История похитителя тел 23 страница

— На имя Кларенса Оддбоди. Но я уверен, что он им не пользовался.

— Скоро выясним. Подозреваю, что он взошел на борт в Нью-Йорке обычным путем. Для него жизненно важно, чтобы его приняли с надлежащей помпой и уважением, — забронировать самую шикарную каюту, выходить на парад на верхней палубе, чтобы все стюарды ему кланялись. Каюта-люкс на сигнальной палубе огромна. Он мог разместить там большой сундук, чтобы скрываться в нем без всяких проблем. Ни один стюард не тронет такую вещь.

Мы опять подъехали к моему дому. Он вытащил несколько купюр, уплатил шоферу, и мы поднялись по лестнице.

* * *

Едва добравшись до квартиры, мы уселись за отпечатанное расписание и газетные вырезки и проследили схему совершения убийств.

Было очевидно, что зверь напал на моего агента в Нью-Йорке всего за несколько часов до отплытия парохода. У него было полно времени, чтобы успеть на борт до одиннадцати. Убийство рядом с Бол-Харбор произошло за несколько часов до того, как судно вошло в док. Он явно преодолевал небольшие расстояния, используя способность летать, а перед восходом солнца возвращался в свою каюту или другое убежище.

Для убийства в Санто-Доминго он покинул корабль, вероятно, на час, а потом догнал его на пути на юг. Опять-таки это расстояние было ерундой. Ему даже не требовалось обладать сверхъестественным зрением, чтобы заметить гигантскую «Королеву Елизавету II», пускавшую пар в открытом море, убийства на Кюрасао состоялись вскоре после отплытия парохода. Меньше чем через час он, нагрузившись краденым добром, должно быть, догнал судно.

Пароход теперь опять направлялся на север. Всего два часа назад он бросил якорь в Ла-Гуайра на побережье Венесуэлы. Если сегодня ночью он совершит нападение в Каракасе или его окрестностях, мы будем наверняка знать, что нашли его. Но мы отнюдь не намеревались ждать новых доказательств.

— Ладно, давай все обдумаем, — сказал я. — Осмелимся ли мы сесть на корабль сами?

— Конечно, это необходимо.

— Тогда нам понадобятся фальшивые паспорта. Мы, может быть, оставим после себя переполох. Дэвида Тальбота в это впутывать нельзя. А я не могу воспользоваться тем паспортом, что он дал мне. Да я даже не знаю, где он, тот паспорт. Наверное, до сих нор в том доме, в Джорджтауне. Одному Богу известно, почему он использовал в нем свое собственное имя, — вероятно, для того, чтобы я попал в неприятности на первой же таможне.

— Совершенно верно. Перед отъездом из Нового Орлеана я смогу заняться документами. Но мы не успеем попасть в Каракас до отплытия судна, до пяти часов. Придется сесть на него завтра в Гренаде. У нас есть время до пяти часов вечера. Весьма вероятно, что у них найдутся свободные каюты. Всегда кто-нибудь в последний момент снимает бронь, случаются и смерти. Фактически на таком дорогом пароходе, как «Королева Елизавета II», всегда кто-нибудь умирает. Не сомневаюсь, Джеймсу об этом известно. Если он примет меры предосторожности, то сможет охотиться когда пожелает.

— Но почему? Почему люди умирают?

— Пожилые пассажиры, — ответил Дэвид. — Это реалия круизной жизни. На «Королеве Елизавете II» есть большая больница для экстренных случаев. Корабль такого размера — это настоящий плавучий мир. Неважно. Наши исследователи все выяснят. Я немедленно направлю их на это задание. Из Нового Орлеана мы можем легко попасть в Гренаду, и у нас останется время на необходимые приготовления.

Теперь, Лестат, давай продумаем все подробнее. Предположим, мы встретимся с демоном прямо на рассвете. И предположим, мы выгоним его прямиком в это смертное тело, после чего не сможем его контролировать. Нам необходимо обеспечить тебе убежище... третью каюту, забронированную под именем, никаким образом не связанным ни с тобой, ни со мной.

