на ней, он поступил еще глупее и опрометчивее, чем сам Сифак[3175].

14. (1) Слова эти были подсказаны не только ненавистью к врагу, но и ревностью любящего, который знает, что любимая у соперника. Сципиона они очень встревожили[3176]. (2) Все подтверждало упреки Сифака: Масинисса справил свою свадьбу только что не в разгар сражения; не подождал Лелия, не посоветовался с ним; эта головокружительная спешка – в один и тот же день он и увидел пленницу, и женился на ней, и принес свадебную жертву домашним богам своего врага. (3) Все это казалось Сципиону тем более отвратительным, что сам он в Испании, тоже юноша, не дал себя прельстить ни одной из красивых пленниц[3177].