ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА 1642-1646 гг.

В2

путями. Он покупал и арендовал земельные участки и, когда эта было выгодно, продал свои наследственные владения. Плоть от плоти своего класса, Кромвель обладал и его достоинствами — пре­небрежением к знатности, предприимчивостью, склонностью к ис­пользованию достижений науки, и его пороками — стяжательст­вом, почтением к собственности, пуританской ограниченностью. Один из знатных членов парламента оставил описание внешности Кромвеля — типичного богатого деревенского пуританина: «Как-то утром я, хорошо одетый, явился в парламент и увидел произносив­шего речь джентльмена... в весьма заурядном одеянии, ибо на нем был самый простой костюм, сшитый, казалось, простым деревен­ским портным; его белье было просто и не отличалось чистотой; ... у него была крупная фигура, и меч его плотно прилегал к боку, лицо было красное и одутловатое, голос резкий и немелодичный, а речь отличалась крайней пылкостью».

В этой заурядности, близости к внешнему и духовному облику среднего землевладельца была сила Кромвеля, так как новое дво­рянство, возглавлявшее вместе с буржуазией революцию, считало его своим и впоследствии охотнее подчинялось его приказам, чем воле политических деятелей и военачальников из аристократиче­ской среды. Но Кромвель, конечно, отличался от средних предста­вителей своего сословия незаурядной энергией, силой воли, целе­устремленностью, ораторскими и особенно организаторскими спо­собностями.

Несмотря на ограниченность билля, который не вводил после­довательно индепендентского принципа отделения церкви от го­сударства, он все же встретил сопротивление как сторонников ан­гликанской церкви, так и части пресвитериан. Борьба вокруг бил­ля «О корнях и ветвях» вступила в решающую фазу уже после май­ских выступлений 1641 г., после казни Страффорда. Умеренные пресвитериане, напуганные активностью масс, предпочли прова­лить билль, и это было первым симптомом намечавшегося раскола палаты общин.

Обстановка в стране резко осложнилась в связи с восстанием в Ирландии, которое вспыхнуло в октябре 1641 г. Это была борьба ирландского народа за независимость, хотя она велась главным образом под знаменем «истинной» католической веры. Для реакции в этом восстании был некий шанс, которого она не желала упус­тить. Играя на религиозных чувствах протестантов, и особенно пу­ритан, а главным образом учитывая, что буржуазия и новое дво­рянство ни в коем случае не захотят потерять первую английскую колонию — один из источников накопления богатства, Карл I на­деялся, что внутренняя борьба отойдет на второй план и страна объединится под его знаменем. В одном он не ошибся: даже самые крайние пуритане, вожди революции, действительно считали необ­ходимым подавить восстание и сохранить английское господство над Ирландией. Депутаты парламента решили не только добиться нового покорения Ирландии, но и в очередной раз разграбить эту

колонию, отнять у ее населения новые земли. Заранее было решено конфисковать у восставших 2,5 млн. акров земли, и под залог этих богатств был выпущен заем, охотно раскупавшийся богатеями Лон­дона. Буржуазия шла к власти, чтобы угнетать не только свой на­род, но и другие народы.

Однако когда король потребовал у парламента разрешения на создание армии для похода в Ирландию и соответствующих ассиг­нований, обнаружилось, что стремление сохранить колонию не ли­шило разума пуританских лидеров. В акте о создании армии были точно названы лица, которым поручается вербовать солдат, назна­чать офицеров и т. д., и, конечно, это были не приближенные коро­ля, а пуританские деятели, пользовавшиеся доверием парламента. Иначе говоря, в связи с ирландским восстанием борьба против ос­татков абсолютизма усилилась.

Парламент, раньше взявший в свои руки контроль над финан­сами, налоговой политикой, законодательством, фактически осуще­ствлявший с лета 1641 г. власть в государстве, теперь начинал контролировать и его вооруженные силы.

Для того чтобы обосновать недоверие к королю, невозможность отдать армию в его руки, более радикальные парламентские лиде­ры — Пим, Гемпден, начинавший выдвигаться Кромвель — разра­ботали длинный перечень королевских злоупотреблений, совершен­ных в период беспарламептского правления. Этот документ — так называемая Великая ремонстрация — состоял из 204 параграфов и представлял собой развернутый вариант той программы револю­ции, которую выдвинула буржуазия и новое дворянство. Если, на­пример, в Великой ремонстрации в качестве злоупотребления ко­роля называлось его вмешательство в дела промышленности и торговли, то из этого следовало, что программа предполагает зап­рещение такого вмешательства в будущем. Это же относилось к пунктам о произвольном налогообложении, непоследовательной внешней политике, которая плохо отстаивала интересы торгово-промышленных кругов, и т. д. Программой предусматривалось так­же установление контроля парламента над деятельностью минист­ров, т. е. нечто вроде принципа ответственного министерства — этого важнейшего элемента буржуазно-демократических конститу­ций последующих веков.

