Гавань красных фонарей 2 страница
Когда Малыш снова присоединился к основной компании, то выглядел он, прямо скажем, уставшим. Док, глядя на широко открытые глаза и часто вздымающуюся грудную клетку, во всеуслышание прокомментировал завтрашнее состояние на тренировке…
А Марконя тут же сообщил, что если Малыш заплатит еще столько же, то сможет провести ночь с двумя красотками…
Все остальные солидарно озаботились возникшей проблемой, и Татаринов, переговорив с голландцем, сообщил, что если компания хочет продолжения, то им необходимо переместиться в другое заведение, которое находится всего на расстоянии одного квартала.
Водолазы «всплыли» на улицы ночного Амстердама. Город встретил их горящими фонарями, гуляющей публикой и блеском бесконечных витрин и неоновых вывесок. На улице, где они находились, не было видно офисов банков, зато присутствовали кинотеатры, секс‑шопы, кафе и рестораны быстрого питания… Здесь было все для того, чтобы человек мог поесть, сходить в кино, развлечься и полностью расслабиться…
Улица не была полностью пешеходной, и по ней то и дело проезжали машины. В основном это были такси, но также попадались и частные автомобили. Никаких больших транспортных средств – автобусов и грузовиков – не наблюдалось, что позволяло обозревать окрестности в обе стороны.
Брегг и сам разогрелся пивом и теперь с трудом прокладывал курс. Наконец он вспомнил, где находится необходимое Малышу здание с необходимыми работниками сервиса, и указал нужное направление.
Татаринов с интересом разглядывал гуляющую публику. Им навстречу попадались парочки, одиноко гуляющие мужчины и женщины, были целые группы, похожие на них, которые приехали в Амстердам именно посмотреть на то, как устроен «город греха».
Не без удивления Татаринов увидел молодых людей, которые до сих пор надевают на себя цепи и прокалывают свое лицо во всех возможных местах, что, на самом деле вызывает отвращение, а не интерес. Но, если им так хочется, пусть делают с собой все что угодно, устраивают себе пытки… Самоинквизиторы хреновы…
«Вот кого надо в армию забирать! У нас с экстримом все в порядке!» – размышлял Татаринов, провожая глазами человек пять не просто исколотых, а изъеденных пирсингом.
Через несколько метров, прямо у фонарного столба, прижавшись плотно, целовались две лесбиянки. Маленькая, коротко стриженная брюнетка была активней и пригнула к себе высокую подругу с полностью выбритым черепом и огромными сережками в ушах. Кроме поцелуя, маленькая еще успевала сжимать сиськи своей подруги в руках и мять их.
От увиденного Голицын резко остановился. При этом следовавший за ним Марконя не успел среагировать и ширкнул ему по пяткам.
– Ты чего? – не понял капитан‑лейтенант.
– Они сдвинулись, – кивнул Голицын в направлении парочки.
– Что ты хотел? Свобода и демократия! – согласился капитан‑лейтенант. – И у нас уже подобное есть. Вот родишь дочку, будет вот так вот, у столба… Ты хотел бы, чтобы твоя девочка на какую была похожа? На ту, что длиннее, или на ту, что поменьше? Поменьше, видишь, какая агрессивная! Могла бы в спецназе служить.
– А что? – поддержал разговор Док. – Женщины в Израиле служат!
– Они и тут служат, – напомнил о своем существовании Малыш.
Спецназовцы миновали какое‑то весьма пристойное кафе, а сразу после него была витрина, подсвеченная красным, внутри которой вращались и изгибались в разные стороны огромные мужские достоинства. Один, что был в центре, не только изгибался влево‑вправо и крутился вокруг своей оси, но еще время от времени вздрагивал, как бы стряхивая с себя накопившееся напряжение.
– Етить‑колотить!
Недалеко от витрины, утыканной танцующими фаллосами, привлекли внимание два огромных зеленых ирокеза на головах полуголых крепких парней, которые, стоя на перекрестке, о чем‑то активно разговаривали между собой. Молодые люди не спорили – они просто обсуждали что‑то, но делали это крайне громко.
Тут капитан второго ранга увидел, что за необыкновенной картинкой с любопытством наблюдает пожилая пара европейцев…
Сумасшедший визуальный ряд из увеселительных заведений, рекламы и тысяч свободно одетых и ведущих себя людей высвобождал какую‑то незнакомую, неощущаемую до сего момента силу и энергию.
