АНГЛИЯ НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ 1 страница

езкое изменение соотношения сил на ми­ровой арене в пользу мировой системы социализма и крайнее обострение внут­ренних противоречий капиталистического строя привели к наступлению нового, третьего этапа кризиса капитализма.

Создание развитого социалистического общества в Советском Союзе, бурный рост экономики и культуры всех стран социали­стического содружества, прогресс науки, усиление оборонной мощи стран Варшав­ского Договора и престижа социалистиче­ской внешней политики превратили мировую систему социализма в решающий фактор мирового развития. Мощная волна освободи­тельного движения народов Азии, Африки, Латинской Америки смела политическое господство империалистических держав над бывшими колониями. «В целом колониальную систему империа­лизма в ее классических формах можно считать уже ликвидирован­ной» *.

Значительный сдвиг произошел в международном рабочем и демократическом движении, рухнули фашистские режимы в Пор­тугалии, Испании, Греции. Империализм на протяжении послед­них десятилетий изыскивает различные способы продления своего господства в странах капитала, приспосабливается к условиям обострившейся классовой борьбы и научно-технической революции. Однако, как было подчеркнуто на XXIV съезде КПСС, «приспособ­ление к новым условиям не означает стабилизации капитализма как системы. Общий кризис капитализма продолжает углублять­ся»².

Коренные процессы мирового развития на современном этапе общего кризиса капитализма в полной мере проявились и в Велико-

Брежнев Л. И. Великий Октябрь и прогресс человечества. М., 1977, Брежнев Л. И. Ленинским курсом. Речи и статьи. М., 1978, т. 6, с. 590.

12—127

британии, которая, несмотря на продолжающееся падение ее ролы в системе империалистических государств, остается одной из ве­дущих держав капиталистического мира.

Экономическое положение Великобритании, ее политическая и культурная жизнь претерпели заметные изменения, особенно на­чиная с середины 50-х годов. Провал попытки удержать или вос­становить свое положение как метрополии гигантской империи (пусть даже под более уместным во второй половине XX в. назва­нием «Содружества наций»!) стал тем рубежом, который отделяет Англию послевоенную от Англии современной.

В начале XX в. Джозеф Чемберлен риторически спрашивал участников митинга, собравшегося в честь его 70-летия: «Пред­ставляете ли вы себе Британию без империи? Можно ли это себе представить?» Вплоть до суэцкой авантюры Идена и он сам, вмес­те с Черчиллем и другими «хранителями империи» из числа лиде­ров консервативной партии, и «рядовые империалисты» не желали представить себе этого. Однако после бурных ноябрьских дней 1956 г. им пришлось смириться с неизбежным и начать приспосаб­ливаться к жизни в «Британии без империи», к тому, что все спе­цифические преимущества, которыми обладал английский капита­лизм в середине XIX в., теперь окончательно утрачены: сначала, к концу XIX в., — промышленная монополия, затем, ко второй по­ловине XX в., — монополия колониальная.

История Англии последних десятилетий — это в значительной степени история попыток приспособления английской буржуазии к условиям, при которых главным источником прибылей становит­ся развитие производства в самой Великобритании. Правда, в на­стоящее время правящие круги используют неоколониалистские методы извлечения прибылей из бывших колоний и получают опре­деленные выгоды от остатков созданных в минувшие века позиций в Азии и Африке, но отставание по темпам развития от других ка­питалистических государств особенно болезненно воспринималось английской буржуазией. Прирост промышленной продукции Вели­кобритании за два десятилетия (с 1950 до 1969 гг.) составил около 70%, в то время, как во Франции — 156, в ФРГ — 256, в Ита­лии — 319, а в Японии — свыше 1000%. Англия была оттеснена за это время ФРГ и Японией на 4-е место в капиталистическом ми­ре по уровню промышленного производства.

Особенно тревожным было и остается то обстоятельство, что даже небольшой прирост промышленной продукции шел не столько за счет технического прогресса, сколько за счет строительства но­вых предприятий и, главное, — усиления эксплуатации рабочих. В Англии только 23% прироста было достигнуто в результате тех­нического перевооружения, а в ФРГ — 50, в Японии — 52, во Франции и в США — 62 %.

