Песни моря 6 страница

Ну почему дать бой Ордену легче, чем ответить на хамство?

У меня хватило бы сил размазать сестёр Блиц тонким слоем по потолку, но обернуть свою силу против людей… Да что там – силу, я и прикрикнуть не могла, потому что сидело глубоко в подкорке заученное в детстве «со старшими спорить нельзя, старших надо уважать». Не то что у Этны… Иногда она была грубой, иногда мне было за неё стыдно, но она никогда, никогда бы не позволила так разговаривать с собой… угрожать… никогда бы не подставила и себя, и подругу глупой мстительной выходкой…

Инстинктивно я потянулась к Этне по вспыхнувшей ярко нити – и тут же отпрянула.

Слёзы мгновенно высохли.

– Невозможно.

Наверно, я сказала это вслух. Или прокричала. Сёстры Блиц нетерпеливо заколотили в стекло, в соседнем доме распахнулось несколько окон, из которых высунулись любопытные рожи.

А другой конец нити, той, которая должна вести к Этне, утопал в ало‑золотом колючем сиянии.

«Древние. Всё‑таки Древние».

В груди разрастался тугой комок из страха и гнева. Кто‑то покусился на мою подругу, мою! Словно в ответ, с моря налетел сырой порыв ветра. Глухой рокот волн был слышен даже отсюда.

Шторм.

Напряжение достигло пика – и словно повернулся невидимый переключатель, меняя режим восприятия.

Страх исчез. Осталось только ощущение бурлящей силы в крови – почти неконтролируемой, но способной стереть с лица земли всё, что угодно.

Чёрное небо, чёрное море, белые кубики гостиничных корпусов, чёрные деревья, белые дорожки, белый песок и белые молнии – среди таких контрастов нет места полутонам.

Держась за нити, я вскочила на перила и сиганула вниз, мягко спружинив ногами. Реальность воспринималась очень просто: это принадлежит мне, это – нет, и на своё я имею право. Где‑то совсем близко – я скорее чуяла это, чем видела – нити обугливались в золотом мареве музыки.

Продолжение ночного кошмара?

Я резко дёрнула одну из нитей. Узор пошёл искрами, смялся, и меня из парка выбросило прямо к ало‑золотому очагу. Пространство было каким‑то вязким… мокрым. Долю секунды это причиняло мне неудобства, но стоило обернуться тонкой нитчатой сетью – и неприятное ощущение исчезло.

Музыка обжигала, точно кислота.

И теперь я с оглушающей ясностью видела их обоих – и музыканта, и инструмент, истерзанный, почти сломанный.

Я пропустила нить сквозь свои артерии и позволила крови течь вовне – прямо в ало‑золотое марево. А вместе с кровью текло и то, что составляло мою суть, моё Изначальное – тьма. Сначала чернота растворялась в пламенеющем мареве. Но постепенно оно темнело, остывало, и ослепительные переливы огненных полутонов выцветали, становясь частью моего контрастного чёрно‑белого мира.

И это было правильно.

В последний момент перед глазами мелькнуло удивительно красивое женское лицо, обрамлённое ало‑золотыми волосами. Промелькнуло – и почернело, точно обугливаясь, чтобы через секунду рассыпаться белым пеплом.

Музыка, зовущая в бездну, стихла.

Я едва успела подхватить надломленный инструмент, укутать его нитями – и, сминая узор, метнуться на берег.

…Инструмент оказался живым. И очень испуганным.

Когда ко мне окончательно вернулась способность воспринимать мир по‑человечески, без чёрно‑белых контрастов, я обнаружила, что сижу на песке, крепко вцепившись в ту самую девушку‑барда, которая пела по вечерам на пляже. Она тоже промокла до нитки и, кажется, продрогла до костей – но не вырывалась из рук и не кричала.

После того, что ей пришлось пережить – на редкость храброе поведение.

– Привет, – осторожно поздоровалась я, размыкая объятия.

Девушка отстраняться не стала, только поёрзала немного, устраиваясь поудобнее, и кивнула в ответ:

– Здравствуй. Ты волшебница, да? – И добавила скованно: – Меня Мирра зовут. Я… всё помню.

Меня пробило на смех. Волшебница, как же… Так меня ещё не называли.

– Очень приятно познакомиться, Мирра, – вздохнула я, отсмеявшись. Девушка внимательно слушала, в упор глядя на меня тёмными глазами, и, кажется, не замечала, что я балансирую на грани истерики после всего пережитого. – И что же именно ты помнишь?

– Русалку, – серьёзно ответила она. Голос у неё был хриплый, сорванный – хорошо, если вообще когда‑нибудь восстановится. – В море жила русалка, которая ела людей. Только петь она не умела. Днём я про это не помнила, а ночью каждый раз вспоминала и зачем‑то шла на берег. Там русалка заставляла меня петь, и на пение приходили люди, а потом она их… – Мирра вдруг прерывисто вздохнула, и глаза у неё стали мокрыми. – Боже, я теперь… убийца?