Командир представил себе, что они находятся внутри гигантского кораллового рифа, который был искусственно создан людьми для проведения одной бесконечной, не прекращающейся тусовки. Буйство красок и разнообразие форм ни в чем не уступали подводному царству.
Огромная витрина с цветами привлекла внимание, но не обилием букетов, которые были выставлены внутри нее, а двумя голопопыми подружками, стоявшими перед ней в обнимку и оживленно обсуждающими бутончики, расставленные дизайнером с действительно хорошим чувством вкуса и меры.
Через полторы сотни метров, когда наконец на глаза ему попались две пары молодых людей, которые были одеты в обычные футболки и джинсы, Татаринову они показались необычными. Потом он невольно посмотрел на себя, одетого в клетчатую рубашку с короткими рукавами, в белые брюки, перехваченные коричневым ремнем, и в летние туфли, и с некоторым сожалением понял, что он тоже является представителем иной касты, не принадлежащей к этому коралловому рифу. На нем и его ребятах будто выбито: «Я гость! Я не при делах!»
Следуя за майором, русские свернули, сразу же заметив падение освещенности. Далеко не во всех окнах домов второстепенной улицы горел свет. Гуляк было кратно меньше, и… тут было тихо. Эффект напоминал внезапное выключение света в квартире, когда вы смотрите футбольный матч. У вас яркие впечатления, вы насыщены, вы переживаете какую‑то складывающуюся ситуацию, и тут все обрывается. Причем обрывается во всем доме. Становится слышно, как на улице хлопает дверь далекого подъезда или заводится двигатель стоящей машины.
Пройдя пару десятков метров, Татаринов даже оглянулся на ту феерию света, которую им пришлось оставить.
В тот самый момент, когда Брегг сообщил, что они почти уже пришли, из подворотни прямо на них выбежал небольшого роста пацан, который по волнообразной траектории стремительно начал перебегать чрез улицу.
Инстинктивным желанием Голицына было схватить пробегавшего паренька за руку, но он поборол в себе этот порыв. Во‑первых, он в гостях, во‑вторых, еще не понятно, что здесь происходит.
Следом из переулка выбежали еще двое и, смеясь, не обращая внимания на бьющие по тормозам машины, пробежали через улочку на другую сторону. Прежде чем вбежать в противоположную подворотню, один из троицы не справился с ориентацией в пространстве и ударился головой о стену рядом с проходом, после чего рухнул на асфальт и заржал, как нездоровый конь.
Двое других стали шутливо лупить ногами товарища, чей «гироскоп» неожиданно отказал. При этом они размахивали руками и что‑то громко орали. Татаринов вопросительно посмотрел на Брегга. Тот сказал только одно слово: «Пирожные».
– Пирожные? – не понял Татаринов.
– Неважно, – махнул рукой майор, – нам осталось пятьдесят метров.
Татаринов посмотрел в том направлении, которое указывал голландец, и увидел голубую неоновую квадратную вывеску с контуром птички внутри и идущую навстречу им невысокого роста девушку с ухоженной прической, в спортивном костюме…
Сильвия с утроенной энергией топала домой. Задержалась у подруги. Но так получилось – они заболтались. Главное, что она позвонила родителям и через пятнадцать минут уже должна быть дома. В этом районе всегда людно, и поэтому ей нечего бояться. Конечно, ходить в половине первого ночи по центру города, учитывая то, что у нее завтра снова школа и снова тренировка, наверное, не самое лучшее дело. Главное, думала она, чтобы ее тренер ничего не узнал о том, что она нарушает режим, ведь до соревнований осталось совсем чуть‑чуть.
Она видела, что навстречу ей идет довольно большая группа мужчин, одетых явно не по‑местному. Много ли времени мы тратим на то, чтобы понять, кто идет нам навстречу? Как правило, это всего доли секунды, и главное, о чем мы волнуемся, – это просто о том, чтобы аккуратно разойтись с человеком… Больше никаких хлопот встречающиеся нам прохожие обычно не доставляют. Да, они могут быть иностранцами, они могут быть европейцами, азиатами или неграми, никто в нашем сумасшедшем мире не может ожидать, что вы вдруг ни с того ни с сего остановитесь, захотите познакомиться…
Ритм городской жизни, обилие народа и борьба за выживание не оставляют места для сантиментов, которые вполне возможны в деревенской местности.
