Петр Савицкий — идеолог Великой Евразии

Понять не понимаемое умом...

Панорама русской мысли, русской культуры в целом отличается главным и фундаментальным качеством — парадоксальностью. Эта парадоксальность сопряжена с отсутствием законченной и полной кон­цептуальной картины, изложенной в спектре рациональных дискур­сов. Грани русских теорий и учений всегда размыты... Основные век­тора мысли перемешаны и заслонены множеством случайных и нео­бязательных замечаний, отступлений, деталей, импрессий. Русская мысль — даже научная или политическая — всегда литературна.

Это ведет к тому, что строго разметить пространство русского интеллектуализма на основании собственных, имманентных русской культуре, критериев практически невозможно. Складывается стран­ная картина полемики или исторических споров, в которых сплошь и рядом ставятся совершенно невозможные в западной культуре вопро-сы (например, существовала ли русская литература до Ломоносова? Есть ли такое явление как "русское богословие" или это лишь инер-циальное воспроизведение поздневизантийских клише? и т.д.) Иными словами, под вопрос ставятся сплошь и рядом не частности, но сам факт существования того или иного явления, а это придает всему дискурсу несколько лунатичный характер, как будто кто-то силится проснуться ото сна, отличить фантомы сновидений от прорезающей­ся яви, восстановить картину прошлого, как оно было, а не как шеп­чут о нем неразвеявшиеся грезы — силится, но ... не может, снова срывается в полудрему.

Это обстоятельство вполне применимо ко всей русской культуре. В равной (а может, и в большей) степени применимо оно и к евразий-ству, особому и крайне Интересному явлению в русской мысли. Это-явление, на первый взгляд, размыто и неопределенно, противоречиво и парадоксально. Но вместе с тем оно исключительно тем, что не просто представляет собой одну из разновидностей русской мысли, а пытается концептуализировать саму специфику этой мысли, дать са­мый общий контур того, что является основной и главной чертой "русского субъекта", понятого в самом широком смысле — как на­род, государство, религиозный тип, геополитический организм, конк­ретная национальная личность. Евразийство пытается не просто мыс­лить в полусне, как все русские, но стремится концептуализировать это состояние, предлагает систему, учитывающую всю серию парадок­сов, которая составляет характерную атмосферу национального миро­воззрения в его общем виде.

Уже постановка такой задачи делает евразийство уникальным и беспрецедентным явлением в русской истории. Ведь речь идет о систе­матизации того, что, по выражению Фета, "нельзя понять умом".

В евразийстве мы сталкиваемся с двойной степенью неопределен­ности — неопределенностью, свойственной самой русской мысли, и попыткой широкой систематизации этой неопределенности в новую неопределенную, но обладающую своей собственной логикой, концеп­цию. Если принять во внимание еще обстоятельство, что в нашем положении мы также имеем дело с чрезвычайно запутанной идеологи­ческой ситуацией, в которой сосуществуют на равных основаниях взаимоисключающие друг друга философско-идеологические установ­ки — как продукты духовного смятения нашей неясной эпохи, то выносить суждение о евразиистве и оценивать успех или неудачу это­го начинания становится в высшей степени трудно.

Но мы, сознавая всю рискованость предприятия, все же попытаем­ся это сделать.

Отцами-основателями евразийства могут считаться три человека: Николай Сергеевич Трубецкой, Петр Николаевич Савицкий и Нико­лай Николаевич Алексеев. На определенном этапе к ним примыкали такие известные люди, как Г.В. Вернадский, Г.В.Флоровский, П.М.Би-цилли, А.В.Карташев, Н.Н.Алексеев и т.д. Евразийцами второго по­рядка могут быть названы П.П.Сувчинский, П.С. Арапов, П.Н. Ма-левский-Малевич, В.Н.Ильин (не путать с крайне правым монархис­том И.А.Ильиным — злостным противником евразийства), Н.П.Рклиц-кий, В.П.Никитин, А.Я.Бромберг, кн. Д.Святополк-Мирский, М.В.Шах-матов, И.В.Степанов и т.д.

