ОБОСТРЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ. РЕВОЛЮЦИОННАЯ СИТУАЦИЯ

S

3-127

лизма и вообще опытных наук новейшего времени. «Естествозна­ние, — писали они, — является в его глазах истинной наукой, а физика, опирающаяся на чувственный опыт, — важнейшей частью естествознания... Наука есть опытная наука и состоит в приме­нении рационального метода к чувственным данным» ¹. Хотя ма­териализм Бэкона носил метафизический характер, хотя Бэкону при том уровне естествознания и общественного развития не уда­лось разрешить сложных проблем теории позпания с диалектиче­ских позиций, его труды были вершиной философской мысли эпо­хи Возрождения.

Материалистическая философия Бэкона не только оказала влияние на философскую мысль и развитие естественных наук в его время и в последующие века, но имела и широкое обществен­ное значение. Вера в безграничные способности человека, реши­тельная борьба против всякого ограничения научной мысли цер­ковной догмой или схоластическим использованием трудов Ари­стотеля расковывала не только мысль естествоиспытателя, но и общественную мысль вообще.

Наиболее мощное воздействие на революцию в сознании, став­шую одной из важнейших предпосылок надвигавшейся буржуаз­ной революции, оказали литература и искусство елизаветинской Англии, и прежде всего театр. Ни в одной сфере культуры англий­ское Возрождение не добилось таких выдающихся успехов, как в области театрального искусства. В театр во второй половине XVI в. ходили все, и именно здесь торжествующе прорвалось к массам жизнерадостное, полнокровное, антифеодальное по своей социаль­ной сущности искусство Возрождения.

Уже в первой половине XVI в. в мистерии и моралите — эти массовые самодеятельные спектакли — властно ворвалась полити­ческая борьба. Условные образы моралите становятся уже носите­лями не тех или иных абстрактных понятий или человеческих ка­честв, а реальных противоборствующих сил. Таков был один по­ток, который впоследствии влился в бурное море великолепного театра конца века.

Второй поток возник в связи с развитием гуманизма и перво­начально стоял в стороне от народной традиции. В грамматических школах преподаватели-гуманисты ставили силами учеников пьесы античных авторов, способствуя тем самым возрождению и освое­нию драматического искусства Древнего Рима. Студенты универси­тетов и члены юридических корпораций ставили главным образом античные трагедии. Затем возникли английские комедии, написан­ные в подражание Плавту и Горацию. В этих подражаниях вско­ре появились и мотивы, заимствованные из моралите, и наряду с реальными персонажами в пих фигурируют весьма условные герои типа Порока или Плутовства из моралите. Так началось слияние античной и народной традиций, обогащавшее и ту и дру-

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 2, с. 142.

гую. Построенные по античным канонам пьесы, впитывая в себя элементы народной драмы, трактовали нередко коренные пробле­мы государственного управления, социального строя, роли церкви и т.д.

Чем больше проникали на подмостки политические мотивы, тем больше озлобленности проявляли власти. Их не беспокоили, ко­нечно, школьные латинские спектакли; но попытки создания про­фессиональных театров наталкивались на сопротивление властей. Небольшие коллективы бродячих актеров, игравшие в городских и придорожных гостиницах, подвергались репрессиям. Например, парламентский статут 1572 г., предусматривавший самые суровые кары против «бродяг», специальным пунктом подчеркивал: «Все вожаки медведей, актеры и менестрели, не принадлежащие како­му-нибудь барону королевства или какой-нибудь особе высшего ранга, ...все такие лица должны быть почитаемы за бродяг или строптивых нищих, предусмотренных настоящим актом». Именно при дворах королей и крупнейших лордов возникли первые по­стоянные актерские труппы, преимущественно из ремесленников. Имея соответствующие удостоверения, они могли играть и в про­винции. Вскоре появились и специальные театральные помещения на окраинах Лондона. Первый театр был построен самими актера­ми, многие из которых имели и ремесленные профессии, в 1576 г., а к началу XVII в. в Лондоне было уже 20 театров, причем бывали дни, когда одновременно давались спектакли в И из них. 200-ты­сячное население Лондона, множество прибывающих в столицу купцов, моряков, чиновников, сквайров обеспечивали постоянную аудиторию.