— Да, где-нибудь поглубже, в центре корабля, на одной из нижних палуб. Не на самой нижней. Это было бы слишком очевидно. Я бы предложил где-нибудь посередине.

— Но насколько быстро ты сможешь передвигаться? Ты сможешь попасть на нижнюю палубу за несколько секунд?

— Без вопросов. Об этом даже не беспокойся. Важно, чтобы каюта была внутренняя и достаточно большая, чтобы в нее поместился сундук. Ну, без сундука, впрочем, можно и обойтись, если я предварительно запру дверь, но сундук тоже не помешает.

— Да, я понял. Теперь я вижу, что мы должны делать. Ты отдохни, выпей кофе, прими душ, займись чем хочешь. Я пойду в соседнюю комнату и позвоню всем, кому нужно. Это Таламаска, и ты должен оставить меня одного.

— Ты шутишь, — сказал я. — Я хочу послушать, что ты...

— Делай что я говорю. Да, и найди человека, который присмотрит за твоим прекрасным псом. Мы же не сможем взять его с собой! А собакой с таким характером пренебрегать нельзя.

Он поспешил прочь, вытеснив меня из спальни, чтобы иметь возможность сделать все эти восхитительные звонки в одиночестве.

— Именно в тот момент, когда я уже начал получать удовольствие, — сказал я.

Я помчался искать Моджо, который спал в холодном мокром саду на крыше, словно это было самой заурядной вещью в мире. Я повел его к одной пожилой женщине, проживавшей на первом этаже. Из всех моих жильцов она была самой приятной, и ей, безусловно, не помешала бы пара сотен долларов за уход за ласковой собакой.

Стоило мне просто сделать ей предложение, и она пришла в восторг. Моджо сможет воспользоваться двориком за домом, ей нужны как деньги, так и общество — ну разве я не милый молодой человек! Совсем такой же милый, как мой кузен, месье де Лионкур, который для нее как ангел-хранитель, еще ни разу не обналичил чеки, которыми она платила ему за квартиру.

Я поднялся назад, в квартиру, и обнаружил, что Дэвид все еще занят и отказывается разрешить мне послушать. Мне было велено приготовить кофе, который я, естественно, готовить не умел. Я допил старый кофе и позвонил в Париж.

К телефону подошел мой агент и сообщил, что по моему запросу как раз высылает отчет о текущем положении. Все идет хорошо. Таинственный вор прекратил свои атаки. Последняя состоялась вечером в пятницу. Возможно, парень сдался. В данный момент меня ожидает огромная сумма денег в моем новоорлеанском банке.

Я повторил ему все свои предостережения и сказал, что скоро опять позвоню.

В пятницу вечером. Это означало, что Джеймс совершил последнюю попытку до того, как «Королева Елизавета II» покинула Штаты. Находясь в море, он не имеет возможности замышлять ограбление с помощью компьютера. И он явно не намерен причинить вред моему агенту в Париже. Если, конечно, Джеймс до сих пор доволен своим небольшим отпуском на «Королеве Елизавете II». Ведь ничто не помешает ему в любое время покинуть корабль, если ему взбредет в голову.

Я вновь залез в компьютер и попробовал получить доступ к счетам Лестана Грегора, псевдонима, под которым я направил двадцать миллионов в джорджтаунский банк. Мои подозрения оправдались: Лестан Грегор до сих пор существует, но фактически он без гроша. Банковский баланс равен нулю. Двадцать миллионов, переведенные в Джорджтаун в пользование Раглана Джеймса, действительно вернулись к мистеру Грегору в пятницу ровно в полдень и были немедленно сняты со счета. Из хода сделки следовало, что перевод денег был организован предыдущей ночью. К часу дня в пятницу деньги ушли своим путем, проследить который было невозможно. Вот и вся история, зашифрованная разнообразными цифровыми кодами и обычной банковской белибердой, и понять ее мог любой дурак.