На этом этапе революции сквайры и буржуазия не выдвинули еще столь важного для них социального требования — отмены ры­царских держаний, т. е. превращения земельного держания дво­рянина в его полную собственность.

И все же даже эта ограниченная программа не встретила под­держки значительной части парламентариев. Только постоянное давление со стороны революционных масс позволило индепендент-ским вождям добиться принятия Великой ремонстрации ничтож­ным большинством в 11 голосов.

Голосование окончательно показало, что в парламенте нет прежнего единства, и реакция решила действовать энергично, что-

бы не упустить благоприятный момент и нанести удар по силам революции.

План Карла I сводился к тому, чтобы, используя колебания п явное поправение значительной части палаты общин, арестовать лидеров наиболее революционного крыла парламента, обезглавить революцию и затем восстановить свою власть. Исподволь собирал он силы, заменил охрану парламента своими отрядами, а орудия Тауэра были направлены на Сити — торговый центр Лондона и твердыню пуританства. Над парламентом нависла опасность раз­грома, роспуска, отмены всех его решений.

Но и силы революции не дремали. Почти ежедневные демонст­рации под стенами парламента, а иногда и королевского дворца за­ставляли реакцию медлить. Многие лорды и епископы перестали посещать парламент, боясь народного гнева.

Решающие дни наступили в январе 1642 г. Король потребовал ареста пяти депутатов парламента, наиболее деятельных пуритан­ских вождей, в том числе Пима и Гемпдена. Когда парламент отка­зался их выдать, король, окруженный отрядом вооруженных лю­дей, лично явился в парламент (4 января). Это было нарушением древней привилегии парламента, согласно которой король не имел права присутствовать на заседании палаты общин. Однако преду­прежденные заранее Пим и его коллеги были в это время уже в безопасном месте — в Сити. Но даже если бы они оказались в па­лате, трудно сказать, чем окончилась бы попытка арестовать их. С королем было всего несколько сот человек, в то время как зда­ние парламента окружала многотысячная толпа, в которой было немало вооруженных ремесленников и рабочих.

Попытка контрреволюционного переворота сорвалась благодаря тому, что массы народа отстояли первые завоевания революции. Вся столица превратилась в вооруженный лагерь. Под охраной лон­донского ополчения парламент в полном составе перешел в одно из общественных зданий в Сити. Тысячи вооруженных крестьян, сквайров, ремесленников из близлежащих городов пришли в Лон­дон спасать парламент, что в тех условиях означало — спасать ре­волюцию.

Расчет Карла I на колебания и слабость пресвитерианских вождей был безошибочным, но король и двор не учли в своих планах, что реальную силу в столице представляют народные мас­сы, и именно перед ними реакции пришлось отступить.

Убедившись в том, что справиться с революцией предательским ударом не удалось, король 10 января бежал из столицы на север, в город Йорк, под защиту старой феодальной знати, сохранившей в этих районах свои позиции. Это был открытый разрыв с парламен­том; реакция решилась начать гражданскую войну, правда, лишь осенью 1642 г. Первый, мирный, период революции закончился. Однако даже на этом этапе, когда центром революционных сил был парламент и преобразования совершались путем парламентских биллей, ход борьбы определялся прежде всего активностью масс.

Бегство короля окончательно разделило Англию на два лагеря. В те весенние и летние месяцы 1642 г., когда король и парламент готовились к гражданской войне, по всей стране развернулась борь­ба между силами революции и контрреволюции; линия размежева­ния проходила не по географическому, а по классовому принципу, и во многих графствах и даже в отдельных населенных пунктах революционеры и роялисты старались захватить оружие, стратеги­ческие пункты, установить контроль над дорогами. Прежде всего на стороне парламента был народ — копигольдеры, фригольдеры, ремесленники, рабочие. В поддержку парламента выступало по­давляющее большинство крупной, средней и мелкой буржуазии, и только часть купцов-монополистов оказалась в роялистском лагере. Наконец, новое дворянство и даже часть оппозиционной по отноше­нию к Стюартам знати тоже были на стороне парламента. Правда, немало сквайров по религиозным, личным, семейным или иным соображениям все-таки сохранили верность королю. Его безогово­рочно поддержала также старая знать, особенно феодалы Севера, которые привели за собой в королевскую армию многочисленных вассалов, слуг, наемных солдат. Современники называли сторон­ников короля кавалерами, а парламентскую армию — круглоголо­выми (имея в виду простую пуританскую прическу).