Перестраивать экономику страны в соответствии с новыми ус­ловиями было необходимо, тем более, что этого потребовала и бур­но развернувшаяся в 50-е и последующие годы научно-техническая

революция. Однако пути этой перестройки могли идти по-разному. Интересам подавляющего большинства английского народа и на­циональным интересам в целом соответствовал бы путь, который отстаивала КПВ — путь социалистического переустройства обще­ства и создания плановой социалистической экономики. С большей или меньшей последовательностью демократический путь отстаи­вали и левые элементы в профсоюзном движении и в лейборист­ской партии. Демократический путь разрешения стоящих перед страной экономических проблем заключался в том, чтобы изыски­вать средства на техническое перевооружение за счет резкого со­кращения военных расходов, столь же решительного расширения торговли с социалистическими странами и — главное — за счет монополий, а не трудящихся.

Вопрос о путях приспособления к новым условиям и в первую очередь о том, за чей счет английская промышленность сможет стать конкурентоспособной стал стержневым в классовой борьбе последних десятилетий. Политики и идеологи буржуазии утвержда­ют, что отставание Великобритании и все ее беды объясняются будто бы слишком высоким уровнем жизни масс, непомерными требованиями рабочего класса. Отсюда взятый монополиями и всей политической элитой (как консервативной, так и лейбористской) курс на «замораживание» зарплаты рабочих, что в условиях роста цен означало снижение реальной зарплаты. Федерация предпри­нимателей машиностроения, например, еще в 1956 г. приняла ре­шение сопротивляться требованиям рабочих о повышении зарпла­ты. В ответ на это свыше миллиона рабочих судостроительной и машиностроительной отраслей в марте — апреле 1957 г. забасто­вали. Это была очень важная для всего рабочего класса стачка (крупнейшая со времени Всеобщей стачки 1926 г.), вынудившая предпринимателей отступить от своего категорического решения и пойти на частичные уступки. Размах стачки испугал буржуазное общественное мнение, и само консервативное правительство посо­ветовало капиталистам пойти на компромисс. Весной 1962 г. ма­шиностроителям достаточно было провести однодневную стачку с участием 1,5 млн. рабочих, чтобы добиться частичной победы. Точ­но так же поступили спустя месяц и судостроители, а в октябре 1962 г. — железнодорожники. Кроме рабочих этих отраслей про­мышленности в стачках активно участвовали печатнпки, водители автобусов, углекопы и другие отряды рабочего класса.

Внутри английских профсоюзов усилилось прогрессивное дви­жение цеховых старост (шоп-стюардов). Эти избираемые непосред­ственно в цеху рабочие руководители тесно связаны с массой рабо­чего класса; их жизнь, борьба, интересы, быт, образ жизни ничем не отличаются от жизни миллионов товарищей, и в этом великая сила движения шоп-стюардов. Их нередко выбирают и на конфе­ренции профсоюзов, где они, как правило, составляют левое кры­ло. Среди шоп-стюардов немало коммунистов, которые ведут по­вседневную работу в массах. Большинство цеховых старост, ко-

12*

нечыо, не являются коммунистами, но они придерживаются боевой тактики, обычно поддерживают и организуют стачки, дают отпор правым лидерам. Разоблачая реформизм и соглашательство тред-юнионистских руководителей, Джон Голлан, избранный в 1956 г. генеральным секретарем КПВ (в связи с отставкой Г. Поллита по возрасту) говорил: «Цеховые старосты сделали для профсоюзного движения столько, сколько никогда не сделают его лидеры».

Усиление левых, боевых настроений в массах членов профсою­зов не замедлило сказаться на положении в лейбористской партии. Праволейбористские лидеры во главе с Гейтскеллом уже с начала 50-х годов повели атаку на принятый в 1918 г. 4-й пункт устава партии, в котором целью партии объявлена «национализация всех средств производства, распределения и обмена». Хотя правое руко­водство никогда не вкладывало в этот лозунг подлинно социалисти­ческого содержания, трактуя национализацию лишь как принуди­тельный и постепенный выкуп предприятий у владельцев, тем не менее даже в таком сугубо реформистском варианте он перестал их устраивать. Группа «новых мыслителей» стремилась полностью пересмотреть программу и тактику партии с таким расчетом, чтобы лишить ее каких бы то ни было элементов социализма и классовой пролетарской политики. Они прямо заявили, что партия должна стать «партией прогресса», обычной левобуржуазной партией, ни­как не связанной своей историей, ролью в ней рабочего класса. Такая постановка вопроса органически связана с популярным в праволейбористских кругах утверждением, заимствованным из бур­жуазной социологии, будто современный капитализм перестал быть капитализмом, рабочий класс — рабочим классом и все об­щество вскоре растворится в едином среднем классе.