А в данный момент именно такой дурак сидел, уставившись в компьютерный экран.

Поганец предупреждал меня, что умеет воровать по компьютеру. Несомненно, он получил информацию от работников Джорджтаунского банка с помощью лести или изнасиловал их ничего не подозревающие мозги своими телепатическими способностями, чтобы получить требуемые коды и цифры.

В любом случае в его распоряжении оказалось целое состояние, которое когда-то было моим. Я возненавидел его еще больше. Я ненавидел его за то, что он убил моего человека в Нью-Йорке. Я ненавидел его за то, что он громил мебель и украл из офиса все остальное. Я ненавидел его за его мелочность и его интеллект, за его примитивность и его наглость.

Я сидел, пил старый кофе и думал о том, что ждет меня впереди.

Конечно, я понимал действия Джеймса, как бы глупо это ни выглядело. С самого начала я знал, что в его душе живет некий глубинный голод. А эта «Королева Елизавета II» была миром его отца, миром, из которого его, пойманного на месте преступления, изгнали.

Ну да, изгнали, как изгнали и меня. И как, должно быть, он жаждет вернуться туда со своей новой силой и новым богатством! Возможно, он спланировал это по часам, как только мы договорились об обмене. Не сомневаюсь, если бы я его отложил, он нагнал бы пароход позже, в другой гавани. Но при текущем ходе событий он смог начать свой путь на небольшом расстоянии от Джорджтауна и напасть на моего смертного агента до отплытия судна.

Да, я помню, как он сидел на уныло освещенной джорджтаунской кухне и то и дело поглядывал на свои часы. То есть на эти часы.

Наконец из спальни появился Дэвид с блокнотом в руках. Все улажено.

— На «Королеве Елизавете II» никакого Кларенса Оддбоди нет, но есть таинственный молодой англичанин по имени Джейсон Гамильтон, забронировавший каюту-люкс Королевы Виктории всего за два дня до отплытия из Нью-Йорка. Пока что предположим, что это он и есть. К моменту прибытия в Гренаду мы получим о нем дополнительную информацию. Наши детективы уже работают.

Нам с тобой заказаны две каюты-люкс из Гренады на той же палубе, где живет наш загадочный друг. Мы должны сесть на корабль завтра, в любое время до пяти часов вечера, когда корабль отплывает.

Наш рейс улетает из Нового Орлеана через три часа. По меньшей мере один из этих часов понадобится нам для того, чтобы приобрести пару фальшивых паспортов у джентльмена, которого очень рекомендуют для такого рода сделок, и он нас уже ожидает. У меня записан его адрес.

— Отлично. У меня с собой полно наличных.

— Очень хорошо. Так, в Гренаде нас встретит один из наших детективов. Очень хитроумная личность, я работал с ним много лет. Он уже заказал третью каюту — внутреннюю, пятая палуба. И он сумеет контрабандой пронести в эту каюту пару небольших, но эффективных образцов огнестрельного оружия, как и сундук, который понадобится нам позже.

— Человеку, находящемуся в моем теле, оружие ничего не сделает. Но, конечно, впоследствии...

— Вот именно, — сказал Дэвид. — После обмена мне потребуется оружие, чтобы защититься от вот этого красивого молодого тела. — Он указал на меня. — Теперь продолжим. Мой детектив официально зарегистрируется на пароходе, но после этого ускользнет, оставив нам каюту и оружие. Мы сами пройдем стандартную процедуру посадки с новыми удостоверениями личности. Да, кстати, я уже выбрал для нас имена. Очень надеюсь, что ты не станешь возражать. Ты — американец по имени Шеридан Блэквуд. А я — английский хирург на пенсии Александр Стокер. Всегда удобнее всего на подобных заданиях выступать в роли врача, увидишь, что я имею в виду.

— Спасибо, что не выбрал имя Г. П. Лавкрафт, — преувеличенно вздохнул я. — Мы должны ехать немедленно?