К концу лета определились результаты внутренней борьбы в графствах. Хотя на Севере и Западе было немало сторонников пар­ламента, в целом эти районы стали роялистскими. Развитый Юго-Восток, большинство городов во главе с Лондоном поддерживали парламент, хотя и в этих районах были сторонники короля. Разме­жевание по классовому принципу и вытекающее из него распреде­ление опорных географических районов предопределило и соотно­шение сил между двумя лагерями.

Кавалеры располагали первоклассной конницей —- традицион­ным дворянским войском. Кавалерия, объединенная под командо­ванием принца Руперта — племянника короля, была грозной силой, и она обеспечила королевской армии первые крупные успехи. Но это была армия рыцарского типа — без строгой дисциплины и не способная к длительным операциям. Король постоянно испытывал недостаток в средствах для набора и снаряжения армии. Королева с группой придворных отправилась на родину — во Францию, на­деясь толкнуть французский двор на активную поддержку Карла I, вплоть до прямой интервенции. Надежды эти не сбылись, но спустя два года королеве удалось получить крупную сумму денег и не­большой отряд для пополнения армии кавалеров.

В отличие от короля парламент почти не испытывал денежных затруднений. Контролируя самые развитые и богатые районы стра­ны, парламент имел возможность обеспечить систематическое фи­нансирование армии. Налоги в зонах господства парламента повы­сились по сравнению с предреволюционным периодом в четыре ра-

за, но буржуазия видела в этом «необходимое самообложение» и не протестовала, хотя и старалась перенести основную тяжесть на­логов на плечи трудящихся. Людские резервы парламентской ар­мии были практически неисчерпаемы, так как революционный эн­тузиазм приводил в ряды армии множество лондонских подмастерь­ев и рабочих, и особенно йоменов. Промышленные центры находились в руках парламента, и это обеспечивало бесперебойное снабжение армии оружием. Таким образом, соотношение сил яв­но складывалось в пользу революционных армий, тем более что ак­тивность народа нарастала по мере развития революции. Никогда раньше не знала Англия такой массовой политической самодея­тельности и инициативы. На местах образовывались революцион­ные комитеты, которые брали на себя административные функции, отстраняя от управления старые органы власти. Кроме собственно политических организаций широкое распространение получили всевозможные религиозные секты, которые были отнюдь не только организациями церковного типа. Это были объединения единовер­цев, проводившие систематические собрания, хотя и сопровождав­шиеся молебнами и пением псалмов, но посвященные прежде все­го политическим проблемам и ведению войны.

Если знать (в том числе и пресвитерианская) с ужасом реаги­ровала на то, что толпа портных, сапожников и других «представи­телей механических ремесел» осмеливается думать, учиться, ис­кать истину, то великий поэт и революционный памфлетист Джон Мильтон (1608—1674) именно в этом усматривал главное завоева­ние революции. В типичном для того времени возвышенном стиле, полном пафоса и почти средневековой образной структуры, он пи­сал о Лондоне периода революции: «Взгляните теперь на этот ог­ромный город, город — убежище, центр свободы. В кузнице войны не больше наковален и молотов, кующих орудия вооруженной спра­ведливости для защиты осажденной истины, чем есть в этом городе перьев и голов, занимающихся при свете ламп, размышляющих, ищущих, обдумывающих новые понятия и мысли, которые они могли бы дать близящемуся Преобразованию вместе с клятвой вер­ности; другие с такой же быстротой читают, испытывают все вещи, уступают силе разума и убеждения. Ч'его еще можно потребовать от нации, которая так стремится искать истину?»

Итак, главной опорой парламента был революционный народ; в этом, наряду с чисто материальными факторами (финансы, пор­ты, промышленность), был залог победы революции. Но лагерю революции была свойственна и одна коренная слабость, которая едва не привела к поражению. Пресвитерианское большинство пар­ламента, боявшееся народа, смотрело на развязанную королем вой­ну с точки зрения крупных землевладельцев и богатейших купцов, которые вовсе не желали ликвидации монархии и решительной по­беды над королем. Для них война была лишь необходимым и не­желательным этапом на пути к компромиссу с королем. Парламент­ские генералы во главе с главнокомандующим графом Эссексом

были весьма близки к роялистам. В процессе войны, на самом ран­нем ее этапе, эти умеренные и склонные к сговору парламентарии оформились в политическую группировку, в сущности — в партию, которую по принятому тогда обычаю называли пресвитерианской. В ее руках был контроль над парламентом и армией, а более ради­кальная партия индепендентов, отражавшая интересы средней буржуазии и средних и мелких представителей нового дворянства, оказалась в меньшинстве и в начале войны не имела решающего влияния на ход событий.

