Некроромантика 2 страница

Всё‑таки он это сказал.

Гнев и обида на мгновение заслонили остальные чувства. Я быстро зажмурилась, чувствуя, как мир выцветает, превращаясь в чёрно‑белую схему, расчерченную резкими штрихами нитей. Кончики пальцев неприятно покалывало.

– Вы за кого меня принимаете? – очень, очень вежливо спросила я, машинально сжимая кулаки. Жжение никуда не ушло, но теперь хотя бы уменьшилась вероятность, что с пальцев сорвутся сгустки тяжёлой, едкой тьмы. Некромант мог собой гордиться – раньше я думала, что спровоцировать проявление тёмной силы была способна только боль, как в ритуале Максимилиана. Или страх за близких.

Мэйсон усмехнулся – похоже, его совсем не беспокоило моё состояние. Или он просто ничего не заметил?

– За кого принимаю? За девушку, которая хочет любой ценой поступить на престижный факультет. Или я что‑то путаю? – скептически поинтересовался он и вдруг резко перегнулся через стол и зашептал горячо: – Да пойми же ты, здесь не любят гениальных самоучек, а равейн тем более! А ты – равейна, самая настоящая. Единственный способ – понравиться комиссии. Ты девушка симпатичная, если не сказать больше… А преподаватели – тоже мужчины. Так что если после первой части экзамена кто‑нибудь пригласит тебя на вечерний чай – не изображай оскорблённую невинность, а хорошенько подумай своей прелестной головкой, чего на самом деле хочешь.

Волевым усилием я загнала вспышку гнева поглубже.

«Не сейчас. Потом. – Самоубеждение давалось с трудом. – И вообще, он не виноват, он умные вещи говорит, это я наивная принципиальная мечтательница, которая хочет, чтобы всё было по‑честному…»

– Профессор Мэйсон, – тихо ответила я, осторожно подбирая слова. – Вы очень правильно заметили. Я равейна. И у нас есть определённые правила. Например, не врать себе и не пытаться казаться тем, кем ты не являешься. А я себя ощущаю кем угодно, но только не проститу… девушкой, которая хочет поступить в Академию любой ценой. Если уж вам так хочется поразить комиссию, можете сами надеть мини‑юбку. Я одолжу.

Я аккуратно отодвинула стул, встала и деревянной походкой направилась к выходу из зала. В точке над правой бровью собралась резкая, пульсирующая боль. И зачем я только в это ввязалась? И это ещё лояльно настроенный ко мне преподаватель. Что же будет на экзамене?

Учёба в Академии – плохая идея. Очень.

Ноги сами вынесли меня к нужной комнате, хотя я была уверена, что не запомнила дорогу. Долго шарила в карманах, искала ключи, потом сообразила, что они у Мэйсона. Но к нему я не вернусь, обойдётся. Как‑нибудь открою дверь и свалю отсюда. Брат, конечно, потом обидится, но если ему объяснить всё, он поймёт…

А открыть дверь можно и нитями, благо они до сих пор маячат перед глазами.

Вещи я так и не распаковала – благословенна будь, лень моя. Покидать в рюкзак зубную щетку, мыло, подобрать с пола книгу, свернуть одеяло рулоном…

– И куда это ты собралась?

Я раздражённо выпрямилась, пнула ни в чём не повинный рюкзак, срывая злость. Рэмерт стоял в дверях, отсвечивая язвительной ухмылкой. На одну секунду он мне удивительно напомнил Максимилиана – издевательским юмором, способностью непрерывно и без особых усилий играть на нервах окружающих и непробиваемой наглостью.

Только вот в Ксиле никогда не было такой злости и презрения – ко всему миру.

– Я ухожу отсюда.

Вот так, просто. Стоило только решить.

– Ты уверена, что этого хочешь?

Ох, сколько яда в одной коротенькой фразе! Но в чём‑то он прав. Действительно… Чего я хочу?