— Да. Я уже вызвал такси. Перед отъездом мы должны купить какую-нибудь одежду для тропиков, иначе будем выглядеть в высшей степени нелепо. Нельзя терять ни минуты. Теперь, если ты воспользуешься своими сильными руками и поможешь мне с чемоданом, я буду вечно тебе благодарен.

— Я разочарован.

— Чем? — Он остановился, пристально посмотрел на меня и, как раньше, чуть не покраснел. — Лестат, на такие вещи у нас нет времени.

— Если предположить, что у нас все получится, это наш последний шанс.

— Хорошо, — ответил он, — сегодня вечером в отеле на пляже Гренады у нас будет достаточно времени, чтобы это обсудить. В зависимости, конечно, от того, насколько быстро ты будешь воспринимать уроки астральных путешествий. А теперь, пожалуйста, продемонстрируй свою молодую силу и энергию поконструктивнее, помоги мне с чемоданом. Мне семьдесят четыре года.

— Великолепно. Но перед уходом я хочу кое-что выяснить.

— Что?

— Почему ты мне помогаешь?

— О, ради Бога, ты знаешь почему.

— Нет, не знаю.

Он окинул меня трезвым взглядом:

— Ты мне небезразличен! Мне все равно, в каком ты теле. Это правда. Но, если быть предельно честным, этот гнусный Похититель Тел, как ты его называешь, меня пугает. Да, пугает до мозга костей.

Он глупец и всегда сам становится причиной своего падения, это так. Но на этот раз ты, наверное, прав. Он совершенно не стремится быть задержанным, если вообще когда-то стремился. Он планирует долгое успешное приключение, и ему может очень скоро надоесть «Королева Елизавета II». Поэтому надо действовать. Теперь бери чемодан. Я чуть не умер, тащась вверх по лестнице.

Я подчинился.

Но меня смягчили и опечалили его проникнутые чувством слова, и я ринулся в мысленный просмотр фрагментарных картин, живописующих всякие мелочи, какими мы могли бы заняться на большой мягкой кровати в соседней комнате.

А вдруг Похититель Тел e;е сбежал с корабля? Или именно сегодня утром его уничтожили — после того как Мариус окатил меня таким презрением?

— Тогда мы поедем в Рио, — сказал Дэвид, направлявшийся впереди меня к воротам. — Мы как раз успеем на карнавал/ Устроим себе отличный отпуск.

— Я умру, если придется прожить так долго! — сказал я, обгоняя его на лестнице. — Твоя проблема в том, что ты привык быть человеком, так как занимаешься этим чертовски долго.

— Я привык к этому уже в два года, — сухо возразил он.

— Я тебе не верю. Я уже несколько веков с интересом наблюдаю за двухлетними людьми. Они несчастны. Они практически постоянно суетятся, падают и плачут. Им противно быть людьми! Они уже понимают, что это своеобразная злая шутка.

Он засмеялся про себя, но не ответил. И не смотрел на меня.

Когда мы вышли к парадному входу, нас уже поджидало такси.

ГЛАВА 20

Перелет стал бы для меня очередным кошмаром, не устань я настолько, что сразу заснул. С момента моего последнего отдыха — сна в объятиях Гретхен — прошло полных двадцать четыре часа, и я заснул так крепко, что, когда Дэвид разбудил меня для пересадки в Пуэрто-Рико, я плохо соображал, кто мы такие и чем занимаемся, и на один странный момент мне показалось вполне нормальным болтаться в этом огромном тяжелом теле в состоянии растерянности и бездумного подчинения командам Дэвида.

Это был транзитный рейс, и мы не выходили из терминала. А когда наконец приземлились в маленьком аэропорту Гренады, меня удивило густое и восхитительное карибское тепло и блестящее сумеречное небо.