Наибольшее значение имели массовые, так называемые публич­ные театры, которые актеры содержали па паях. Простой помост, не отделенный от зрителей занавесом, огромный партер (более чем на тысячу человек) без сидячих мест и без крыши, крытые ложи с более дорогими местами по бокам — так выглядели эти простые сооружения. Но именно здесь были созданы великолеп­ные творения английской драматургии, составившие славу англий­ского театра. Задолго до спектакля партер наполнялся ремеслен­никами, мелкими торговцами, моряками, случайно приехавшими в Лондон йоменами. Эта аудитория — люди труда, жаждующие яр­ких чувств, страстей и, главное, ответа на острые вопросы совре­менности — предъявляла свой «социальный заказ» актерам и драматургам и, вмешиваясь в действие, выражала свои мысли и чувства. У этой аудитории драматурги и актеры должны были ис­кать успеха. Поэтому расцвет английского театра основывался не только на его давних народных традициях, по и па постоянном контакте театров со зрителями. Труппы публичпых театров завое­вали столь прочный авторитет, что их нередко приглашали и в придворный театр, и в так называемые частные театры, которые посещались более изысканной публикой. Впрочем, и на представ­ления публичных театров охотно приходили аристократы и даже

3*

Джонс. Проект дворца Уайт-холл

сама Елизавета, спрятав лицо под маской. Но яз общения пуб­личных театров с придворными родился синтез двух стилей ак­терского мастерства и двух типов драмы — античной, насыщенной ученостью Возрождения, и народной, насквозь пропитанной са­мим духом Возрождения.

Исторические сдвиги колоссального значения и масштаба, глу­бокие противоречия, линия которых проходила не только между людьми, классами, группировками, но и через сердце и разум каж­дого мыслящего человека, — все это нашло воплощение в драмах гениального Вильяма Шекспира (1564—1616). В творчестве Шек­спира культура английского Возрождения достигла своей верши­ны. Его образы грандиозны, как сама эпоха, породившая их. Отел-ло и Лир, Гамлет и леди Макбет, Шейлок и Клеопатра — в какой бы среде, стране, эпохе ни жили эти люди, они полны тех страстей и раздумий, которые в той или иной мере тревожили самого Шек­спира и его современников. И в то же время это люди, живущие во вполне реальной исторической обстановке, действующие в со­ответствии со своими характерами, а не по воле авторского замыс­ла. В этом и заключался могучий реализм Шекспира, реализм, имеющий глубокие народные корни: не во внешнем правдоподо­бии, не в копировании деталей быта, а в самой сущности харак­теров и обстоятельств, в которые они поставлены.

Политические взгляды Шекспира были типичными для боль­шинства гуманистов: он не выступал против монархии и считал идеалом просвещенного короля. Но все творчество Шекспира вос­стает против феодализма, губящего личность, любовь, человечес­кое достоинство; против тех сил, которые сковывают способно­сти человека — Шекспир, как и Бэкон, верил, что они безгранич­ны, — против всяческой регламентации и канонов. Свободная стихия шекспировской драматургии и сама не укладывалась ни в какие каноны; в ней искусно и с величайшим художественным так­том все перемешано — трагическое и смешное, возвышенный моно­лог и грубый фарс, философский афоризм и непристойная шутка.

Выйдя из театра Шекспира на шумящие улицы Лондона, зри­тель встречался здесь с той же бурей страстей, противоречий, сталкивающихся судеб, которую только что переживали герои тра­гедии. Он — этот зритель — умел уже лучше видеть, понимать, оценивать происходящее, он еще больше освобождался от пут дог­матического мышления, а значит, мог и яснее определить свою по­литическую позицию.