Престижный факультет? Глупость из глупостей, в голову такое могло прийти только человеку. Произвести впечатление на маму? Да нет, Элен вполне хватало того факта, что я оказалась эстаминиэль. Переплюнуть брата? Мм… Возможно. Но, как ни крути, вряд ли я потяну учиться в том же темпе, что и Хэл… А значит, и с этой мечтой можно проститься.

Чего я хочу? Да просто научиться лечить людей. И шакаи‑ар. Ксиля… А это можно делать и у Дэриэлла, он с радостью станет моим наставником. Так что можно спокойно бросить эту дурацкую Академию с её расистами‑преподавателями и уехать отсюда.

Я всё делаю правильно. Почему же мне тогда так плохо?

– Слабачка, – припечатал Мэйсон, недобро щурясь. – Дура. Готова повернуть после первой же трудности. А дальше‑то что будет?

Нет, я не слушаю его. Иначе сорвусь.

– Неужели сложно один разок надеть юбку, чтобы иметь шанс доказать всем, что у тебя ещё и мозги есть?

– А для этого достаточно продемонстрировать ноги? – съязвила я, заталкивая последний уголок одеяла в рюкзак. Складывать аккуратно в таком состоянии никак не получалось. – Что‑то не улавливаю связь между длиной ног и объёмом головного мозга.

Мэйсон растянул губы в усмешке. Взгляд у него стал откровенно раздевающим. Меня уже просто‑напросто трясло. «Стоит тут, ничтожество, в сером замызганном свитере, скалится, – стиснула я зубы. – Не буду реагировать, я же эстаминиэль, у меня есть своя гордость. Но ещё одно слово по поводу моей внешности… Магией бить не буду. Но кулаки‑то как чешутся…»

Усмешка стала шире.

– Ну почему же только ноги? Если сильно постараться, то можно ещё и за… Мать твою!

Я всё‑таки сорвалась.

Если честно, стало полегче. Никакая «огненная волна» не идёт в сравнение с примитивным ударом по лицу. Вид разбитого в кровь профессорского носа подействовал на меня лучше настоя валерианы.

– Кто тебя драться учил? – совершенно беззлобно проворчал Мэйсон, пытаясь остановить кровотечение. Нос я ему, конечно, не сломала, но разбила знатно. – А, бездна…

– Когда от души бьёшь, особого умения не требуется, – мрачно отшутилась я, чувствуя себя слегка виноватой. «Конечно, он сволочь, но… Носовой платок приспособить, что ли? – Я машинально запустила руку в рюкзак. – Куда вот я его дела… А, вижу… и полотенце пригодится».

– Не скажи, – усмехнулся Рэмерт, запрокидывая голову. Кровяные дорожки уже давно расчертили подбородок, а теперь и шею. – Помню, в студенческие годы… Эй, куда?

– В ванную, за холодной водой. Или вы предпочитаете в крови ходить? Сильно это вас, конечно, не испортит… На общем‑то фоне.

Я выразительно оглядела драный свитер. Мэйсон нисколько не смутился.

– Язва, – определился он с характеристикой – ох, кто бы говорил! – и последовал за мной.

Подлечить разбитое лицо так, чтобы не было заметно – на это вполне хватало и моих куцых знаний. Вот на себе любую царапину затягиваешь с непосильным трудом, а на чужом теле труднее отмыть присохшую кровь. Но и с этим я, кажется, справилась.

Рэмерт сидел на одном конце дивана, удерживая на носу холодный компресс из полотенца, я – на другом, где‑то посередине лежал рюкзак. Идиллическая картина. Не хватало только подписи снизу – «семейная ссора». Акт второй, примирение.

– Я, конечно, не прав был, что нагрубил, – невнятно пробормотал некромант. – Но от экзамена так просто не отказывайся. Даже если твёрдо решила уехать – всё равно сходи. По крайней мере, уйдёшь победительницей.

– Это смотря о чём спросят, – кисло ответила я, ковыряя пальцем обивку. Грубые нитки царапали нежную кожу. – Уровень у меня более чем средний…

– Судя по тому, что я видел – для начала хватит.