«Все белые, красивые лица, наверное, русские», – почему‑то подумала Сильвия и, уже пройдя мимо группы мужчин, которые вежливо посторонились, и услышав пару фраз, поняла, что это действительно русские…
Они не обратили на нее никакого внимания – ну и замечательно. Ей нужно пересечь освещенную огнями улицу впереди, пройти на другую сторону, на остановку, и проехать на автобусе буквально пятнадцать минут, после чего она будет дома. Она же не виновата, что ее подруга живет в центре.
Когда группа русских туристов осталась позади, кто‑то неожиданно схватил ее за руку и потащил к подъехавшей внезапно машине.
Город – это стресс, город – это скопление большого количества людей, и все, кто живет в городе, постоянно готовы к тому, что может с ними произойти что‑то неожиданное. Если вы не готовы к агрессии, резко выворачивающему в вашу сторону автомобилю, то вы, скорее всего, долго в городе не протянете. Вы просто не справитесь психологически. В мегаполисах ситуация еще более напряженная, еще более концентрированная. Наверное, поэтому мегаполисы и потребляют большое количество антидепрессантов, сигарет, алкоголя и наркотиков.
Сильвия почувствовала, что человек, который схватил ее, наверняка занимается спортом – он был очень силен. Мгновенно сообразив, что происходит что‑то нехорошее, Сильвия попыталась освободиться и тут же, больше инстинктивно, нежели осознанно, закричала: «Помогите!» Причем заорала по‑польски…
– Pomóc, pomóc! – кричала она, пытаясь вырваться из рук крепкого и коренастого мужчины.
А в это время перед глазами Голицына была грудь. Нет, не голая женская грудь, а грудь, одетая в пиджак и белую сорочку и принадлежащая весьма приятной, высокой женщине, блондинке из службы безопасности заведения, перед которым они стояли.
– Это что, вышибала, что ли? – с удовлетворением отметил Диденко, разглядывая высокую голландку. – Смотри, Голицын, у них баб уже в охрану набирают! А ты все про Израиль!
И в это время до ушей русских долетел крик Сильвии. Татаринов оглянулся и увидел, как здоровый детина запихивает маленькую девочку в машину. Расстояние между местом, где происходило похищение, и группой было не больше пятидесяти метров. Но тем не менее его еще нужно было преодолеть.
Голицын вопросительно посмотрел на командира, и тот кивнул.
Не стоит сравнивать, за какое время мог бы подготовленный спринтер преодолеть данную дистанцию. Да, Голицын был на одну‑две секунды медленнее. Но надо учитывать его состояние и отсутствие низкого старта.
Диденко банально напутствовал своего товарища:
– Давай, давай!
Неожиданно для нападавшего Сильвия смогла оказать ему отчаянное сопротивление. Оттолкнувшись от порога кузова одной ногой, от багажника – другой, она смогла мгновенно оказаться на крыше автомобиля.
Напавший бугай не смог удержать ее руку, так как силы в ней ого‑го, но он быстро оправился и в тот момент, когда она хотела спрыгнуть на дорогу с другой стороны авто, успел схватить ее за ногу и дернул так, что она упала на крышу машины. Но кошки и в полете думают! Она, падая, умудрилась лягнуть мужика пяткой в лоб.
Несмотря на полученный удар, мужчина не отпускал девчонку, но тех усилий, которые прикладывала Сильвия, ей хватило для того, чтобы дать время Голицыну подбежать…
Увидев приближающего случайного мужика, второй киднеппер – водитель – вылез из‑за баранки и попытался оказать старшему лейтенанту сопротивление. Лучше бы он этого не делал, потому что через секунду уже собирал себя с отмытого заботливыми дворниками асфальта.
Заметив приближение угрозы, похититель перестал цацкаться с девчонкой, одним резким движением сдернул ее с крыши и бросил в салон автомобиля, после чего пошел навстречу Голицыну.
Увидев, что к одному на помощь бегут еще семеро, похититель сориентировался, сел на место водителя и ударил по газам, бросив своего товарища на произвол судьбы.