Поражение лейбористской партии на выборах 1951 и 1955 гг. правые лейбористы использовали для атаки на пункт 4-й. Они за­являли, будто бы избиратели отвернулись от лейбористов, потому что не хотят национализации, а следовательно, в интересах возвра­щения к власти надо приспособиться к настроениям масс. В дейст­вительности причина поражений заключалась как раз в обратном: в том, что лейбористская партия не проводила подлинно социали­стической политики. Часть избирателей разочаровалась в лейбо­ристах, которые претендовали лишь на то, что они будут лучше управлять капиталистической Англией, чем консерваторы. Но если речь идет лишь об управлении капитализмом, не лучше ли голосо­вать за консерваторов, имеющих неизмеримо больший политиче­ский опыт?

В 1957 г. лейбористское руководство опубликовало программ­ный документ «Промышленность и общество», в котором заявило, что лейбористская партия не намерена «вмешиваться в управление какой-либо фирмы, которая хорошо работает».

Коммунистическая партия оценила этот документ как свиде­тельство дальнейшего сдвига лейбористского руководства вправо. Возмущение охватило широкие круги рядовых членов лейборист-

ской партии, которое и выразили левые лейбористы. Даже некото­рые вожди крупных тред-юнионов, учитывая настроения членов своих союзов, резко выступили против новых программных устано­вок. Секретарь союза железнодорожников Джон Кэмпбелл призвал влить в лейбористскую политику по вопросу о национализации «красную кровь социалистических убеждений». В начале 1958 г. была создана левая группа «За победу социализма», развернувшая энергичную кампанию за поворот партии влево, к социалистиче­ским принципам и защите насущных интересов народа. Тем не ме­нее вплоть до 1959 г. принципы, изложенные в «Промышленности и обществе», считались официальной программной установкой партии.

Правительство Макмиллана решило досрочно провести выборы в октябре 1959 г. Кризисная конъюнктура, сложившаяся в 1958 г., осталась позади, производство медленно, но неуклонно росло из месяца в месяц; кроме того, консерваторы могли использовать и внешнеполитические маневры. В начале 1959 г. Макмиллан посе­тил Москву и вел переговоры с Советским правительством о подго­товке нового совещания на высшем уровне. Этот шаг встретил под­держку английской общественности.

Лейбористы пришли на выборы с манифестом, в котором заяви­ли: «У нас нет планов дальнейшей национализации». На этот раз они получили всего 258 мест, а консерваторы — 365, хотя число голосов, отданных за обе партии, было почти равным.

Кризис в лейбористской партии достиг своего кульминационно­го пункта. Правые прямо заявили, что причиной поражения явля­ется пункт 4-й устава, и требовали его отмены. Общественную соб­ственность, заявил Гейтскелл, нельзя считать «основным принци­пом и целью социализма». На партийной конференции левые лейбористы дали решительный отпор лидеру партии. Руководи­тель крупнейшего профсоюза Англии — союза транспортных и не­квалифицированных рабочих — Ф. Казенс противопоставил фор­муле Гейтскелла следующее утверждение: «Мы можем иметь на­ционализацию без социализма, но мы не можем иметь социализма без национализации». На профсоюзных конференциях принима­лись резолюции, отвергавшие любую попытку исключить социали­стический принцип национализации из программы. Очень показа­тельно, что если в прошлом главные силы левых лейбористов сосредоточивались в местных организациях партии и в социалисти­ческих группах, то теперь именно в массовых организациях рабо­чего класса — профсоюзах, главном костяке лейбористской партии, левые получили серьезную поддержку. Это объясняется ростом левых сил в тред-юнионах, активной работой коммунистов в мас­сах, деятельностью шоп-стюардов.