Если первый интеллектуальный толчок движению дал основопола­гающий труд Н.Трубецкого "Европа и человечество", то главным иде­ологом евразийства, его вождем следует назвать именно Петра Савиц­кого. Конечно, евразийство было сугубо коллективным движением, в общей сложности на протяжении всей его истории оно объединяло вокруг себя множество людей — евразийские митинги и конференции собирали тысячи участников, а влияние их идей распространялось на широкие круги русской эмиграции и даже на значительные секторы спецов и попутчиков, оставшихся в Советской России и принявших советскую власть со значительными оговорками. Но все же в центре всего движения стоял один человек Петр Савицкий, именно он был душой евразийства, его бесспорным лидером, его лицом. Другие вид­ные евразийцы - Н.С. Трубецкой, Г.В.Флоровский, Г.В.Вернадский, Л.П. Карсавин утвердились как авторитеты в какой-то конкретной области — Трубецкой как лингвист, Флоровский как богослов, Вер­надский как историк, Карсавин как философ, а к евразийству они примыкали в качестве признанных авторитетов в иных сферах. Савиц­кий же — несмотря на профессиональную подготовку в географичес­кой науке, правоведении, теории международных отношений и т.д. — был собственно евразийцам по преимуществу, евразийцем номер 1, подобно тому, как Ленин, являвшийся философом и публицистом, был в первую очередь большевиком, а потом уже всем остальным.

Петр Николаевич Савицкий родился на Черниговщине в дворянс­кой семье. Позже в своих статьях он будет подчеркивать свое мало­российское происхождения в полемике с украинскими самостийника­ми, упрекавшими евразийцев в узко-великоросской идее.

Образование Савицкого было техническим. Он окончил Петрог­радский политехнический институт по специальности экономист-гео­граф. Блестящее знание иностранных языков и компетентность в об­ласти международных отношений способствовали тому, что уже в ранней юности он занимает в Русской миссии в Норвегии должность секретаря-посланника.

Его политические взгляды изначально сформировались под влия­нием партии кадетов, т.е. он был умеренным национально ориентиро­ванным либералом. Идеологи кадетов — П.Струве и знаменитый уче­ный В.И.Вернадский — были для него основными учителями. В пол­ном соответствии с кадетской логикой Савицкий не принимает Ок­тябрьской революции и становится на сторону белых. Он участвует в правительстве Врангеля, где занимает важную должность — первого помощника-секретаря Петра Струве, министра иностранных дел в этом правительстве.

После поражения белых он оказывается в Галлиполе, а позже в Праге, традиционном пристанище для белой эмиграции. Здесь в Праге и начинается история евразийства.

Савицкий знакомится с трудами Трубецкого, а также с ним самим и предлагает ему учредить новое идеологическое движение на основа­нии тех идей, которые Трубецкой наметил в своей'^книге.

Так появляется первый евразийский сборник "Исход к Востоку: предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев" (София, 1921). В нем в сжатой форме излагаются основные принципы движения, новизна и смелость которого потрясла все русскую интеллектуаль­ную элиту того времени. На этот сборник откликнулись практически все крупные фигуры того времени — Струве, Бердяев, Милюков, Ильин, Краснов, Гиппиус и т.д. Отныне именно отношение к евразий­цам и их тезисам будет отличительной чертой для самоопределения идеологической позиции русской эмиграции. Те, кто отнесутся сочув­ственно и положительно к их программе, составят фракцию Третьего Пути (ни большевизма, ни царизма). Те, кто отвергнут ее, однозначно отождествятся с антикоммунистической консервативной или либераль­ной реакцией. "Исход к Востоку" — первая законченная и последо­вательная декларации русской Консервативной Революции, того пара­доксального движения, которое было чрезвычайно популярно в эту эпоху в Европе и дало жизнь некоторым известным тоталитарным режимам.

В центре сборника стоят Савицкий и Трубецкой. Причем Савиц­кий формулирует основные принципы резче, яснее, дерзновеннее, чем его коллеги. В некотором смысле, это произведение Савицкого, его яркий, гениальный и до конца не понятый ни тогда, ни сейчас вклад в русскую культуру, в становление русского мировоззрения.

Евразийство захватило умы, и в результате инициатива получила свое развитие. В 1922 году последовал второй сборник — "На путях. Утверждение евразийцев". Позднее стали выходить отдельные номера "Евразийского временника", а в 1926 году программный документ "Ев­разийство. Опыт систематического изложения.", большая часть кото­рого написана Савицким. Кроме того, спорадически появлялись вы­пуски "Евразийской хроники".

За всеми этими инициативами всегда ясно проступает личность Савицкого — он пишет большинство манифестов, определяет планы и темы изданий, редактирует материалы, организует симпозиумы и кон­ференции. При этом надо учитывать, что все это происходит в тяже­лейших моральных условиях, в эмиграции, при полной оторванности от горячо любимой, обожествляемой евразийцами России. А кроме того, двусмысленность евразийского Третьего Пути, его принципиаль­ный и декларируемый разрыв и с правыми (рыночниками, царистами, консерваторами) и с левыми (большевиками), автоматически создает врагов в обоих секторах расколотого Революцией и Гражданской вой­ной русского общества.