Что? Я не ослышалась? Рэмерт сказал нечто одобрительное?

– В общем, экзамен состоится в башне Колата – это северная – на одиннадцатом этаже, аудитория одиннадцать‑алле, – продолжил он. – Начало в девять часов, просьба не опаздывать.

Скрипнула дверь. Я неохотно подняла глаза.

Рэмерт ушёл. Полотенце было аккуратно сложено на ручке дивана, дверь прикрыта. А на самом видном месте лежали ключи.

Знак доверия?

Итак, я осталась.

Времени до вечера было достаточно. Я употребила его с максимальной пользой: повалялась с книжкой на диване, приняла душ, потом долго расчесывала волосы. Мусора в них набилось – «жуть‑жуть», как говорила Лиссэ: и пыль, и щепки какие‑то, и нитки. Пожалуй, единственным занятием за вечер, связанным с магией, было сотворение защитного круга. Если уж мне приходилось ночевать в этой комнате, то я хотела быть уверена в том, что проснусь поутру. И желательно не седой. Я тщательно обошла со свечкой все комнаты, насыпала соли по углам. Поперёк проходов натянула сигнальные и «липучие» нити – нежить они не задержат, разве что предупредят о появлении, а вот нахальных магов, у которых может появиться желание разыграть равейну, – вполне. Осталось только постелить на диване, поставить у изголовья сияющий цветок и замкнуть круг.

Желаю себе спокойной ночи.

Облака этой ночью такие контрастные и угловатые, что, кажется, можно порезаться острыми сколами. Луна белее и ярче галогеновых ламп в операционной, а склоны гор и ровное блюдце долины – сплошная непроглядная чернота.

Я стою на плоском камне и прижимаю к груди огромный неряшливый букет – плотные, но хрупкие стебли, а лепестки бледные и снаружи точно подкрашенные багрянцем.

Ветреница.

«Все части растения содержат протоанемонин, – скучным голосом Дэйра вещает память. – Вещество обладает резкими органолептическими свойствами. При подкожном введении приводит к глубоким некрозам тканей…»

«Символ печали, болезни, – откликается загадочно Лиссэ. – Скорби…»

Стебли крошатся, точно они вылеплены из снега.

Максимилиан лежит у подножья камня, нелепо вывернув шею, и ветреницы растут вокруг него так густо, что не видно земли.

– Ксиль, – зову я тихо.

Но глаза у него закрыты, а на губах – белые ядовитые лепестки.

Только сейчас я замечаю, что горная долина отчего‑то пахнет, как медицинская лаборатория.

Проснулась я уставшая, будто и не ложилась спать.

Кости ломило так, что впору заподозрить грипп. Мне с трудом удалось поджечь горелку в лаборатории и вскипятить немного воды – прямо в походной железной кружке. Я щедро сыпанула в кипяток укрепляющего сбора и, пока настой остывал, попыталась одеться, не перепутав при этом правый сапог с левым.

Получилось – но с большим трудом.

А потом как‑то внезапно выяснилось, что времени на сборы и подготовку к экзамену уже почти нет. И я залпом допила тёплый настой, застегнула куртку от доспехов до самого горла, переплела косу зелёной лентой – и выскочила из комнаты, едва не забыв прихватить с собою рекомендательное письмо Дэриэлла.

…И с неприятным удивлением обнаружила, что легче сориентироваться в столице, чем в Академии. В городе хотя бы таблички с названиями улиц висели, а тут на такую роскошь рассчитывать не приходилось. Башню Колата я в итоге нашла, конечно, но не сама. Спасибо милому юноше по имели Валмир – и довёл, и объяснил, как разыскать аудиторию, и ещё анекдот по дороге рассказал. Несмешной, правда, но на душе у меня полегчало.

Валмир проводил меня до лестницы, пожелал удачи и как бы между прочим позвал на вечеринку – у одного парня из его группы был день рождения. Я удивилась неожиданному приглашению, но с удовольствием согласилась – Валмир мне понравился. Он был такой… беспроблемный, что ли? И смотрел снизу вверх, так как в росте уступал на добрых полголовы.