Ни в одном из искусств Англия не достигла таких высот в эпо­ху Возрождения, как в театре. Только музыка в известной мере приближалась к нему по своему значению в жизни различных сло­ев общества и по своим достижениям. Крупнейшим музыкантом и композитором английского Возрождения был Джон Доуленд (1562—1626), автор многочисленных песен на слова второстепен­ных поэтов. Его сборники выдерживали по пять изданий и быстро раскупались любителями музыки. Это были лирико-философские

Джонс. «Банкетный зал» Лондон

и любовные песни, как мажорные, так и элегические. Человеку Возрождения эта музыка была близка, она отражала и его тревоги, и жажду любви и счастья, pi радость жизни,

В начале XVII в. благодаря деятельности выдающегося архи­тектора Айниго Джонса (1573—1652) в Англии появились соору­жения, характерные для эпохи Возрождения. Стремясь освободить английскую архитектуру от отжившей «поздней готики» и от без­вкусного смешения стилей, Джонс пытался перенести на англий­скую почву стиль высокого итальянского Возрождения, сочетая его с английскими национальными традициями. Это был высоко­образованный архитектор-гуманист, поклонник античности, зна­ток искусства нового времени. Между прочим, Джонс оставил зна­чительный след п в истории английского театра, выступая в роли не только художника, но и постановщика. Из поездок в Ита­лию он привез отличное знание новейших достижений итальян­ского искусства, и особенно многочисленных дворцов и загородных вилл знаменитого архитектора и теоретика архитектуры Палла­дио. Джонс, однако, не просто копировал итальянские образцы, от­давая себе отчет в том, что английские традиции, образ жизни, климат требуют других творческих решений. Но следование ан­тичным образцам, спокойные строгие формы, торжественная мону­ментальность, отражавшая светлое мироощущение гуманистов, — этому Джонс учился у Палладио. Ему удалось осуществить лишь немногие пз многочисленных замыслов. Политические бури века не способствовали созданию монументальных ансамблей, а имен­но к ним стремился Джонс, видя в них лучший способ выразить идею гармонии, единства человека и мира. Тем не менее, сохранив­шиеся проекты Джонса оказалп значительное влияние на даль­нейшее развитие английской архитектуры.

В портретной миниатюре, имевшей глубокие корни в англий-

И. Оливер.

Портрет Ричарда Сэквилла

ском искусстве средпевековья, также сказались перелом в созна­нии, вкусы и художественные принципы Возрождения. Хотя ми­ниатюра была разновидностью придворного портрета, из-за своих размеров она все же не носила столь официального характера, как станковые портреты. Поэтому художники-миниатюристы были бо­лее свободны в изображении особенностей именно данного лица, в выборе позы, жеста и т. д. Правда, и здесь значительное место уделялось декоративному обрамлению портрета, деталям обста­новки и туалета, но все же на первый план выдвигается индивиду­альное, неповторимое лицо изображаемого. Это относится к твор­честву как Николаса Хпллпарда (1547—1619), так и его ученика Исаака Оливера (1562—1617). Если в миниатюре Оливера «Порт­рет Ричарда Сэквилла» закрыть лицо, то перед нами будет типич­ный портрет знатного человека, со всеми атрибутами богатства и аристократизма. Но умное, жизнерадостное, проницательное лицо Сэквилла — это п обычное лицо человека эпохп Возрождения, и в то же время — отражение глубоко индивидуального характера. В горячих политических, философских, научных, богословских спорах, в бурной реакции зрителей шекспировского театра, во всем

многообразии бытовых и психологических сдвигов исчезали свя­тость королевского престола, незыблемость религиозных представ­лений, прочность сословных граней. Однако в процессе развития культуры Возрождения не сложилось стройной революционной теории, которая могла бы стать непосредственным «руководством к действию» для масс крестьян, ремесленников, рабочих, для бур­жуазии и нового дворянства.