Савицкий является истинным вождем евразийства, уступая руково­дящие роли в официальных евразийских структурах Н.Трубецкому лишь по соображениям старшинства. На самом деле, Трубецкой — чистый интеллектуал, не склонный к политическому активизму. В Вене, где Трубецкой жил, так никогда и не было создано полноценной евразийской ячейки, тогда как в Праге, Белграде и Софии Савицкому лично удалось создать многочисленные и прекрасно организованные структуры.

Один участник евразийского движения так описывал психологи­ческий портрет Савицкого: "Савицкий, конечно, лидер... Он является крестным отцом евразийской идеологии... Он хорошо и всесторонне образован. Kpoke того, он в высшей степени одаренный человек, спо­собный мыслить логически. Диалектически его способности развиты великолепно. Ко всем его интеллигентским дарованиям надо приба­вить основной стержень — бешеное честолюбие, которое нельзя по­нимать вульгарно. Его привлекает не министерский портфель. Его идеал — Ленин, вождь и пророк масс..."

В середине 20-х годов евразийское движение входит в полосу за­тяжного кризиса. Намечается раскол между правой и левой версиями Третьего Пути. Это вполне логично — долго выдерживать напряже­ние новаторского, парадоксального синтеза, да еще при попытках при­дать ему идеолого-политическую нагруженность, невероятно трудно. Это драма всего евразийства и личная драма Савицкого, его главного идеолога.

В Париже в 1926 году начинает выходит газета "Евразия", в кото­рой все яснее проявляется откровенная пробольшевистская направ­ленность движения. С другой стороны, Пражский кружок, объединя­ющий отцов-основателей (в частности, самого Савицкого, Алексеева, Карташова и т.д.), все более тяготеет к консервативным позициям. Дело усугубляет выход из движения Флоровского и Бицилли, кото­рые не в силах выдержать новаторство и авангардность евразийской идеологии, выбирают социальную пассивность, отрекаются от миро­воззренческой борьбы и углубляются в архивно-историческую рабо­ту, махнув рукой на бросаемый историей вызов.

Евразийство раскалывается, а к середине 30-х годов практически затухает. Левые евразийцы фактически становятся послушными инст­рументами Москвы, отказываясь от изначальной оригинальности дви­жения, а правые сосредоточивают свое внимание на узкоспециальных областях — истории, геополитике, экономике и т.д.

Сам Савицкий преподает в пражской гимназии вплоть до 1945 года, когда его арестовывают советские войска. За антисоветскую дея­тельность он получает 10 лет лагерей, где он пребывает вплоть до 1956 года. В заключении он знакомится с молодым талантливым исто­риком — сыном гениального русского поэта и не менее гениальной поэтессы — Львом Николаевичем Гумилевым. Гумилев становится прилежным учеником Савицкого, и позже именно он станет главным теоретиком и вдохновителем евразийского подхода в советской исто­риографии. Позже они снова встретятся, но уже в Праге, на научном симпозиуме. Именно у Савицкого Гумилев заимствует основные поло­жения своей собственной теории этногенеза, именно Савицкий зара­жает его интересом к Евразии, Турану, культурным циклам и т.д. Без Савицкого Гумилева не было бы... Так даже мрачные условия ссылки становятся для не сломленного евразийского интеллектуала способом распространения своих идей. И история показала, что это дало свои результаты — несравненный успех воззрений Гумилева, невероятная популярность его книг и теорий в наше время свидетельствуют о том, что, в конечном счете, главное дело жизни Савицкого не пропало даром — в евразийские исследования включились сотни русских исто­риков, интеллектуалов, географов, даже часто не осознававших, что через Гумилева и его идеи они напрямую выходят к полноте евразий­ского мировоззрения, чреватого многими имплицитными выводами, которые сам Гумилев по вполне понятным причинам не делал.

В 1956 году Савицкого освобождают и даже реабилитируют. Он возвращается в Прагу к семье. В 1961 году он публикует в эмигрант­ской прессе под псевдонимом "Востоков" тексты, описывающие его пребывание в лагере, за что снова попадает в заключение. Только вмешательство известного философа Бертрана Рассела позволяет ему выйти на свободу.

Савицкий умер в 1968 году всеми забытый, никому не нужный, гонимый, усталый, с полным ощущением того, что дело его жизни окончилось совершенным провалом.

Мы позволим себе опровергнуть это. Нет, именно он оказался прав, именно его дело имеет реальные шансы на великое будущее, именно его Россия, Россия-Евразия, окажется финальной и триум­фальной реальностью, которой суждено воплотить в себе все мисти­ческие, духовные, философские и религиозные поиски уникальной и загадочной русской души.