Казалось, мягкий, ароматный, обвевающий ветерок, приветствовавший нас, изменил весь мир. Я порадовался, что мы совершили набег на новоорлеансккй магазин на Кэнал-стрит, потому что плотная твидовая одежда здесь никуда не годилась. Пока наше такси тряслось по узкой неровной дороге, доставляя нас к отелю на пляже, я зачарованно рассматривал роскошный лес вокруг, большие красные гибискусы, цветущие за каждой изгородью, грациозные кокосовые пальмы, склоняющиеся над крошечными полуразрушенными домишками на холме, и мечтал увидеть их не безнадежно мутным ночным смертным взглядом, но в лучах волшебного утреннего солнца.

Вне всякого сомнения, в том, что мое превращение состоялось на злобном джорджтаунском холоде, присутствовал элемент наказания. Но, вспоминая обо всем — о красивом белом снеге и о тепле домика Гретхен, я не мог жаловаться искренне. Однако только этот карибский остров представлялся мне реальным миром, созданным для настоящей жизни; и я, как всегда со мной бывало на этих островах, подивился, как они, такие прекрасные, такие теплые, могут быть такими бедными.

Бедность видна повсюду: бессистемно разбросанные деревянные дома на сваях, пешеходы на обочинах дорог, старые ржавые автомобили и полное отсутствие каких бы то ни было признаков благополучия... Для приезжего все это могло сойти за экзотику, но для коренных жителей, так и не скопивших денег, чтобы покинуть остров хотя бы далее на один день, это были свидетельства тяжелой жизни.

Вечернее небо приобрело густой блестяще-синий отлив, как часто бывает в этих краях, светящийся, как в Майами, а мягкие белые облака на дальнем краю моря создавали привычную для этих мест чистую и прекрасную панораму. А ведь это лишь маленькая часть Карибского моря. И зачем я вообще забредаю в места с каким-либо иным климатом?

Отель оказался пыльным, запущенным домиком для гостей, покрытым белой штукатуркой, одним из множества подобных строений под ржавыми жестяными крышами. Весьма немногие англичане знали о нем; здесь, в беспорядочно пристроенном крыле старомодных комнат, выходящих на пески пляжа Гранд-Ансе, было очень тихо. С многословными извинениями за сломанные кондиционеры и переполненные номера — нам придется занять двухместный номер, и я чуть не расхохотался, когда Дэвид поднял глаза к небу, словно беззвучно говорил, что его испытания не кончатся никогда, — владелец продемонстрировал нам, что вентилятор под потолком может создать достаточно сильный ветер. Окна закрыты старыми белыми жалюзи. Мебель сплетена из белых прутьев, а пол выложен старой плиткой.

Мне это показалось очаровательным, но в основном из-за сладкого теплого воздуха и кусочка джунглей — спускавшихся по стенам здания зарослей банановых листьев и лиан. Ах, вьюнок! Можно установить отличное основное правило: никогда не селись в той части света, где не растут лианы.

Мы сразу же принялись переодеваться. Я сорвал с себя твид и надел тонкие хлопчатобумажные брюки, рубашку и теннисные туфли, купленные перед отъездом из Нового Орлеана, и, приняв решение не предпринимать физической атаки на Дэвида, который переодевался ко мне спиной, вышел на улицу, под грациозно изогнутые кокосовые пальмы и направился к песку.

Ночь была спокойной и тихой. Ко мне вернулась вся моя любовь к Карибам, а также болезненные и благословенные воспоминания. Но я мечтал увидеть эту ночь моими прежними глазами. Я жаждал видеть, что происходит в сгущающейся тьме и в тенях, окруживших раскинувшиеся вокруг холмы. Я желал настроить свои сверхъестественные уши и поймать тихие песни джунглей, на вампирской скорости побродить по горам с другой стороны, отыскивая тайные ущелья и водопады, — но это было доступно лишь Вампиру Лестату.

Мои открытия вызвали во мне ужасную грусть. И, возможно, впервые до меня полностью дошло, что все мои мечты о смертной жизни оказались ложными. Дело не в том, что жизнь отнюдь не волшебство, что сотворение — не чудо, что в основе мира лежит не добро. Дело в том, что я настолько воспринимал как должное те способности, которые даровала мне Тьма, что не сознавал, какое преимущество они мне давали. Я недооценил свой дар. И хотел его вернуть.