Революционной идеологией английской буржуазии стало пури­танство — религиозное течение, требовавшее полного очищения церковной организации и символа веры от остатков католицизма, т. е. завершения Реформации. В борьбе с католической реакцией даже весьма ограниченный протестантизм, введенный Генри­хом VIII, способствовал распространенно Библии, изданной на анг­лийском языке. Чтение Библии в семейном кругу вошло в обычай среди йоменов, сквайров, купцов. Но если англиканские семьи, безоговорочно принявшие новую религию, видели в этом домаш­нем чтении лишь дополнение к церковным службам и «таинст­вам», то пуритане вообще не видели смысла в посещении церкви. Библия была для них единственным источником вероучения, меж ду собой и богом они не признавали никаких посредников, и, сле­довательно, англиканская церковь была, с их точки зрения, столь же ненужной и греховной, как и католическая.

Пуританское учение в принципе не отличалось от кальвиниз­ма, который уже сыграл в Нидерландах роль революционной идео­логии и был теперь основой официальной церкви в Голландии. Господствовал он, как отмечено выше, и в Шотландии. Его влия­ние на формирование английского пуританизма было очень вели­ко. Требуя отделения церкви от государства, выборности церков­ных служителей, введения свободной проповеди, пе связанной каноническими текстами, пуритане тем самым выступали против абсолютистского государства, его официальной идеологии. Они от­вергали всяческую регламентацию (по крайней мере, в религии) и этим — но только этим — были близки культуре Возрождения. В самом деле, во всем остальном — в религиозных доктринах, в осуждении искусства, особенно театра, развлечений, мирских на­слаждений, в ханжеской проповеди аскетизма, стяжательства и скупости пуританская идеология в такой же мере противостояла официальной идеологии абсолютизма, как и культуре Возрожде­ния.

Чем объясняется этот кажущийся парадокс? Почему револю­ционная идеология передовой буржуазии приходит в конфликт с передовой культурой гуманизма? Ведь экономический базис, на котором покоится и гуманизм и пуританство, один и тот же — растущий капиталистический уклад.

Английская буржуазия рвалась к власти, и свободная стихия Возрождения, расковывающая умы, подрывающая авторитеты, отстаивающая права человеческой личности, приходила в проти­воречие с интересами класса, который должен был вскоре стать

господсавующим. Идеология пуританства была революционной, но она была буржуазно-ограниченной, в то время как титаны науки и искусства Возрождения были, по выражению Энгельса, чем угодно, только «не буржуазно-ограниченными». Поэтому пуритан­ство, сыграв свою историческую роль и оставив известный след в национальном характере англичан, не создало великих культур­ных ценностей, а творения Мора, Сэкона, Шекспира навсегда во­шли в сокровищницу мировой культуры. Острие пуританской идео­логии было направлено против феодально-абсолютистского строя. Из убеждения, что между человеком и богом нет посредников, сле­довал вывод, что вся общественная организация создана людьми, выполняющими волю бога. Королевская власть непосредственно учреждена не богом, т. е. имеет не божественное происхождение, а сформирована в результате договора между народом и королем. Так в рамках пуританизма родилась чисто политическая теория «общественного договора», согласно которой народ имеет право и даже обязан свергнуть короля, если он нарушает договор, правит во вред обществу. Восстание против «тирана» становилось в пред­ставлении пуритан богоугодным делом, и их теория приобрела характер фанатичной веры в справедливость революционного дей­ствия.

Впрочем, умеренное крыло пуритан, состоявшее в основном из крупнейших финансистов и купцов, а также части нового дво­рянства, склонно было ограничиться мирным давлением на коро­ля. Сторонники этого крыла хотели, очистив церковь от пережит­ков католицизма, ликвидировать епископат и передать власть пре­свитерам — выборным старшинам из числа наиболее богатых при­хожан. Отсюда и название этого течения — пресвитерианство. Пресвитериане, в сущности, стремились создать буржуазно-дво­рянское управление церковью, т. е. повысить роль «средних клас­сов» в государственном управлении и в идеологическом влиянии на массы. В этом случае, полагали они, можно будет направить монархию целиком в русло буржуазной политики, превратить короля феодалов и придворной знати в короля буржуазии и нового дворянства.