– Отличный удар, товарищ старший лейтенант, – зло прокомментировал Малыш. Мичман был в данную секунду тем самым обиженным клиентом, которому обещали подарок и не дали. Теперь за все будет отдуваться вот этот вот придурок с расквашенной мордой, которого Голицын приголубил практически на ходу.
Двухметровый военный ныряльщик подошел к скорчившемуся белому человеку средней комплекции и разогнул его одним движением руки. После чего продолжавший утирать кровавые сопли похититель взмыл в воздух и был припечатан к кирпичной стене.
Ничего дальнейшего сделать Малышу не дали его товарищи, поскольку это грозило большими неприятностями. Хотя и так уже у Татаринова зародилось ощущение, что они влезают в дерьмо…
Майор Брегг – да хранят местные боги его душу – сам начал общаться с задержанным мужчиной. Он о чем‑то гневно спросил у того, после чего Татаринов и остальные могли разобрать только одно слово: «полиция».
Голицын попросил узнать, куда повезли девушку.
Для более качественного продолжения диалога Малыш потряс за шкирку неудачливого похитителя, и тот сознался, что их наняли за пять тысяч евро, предложили выполнить одно простое дело – схватить девчонку и привезти ее на завод.
– Какой завод? – уточнил Голицын, зло вглядываясь в перепуганные глаза.
Все, что понимал голландец, – это то, что перед ним человек, который может одним ударом послать в нокаут…
– Поехали на завод! – предложил Малыш, глядя на Татаринова.
Тот вежливо поинтересовался у майора Брегга, что произойдет, если они дождутся полицию.
– Придется давать показания, – размеренно и нечетко из‑за принятого на грудь ответил ему голландец.
Татаринов согласно кивнул:
– Тогда едем на завод. Все равно тут в вашем Амстердаме больше не хрена делать. Хоть девчонке поможем.
Брегг неожиданно согласился.
Поймав три желтые машины, русские отправились вместе с плененным мужиком выручать неизвестную им пленницу.
Таксист, к которому в машину забились Голицын, Диденко и Док, понял только одно: что едет с русскими на какую‑то пьянку. Видимо, их нужно как можно быстрее туда доставить, потому что они просили не отставать от впереди идущей машины и предлагали ему постоянно давить на газ.
– All will be good, all will be good, – только повторял водитель, пытаясь успокоить своих пассажиров.
Арендованная колонна мчалась по улицам Амстердама и вскоре, оставив позади ночной город, выехала на автобан и полетела в направлении, которое знал только захваченный ими похититель.
Начальство, вместе с голландцем и захваченным мужиком, ехало в первой машине…
Никто не сомневался, что человек с разбитым лицом способен на вранье. Для острастки Татаринов время от времени приобнимал ценного информатора, дабы тот не утрачивал такое важное человеческое качество, как кристальная честность.
Диденко смотрел в окно на остающиеся вдалеке огни порта, на огни скромных небоскребов и нескромных старых зданий и поделился с остальными мыслью о том, что, похоже, с профессионалками они пролетели…
– Погоди, еще вся ночь впереди, – успокаивал его Голицын. – Сейчас девчонку вернем и поедем дальше отдыхать.
– Мы же ведь уже почти зашли, – жалел Диденко. – Мы должны были остаться там… – Помолчав немного, он вспомнил, что как‑то, будучи еще совсем молодым, гуляя по району, стал свидетелем такой же ситуации. Но там девчонки, которых хватали и сажали в подъехавшую тонированную девятку, не отбивались, а, наоборот, хохотали и при этом успевали осыпать своих похитителей легкими пощечинами. Если там все было по любви, то в этом случае – наоборот.
Машины неслись по трассе, счетчик отсчитывал денежку, и Голицын уже начинал подумывать о том, что хорошо бы этот завод был бы не на юге Италии. Иначе они покатаются по Европе на несколько зарплат за одну ночь. Но опасениям его не суждено было сбыться. Через несколько километров машины свернули с трассы.
Дорога стала намного ýже, но пока освещения фонарей хватало, чтобы рассмотреть дома, стоящие по обе стороны от нее, и не ощущать себя, как это бывает в России, брошенным посреди бескрайнего и необустроенного пространства.
Мужика, который сидел между Татариновым и майором Бреггом, звали Йохан.