А самое главное – он ни словом ни помянул мою расовую принадлежность, пусть и явно понял, что перед ним равейна.

«Вряд ли экзаменаторы окажутся такими же милыми», – мрачно подумала я. Но, оказавшись перед дверью, от души расхохоталась и расслабилась уже окончательно.

Надо же, одиннадцать‑алле! На аллийском! А вчера внимания не обратила… Хорошенькое начало.

Помнится, брат рассказывал, что идентификация кабинетов на каждом этаже ведётся с применением «букв» аллийского алфавита. Забавно, если учесть, что у аллийцев алфавита и нет как такового. Есть письмена, которыми обозначают корни и слоги – чем‑то напоминает восточные языки у людей. Кроме того, значение слова зависит от интонации – в речи, от дополнительных знаков‑крючочков – на письме. Взять, к примеру, прозвище Северного князя. Интонация вверх, «л» волевое твердое – получается «звезда». Интонация вниз, «л» романтически мягкое – и «Ксиль» уже означает «льдинка». На первый взгляд сложно, но на самом деле аллийский язык один из самых простых в изучении – для тех, кто владеет идеальной памятью.

Так вот, к чему это я… Ах да, аудитория одиннадцать‑алле располагалась между кабинетами «миа» и «сверте» – «досада» и «удача». А руна «алле» – просто суффикс прилагательного, как в «ксилле» – «ледяной» или «звёздный», своего значения не имеет, а если и стоит отдельно, то является междометием, меняя эмоциональную окраску в зависимости от контекста.

Милое совпадение, ничего не скажешь.

Поспешно вытряхнув из головы неподобающие ситуации филологические изыскания, я решительно постучала в дверь.

Меня явно заждались.

– Входите, Найта, не задерживайтесь на пороге, – неприязненно откликнулись из кабинета.

Если честно, я думала, что аудитория будет побольше. А тут – с десяток парт, кафедра, стол для экспериментов и шкаф с реактивами и оборудованием. Спиртовки, штативы, колбы, перегонки… Стандартный набор, куда как более скудный, чем даже в походной лаборатории Дэриэлла. За узкой кафедрой, отдалённо напоминающей барную стойку, разместились пять человек. Четверо в зелёных мантиях, я полагаю, комиссия от факультета исцеления, а пятый типус в мятой рубашке и вязаном жилете…

Бездна!

«Впрочем, Мэйсон говорил, что иногда на экзамене присутствует наблюдатель, – философски подумала я. – Почему бы и не некромант?»

– Всё‑таки пришла, – констатировал Рэмерт и удовлетворённо откинулся в кресле, не обращая внимания на негодующие взгляды коллег.

– Вроде того, – в тон ему откликнулась я и сунула руки в карманы. Ничего не могу поделать с этой привычкой, особенно под такими пристальными взглядами – спрятаться сразу хочется. Незаколотая чёлка свесилась на один глаз, как у несчастного пони.

– Тогда приступим, – удовлетворённо кивнул Мэйсон и тут же поправился: – То есть приступайте, господа и дамы, а я посмотрю.

Экзамен походил на фарс. Зампредседателя комиссии гонял меня по классификации и дозировке ядов с мрачно‑агрессивным выражением лица. Председатель пытался взглядом просверлить дырку в моей куртке примерно в области третьей пуговицы. Алхимик трепался с анатомичкой по важным и насущным вопросам. Кстати, четвёртым преподавателем оказалась женщина… Хорошо, что я не последовала циничному совету Рэмерта и не напялила юбку: неприязнь одной леди легко перевесит расположение трёх джентльменов.