Значительно дальше шли сторонники полного самоуправления церковных общин, их независимости от каких-либо, пусть даже пресвитерианских, церковных властей. Отсюда и название сторон­ников этого течения — индепенденты (independence — независи­мость). В 1581 г. в г. Норидже образовалась первая индепендент-екая община, и с тех пор эти независимые общины, стоявшие в открытой оппозиции к официальной церкви, стали возникать по всей стране. Средние слои буржуазии, сквайры, йомены — такова была основная социальная база этого течения. Индепендеитское требование самоуправления в церковных делах было прямо на­правлено против короля как главы англиканской церкви и соот­ветствовало лозунгу ограничения королевской власти вообще в де­лах сугубо мирских.

7а

По мере усиления оппозиции абсолютной монархии буржуазия и новое доворянство начинают по-новому смотреть на парламент. Этот средневековый орган сословного представительства, благода­ря своеобразию английского абсолютизма, продолжал существо­вать при Тюдорах, хотя и был на протяжешш почти всего XVI в. покорным регистратором их воли. Когда же прочный союз между буржуазно-дворянским блоком и абсолютной монархией начал да­вать трещину, буржуазия и повое дворянство нашли в лице пар­ламента исторически сложившийся оргап, который можно было использовать против реакции. Уже в 1571 г. при утверждении пар­ламентом англиканского символа веры пуритане впервые высту­пили с протестом против незавершенности Реформации. С начала 90-х годов между парламентом и Елизаветой стали возникать конфликты по вопросу о том, какие права принадлежат парламен­ту и каковы прерогативы коропы. Споры эти не приобрели еще большой остроты, но они подготавливали превращение парламента в центр антиабсолютистскоп оппозиции. В 1601 г. парламент зая­вил протест против того, что королева раздает и продает патенты на монопольную торговлю и различные привилегии крупнейшим лондонским купцам. Это уже был открытый конфликт, в котором буржуазия отстаивала требование свободной торговли. Прави­тельство предпочло уступить, раздача монополий была ограниче­на; парламент, таким образом, начал становиться силой, с которой приходилось считаться.

АНГЛИЙСКАЯ БУРЖУАЗНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ XVII в.

началу XVII в. в Англии созрели эко­номические, политические и идеологи­ческие предпосылки буржуазной револю­ции. Буржуазия и новое дворянство, во­оруженные революционной идеологией пу­ританства, все чаще вступали в конфлик­ты с королевской властью. Конфликты стали обостряться в связи с политикой первых королей из династии Стюартов. В 1603 г., после смерти Елизаветы, па анг­лийский престол вступил шотландский ко­роль Яков VI; в Англии он был Яковом I (1603—1625). Два государства оказались объединенными динас­тической унией, хотя у каждого из них сохранились свои прави­тельства и парламенты; это было некоторым шагом на пути к мирному объединению двух государств.

Яков I и его сын Карл I (1625—1649) оказались перед выбо­ром: либо отказаться от положения абсолютных монархов, подчи­ниться диктату буржуазии и нового дворянства и пожертвовать интересами светской и духовпой знати, либо стать на путь фео­дальной реакции. Выбор, который сделали первые Стюарты, — в пользу феодальной реакции — определялся прежде всего тем, что интересы феодалов для абсолютной монархии всегда были выше интересов буржуазии и обуржуазившегося дворяпства. Конечно, некоторое значение имело и то, что у Стюартов не было традиции искать опору в «средних классах», и даже то, что Яков I — сын казненной Марии Стюарт — принадлежал к группировке, тесно связанной с международной католической реакцией.

