Гавань красных фонарей 4 страница

Ситуация… Семь здоровых мужиков, вместо того чтобы дрыхнуть, одетые, лежат в обнимку с оружием и вращают глазами в темноте, ожидая шороха с улицы или, что еще хуже, изнутри.

Казарма старой постройки. Кирпичная. Толстые стены. Бетонные плиты разделяют потолок и пол. Перегородки и комнаты – современное веяние – усиливают звукоизоляцию. Нет ничего удивительного, что, как только по лестнице на первый этаж начал кто‑то спускаться, спецназовцы поняли, что к ним заглянули на вечеринку непрошеные гости.

Никто не понимал, что происходит, чем они так насолили местным, чтобы к ним полезли.

«Может быть, охотники за оружием?» – мелькнула у Татаринова мысль, которой он не стал делиться с остальными. У них тут была парочка интересных стволов, которые бы с удовольствием разобрали на детальки где‑нибудь в Германии или Франции. Ну просто, знаете ли, такой вот непринужденный обмен опытом. «Да ну, чушь какая! – сам себя поправил он. – Если бы им чего‑то надо было, они купили бы образец, да и все. Пусть это даже новые современные модификации бесшумного оружия. Все можно достать. Наверное».

Старший лейтенант Голицын, приспособив прибор ночного видения, на полусогнутых выполз в коридор, свет в котором спецназовцы предусмотрительно выключили. Приближаясь к лестнице, Поручик на ходу роботизировался, становясь отрешенно‑напряженно‑безжалостным.

Все происходило быстро.

Но из‑за того, что процессор внутричерепной коробки разогрелся и обрабатывал огромное количество информации, казалось, что время течет крайне медленно. Старший лейтенант приблизился к лестнице и, взяв выход с нее на прицел, присел прямо в коридоре, сделался маленьким‑маленьким, насколько это было возможно, и сидел в темноте тихо‑тихо, как мышь, и ждал, пока неведомый гость спустится вниз.

Чуть сзади за Голицыным занял позицию старший мичман Диденко – он, так же как и старший лейтенант, был вооружен специальным бесшумным автоматом.

Что такое расстояние в двенадцать метров, да еще и в замкнутом пространстве! Это ничего, если они не успеют выстрелить первыми, то с очень большой долей вероятности их заденет одна или даже несколько пуль, если тот, на лестнице, профи, конечно.

Голицын смотрел на выход с лестницы под неудобным для себя углом, он не мог видеть часть пространства. Шаги стихли, тот, кто шуршал на лестнице, теперь не двигался, что добавило градус напряжению, повисшему в воздухе.

Голицын прекрасно понимал, что им не удалось покинуть кубрик бесшумно. В почти пустом помещении, где не было посторонних звуков, любые щелчки и шаги слышны как никогда. А если у противника в ухо вставлен специальный прибор, который делает его слух таким же, как слух ночного животного, то на скрытное перемещение, пускай даже в почти полной темноте, никаких шансов.

Снова шуршание на лестнице – кто‑то со второго этажа начал спуск.

«Второй!» – подумал Голицын и понял, что он вряд ли ошибается. Шорох прокатился по верхнему пролету, затем по нижнему и стих на первом этаже.

Прошел еще один и еще. И еще! Люди прибывали, и было понятно, что кто‑то накапливается на пятачке, который на данный момент не простреливался.

А может, глюки у старлея? А?!

Ели бы им противостоял один человек, то можно было бы попробовать выяснить, кто он такой и как сюда попал. Но их там больше пяти.

Когда Голицын довел свой счет до семи, у него уже не оставалось сомнений, что это по их души, и не для того, чтобы среди ночи научиться правильно пить русскую водку.

Следом за Диденко в коридор высунулся на полусогнутых Малыш.

Отправив бойцов вперед, Татаринов и сам стал перемещаться к двери. Необходимо было видеть все самому, да и не испугать Татаринова перестрелкой. Что он, в перестрелках не был?! Был!

Малыш посмотрел на своих товарищей и по их напряженным фигурам понял, что впереди кто‑то есть. Тела бойцов сжались, словно пружины …

Раздались хлопки!

Со стороны торцевого окна по коридору пролетело несколько пуль, две из которых попали в Малыша. Здоровяк охнул и стал заваливаться на сторону.

Татаринов тут же втащил мичмана внутрь, а затем высунул руку в коридор и стал поливать торцевое окно…

Понимая, что их сейчас могут зажать с двух сторон, Голицын отступил с директрисы огня в одну из комнат.

На лестнице тут же началось движение, а в следующее мгновение уже два ствола показались из‑за угла и начали простреливать узкое пространство, ограниченное перегородками. Диденко, сматываясь прочь, нырнул в тот же кубрик, что и Голицын, разбрасывая от себя в обе стороны гранаты, чтобы несколько поумерить пыл нападавшей стороны.

Те, кто пришел за ними, не переговаривались, не кричали, они лишь едва слышно ступали по полу. Было слышно, как какой‑то человек залазит в окно, за ним следом еще один. Видимо, взрывы гранат на них никакого особого впечатления не произвели. Спецназовцы не должны были позволить зажать себя. В конечном итоге их тогда додавили бы.

Со‑о‑бра‑жать!

Татаринов представил, как они в семь тел ломятся по направлению к окну, и понял, что это не слишком удобный вариант, учитывая, что у них на руках уже один раненый. Самое страшное во время боя – это потерять управление подчиненными, он понимал это!

– Диденко, слышишь меня?! – запросил он по рации, но ответа не получил. Пришлось орать: – Диденко!

– Так то‑о‑чно!!! – ответил Диденко, окопавшийся за перевернутыми койками в одном из кубриков.

– Рацию включи!