Что же касается Мэйсона, то он, позёвывая, созерцал потолок. Изредка некромант бросал фразы типа: «Полегче, Дэмиан, она не аспирантка, она абитуриентка», «А сам‑то ты ответ знаешь?», «Милая, милая девочка… Так бы и взял себе… на факультет». Напоследок меня попросили приготовить антидот к вытяжке из сон‑травы. С этим я справилась бы с закрытыми глазами – при условии, конечно, что буду работать в лаборатории Дэриэлла. Спасибо ему за то, что не жалел сил, натаскивая меня на простейшие яды!

Натянуто улыбаясь, я приняла сначала вытяжку, потом противоядие и постояла перед кафедрой несколько минут, демонстрируя преподавателям прекрасное самочувствие и не менее прекрасное настроение.

– Ну что ж, с заданием вы, очевидно, справились, – протянул Дэмиан, значительно кивнув председателю. Тот мгновенно посерьезнёл и перевёл взгляд с моей груди на лицо. Мне этот взгляд очень не понравился. Рэмерт напрягся, и даже алхимик прекратил болтовню с анатомичкой. «Не к добру, ой, не к добру…» – Я попыталась безмятежно улыбнуться и не выдать волнение. – Самое время подвести итоги.

Дэмиан оглянулся на господина Леми.

Председатель внушительно выпрямился в кресле.

– Итак, Найта, вы показали прекрасные практические результаты, скорее характерные для третьекурсника, чем для поступающего.

О! Неожиданно.

Если честно, то боялась я именно за практическую часть. Мало ли какую гадость заставят готовить… А оказалось, что я подготовлена «на уровне третьекурсника».

– Немного хромает теоретическая часть, вы сбиваетесь на аллийские термины, но это, я думаю, издержки вашего ученичества, – продолжил профессор Леми. Постепенно я начинала уважать этого человека. Ещё пять минут назад мне казалось, что большую часть экзамена он посвятил изучению моей внешности, а оказалось – слушал, и очень внимательно. – Тем не менее на данном этапе мы не видим причин для зачисления вас в Академию даже на заочное отделение.

Искренняя радостная улыбка у меня погасла. В висках запульсировала настырная боль.

«Вот так, просто. Учись, Найта, как людей обламывать, – ошарашенно подумала я. – Ты можешь быть сколь угодно подготовленной, но пока они не видят причин зачислить – точнее, видят причины не зачислять – ты в пролёте».

– Откровенно говоря, – задумчиво продолжил председатель, – меня, да и всех нас весьма удивило ваше желание поступить в Академию. Простите за прямоту, но зачем равейне высокого ранга официальный диплом? – поинтересовался Леми. – Если уж вам так хочется совершенствоваться в искусстве исцеления, вы вполне могли бы продолжить ученичество у Дэриэлла Изгнанника, – выразительно взмахнул он листком из рекомендательного письма.

Чего они от меня требуют, интересно? Хотят, чтобы я прилюдно обнажила душу? Обойдутся.

– Сложный вопрос, – осторожно начала я. – Могу сказать одно: это не блажь и не пустой каприз. Мне действительно нужно знание – подчёркиваю, знание, а не диплом! – которое может обеспечить Академия. Учиться у Дэйра… То есть у Дэриэлла… было бы гораздо удобнее, да и приятнее. Но здесь, в Академии, есть то, чего нет в Дальних Пределах.

– И что же это? – заинтересованно подался вперёд профессор Грант. Сейчас, когда он не излучал презрение так демонстративно, отвечать на его вопросы было несоизмеримо приятнее.

– Книги, – без улыбки произнесла я. – В Академии собрана самая обширная библиотека двух миров.

– Вы полагаете, что здесь есть книги, которых нет у Дэриэлла Изгнанника? – проснулся, наконец, алхимик.

– Разумеется, есть. Более того, я уверена, что необходимые мне материалы лежат за пределами интересов Дэйра. К слову сказать, он не слишком‑то любит, когда его называют Изгнанником. Никто Дэриэлла не выгонял, он уехал сам, по личным обстоятельствам. И, между прочим, отец его признал, так что если хотите официоза – можете говорить Дэриэлл эм‑Ллиамат аль’Кентал Савал – «Дэриэлл из Дома Ллиамат, живущий в Кентал Савал».