Всю мощь государственного аппарата новый король направил не против оппозиции справа — католических элементов, а против пуритан — носителей буржуазно-революционной идеологии. Гоне­ния на пуритан, имевшие по форме религиозный характер, по су­ществу, были репрессиями, направленными против политических

противников. Яков I и сам отдавал себе отчет в этом. Пуритане, говорил он, «не столь отличаются от нас (англиканской церкви. — Л. К.) религиозными убеждениями, как своей разрушительной по­литикой и требованиями равенства; ведь они недовольны сущест­вующим правительством и не желают терпеть чье бы то ни было превосходство, что делает их секты невыносимыми ни в каком хорошо управляемом государстве». Эти слова были произнесены в 1603 г., почти одновременно с вступлением Якова I на престол, и во многом определили характер его политического курса. В сле­дующем году он выразился еще яснее, когда большая группа свя­щенников-пуритан поставила вопрос о ликвидации епископата, т. е. о введении пресвитерианской церкви. «Нет епископа — нет и короля» — этот афоризм исчерпывающе объясняет позицию Стю­артов по отношению к пуританству.

На пуритан обрушились жесточайшие репрессии. Покорные королю и епископам судьи приговаривали пуритан к тюремному за­ключению, жестоким пыткам, отрезанию ушей, пригвождению к позорному столбу. Звездпая палата, созданная еще Генрихом VII для борьбы против политических противников из числа крупных феодалов, теперь стала органом расправы с буржуазной оппозици­ей. Особенно свирепствовала Высокая комиссия — высший судеб­ный орган англиканской церкви, имевший право суда и над свет­скими лицами, совершившими «преступления против религии и нравственности». В стране была введена жесточайшая цензура, но пуританская литература, печатавшаяся в Голландии, конспира­тивно доставлялась в Англию и распространялась в пуританских кругах. За эту деятельность в 1637 г. подвергся публичному биче­ванию и был выставлен к позорному столбу 20-летний Джон Лильберн — впоследствии один из самых блестящих английских публицистов и деятелей революции. Расправа над политическими противниками не только обостряла противоречия, по и приносила экономический ущерб государству. Нашедшие в Англии приют протестанты из Нидерландов, Германии, Франции — преимущест­венно ремесленное и торговое население — теперь массами поки­дали страну. Более того, не менее 60 тыс. английских пуритан-йоменов, ремесленников, купцов покинули Англию. Именно за счет этих эмигрантов началось массовое заселение Виргинии и дру­гих североамериканских колоний — будущих Соединенных Шта­тов Америки.

И внешняя политика Стюартов противоречила национальным интересам Англии. Традиционной борьбе против Испании Стюар­ты предпочитали союз с этой католической державой. Именно опираясь на международную реакцию, новая династия выступала против растущих прогрессивных сил. Король задумал даже укре­пить союз с Испанией путем династического брака и женить на­следника престола на испанской инфанте. Когда этот план встре­тил решительное сопротивление, Яков I женил Карла на фран­цузской принцессе Генриэтте-Марии — католичке, тем самым

обеспечив себе поддержку французского абсолютизма. Этот пово­рот во внешней политике был непосредственно связан с политиче­ской и идеологической реакцией внутри страны. Хотя официаль­ной религией оставался англиканский протестантизм, католики получили фактически свободу вероисповедания, приблизились ко двору, а окружение Генриэтты-Марии открыто служило мессу.

Уже при Якове 1 и особенно при Карле I английский двор вся­чески стремился подражать французскому и испанскому: расточи­тельность, огромные пенсии и подарки королевским фаворитам, роскошные балы и празднества создавали видимость благополучия и прочности монархии.