– Ну, ты, Йохан, и сука! – так, для проформы, высказывался иногда капитан второго ранга, прекрасно понимая, что смысл этой фразы все равно не дойдет ни до Брегга, ни до неудачливого похитителя.
Когда до места оставалось менее километра, Татаринов попросил водителя остановиться.
– Пусть таксист подождет, – поделился соображениями с голландцем Татаринов.
Когда Йохан ткнул в отдельно стоящее длинное здание, обнесенное со всех сторон сеткой‑рабицей, ему сказали «данке» и, завязав руки сзади его шнурком от кроссовок, оставили на попечении Дока и голландца, которым не нужно было идти дальше.
– Закрыто, – прокомментировал Малыш, разглядывая цепь, переброшенную через створки ворот и замок на ней.
– Людей не видно, – согласился командир.
– Может, поискать где‑то проход? – предложил Голицын.
– Что искать? – не согласился Марконя. – Вон сейчас Малыш меня перебросит через преграду, потом всех остальных, а потом и сам перелезет. Да, Малыш?
– Да, – вяло согласился двухметровый, пока остальные продолжали глядеть по сторонам, в надежде найти какую‑нибудь бочку, ящик, что помогло бы перелезть через забор.
Они достаточно поздно заметили, как из тени к ним вышел человек – небольшого роста плотный брюнет в синей футболке с надписью на груди и в джинсах. Человек достаточно плавно, спасибо ему за это, вывел из‑за спины руку, в которой все желающие смогли увидеть пистолет.
Подойдя к металлическим воротам, он безразличным взглядом посмотрел на подошедших к огороженной территории мужиков и посоветовал им на своем родном валить отсюда, пока мозги на месте.
– Кто‑нибудь понял, что он сказал? – спросил Голицын.
Не услышав положительного ответа, он с улыбкой подошел вплотную к сетке, через которую начал на чисто русском языке объяснять «сторожу», что у них была экскурсия, что они русские туристы и заблудились. Им бы нужно узнать, где ближайшая остановка автобуса или как они могут вызвать такси.
В мозгу у примата‑охранника пошел некий электрохимический процесс, в результате которого он убрал оружие обратно в кобуру, оказывается висевшую на бедре, и более флегматично но в то же время с неуменьшающимся подозрением, переспросил единственное слово, которое он понял из речевого потока старшего лейтенанта:
– Такси?
– Ага, – согласился, кивнув, старший лейтенант.
Брюнет без труда перешел на английский, спросил, есть ли у кого‑нибудь телефон. Телефон у Голицына был, и он просунул его сквозь ячейки сетки и отдал охраннику.
Тот кивнул, забрал аппарат, достал свой и перебил цифры из своего телефона в телефон Голицына, после чего отдал аппарат обратно и сказал одно‑единственное слово: «Такси».
– Спасибо, – ответил Голицын и посмотрел за спину охранника.
Тот резко обернулся, но было поздно: Марконя появился из темноты и приставил к шее бедолаги расческу. А чего? Больше ничего нет!
– Донт мув, – сказал Марконя, надавливая пластмассой на шею, вызывая тем самым в теле охранника непроизвольную легкую дрожь.
Спецназовец аккуратно вынул из кобуры охранника пистолет и засунул его себе за ремень, бесцеремонно отстегнул карабин с ключами, который висел у того на поясе, и, продолжая давить расческой на шею и подталкивая бедолагу сзади, подошел к цепи с замком на воротах и остановился в нерешительности, так как, если бы он попытался сейчас открывать замок, ему пришлось бы потерять контроль над сторожем.
Тьфу, контузия‑гидравлика! Снова надо было лезть за пистолетом, пусть открывает под стволом.
Тот, к кому Марконя подошел со спины и захватил его врасплох, полным дураком не был. Человек, почувствовав, что некто невидимый, контролирующий его, застопорился в размышлениях, сделал шаг в сторону, одновременно блокируя руку, которая не должна была давить ему больше на шею, ловко вывернулся и зашел за спину Маркони. Татаринов и до посещения Нидерландов знал, что в Голландии все хорошо с дзюдо и джиу‑джитсу. Однако, когда тебе это демонстрируют, а ты стоишь с противоположной стороны сетки, не зная, что предпринять и чувствуя собственное бессилие, выглядит данное представление обескураживающе. Уж кого‑кого, а обмануть Марконю – это нужно постараться. Капитан‑лейтенант не дал охраннику вновь завладеть оружием. Но тем не менее голландцу удалось нанести несколько ударов в район спины и шеи. Если бы капитан‑лейтенант не обладал навыками сопротивления, то, наверное бы, его голова сейчас треснула от нескольких резких и концентрированных ударов.