В таких условиях замысел правых провалился еще до очеред­ной конференции партии, на которой должен был обсуждаться этот вопрос. Исполком лейбористской партии не решился даже поднять вопрос об исключении пункта 4-го из устава. Это была несомнон-

ная победа левых сил, хотя лидеры искусным маневром протащили на конференции 1960 г. в Скарборо специальную декларацию Гейтскелла, в которой в замаскированной форме проводились анти­социалистические взгляды. Но все же эти положения не вошли в качестве уставных принципов в основные партийные документы. Устав остался прежним. Более того, конференция приняла спе­циальную резолюцию, в которой исполкому предписывалось подго­товить следующую избирательную кампанию, «основываясь на со­циалистической программе». Как отмечал Дж. Голлан, решения конференции 1960 г. «не оставили никаких сомнений в глубоком и страстном стремлении рабочего движения к построению социали­стической Британии». Конечно, после поражения в Скарборо пра­вые лидеры не разоружились и на следующих конференциях им удавалось проводить реакционные решения; однако посягнуть на пункт 4-й с тех пор уже никто не осмеливался.

Со времен провала суэцкой авантюры широкие круги англий­ского народа стали гораздо больше, чем раньше, задумываться над проблемами внешней политики Англии. Правительство Макмилла-на еще дальше повело Англию по пути подчинения внешней поли­тике американского империализма. В феврале 1958 г. было объяв­лено о соглашении с США о размещении в Англии американских ракетных баз. Это решение вызвало протест сторонников мира.

Начало всенародной борьбе против американских баз положи­ла Коммунистическая партия, которая в конце 1957 — начале 1958 г. провела кампанию митингов и демонстраций по всей стране. Эта кампания привлекала внимание к той опасности, которой под­вергают Англию ее империалистические правительства, превращая страну в «американский авианосец» и ракетную базу.

В феврале 1958 г. известный ученый лорд Бертран Рассел вме­сте с группой видных общественных деятелей создал новую орга­низацию — «Движение за ядерное разоружение». Эта организа­ция выдвинула прогрессивный лозунг одностороннего ядерного разоружения Англии. В апреле 1958 г. был проведен первый Оль-дерманстонский поход — к центру ядерных исследований. С тех пор эти походы стали традиционными и собирают десятки тысяч участников.

На той же конференции лейбористской партии в Скарборо, где партийное руководство потерпело поражение по вопросу о нацио­нализации, левые силы добились крупных успехов и по вопросам внешней политики. Ряд резолюций, принятых конференцией во­преки сопротивлению руководства, призывал к международному соглашению о разоружении.

Обнаружившееся в эти годы стремление миллионов английских рабочих и демократических слоев населения к запрещению ядер­ного оружия, несомненно, учитывалось английским правительст­вом, когда оно в 1963 г. приняло предложение Советского Союза и пошло на заключение договора о частичном отказе от испыта­ний ядерного оружия.

Этот шаг, с удовлетворением принятый прогрессивной общест­венностью всего мира, представлял собой, однако, лишь вынужден­ную уступку. В целом же правительство Макмиллана, игнорируя столь явно выраженную волю народа, с начала 60-х годов все боль­ше подчинялось американскому давлению. Выдвинутый США план создания «многосторонних ядерных сил» НАТО, согласно ко­торому западногерманским реваншистам обеспечивался доступ к атомному оружию, получил полную поддержку Англии.

В то же время консервативное правительство подчеркивало не­обходимость создания «независимой ядерной силы». Столкнувшись с трудностями в области средств доставки ядерных боеголовок, оно обратилось к США с просьбой о продаже ракет типа «Скайболт». Однако несмотря на то, что Англия уже израсходовала на этот давний проект около миллиарда ф. ст., США настояли на другом варианте вооружения Англии «независимым» ядерным оружием. Во время встречи в Нассау (Багамские острова) Макмиллана с президентом Кеннеди в декабре 1962 г. английский премьер при­нял американский план: Англия получает ракеты «Поларис», для которых должна сама строить подводные лодки и производить бое­головки. Это означало новое увеличение военных расходов и — что особенно важно — фактически лишало Англию «независимой ядер­ной силы». Какая же она «независимая», если целиком зависит от американских поставок?!