Последняя фраза вышла отчего‑то язвительной, словно оскорбили не Дэриэлла, а меня саму. Профессора Грант и Леви быстро обменялись многозначительными взглядами, и только Рэмерт одобрительно кивнул и поправил сигарету за ухом. Почему‑то не оставляло чувство, что некромант видит меня насквозь.

– Вы хотите сказать, вам необходимы особые книги? – с подозрением произнес профессор Грант.

– Не такие уж особые… Но Дэриэлл не жалует литературу подобного рода, – призналась я и покосилась на некроманта. – Собственно, за допуском я могла бы обратиться к профессору Мэйсону… Использование крови равейны сферы Тьмы практикуется только в ритуалах некромантии, так ведь?

Вот теперь мне удалось поразить абсолютно всех.

«Умничка, Нэй, полдела сделано, – прозвучало в голове отчего‑то голосом Максимилиана. – Ты заинтересовала их. Осталось только зафиксировать интерес…»

– А зачем тебе нужны материалы по таким ритуалам? – Рэмерт первым пришёл в себя и выдал вразумительную реакцию.

Я замялась. Как много можно было сказать сейчас?

– Видите ли… Я точно знаю, что с помощью одного ритуала можно избавить шакаи‑ар от воздействия солнечного яда – собственно, ритуал так и называется, «тьма избавления». И меня очень интересует вопрос создания противоядия с учётом ритуальных установок.

– Вы говорите о самостоятельном исследовании? – осторожно уточнил профессор Леми и подобрался, как сторожевой пёс при виде чужака. – Связанном с редкими материалами?

Я кивнула:

– Да, разумеется.

– Но это же полностью меняет дело! – воскликнул Леми, приходя в радостное возбуждение. Глаза его за блестящими стёклами очков стали алчными и весёлыми, а брови поползли вверх. – В таком случае мы можем отступить от традиций и принять в Академию равейну! – Он даже не попытался скрыть причину недавнего отказа, расист бесстыжий… – Мы предоставим вам три месяца для подбора материалов. Если вы сумеете доказать, что создание подобного противоядия в принципе возможно – мы примем вас не то что на заочное отделение студенткой, а почётным членом‑корреспондентом Академии магических наук!

– Вы не посмеете! – вывалился из кресла Грант, натужно краснея. – Это… это… это против всех правил! Это нарушение незыблемых традиций! Это…

– Это шанс сдвинуть с мёртвой точки вашу хвалёную алхимию, – холодно оборвал его Рэмерт, закинув ногу на ногу. Я почувствовала приступ горячей благодарности к этому вредному, неопрятному, но такому заботливому некроманту. – Не будьте дураком. Сколько вы ещё будете пользоваться старыми наработками? Только один вопрос, Найта… А где ты собираешься брать тёмную кровь?

В голову ударила шальная идея. В конце концов, рано или поздно они всё равно узнают… Я подошла к столу для опытов, покатала в руках одну из пустых пробирок. Выдохнула. И сжала пальцы.

Стекло жалобно хрупнуло, и осколки глубоко врезались в ладонь. Мгновение я ничего не чувствовала, а потом… Горячая, тянущая пульсация, онемение почти до плеча, а стоит только пошевелить пальцами…

Вот оно.

Чёрный, белый и серый. Чёткие линии, острые углы. Застывшие в недоумении лица. И одно – понимающее. Внутри меня ворочалось какое‑то странное ощущение, почти уверенность: сила – рядом, только надо протянуть руку – ту, с которой падают на каменные плиты тяжёлые, чёрные капли.

Получилось.

Всего на мгновение я стала тёмной, но этого хватило.

Жаль только, что я пока не могла вызывать транс менее травмирующим способом. Пока – только через боль. Или гнев, как выяснилось вчера.

– Кровь? Уж поверьте, господа, как‑нибудь найду.