– Нет, конечно нет!

Я осторожно дотронулась до её плеча – а потом решилась и вновь крепко обняла. Мирра расплакалась. Мне ужасно хотелось сделать то же самое, но я не имела права. Нужно было собираться с силами, звать Тантаэ, разбираться, что случилось с Этной…

Но дыхания отчаянно не хватало, и меня клонило в сон. Из последних сил я дёрнула за нить, ведущую Этне, в надежде, что с подругой всё в порядке, и позволила себе сползти в обморок, мысленно извинившись перед Миррой.

«Никудышная тебе попалась волшебница».

«Ксиль?..»

«Мм?»

«Я больше не слышу её».

«Кого – её?»

«Музыку. Она ушла».

Смеётся.

«Вот и славно. Наконец‑то мы остались вдвоём…»

«Ох, Ксиль…»

Пересказывать всё, что ещё случилось той ночью – долгое и неблагодарное занятие, тем более что память была ко мне милосердна и большинство подробностей не сохранила. Ярче всего запомнилось покаянное явление Этны, которая, оказывается, так разозлилась, что сбежала гулять по берегу, полностью закрывшись от меня. И как Тантаэ перенёс в свой коттедж сперва меня, а затем и Мирру, позже спокойно сообщив, что «о сёстрах Блиц можете больше не беспокоиться». Кстати, их я до конца пребывания в отеле так и не увидела.

Удивительно, но Тантаэ ни единым словом не упрекнул меня за безрассудство. Напротив, он, кажется, был весьма доволен. Благородно взяв на себя заботу о Мирре и некоторые формальные трудности, вроде вероятного общения с инквизицией, Тантаэ отправил меня спать. И позволил себе лишь маленькое замечание:

– Надеюсь, вы теперь не станете считать себя грозой Древних?

Щёки у меня заполыхали.

Если честно, именно так я про себя и думала последние пару часов.

– Я буду осторожной, правда. Честное слово!

– Хотелось бы верить, – с сомнением покачал головой князь.

Разговор о делах, разумеется, пришлось перенести на утро. Зато за поздним завтраком Тантаэ наконец‑то раскрыл свои карты и, когда я добавила свои впечатления, вдумчиво подвёл итоги.

То существо в море действительно оказалось Древним. Повадки у него были почти как у сирен – заманить песней в море, чтобы человек сам утонул, выпить его смерть. Правда, пользовалась эта «сирена» не своим голосом, а чужим, и бедная талантливая Мирра стала её инструментом. Сейчас девушка приходила в себя под присмотром кланников и готовилась к переезду в вотчину Пепла Времени.

Что же касалось того, откуда сирена, собственно, и появилась в заливе, это осталось тайной. Но после всего случившегося мы с Этной как‑то не стремились поиграть в детективов. Дальше расследованием должны были заняться люди, связанные с советом королев и шакарскими кланами.

Детям в играх взрослых места не было – и с этим ни я, ни Этна спорить не собирались.

Попутно мы узнали много интересного о Сианне.

Всё‑таки она была полукровкой – наполовину аллийкой, наполовину шакаи‑ар. Случай настолько редкий, что впору в энциклопедии заносить. Конечно, у аллийцев и шакаи‑ар общие дети появляются несколько чаще, чем у равейн и шакаи‑ар, но, как правило, такие потомки бывают чистокровными аллийцами. Но у матери Сианны аллийская кровь, вероятно, была уже изрядно разбавлена человеческой, вот и получился интересный гибрид – с совершенно натуральными розовыми волосами и спящими вот уже полвека регенами.

Жила Сианна в резиденции Пепельного клана и выполняла по просьбе Тантаэ разные деликатные задания, которые нельзя было поручить ни слабому человеку, ни сильному шакаи‑ар, чьё происхождение не спрячешь никакой маскировкой. В данном случае служба состояла в том, чтобы ненавязчиво следить за нами и направлять наши мысли в нужное русло – чтобы обедать не забывали, не гуляли одни, спать ложились пораньше… И раньше времени не совались к местной «сирене». Поисковая сеть Сианне была не страшна – когда регены «спят», их даже не всякий целитель в лаборатории обнаружить сможет, что уж говорить о равейне‑недоучке! А когда Тантаэ решил сам заняться нашей охраной, Сианна тихо отошла в сторону, изобразив влюблённость в «приятеля по работе» – разумеется, ещё одного кланника из свиты Тантаэ.