Не сговариваясь, бойцы перебросили на другую сторону забора Малыша, который, не дожидаясь окончания разборок – Марконя еще пристрелит этого сторожа на фиг, – подошел сзади и кулаком двинул по башке голландцу, после чего бедняга пролетел пару метров и затих в маленьких кустиках.
– Отлично! – согласился Голицын. – Я бы тоже так смог.
В это время Марконя глядел виноватым взглядом на своих товарищей, поскольку прозевал контратаку и позволил навязать себе полноценный бой. Когда они сняли замок и вошли на территорию, Татаринов, похлопав Марконю по плечу, сообщил ему, что тому придется очень много заниматься рукопашным боем…
Оглушенного охранника заботливо посадили у стены длинного цеха, приковав его же наручниками к какой‑то трубе – то ли к газовой, то ли к водопроводной, – чтобы он не вздумал никуда бежать.
Несмотря на злую сущность бандитов, которых они преследовали, Татаринов не был готов к тому, чтобы развязывать тут полномасштабную войну.
Под тихо тлеющими в ночи фонарями группа нестройной колонной продвигалась в сторону больших металлических ворот то ли завода, то ли фабрики, то ли склада.
Надо сказать, что к моменту подготовки импровизированного штурма на многих накатила усталость и одновременно с этим алкоголь в какой‑то мере блокировал реакцию и чувство самосохранения…
Когда они подошли к воротам, Татаринов показал на калитку, встроенную в них, и потом ткнул в Голицына, давая ему возможность войти первым. Когда Поручик подошел к преграде, он увидел, что с обратной стороны проникают лучики света – значит, там кто‑то есть!
Голицын рывком раскрыл металлическую калитку, которая без скрипа отошла в сторону. Когда он вломился внутрь, то увидел, что за металлическим верстаком при свете лампы, которая свешивалась с потолка, сидят три человека и натурально играют в карты.
– Здравствуйте, – поздоровался старший лейтенант на хорошем русском, не ожидая, что его сразу поймут. Не останавливаясь у порога, он побежал вглубь, к столу, в то время как за его спиной продолжали появляться русские из команды Татаринова.
Троица побросала карты и повскакивала со своих мест, вытаскивая стволы.
Когда мимо Голицына справа на высоте примерно метр восемьдесят пролетел Диденко с вытянутой вперед ногой, старший лейтенант почему‑то не удивился. Главное сейчас было не позволить направить на себя оружие, что спецназовцы могли делать достаточно быстро и эффективно. Самому юркому из троих удалось откатиться от металлического верстака в сторону и направить оружие на стремительно приближающихся к ним, а точнее говоря, просто летящих по воздуху русских.
Голицын оказался ближе остальных к самому проворному бандюгану и вынужден был пару раз дернуться из стороны в сторону, не давая последнему прицелиться как следует, и уже, сократив расстояние до минимума, оглушил его ударом колена в голову. Незадачливый стрелок отключился мгновенно.
Поскольку никто не имел представления о количестве людей, с которым им придется столкнуться, Татаринов и компания действовали быстро. Скрутив троих любителей поиграть среди ночи, они забрали у них оружие и постарались как можно быстрее зачистить все здание и подавить возможные точки сопротивления.
Ангар представлял собой достаточно большое, но заброшенное сооружение. По периметру стояли остовы старых разобранных станков. Бетонный пол во многих местах имел большие вмятины и был очень сильно зашаркан и поврежден. Какие‑то коробки и металлические контейнеры, накрытые брезентом, скрывались в темноте.
Поискав электрический щиток и найдя его, Диденко стал включать рубильники один за другим, освещая огромный цех.
Ожидая более серьезного сопротивления в любую секунду, спецназовцы разбились на две группы и продвигались быстро и почти бесшумно.
Когда Малыш влетел в бухту с кабелем и запутался в ней, последовало наивное:
– От, млять!
А потом снова тишина, шуршание ног и развитие атаки.