Да, ничего не вышло, правда? Смертной жизни с меня хватит.

Я поднял глаза к бессердечным звездам, злобным хранителям, и взмолился о понимании к Темным богам, которых не существует.

Я подумал о Гретхен. Добралась ли она до своих тропиков, до больных, ожидающих ее целительного прикосновения. Хотелось бы мне знать, где она сейчас.

Может быть, она уже принялась за работу в амбулатории, где поблескивают флаконы с лекарствами, или путешествует в соседние деревни с рюкзаком чудес за спиной. Я вспомнил тихое счастье, с которым она описывала миссию. Я вспомнил тепло ее рук, приятную дремоту и уют ее комнатки. Я увидел, как за окнами падает снег. Я почувствовал на себе взгляд ее больших оленьих глаз, услышал ее медленную, размеренную речь.

А потом я опять увидел над собой ярко-синее небо; почувствовал, как меня обвевает гладкий, как вода, ветерок; и подумал о Дэвиде, о Дэвиде, который был здесь, со мной.

Я плакал, когда Дэвид прикоснулся к моей руке.

Сперва я не мог различить черты его лица. На пляже было темно, а прибой так шумел, что нервы мои расшатались окончательно. Потом я осознал, что это, конечно, Дэвид, что он стоит и смотрит на меня, Дэвид в хрустящей хлопчатобумажной рубашке и однотонных брюках и сандалиях, умудряющийся даже в таком наряде выглядеть элегантно, — Дэвид, ласково приглашающий меня — ну пожалуйста! — пройти с ним в комнату.

— Пришел Джейк, — сказал он, — наш человек из Мехико. Думаю, тебе нужно зайти.

Когда мы вошли в обшарпанную комнатку, под потолком шумно работал вентилятор и сквозь жалюзи прорывался поток прохладного воздуха. От кокосовых пальм доносился слабый треск, который мне даже нравился, — на ветру он то приближался, то удалялся.

На одной из узких провисших кроватей сидел, попыхивая пахучей коричневой сигарой, Джейк — высокий худощавый человек в шортах цвета хаки и белой рубашке для поло. Его кожу покрывал темный загар, а голову венчал бесформенный стог седеющих светлых волос. Он выглядел так, словно полностью расслабился, но за этим фасадом скрывались настороженность и подозрительность, а рот был сжат в идеально прямую линию.

Мы пожали друг другу руки, и он принялся практически в открытую рассматривать меня с ног до головы. Живые глаза, в которых нельзя было ничего прочитать, — чем-то похожие на глаза Дэвида, только меньше. Одному Богу известно, что он увидел.

— Итак, с оружием проблем не будет, — произнес он с явным австралийским акцентом. — В таких портах не бывает детекторов металла. Я сяду на пароход примерно в десять утра, помещу сундук и оружие в вашу каюту на пятой палубе, а потом мы встретимся в кафе «Кентавр» на Сент-Джордж. Очень надеюсь, Дэвид, вы знаете, что делаете — проносить оружие на «Королеву Елизавету II»...

— Конечно, я знаю что делаю, — очень вежливо ответил Дэвид с легкой игривой улыбкой. — Что еще у вас есть на нашего человека?

— Ах да. Джейсон Гамильтон. Шесть футов ростом, темный загар, довольно длинные светлые волосы, пронзительные голубые глаза. Таинственный приятель. Типичный британец, очень учтивый. Повсюду роятся слухи о его истинной личности. Он дает огромные чаевые, любит поспать днем и, видимо, не задается трудом покидать корабль, когда тот стоит в порту. Он только каждое утро, причем довольно рано, передает стюарду, обслуживающему его каюту, небольшие пакеты для отправки по почте, а потом на целый день исчезает. Я пока не выяснил номер почтового отделения, но это вопрос времени. До сих пор он ни разу не появлялся в «Королевском Гриле», чтобы поесть. Ходят слухи, что он серьезно болен. Но чем — никто не знает. Он пышет здоровьем, что только усиливает ореол тайны. Все так говорят. Крепкого сложения, грациозный, с великолепным гардеробом. Он много ставит в рулетку и часами танцует с дамами. Причем создается впечатление, что ему нравятся самые старые. Одного этого бы хватило, чтобы вызвать подозрения, не будь он сам чертовски богат. Много времени проводит, просто прогуливаясь по пароходу.