Оба эти аспекта политики в области «обороны» вызвали возму­щение широких масс английских трудящихся. Учитывая ото, а также решения партийной конференции 1960 г. об одностороннем атомном разоружении, лейбористская оппозиция тоже выступила с критикой правительственного курса. В пользу одностороннего ядерного разоружения, хотя и в туманных выражениях, высказа­лось лейбористское руководство и в манифесте, подготовленном к избирательной кампании 1964 г. В этом же документе осуждался допуск ФРГ к ядерному оружию.

Немало споров вызывал также вопрос о вступлении Англии в «Общий рынок». Еще в 1957 г. США выдвинули это предложение, рассчитывая, что Англия станет их «троянским конем» в этой та­моженной группировке европейских государств. В то время Англия решительно отвергла это предложение. Но уже в 1961 г. прави­тельство Макмиллана начало переговоры со странами «Общего рынка» о присоединении к этому экономическому блоку. В этом решении сказался как американский нажим, так и надежда круп­нейших монополий Англии на то, что они, выдержав конкуренцию континентальных фирм, приобретут выгодный и быстрорастущий европейский рынок. Главное же заключалось в стремлении укре­пить НАТО и его экономическую базу.

Английскому народу этот план нес лишь новые лишения и трудности, так как беспошлинный ввоз товаров с континента неиз­бежно привел бы к наступлению предпринимателей на рабочих, снижению зарплаты, безработице: конкурировать английские моно-

полии собирались прежде всего за счет «экономии» на зарплате. Поэтому КПВ и ряд профсоюзов решительно выступили против вступления в «Общий рынок».

Отрицательно отнеслась к вступлению в «Общий рынок» и вер­хушка лейбористской партии, хотя ее беспокоило не ущемление интересов английского народа, а то, что при этом игнорируются интересы стран «Содружества наций». Беспошлинная торговля со странами «Общего рынка» срывала всю систему имперских префе­ренций и могла подорвать узы, все еще связывающие Англию с ее бывшими колониями и доминионами. Конференция лейбористской партии выдвинула в 1962 г. ряд жестких условий вступления в «Общий рынок», явно неприемлемых для этой группировки.

Сопротивление широких масс народа и части буржуазии (осо­бенно той, которая была больше заинтересована в рынках Содру­жества, чем континента Европы) сорвали планы Макмиллана, а отказ правительства Франции пойти на какие-либо уступки во вре­мя переговоров Англии с «Общим рынком» довершил дело. Мак-миллаы вынужден был прервать переговоры. Провал этой попытки еще больше подорвал и позиции консервативной партии, и личный престиж премьер-министра.

Дальнейшее подчинение Великобритании американскому дик­тату, упорное нежелание не только торийской реакции, но и право-лейбористской верхушки пойти на коренной поворот во внутренней и внешней политике, наконец, все более очевидное несоответствие темпов развития английской промышленности требованиям време­ни — все это создавало почву для развития оппозиционных на­строений «разгневанной» молодежи и связанных с ними явлений духовной культуры. Рост левых сил в лейбористской партии, мас­совые выступления против превращения Англии в «американский авианосец», ольдерманстонские походы активизировали творче­скую энергию деятелей демократического искусства. Органическуго связь между атмосферой общественного подъема и ростом демо­кратических тенденций в культуре улавливали уже в то время са­ми участники этого единого процесса. Говоря о «политическом и духовном протесте, зародившемся во время суэцкой авантюры», кинокритик П. Хаустон писала, что «этот протест нашел свое прак­тическое воплощение в борьбе за ядерное разоружение... свою жизнь в искусстве — на подмостках «Ройал-Корт» и «Уоркшоп».

Вслед за «Счастливчиком Джимом» К. Элиса и «Оглянись во гневе» Д. Осборна появились новые романы и пьесы, написанные, как правило, молодыми людьми из общественных «низов», хорошо знавшими свою среду и талантливо выразившими ее настроения. 19-летняя театральная билетерша из Манчестера Шейла Делани пришла в театр и кинематографию с пьесой «Вкус меда», которую поставила Джоан Литтлвуд в «Уоркшоп», а затем множество анг­лийских и зарубежных театров. Тони Ричардсон сделал фильм, ставший важной вехой в английском киноискусстве.