– Равейна сферы тьмы… – ошарашенно прошептал охрипший алхимик. Профессор Грант откинулся на спинку кресла, беспомощно кривя толстые губы. Леми застыл, как одна из пучеглазых языческих статуй в складчатых одеяниях.

Поняли наконец‑то. И это маги, цвет человечества… Тем же аллийцам не пришлось бы ничего так наглядно объяснять. И руку резать бы не пришлось, которую теперь непонятно как лечить.

Я осторожно разжала пальцы. Часть осколков упала на пол, но некоторые засели слишком глубоко. Больно… У меня появились сомнения, что эффектная демонстрация того стоила. Да и несолидно как‑то: эстаминиэль, которая не может затянуть собственноручно нанесённую царапину.

– Давай сюда лапу, – буркнули над ухом. Мэйсон? И когда успел выбраться из‑за стола? Любопытно стало?

Кстати, из пореза сейчас сочилась самая обычная, алая, кровь. Только подтёки на полу были чёрными.

– Нельзя было просто сказать: я равейна сферы тьмы? Или тебе нравится резать себя? – так же недовольно осведомился некромант, проводя пальцами над моей изувеченной ладонью. Осколки стекла выпрыгнули из раны и звонко застучали по каменным плитам. Ещё одно заклинание – и края раны стали стягиваться. – Мазохистка натуральная… Тебе обезболить или как?

В голосе Мэйсона звучало неприкрытое ехидство.

– Нет, спасибо, – вежливо отказалась я, отдёргивая руку. Да она и не очень‑то болела. По сравнению с переломами или вывихами, которых у меня в детстве было предостаточно… Нажму ещё на точку под локтем… ага, вот так – совсем хорошо. – А можно вопрос?

– Ну?

– Вы умеете лечить? Но ваша специализация… и всё такое…

Мэйсон покровительственно улыбнулся и демонстративно отряхнул руки:

– Деточка, я боевой некромант. А в бою, между прочим, если не умеешь себя подлатать, вероятность выжить сводится к совершенно неприличному проценту.

– А вы воевали? – поинтересовалась я. Мэйсон нехорошо сощурился. – Вы не думайте, я не издеваюсь, просто интересно.

– Не воевал. Но в рейд ходил. И не один раз.

Рейд… Я мысленно присвистнула. Ничего себе. Это ведь было весьма опасное предприятие – глубокое исследование заброшенных подземелий, древних городов и густых лесов. То, что рейды – удел искателей приключений, а не серьёзных учёных, не делало риск меньше, скорее, наоборот, увеличивало. Даже при участии опытных магов гибель половины группы считалась нормой.

У Мэйсона было такое выражение лица, что я передумала спрашивать, что такой крутой специалист делает на должности преподавателя. Точнее, декана – разница невелика, только оклад побольше.

– Никто не будет возражать, если я возьму на себя обязанности куратора по проекту создания противоядия от солнечного яда? Как декан факультета некромантии, – с наигранным весельем осведомился Мэйсон. Никто не возразил. Конечно, я могла ошибаться, но теперь мне казалось, что его немного побаиваются и поэтому спускают ему с рук наглость, хамство и развязное поведение.

– Значит, я принята?

Сердце у меня замерло, без преувеличений, в самом что ни есть медицинском смысле.

– Добро пожаловать в Академию, – нашёл в себе силы кивнуть профессор Леми. Все умные размышление тут же вылетели из головы. – Пока – на испытательный срок.

Тут я не выдержала – радостно подпрыгнула с криком «Есть!», потом смутилась и, вякнув «огромное спасибо», выбежала из кабинета.

Приняли, Бездна, приняли! Пусть с испытательным сроком, но всё же!

На лестнице меня догнал Мэйсон.

– Сильное выступление. Знаешь, я рад, что ошибся в тебе, – хмыкнул он, подхватывая меня под руку – к счастью, не под больную – и каким‑то очень покровительственным жестом поглаживая расслабленную ладонь. Шершавые подушечки пальцев были слегка прохладными, словно Мэйсон постоянно мёрз. – А ты хорошо расставила акценты, да и представление под конец устроила что надо. Сразу всем стало ясно, что ранг у тебя никакой не каэль, а, видать, повыше. – Я только хмыкнула. Ну и тип! Оказывается, он и льстить умеет, да так грамотно – заслушаешься. Впрочем, прощать ему «юбку» я не собиралась. – Достойная сестра своему брату.