— Отлично. Именно то, что я и хотел узнать, — сказал Дэвид. — Наши билеты у вас?

Человек указал на черную кожаную папку, лежавшую на плетеном туалетном столике. Дэвид проверил содержимое и одобрительно кивнул.

— На «Королеве Елизавете II» уже кто-нибудь умер?

— А, это интересный момент. С момента отплытия из Нью-Йорка — шесть смертей, что несколько больше, чем обычно. Все — очень пожилые женщины, у всех — сердечная недостаточность. Такого рода информация вас интересует?

— Конечно, интересует, — сказал Дэвид.

«Небольшой глоток», — подумал я.

— Теперь вам стоит взглянуть на эти револьверы, — сказал Джейк, — и научиться ими пользоваться.

Он потянулся к лежащей на полу потертой сумке — именно в таком видавшем виды холщовом мешке и прячут дорогое оружие, предположил я. Оттуда он и достал это дорогое оружие — большой «Смит-и-Вессон» и маленький черный автоматический пистолет размером с мою ладонь.

— Да, с этим я неплохо знаком, — сказал Дэвид, беря в руку большой серебристый револьвер и устремляя дуло в пол. — Сложностей не будет. — Он вынул обойму, потом вставил на место. — Однако молю Бога, чтобы не пришлось им воспользоваться, от него чертовски много шума.

Он передал его мне.

— Лестат, пусть твоя рука к нему привыкнет, — сказал он. — Конечно, практиковаться некогда. Я просил легкий курок.

— И получили его, — ответил Джейк, окидывая меня холодным взглядом. — Так что прошу вас, осторожнее.

— Варварская вещица, — сказал я. Он оказался очень тяжелым. И, судя по всему, крайне смертоносным. Я крутанул цилиндр. Шесть пуль. Запах от него был любопытным.

— Оба тридцать восьмого калибра, — с легкой ноткой презрения добавил Джейк. — Человека свалят. — Он показал мне картонную коробочку. — У вас хватит амуниции, чтобы вы ни задумали совершить на этом корабле.

— Не волнуйтесь, Джейк, — твердо сказал Дэвид. — Возможно, все пройдет гладко. И благодарю вас — вы, как обычно, весьма полезны. Желаю вам приятно провести вечер на острове. Увидимся с вами в кафе «Кентавр» ближе к полудню.

Посетитель окинул меня подозрительным взглядом, кивнул, забрал оружие и коробочку с пулями, положил их в холщовый мешок, протянул руку мне, потом — Дэвиду и вышел.

Я подождал, пока закроется дверь.

— Кажется, я ему не понравился, — сказал я. — Он винит меня в том, что я вовлек тебя в какое-то преступление.

Дэвид коротко рассмеялся.

— Я бывал в куда более компрометирующих ситуациях. И если бы меня волновало, что о нас подумают наши детективы, я был давным-давно ушел на пенсию. Что нам дает эта информация?

— Ну, он питается старыми женщинами. Наверное, заодно у них ворует. И отсылает краденое домой маленькими пакетами, чтобы не вызвать подозрений. Что делает с крупной добычей, мы никогда не узнаем. Может быть, бросает в океан. Подозреваю, что почтовых ящиков у него не один, а несколько. Но нам это безразлично.

— Верно. Теперь запри дверь. Пора уделить время и внимание колдовским аспектам. Позже мы закажем вкусный ужин. Я должен научить тебя закрывать мысли. Джейк без труда смог их прочесть. Как и я. Похититель Тел учует твое присутствие за двести миль.