– Не взял!

– Молодец. Мы с тобой поливаем конец коридора, остальные забрасывают гранатами лестничную клетку. Уходим в сторону лестницы!

Перегородки, сделанные из какого‑то пластика, не выдерживали никакой критики, в том числе и критики из оружия.

Тень человека метнулась по коридору в сторону выхода из казарм и тут же получила очередь в корпус, заорала и потом затихла в углу. Здание сотряслось от череды взрывов.

Не дожидаясь, пока отогнанный неприятель вновь займет удобную позицию для атаки, старший лейтенант Голицын сотоварищи влетел на пятачок и стал пулями разбирать бетонно‑лестничный пролет и стену… Рожок у него опустел быстро, но он тем самым дал возможность подойти остальным и разгрузить по половине боезапаса, чтобы никто не посмел высунуться и ответить им. В это время Диденко с Татариновым, прикрывая их, поливали огнем торцевое окно, в которое уже успели залезть двое. Как залезли, так и сникли. Кроме всего прочего, Диденко от щедрости ввалил им туда из подствольника, после чего с улицы раздался крик человека, которого явно посекло.

Интенсивный бой шел в полной темноте, и если бы не приборы ночного видения, то было бы хреновато. Когда ты не понимаешь, откуда по тебе стреляют, становится по‑настоящему жутко. Нападавшие вряд ли ожидали, что им будет оказано сильное сопротивление, поскольку в два часа ночи люди обычно спят.

Марконя, не прекращая стрелять, стал подниматься по лестнице, отодвигая от себя граждан неизвестного государства, которые решили поживиться славянами. В ответ на его продвижение под ноги полетели две гранаты, пришлось быстро убегать от них вниз, при этом еще орать своим, чтобы те отвалили от эпицентра. Слова при этом он использовал в основном ненормативные…

Спаренный взрыв сотряс в очередной раз казарму. Марконя получил несколько осколков в ноги и спину. Хорошо хоть, голову не задело. Капитан‑лейтенант орал, но Голицын, не обращая внимания на крики, сумел оттащить его в коридор.

Чтобы обезопасить тыл, Диденко с Татариновым быстро продвигались к торцевому окну, чтобы зачистить его и не давать возможности залезть к ним. Когда они подбежали к разбитой раме и Диденко на мгновение высунулся на улицу, то он не увидел там никого.

А в это время остающиеся в строю Голицын, Бертолет и Док, не жалея патронов, простреливали лестничные пролеты, чтобы подняться выше. Но, как водится, враг был хитер и опасен. Невидимый противник залег на втором этаже и не давал голову высунуть.

Татаринов оставил у окна старшего мичмана Диденко, а сам побежал к остальным, чтобы попытаться перебить эту свору убийц, непонятно откуда взявшуюся…

– Что там такое? – спросил он Поручика. Тот ответил, что какие‑то «нехорошие люди» залегли наверху и не дают им пройти.

– А что гранаты? – спросил командир.

– Закончились. Мы ж не на войну собирались!

– Ага, – согласился Татаринов, почесывая седеющую и лысеющую голову.

Наемники продолжали сохранять спокойствие и вели себя крайне тихо: ни слов, ни звуков, ни тем более переговоров, что могло бы выдать как минимум их национальность. Всегда приятно знать, против кого воюешь. На улице послышался топот, и кто‑то начал стучать в закрытую изнутри дверь.

– Опомнились, трах‑тарарах, – прокомментировал Татаринов. – Посмотри за мной, Поручик, пойду открою.

Подойдя к одному из окон, которое было ближе всего к крыльцу, капитан второго ранга на корточках высунулся и поглядел, кто там к ним пожаловал. Тревожная группа в составе трех человек охранения с бледным видом, озираясь по сторонам и пригибаясь, колотила в дверь.

– Смелые ребята, – похвалил Татаринов, – не испугались заварушки.

– Just a moment![3]– вежливо ответил им Татаринов, не забыв добавить, что он русский, и напомнил им свои звание и фамилию. Когда троица зашла внутрь, Татаринов указал пальцем вверх на лестницу. Увидев растерзанный гранатами труп в коридоре, голландцы захотели обратно в караулку.

Кэп осмотрел снаряжение вновь прибывших и, не увидев на них ничего существенного, кроме стрелкового оружия, покачал головой. Шепотом он сообщил старшему, что на втором этаже засели человек пять. О том, что они как‑то легко проникли на территорию базы, он добавлять не стал.

Голландцы не хотели лезть наверх, но…

– Нам нужен один живой, – сказал Татаринов, вызывая понимание у принимающей стороны.

– Что, старлей, думаешь, – обратился он к Голицыну, – как нам на второй этаж‑то забраться?

– Пусть голландцы караулят, а мы зайдем с другой стороны, тем же путем, каким они сюда к нам сами залезли.

– Гениально!

Идея обойти казарму и найти подъем на второй этаж была воспринята Татариновым положительно. После чего они, прихватив с собою Бертолета, отправились в обход, заранее предупредив Диденко, что сейчас пройдут мимо него и чтобы он не вздумал пальнуть по ним, сдуру‑то.

– Ага, – согласился старший мичман, продолжая стоять у торцевого окна и контролировать небольшое пространство перед собой.

Голицын продвигался крадучись, не переставая радоваться отменно работающему прибору ночного видения, делающему картинку яркой и качественной.

И тут какой‑то урод по периметру включил фонари. Предупреждать же надо! Прибор справился с неожиданной яркой вспышкой, уменьшил яркость, но, блин, было темно – стало светло. Ну не дурак ли там, а?

Старший лейтенант огляделся и, повернув за угол, обнаружил длинную лестницу, которая аккуратно была приставлена к одному из окон второго этажа.