Судьба шестнадцатилетней школьницы Джо, лишенной нор-

мального семейного очага, вынужденной жить с разбитной мещан­кой-матерью, постоянно меняющей любовников, — это и судьба поколения, недовольного миром, уготованным ему отцами, но спо­собного лишь на одинокий бунт. Маленькая Джо жаждет вырвать­ся из отвратительного мира своей матери, но это ей не удается. Метания Джо развертываются на фоне серых кварталов индустри­ального города, грязных пустырей, дешевых ярмарочных балага­нов. Эти почти документальные кадры усиливают драматический накал фильма. Такова реальная среда, в которой живут герои, но Джо тяготится не ею, она могла бы быть счастлива и в этом туск­лом окружении задымленных домов и захламленных дворов — лишь бы согреться чьим-то искренним теплом. Именно это сумела сыграть девятнадцатилетняя дебютантка (ровесница автора пье­сы!) Рита Ташингем, выбранная Ричардсоном из двух тысяч пре­тенденток на роль Джо. Угрюмость, злость, раздражительность, даже жестокость сочетаются в ее исполнении с глубоко скрытой нежностью, тягой к душевной раскованности, к преодолению от­чуждения.

Р. Ташингем сразу стала одной из звезд английского экрана, на котором, наряду с актерами старшего поколения с давно устояв­шейся репутацией, появилась целая генерация талантов, выдвинув­шихся в «рассерженных» фильмах и спектаклях. У Ричардсона на­чал сниматься и виднейший из актеров этого направления (и поко­ления) Элберт Финни. «Звездой» он стал, сыграв главную роль в фильме К. Рейша «В субботу вечером, в воскресенье утром» по роману А. Силлитоу. Молодой рабочий парень Артур Ситон — от­нюдь не передовой и сознательный представитель своего класса. Его кредо: «Урвать бы кусок — и дело с концом. Все равно кругом одна пропаганда». Озорство, граничащее с хулиганством, наруше­ние всяких запретов, связь с замужней женщиной Брендой и по­следующая женитьба на безразличной герою девушке (но сулящая домашний уют в тихом коттедже) — все это могло бы создать впе­чатление духовной пустоты и душевной нищеты, если бы не та­лантливая интерпретация образа Ситона, выношенная и реализо­ванная Финни в соответствии с замыслом автора и режиссера.

«Рассерженность» Финни выразилась прежде всего в том, что он решительно отвергает, по его выражению, «мелкобуржуазный стиль игры» при воплощении образа рабочего на сцене и на экране. Актеры, говорил Финни, «все время демонстрируют, как он груб, некультурен, какое он животное, и хотят убедить в этом публику. Но ведь это неправда...» Ведь даже буржуазная пресса признавала, что в радио и телепередачах преобладает «карикатура на рабочий класс». Борьба с «неправдой», с лакировкой жизни «верхов» и ка­рикатурным изображением «низов» были лейтмотивом творчества режиссеров и актеров английской «новой волны» начала 60-х го­дов.

Стремясь глубже понять своего героя и среду, в которой он жи­вет, Финни поработал за токарным станком, общался с рабочей

молодежью. Его Ситон обаятелен, полон жизненных сил, он обла­дает непосредственностью чувств, и его бунт — конечно, пустой, индивидуалистический, бесперспективный — все-таки бунт против серости и мещанской узости бытия, бунт жизни против «нежизни». Тем трагичнее воспринимается капитуляция Ситона, его бегство от беременной Бренды, которую он, оказывается (и это очень тонко показывает актер), неожиданно для себя и зрителя полюбил, хотя их отношения начинались как пошлая связь.

Продолжая лучшие традиции английского реалистического те­атра и кино «рассерженные» обогатили английское и мировое ис кусство. Не случайно выдающиеся актеры старшего поколения поддержали новое направление. Лоренс Оливье сыграл во второй пьесе Осборна «Паяц» (или «Комедиант»), а затем и в фильме Ричардсона по этой пьесе главную роль. «Это был первый реверанс со стороны истэблишмента, который означал, что «сердитые» до­бились официального признания», — писал К. Тайней. Другое де­ло, что многие из «сердитых» довольно скоро перестали «сердить­ся» и, подобно Артуру Ситону и Джимми Портеру, капитулировали перед тем миром, который их столь основательно «разгневал». «Нет смысла биться головой о стену»,— заявил Осборы, и это прозвучало похоронным звоном по всему «движению». И дело не только в том, что, как писала коммунистическая газета, некоторым оказалось «трудно устоять против сладкого запаха успеха и роста текущего счета в банке, и они заходят в тихую пристань прирученного бун­та». Главное — сам бунт был лишен четкого адреса, и эта идеоло­гическая инфантильность несла в себе зародыш будущей капиту­ляции.