При дворе Карла I много лет работал знаменитый фламапд-ский живописец Антонис Ван-Дейк, и созданная им галерея порт­ретов короля и знати великолепно отражает облик аристократа то­го времени. В этот «английский» период своего творчества Ван-Дейк, выдающийся реалист, все же в известной мере подчинился вкусам и «социальному заказу» придворных Карла I. Его портре­ты, оказавшие впоследствии немалое влияние на английскую порт­ретную живопись, дают скорее собирательный образ, идеал аристо­крата, как он представлялся заказчикам, чем неповторимо-инди­видуальный облик того или иного лица. Преувеличенно-элегант­ные пропорции, высокомерие, неприступность, возвышающая над толпой аристократа, пышность костюма и торжественность обстановки — этого желали заказчики и это давал им художник. Но в тех случаях, когда Ван-Дейка не сковывали несколько ус­ловные каноны, он создавал портреты глубоко индивидуальные, от­ражавшие духовный мир изображаемого. Какая отрешенность от суеты, напряжение духовных сил и, может быть, момент рождения нового художественного замысла запечатлены в портрете круп­нейшего архитектора эпохи Айниго Джонса!

Двор Карла I забавлялся, причем отнюдь не невинно. Его бьющая в глаза роскошь, всевозможные слухи о развращенности придворных, не щадившие и блиставшую в центре этого изыскан­ного круга «священную» особу королевы, подрывали престиж мо­нархии. Но ничто не вызывало такого возмущения в широких сло­ях народа, в среде буржуазии и сквайров, как экономическая по­литика первых Стюартов. Пенсии и празднества, содержание ог­ромного штата духовенства стоили очень дорого, и монархия изыскивала все новые и новые источники доходов. Изредка созы­ваемые парламенты систематически отказывали королю в ассиг­нованиях и ставили предоставление денег в зависимость от всей внутренней и внешней политики. Тогда парламент распускался, и король усиливал продажу патентов и привилегий, взимание штра­фов за нарушение бессмысленных ограничений в торговле и про­мышленности и т. д.

Подхлестываемые массовыми выступлениями городских и дере­венских низов, подрывавшими прочность монархии, члены парла­мента становились все более решительными. В марте 1628 г. пар-

ламент заявил, что не согласится ни на какие ассигнования или новые налоги, пока король не признает некоторые принципы госу­дарственного устройства, изложенные в «Петиции о праве». Это был первый четко сформулированный документ, отражавший требо­вания оппозиции: ликвидация королевского произвола и некоторое ограничение королевской власти — такова суть требований. Пети­ция запрещала аресты без суда, т. е. была направлена против неза­конных репрессий. Не меньшее значение имел пункт, запрещаю­щий взимание налогов, «даров», займов без санкции парламента. Тем самым король ставился в полную зависимость от парламента, который получал возможность ежегодно решать вопрос — отпус­кать или не отпускать те или иные суммы. Наконец, два пункта пе­тиции были рассчитаны на то, чтобы не допустить создания по­стоянной королевской армии, которая могла бы стать орудием дес­потизма. Самый факт выдвижения этих требований означал, что в парламенте уже сформировалась организованная сила буржуазной оппозиции. Карлу I настолько нужны были деньги, что он согла­сился на все условия. Петиция была принята, деньги отпущены, но король не намеревался выполнять данные обещания. В 1629 г. он распустил парламент и в течение 11 лет управлял страной бес­контрольно. Именно в этот период, когда, казалось бы, абсолютизм полностью победил, в стране начала складываться революционная ситуация.

Жестокости Звездной палаты и Высокой комиссии в период «беспарламентского правления» были чудовищными. Ближайши­ми советниками короля стали граф Страффорд — перебежчик из лагеря парламентской оппозиции и архиепископ Уильям Лод. Оба они заслужили всеобщую ненависть. Фанатичный Лод — умный, твердо идущий к своей цели, каким он запечатлен Ван-Дейком, от­правлял на дыбу и к позорному столбу пуритан. Страффорд,, за­жавший в тиски террора всю Англию, особенно кровавый след ос­тавил в Ирландии, куда он был в 1633 г. назначен лордом-намест­ником. Уверенные в том, что они смогут подавить любую оппозицию, король и его приближенные шли напролом. Вопреки постановлениям парламента, королевские чиновники взыскивали таможенные пошлины. В 1635 г. король возобновил взимание давно забытого налога — так называемых корабельных денег, которые выплачивались «на борьбу с пиратством» в прибрежных графствах. Теперь, при наличии мощного английского флота, о пиратах давно уже и не слыхали, и налог, распространенный к тому же на всю Англию, вызвал бурю возмущения. Сквайр Джон Гемпден отказал­ся платить и потребовал судебного разбирательства, но покорные судьи признали налог законным и осудили его. Однако этот процесс привлек внимание всей страны и, конечно, усилил оппозицию. Сто­ронники феодально-абсолютистской реакции все более утрачивали понимание реального положения, считая, что им все дозволено. Наконец, они предприняли шаг, который оказался для них ро­ковым.