— Будучи Лестатом, я делал это простым усилием воли, — сказал я. — Сейчас я понятия не имею, как это делается.

— Точно так же. Мы потренируемся. Пока я не смогу выхватить их твоей головы ни единого слова или образа. Потом перейдем к внетелесным путешествиям. — Он посмотрел на часы, внезапно напомнив мне Джеймса в той кухне. — Задвинь щеколду. Я не хочу, чтобы сюда забрела горничная.

Я подчинился. Потом сел на кровать напротив Дэвида, который имел вид неформальный, но начальственный, — он закатал жесткие манжеты рубашки, обнажив темные волосы на руках. На груди у него тоже было немало темных волос, выбивавшихся из-под расстегнутого воротника. Среди них почти не заметно было седины, которая то там, то здесь проблескивала на его выбритом подбородке. Невозможно было поверить, что этому человеку семьдесят четыре года.

— Ну, это я уловил, — сказал он, поднимая брови. — Я вообще слишком много улавливаю. Итак. Слушай, что я скажу. Ты должен убедить себя в том, что твои мысли остаются при тебе, что ты не пытаешься общаться с другими людьми — ни выражением лица, ни языком тела; что ты буквально непроницаем. Вызови образ своих запечатанных мыслей, если потребуется. Вот так, хорошо. Теперь за этим красивым молодым лицом — пустота. Даже глаза чуть-чуть изменились. Отлично. А сейчас я попробую прочесть твои мысли. Держи их при себе.

К концу сорока пяти минут я довольно безболезненно изучил этот фокус, но не мог разобрать ни одной мысли Дэвида, как бы упорно он их не проецировал. В этом теле у меня попросту не было экстрасенсорных способностей, которыми обладал он. Но скрывать мысли я научился, а это самое главное. Мы могли продолжать работать над этим всю ночь напролет.

— Мы готовы перейти к внетелесным путешествиям, — сказал он.

— Это будет кошмар, — ответил я. — Думаю, я не смогу выбраться из этого тела. Ты же видишь, у меня просто нет твоих талантов.

— Чепуха, — сказал он. Он немного расслабился, скрестил ноги и слегка сполз вниз в кресле. Но почему-то, что бы он ни делал, он ни на миг не переставал производить впечатление учителя, начальника, священника. Это сквозило в каждом его мелком жесте и прежде всего — в его голосе.

— Ложись на кровать и закрой глаза. И слушай каждое мое слово.

Я сделал так, как он велел. И сразу же захотел спать. Его мягкий голос зазвучал еще настойчивее, как у гипнотизера; он приказывал мне полностью расслабиться и представить себе духовного двойника этого тела.

— Обязательно представлять себя в этом теле?

— Нет. Это не важно. Важно то, что ты — твой разум, твоя душа, твое самоощущение — соединен с телом, которое ты себе представляешь. Теперь вообрази, что они гармонируют с твоим телом, а потом представь себе, что хочешь поднять их и вынести из тела — что именно ты хочешь выйти!

Около получаса Дэвид продолжал свои неспешные указания, вновь и вновь повторяя уроки, которым священники обучали новопосвященных на протяжении тысячи лет. Старую формулу я знал. Но при этом я знал, что значат полная смертная уязвимость, гнетущее чувство собственной ограниченности и сковывающий, ослабляющий страх.

Мы провели так минут сорок пять, пока я наконец не погрузился в требуемое приятное вибрирующее состояние на грани сна и бодрствования. Мое тело, казалось, растворилось в восхитительном вибрирующем ощущении и ничего другого я не чувствовал! И в тот самый момент, когда я это осознал и чуть было не прокомментировал, я внезапно вырвался на свободу и начал подниматься.

Я открыл глаза; так мне показалось. Я увидел, что парю прямо над своим телом; в действительности я даже не мог разглядеть настоящее тело, из плоти и крови.