Война началась в августе 1642 г., и в первом же крупном сра­жении (при Эджгилле — 23 октября 1642 г.) Эссекс упустил воз­можность нанести кавалерахМ решительный удар. Это была типич­ная полупобеда: парламентская армия не отступила, но и не раз­громила противника. Кавалеры во главе с королем укрепились в Оксфорде, т. е. в 50 милях от столицы, и над центром революции нависла серьезная опасность. Положение стало угрожающим летом 1643 г., когда роялисты нанесли крупное поражение круглоголо­вым на Севере, почти полностью уничтожили армию генерала Уол-лера на Западе (причем сам командующий бежал, бросив остатки армии на произвол судьбы), взяли крупнейший после Лондона порт — Бристоль и осадили Глостер. Король готовился к походу на Лондон, причем кроме главных сил Руперта с Севера и с Запада должны были подойти армии кавалеров. Пресвитерианские вожди парламента, генералы и даже заправилы Сити считали поражение неизбежным и заговорили о почетном мире. Но если даже на мир­ном этапе революции народные массы своим вмешательством за­ставляли парламент проявлять решительность в критические ми­нуты, то в условиях войны активными действиями народ сорвал план компромисса и спас дело революции.

Уже в первых сражениях 1642 i. наряду с наемными войсками, составлявшими тогда основные силы парламента, участвовали от­дельные отряды добровольцев из лондонского ополчения и йоменов. Оливер Кромвель создал кавалерийский отряд йоменов, и их сме­лые операции блестяще продемонстрировали разницу между рево­люционными войсками и продажными наемниками. Именно в этих схватках начала складываться подлинно революционная армия. Они же впервые прославили имя Кромвеля — cKpoivmoro капитана парламентской армии, до того времени известного лишь ограничен­ному кругу лиц в связи с его парламентскими выступлениями про­тив короля и пресвитериан. Главный принцип, которым он руковод­ствовался в своем отряде, — сочетание сознательной революцион­ной дисциплины и личной инициативы каждого солдата. Отряд Кромвеля рос за счет таких же преданных революции йоменов, фанатичных пуритан, искренне веривших в свою божественную миссию.

В критические летние месяцы 1643 г. кавалеристы Кромвеля успешно вели бои в восточных графствах и осенью очистили от кавалеров весь Линкольншир. В это время Кромвель укрыл плечи

р. Уокер.

Портрет Оливера Кромвеля

и руки своих воинов железными латами, в связи с чем их стали называть «железнобокими»

Великолепный художник-миниатюрист Сэмюэл Купер, продол­жатель традиций Н. Хиллиарда и И. Оливера, написавший серию портретов вождей революции, запечатлел Кромвеля в воинских доспехах. Сильная воля, решительность, проницательный ум, крупные черты лица явно неаристократического типа — таким предстает перед нами Кромвель Купера. Несколько иначе выгля­дит Кромвель на портретах другого крупного мастера, ученика Ван-Дейка — Р. Уокера. В них, несмотря на те же доспехи, скупы­ми красками подчеркнуты скорее государственный ум и власт­ность, чем сила и мужество. Подъем демократических сил периода революции способствовал усилению реалистической линии в изо­бразительном искусстве.

«Железнобокие» были, однако, в то время еще не главной си­лой, избавившей Лондон от вторжения кавалеров, хотя операции в Линкольншире отвлекли часть королевской армии. Решающую роль сыграло наступление лондонской милиции, которая быстрым маршем пересекла всю страну с востока на запад, подошла к Гло­стеру, сломив сопротивление конницы Руперта, и разбила осаждав­шие город войска. Эти победы революционных армий еще не изме­нили хода войны не выбили инициативу из рук короля, но они резко ослабили кавалеров и вынудили их отказаться от похода на

Лондон. В таких условиях пресвитериане еще больше, чем в нача­ле войны, боялись давать оружие в руки народа. Поэтому они дого­ворились с верхушкой шотландских пресвитериан о совместных действиях. Шотландия выделяла 20-тысячную армию, расходы ко­торой целиком покрывала Англия, а англичане обещали установить у себя пресвитерианскую церковь шотландского образца.