Фанатичный противник пресвитерианской церкви Лод давно уже придумывал средство для подчинения себе шотландской церк­ви. Хотя Шотландия, связанная с Англией с 1603 г. династической унией, полностью сохраняла самостоятельность, в 1637 г. Лод, ок­рыленный «успехами» абсолютизма, объявил, что в Шотландии вводится англиканское богослужение. Это был первый шаг к лик­видации пресвитерианской организации церкви. Но до следующего шага дело не дошло. Шотландские кальвинисты отказались подчи­ниться этому распоряжению, заключили, как в XVI в., ковенант и стали готовиться к вооруженной борьбе. Народные массы Шот­ландии, не раз в прошлом отбивавшие английские захватнические армии, пошли за дворянством и буржуазией, поскольку они видели в этом конфликте не столько церковный спор, сколько борьбу за независимость своей страны.

Борьба Шотландии за независимость, начатая под лозунгом со­противления англиканской перкви, очень близким и понятным пу­ританам, встретила сочувствие в широких слоях английского наро­да. Собранная Карлом армия не желала воевать против шотланд­цев, и король, стремясь выиграть время, предложил противнику перемирие. Это первое поражение ненавистного короля вызвало бурю восторга в Англии; лондонские купцы даже устроили празд­ник в честь поражения Карла I.

Между тем реакционная экономическая политика Стюартов к концу 30-х годов привела страну на грань катастрофы. Производ­ство сокращалось, тысячи ремесленников и рабочих мануфактур лишились работы. Это вызвало массовые волнения в Лондоне и в других районах страны. Большинство населения прекратили вы­плату «корабельной подати», и чиновники уже не могли справить­ся с этим массовым движением. Долго сдерживаемый народный гнев, наконец, прорвался, и это, наряду с шотландским примером, подхлестнуло вождей оппозиции.

Когда в апреле 1640 г. Карл впервые после «Петиции о праве» созвал парламент, потребовав субсидий на войну с Шотландией, члены палаты общин заговорили иным языком. Категорически от­казав в субсидии, парламент обрушился на короля и его советников с резкой критикой. Но даже и в этой обстановке Карл I, Страф-форд, Лод не пошли на уступки. Парламент был распущен через три недели после созыва; его назвали Коротким парламентом.

Возобновившаяся война с Шотландией принесла английской армии, во главе которой теперь стал Страффорд, новые поражения. Шотландцы оккупировали северные графства. Монархия оказалась бессильной как перед лицом внешнего противника, так и в борьбе с внутренней оппозицией. Удержаться у власти, управляя по-ста­рому, т. е. в духе абсолютизма, верхи феодального общества уже не могли.

В. И. Ленин на основе опыта многочисленных революций уста­новил, из каких элементов складывается революционная ситуация. Первым и главным элементом является обострившееся в макси-

мальной степени «угнетение громаднейшего большинства населе­ния». «Но этого еще мало. Одно угнетение, как бы велико оно ни было, не всегда создает революционное положение страны. Боль­шей частью для революции недостаточно того, чтобы низы не хоте­ли жить, как прежде. Для нее требуется еще, чтобы верхи не мог­ли хозяйничать и управлять, как прежде» ¹. Именно такая ситуа­ция сложилась в Англии к лету 1640 г.