Продвигаясь между станками и сжимая в руках трофейный револьвер тридцать второго калибра, Голицын просматривал все проходы, а параллельно ему с другой стороны, чуть отставая, то же самое делали его коллеги. Дальше, посередине, было расположено огороженное пространство, внутри которого за большими стеклами находилось, видимо, административное помещение.
Квадратная каморка, отделенная перегородками от станков, размерами примерно пять на пять метров, продолжала находиться в темноте, несмотря на вздернутые рубильники электрического щитка. Видимо, еще один выключатель был расположен внутри. Оставлять за собой неосмотренный участок было абсолютно неверным, и поэтому спецназовцы с двух сторон подошли к стекляшке.
Голицын с Диденко, подкравшись к двери и присев, решали, кто из них пойдет первым. Снова выпало Голицыну. Не успел старший лейтенант дернуть на себя дверь и оценить ситуацию, изнутри раздался детский голос: «Help!»
После чего он сменился плачем.
– Help, Help![1]– присоединились к нему и другие.
Старлей осторожно заглянул внутрь и увидел пятерых маленьких детей.
Он прошел вперед, а вошедший за ним Диденко нашел выключатель. После того как лампы дневного света, погудев, зажглись, спецназовцы смогли увидеть пленников.
Татаринов, вошедший последним, почувствовал, как в душе просыпается пролетарская ненависть. Сейчас у него было одно‑единственное желание: освободить детей, прикованных к стульям наручниками, и передать в руки местной полиции.
Голицын с удовлетворением увидел среди маленьких заложников девушку, ради которой они и рванули из города в промзону. Сильвия сидела, поблескивая путами, рядом с небольшим кожаным диваном. Подумав, старший лейтенант выдал детям фразу:
– Will be OK![2]
Кроме девушки, которая ловко пыталась выкрутиться из рук похитителей, было четыре пацана абсолютно разного возраста и вида: двое маленьких, лет восьми, были сильно напуганы и сейчас сидели с мокрыми глазами, похныкивая. Одному было двенадцать или тринадцать, и он уже сохранял что‑то наподобие спокойствия, хотя на самом деле просто не до конца понимал, что с ним происходит. Был и еще один, сидящий в углу за шкафом, парень, которому было уже лет семнадцать, наверное. Он был очень худой, с белыми волосами, голубыми глазами, из одежды на нем были шорты цвета хаки и драная футболка апельсинового цвета. Обе его руки, от запястья до локтя, были, как это выяснилось, когда его освободил Диденко, зататуированы готическими крестами, которые были расположены так, что составляли в совокупности некий бесконечный лабиринт.
«Молодежь!» – подумал про себя Голицын.
Когда он освободил девочку, та по‑русски сказала ему:
– Спасибо!
Татаринов и остальные были приятно удивлены.
Русскому не надо быть полиглотом, чтобы понять, что перед ним поляк или полька, как в данном случае.
– Как зовут?
– Сильвия.
– Круто!
Они освободили голландца, того самого, который был весь зататуирован, одного цыгана действительно двенадцати лет от роду и двоих мальчишек помладше, один из которых был турком, а второй – венгром.
Не теряя бдительности, спецназовцы обшарили весь завод и, не найдя больше никого, сообщили оставшемуся за периметром майору Бреггу о том, что ситуация у них под контролем.
Общаясь с Сильвией, поскольку с другими детьми невозможно было разговаривать – они были напуганы, не знали английского, – Татаринов выяснил, что их не били, давали поесть и периодически выводили в туалет.
Сама же Сильвия до конца не смогла еще понять, что же случилось, поскольку времени с момента похищения прошло не более полутора часов.
Пока ждали приезда полиции, один из двух восьмилеток неожиданно сделал признание.
– Я русский… – сказал он тихо. Это тот, про которого Сильвия говорила, что он турок.
– Ничего себе?! – удивился Татаринов и подсел к малышу, который оставался на том же стуле, к которому его недавно приковывали наручниками. – А почему ты сразу не сказал?
– И он тоже русский, – ткнул во второго мальчишку по соседству бывший турок.
Татаринов посмотрел на второго мальчика.
– Да, я русский! – согласился он с другом по несчастью.
– Так почему вы не признались сразу? – спокойно спросил капитан второго ранга, поглядывая то на одного, то на другого.