Вдох застрял у меня в горле, и я едва не закашлялась. Слышал бы Хэл сейчас своего декана!

– Скажите, а вы удивились, когда узнали, что я… ну, гм…

– Не совсем каэль? И явно не без специализации? – усмехнулся Рэмерт и слегка сжал пальцы. – Я подозревал что‑то в этом роде.

– Да? И почему? – искренне удивилась я. Точно знаю, что с виду на эстаминиэль точно не тяну. Я не Феникс и не Айне.

– Да было какое‑то предчувствие…

Рассказать о предчувствии некромант не успел.

…Я не знаю, что произошло. Больше всего это было похоже на приступ неконтролируемого ужаса, как прошлой ночью. Я вскрикнула, чувствуя, как сводит горло, и опрометью кинулась вниз. Машинально оглянулась, цепляясь за перила отчаянно, до сломанных ногтей, и краем глаза увидела неясную тень, а потом некромант резко развёл руками, и по лестничному пролёту хлынула волна почти неоформленной силы… нет, заклинания слишком сложного, чтобы я могла уловить его структуру.

Так плотно переплетённые нити становятся тканью.

– Что случилось, профессор Мэйсон?

Дыхание у меня было, как у страдающей астмой собаки, разве что язык на бок не вываливался. Ноги не держали. Я медленно, опираясь на перила, опустилась на ступени. Камень источал мерзкую ледяную сырость. Мэйсон плюхнулся рядом и привалился к моему плечу, дыша так же тяжело и хрипло. На лбу и висках у него выступили мелкие капельки пота.

– Не знаю, – честно сознался Рэмерт и обессилено согнулся, пряча лицо в ладонях. – Есть предположения? – глухо спросил он. – И какой я тебе «профессор Мэйсон», давай уж просто «Рэмерт» или «Рэм», после такого‑то…

Я машинально провела рукой по волосам некроманта – и тут же отдёрнула её, как будто меня ударило током. Слишком уж ласковым, интимным вышел жест. Сейчас только флирта с преподавателем не хватало для полного счастья! Нахваталась же от Максимилиана привычек тянуть руки куда не следует… Но Мэйсон, слава богам, ничего не заметил – слишком худо ему было. Он только отнял ладони от лица и уставился на них так, словно ожидал увидеть кровь или чёрную краску.

– Ну… Есть одно предположение, – протянула я, стараясь избавиться от чувства неловкости. Но оно липло ко мне, как паутина к лицу – противно до дрожи, и толком не стряхнёшь. – Помните круг у меня в комнате?

– Где уж такое забыть, – слабо усмехнулся некромант.

– Так вот, тогда ночью мне тоже… примерещилось.

– То же самое? – В его голосе появилась искра прежнего деятельного интереса, сдобренного хорошей порцией иронии.

– Не совсем. – Я задумалась, припоминая получше события, которые уже почти стёрлись из памяти. – Теней там не было, только шаги за стенкой, в спальне. А вот ощущение ужаса – то же самое. Брр, сворачивает мозги не хуже шакарской ментальной атаки.

Мэйсон развернулся всем телом и уставился на меня в упор:

– Ты хочешь сказать, что прошлой ночью справилась с этим сама? – Я робко кивнула. – Не мели чушь. Сейчас мне удалось отогнать тварь только при помощи заклинания высшего порядка, а ты у нас…

– Я у нас королева. Эстаминиэль Дэй‑а‑Натье, – неохотно призналась я. Удивительно, но моё заявление не прозвучало ни похвальбой, ни шуткой, вопреки опасениям – видимо, момент был подходящий. – А вообще, мне просто повезло. Сама не поняла, как отбилась, – честно призналась я.