В начале 1644 г. шотландская армия перешла границу и начала наступление на юг. В это же время Кромвель со своими «железно­бокими» с боями продвигался на север. Здесь же действовали вой­ска видного парламентского полководца Ферфакса. 2 июля состоя­лось одно из решающих сражений гражданской войны — при Мар-стон-Муре. Впервые в большом бою столкнулись две кавалерии — королевская конница, гордость контрреволюционной армии, и йомены — кавалеристы Кромвеля. Наголову разгромив прослав­ленную конницу кавалеров, Кромвель ударил по пехоте и нанес ей полное поражение. Победой при Марстон-Муре революционная армия окончательно вырвала инициативу у короля.

Эта победа оказала огромное влияние и на соотношение сил внутри лагеря революции. Факты убедительно подтвердили давно отстаиваемую Кромвелем истину, что воевать надо не силами наем­ников, а революционной армией. Кромвель, с его огромным авто­ритетом, еще больше возросшим после Марстон-Мура, и его инде-пеидентские друзья, опираясь на поддержку широких слоев наро­да, осенью 1644 г. добились от парламента соответствующих реше­ний. Специальным биллем все члены парламента были отозваны с командных постов в армии. Исключение было сделано только для Кромвеля, который стал фактическим руководителем армии «ново­го образца», хотя формально главнокомандующим был назначен Томас Ферфакс.

Армия нового образца состояла из добровольцев — йоменов и частично городской бедноты. Солдаты получали хорошее содержа­ние из парламентских средств, были сыты и не грабили население, как это делали наемники. Но главной особенностью революционной армии был ее революционный дух, высокая дисциплина, талантли­вые военачальники, выдвинувшиеся в ходе боев из самой солдат­ской массы. Люди, бывшие еще недавно сапожниками, котельщи­ками, извозчиками, стали полковниками (Хыосон, Фокс, Прайд и др.).

Вот эта-то армия и решила исход войны. В битве при Нэзби 14 июня 1645 г. она одержала великолепную победу. Сам король еле спасся бегством, но вся артиллерия и обоз попали в руки круг­логоловых. В течение последующих месяцев революционная армия освобождала одно графство за другим, и противник не в силах был оказывать сколько-нибудь организованное сопротивление. Карл I решил сдаться шотландцам, но те вскоре выдали его англичанам, получив за это солидную компенсацию (400 тыс. ф. ст.). Правда, они запросили 700 тысяч, но англичане не так дорого ценили голо­ву своего короля.

Таким образом, к 1646 г. контрреволюция была сломлена и на­вязанная королем гражданская война закончилась победой револю­ционных сил. Руководившие революцией буржуазия и новое дво­рянство воспользовались как самой войной, так и победой для упрочения своей власти и для обогащения. Во время войны пар­ламент проводил в огромных масштабах конфискацию земель коро­ля, епископов и роялистской знати. Эта земля распродавалась боль­шими участками и попала в руки сквайров, джентри, купцов. На­пример, из огромного фонда епископских земель 50% попало в руки нового дворянства, 41 % — купцов и адвокатов (преимуще­ственно лондонских) и только 9% — йоменов и фермеров. Осмелев после разгрома королевской армии, парламент в начале 1646 г. при­нял чрезвычайно важный закон об отмене рыцарских держаний; теперь земли, находившиеся в вассальной зависимости от короля, становились собственностью держателей, за которую они не были обязаны никакими повинностями. Все, чего желали крупные зем­левладельцы и верхи буржуазии, они получили, а военный раз­гром и пленение короля давали надежду на сговор с ним на основе сохранения всех завоеваний новых хозяев Англии.

Однако народные массы, вынесшие на своих плечах всю тя­жесть гражданской войны, не получили ничего. Пресвитерианский парламент не принял ни одного закона, который облегчил бы по­ложение народа. Феодальные основы землевладения были ликви­дированы лишь в одном звене — в отношениях между королем и его бывшими вассалами. Но другое, неизмеримо более важное звено сохранилось: копигольдер был по-прежнему не собственником, а лишь держателем земли у сквайра или лорда и был обязан ему платежами феодального типа. Превращения копигольда во фри­гольд не произошло. Не была отменена также церковная десятина, которая уплачивалась отнюдь не только церкви, но и лицам, купив­шим церковные земли. Кроме того, закон 1644 г. строжайше пред­писал платить этот феодальный сбор. Сохранение монархии, к чему явно стремился парламент, могло бы лишь увековечить эти фео­дальные поборы. Поэтому если для буржуазно-дворянских верхов революция была закончена, то для народа она только начиналась.