То же общественное настроение, которое породило движение «рассерженных» в литературе, театре, киноискусстве, лежало в основе своеобразной «музыкальной революции» 50—60-х годов. «Новая музыка» — рок и биг-бит — родилась не в среде профессио­нальных музыкантов, а в самой гуще бунтарски настроенной моло­дежи. И музыка — с ее форсированной ритмической основой, с от­носительной легкостью освоения основного инструмента — гитары, и танец — без запрограммированных «па», с подчинением только ритму, с индивидуальной и коллективной импровизацией, создава­ли ощущение внутренней свободы, раскованности, поведенческого нонконформизма. Битники 50-х и хиппи 60-х годов представляли собой различные течения, с различной, если не противоположной, идейно-психологической основой. Лозунг битников — «Спеши жить, ты еще успеешь стать красивым трупом». Их пессимизм по­рождала «перспектива» атомной катастрофы, неверие в разум че­ловечества, в силы, способные спасти мир. Хиппи — оптимисты, верящие в то, что любовь, дружба, добро, пацифизм спасут чело­вечество; для этого надо лишь отвергнуть ценности и культу­ру капиталистического общества. Но и те, и другие бежали от истэблишмента в свою музыку и свой, соответствующий ей стиль жизни.

Парень с гитарой, окруженный группкой товарищей-слушате­лей и соисполнителей, а нередко и соавторов музыки и текста, не­посредственно выражал систему ценностей и идеалы широких кру­гов демократической молодежи. И вполне закономерно многие пес­ни становились песнями протеста и борьбы.

Если движение «рассерженных» — собственно английское яв­ление, порожденное именно специфическими условиями англий­ской действительности, то «битломания» — явление, свойственное всему капиталистическому миру. Но группа «Битлз» все-таки не случайно возникла в Англии ¹. В начале 60-х годов в Великобрита­нии было около 300 бит-групп, и ливерпульские рабочие парни Джон Леннон, Пол Маккартни, Джордж Харрисон и Ринго Стар выделялись своим подчеркнуто демократическим стилем поведения, простотой, вызовом, который они бросали буржуазной морали и респектабельности. Они пели о любви, о свободе человеческих чувств, но спустя несколько лет — и против войны во Вьетнаме, и вообще против американской и английской военщины.

Для битлзов, как и для некоторых других бит-групп, характер­но широкое использование английских, шотландских, а иногда и восточных народно-песенных ладов, что обогащало их музыку и помогало сохранить связь с демократической музыкаль­ной традицией. Вообще параллельно с развитием рок-музыки в 60-е годы резко возрос интерес к народной песне. В городах Вели­кобритании возникло более 500 клубов народной песни, в «пабах» проводились вечера народной музыки, а фестивали народной песни и музыки проходили в крупнейших концертных залах Лондона. Демократическая основа этого движения очевидна. В отличие от конца XIX в., когда С. Шарп и его последователи спасали от заб­вения преимущественно старинную деревенскую песню, музыкаль­ное движение 60-х годов было ориентировано главным образом на городской фольклор, на песни рабочего класса. Запись и исполне­ние старых песен способствовали и созданию новых песен, в том числе — песен протеста, которые, однако, чаще всего исполнялись в ритмах биг-бита.

Поднявшись из самодеятельности до уровня профессионального искусства, биг-бит противопоставил себя слащавой эстрадной му­зыке и примитивной сентиментальности популярной радио- и теле­песни. Но на эстраде биг-бит утратил свою простоту; ему потребо­вались электрогитары и усилители, чтобы окружать публику «пол­ным звуком», выключить ее из всего обыденного, повседневного, объединить людей звуком, ритмом, подчинить экстатическому воз­действию бит-группы.