Остаток отдыха пролетел безмятежно. После загадочного исчезновения сестёр Блиц в нашем распоряжении оказался целый пятиместный номер. Что же касалось Тантаэ, то он пробыл с нами почти до самого конца.

О Максимилиане мы говорили каждый вечер, но теперь я избегала задавать личные вопросы. В основном выясняла, как и когда его ранили, каким образом протекают приступы, как проходит ремиссия и прочее. Тантаэ охотно делился сведениями, а я не менее охотно их записывала, надеясь, что они помогут мне и Дэриэллу разобраться с противоядием.

Одна из последних бесед запомнилась особенно.

– Ты сама будешь заниматься разработкой лекарства? – поинтересовался Тантаэ.

– Нет, – рассмеялась я. – Куда мне одной. Есть один целитель…

И я попыталась описать Дэриэлла и его многочисленные таланты.

Тантаэ поначалу слушал мой сбивчивый рассказ, а потом попросил хорошенько припомнить внешность и характер целителя, а он уж лучше сам считает воспоминания. Сеанс чтения длился недолго, но судя по выражению лица Тантаэ, был весьма продуктивным.

– Знаете, Найта, – осторожно начал Пепельный князь, – если уважаемый целитель Дэриэлл эм‑Ллиамат и будет принимать участие в эксперименте, то настоятельно советую ему делать это на расстоянии от Максимилиана.

– Это почему же ещё? – недоверчиво переспросила я.

Тантаэ помедлил с ответом и продолжил с большой неохотой, словно сомневался, стоит ли мне вообще знать о том, что он хочет сказать.

– У меня есть подозрения, практически уверенность, что Дэриэлл почти наверняка окажется в сфере интересов Ксиля. И, зная его характер, могу совершенно точно сказать, что ничего хорошего целителю этот интерес не принесёт. Просто поверьте мне на слово.

Я спорить не стала – да и не поняла толком, что имеет в виду Тантаэ. А когда попросила пояснить, он ответил коротко и туманно:

«Шакарские особенности восприятия».

Это означало конец разговора.

Оставшаяся неделя до отъезда пролетела незаметно. Мы с Этной много загорали, купались, объедались деликатесами в столовой и ходили на экскурсии – отдыхали. В последние несколько дней я активно взялась за зубрёжку, штудируя энциклопедии по ботанике и пособия по алхимии. До экзаменов в Академию оставался всего месяц, а я ещё даже не придумала, чем удивить экзаменаторов.

Накануне отъезда мы с Этной решили устроить себе небольшой праздник. Набрали фруктов, сладостей и пошли ночью на пирс. Ничего не делали – просто лениво валялись на досках, поглощали вкусности и слушали пение Мирры на пляже – Тантаэ настоял на том, чтобы она переборола свой страх и начала петь на следующий же день. Какими способами Мирре вернули голос, я предпочитала не думать, но судя по тому, как легко девушка дала согласие переехать в Пепельный клан – ничего плохого ей не сделали.

Когда мы уже собрались уходить, Мирра вдруг отложила в сторону гитару, догнала меня и схватила за рукав:

– Вы ведь завтра уезжаете?

– Скорее, уже сегодня, – хмыкнула я, глядя в небо.

Мирра улыбнулась:

– Тогда возьми это, – и протянула мне небольшой свёрток. От него ощутимо веяло магией. – Я только вчера вспомнила о нём. Понимаете, ещё в прошлом году, до того, как русалка появилась, ко мне после выступления подошёл один мужчина… такой серьёзный, на профессора больше похож… отдал мне красивую подвеску. Сказал, что в благодарность за красивое пение. Я ещё тогда подумала, что она волшебная. И когда вчера наткнулась на неё, то хотела сначала отдать господину Тантаэ, а потом решила, что раз ты волшебница, то она тебе лучше подойдёт.

Я поблагодарила девушку и сунула свёрток в карман. Мирра махнула рукой и вернулась к слушателям.

Вспомнила о свёртке я только тогда, когда самолёт уже взлетел. Достала, полюбовалась на коричневую бумагу – и замерла.

– Ну же, разворачивай, – поторопила меня Этна.

Я послушно разодрала хрупкую упаковку. На моей ладони оказался небольшой круглый амулет, источавший странную магию. Спереди был выгравирован слепой глаз, вписанный в треугольник, в обрамлении оливковой ветви и молний. На обратной стороне был нарисован значок «контроль».

Значит, всё‑таки Орден…

– Не думай об этом, – решительно отобрала медальон Этна и спрятала его в сумку. – Дома отдадим эстиль Элен, пусть они с Советом разбираются. Ты уже в этой песне свою партию спела, дай и другим поразвлечься.

– Даже и не собиралась думать, – обиженно надулась я и закрыла глаза, изображая дрёму.

Что‑то мне подсказывало, что это была не последняя моя «песня».